7 страница. Это было доволъно давно, а теперь заканчивался теплый еще сентябрь

Это было доволъно давно, а теперь заканчивался теплый еще сентябрь, и одетая в светлый плащ Зоечка шла к Семёну Ильичу домой, не позвонив ему и не предупредив о своем визите. Она шла к нему, потому что не могла не прийти. А я снял все ограничения на этот ее приход - хотя мог бы сломать ей по дороге каблук или оборвать поводок у собаки, гуляющей во дворе с хозяином и норовящей цапнуть кого-нибудь из прохожих за ногу. Я знал, что Зоечка несет к Журавлеву не научные тезисы, а свою любовь, переполнившую все ее молодое существо до краев, и остановить ее на этом пути никто не сможет. Сила ее решения была выше моих возможностей.

Но я не потому не стал ей препятствовать, что убедился в полной невозможности помешать Зое. Слово «невозможно» вообще отсутствует в лексиконе у ангелов: мы находим любое решение, в том числе и там, где его как будто нет. Мы можем, если потребуется, изменить даже принцип тяготения, создав аномальную зону - навсегда или на время: пускай потом ученые разбираются с возникшим феноменом. Мы можем превратить вашу смерть в летаргический сон и оживить спустя долгое время. Мы, ангелы, многое можем.

Я пропустил Зою к Семену Ильичу домой потому, что в это же время там находилась Ирина Петровна, которую он теперь про себя называл, как и все близкие ее знакомые, Ирэн. Они уже выпили коньяка, и Семен Ильич точно знал, что делает, когда без особых церемоний привлек ее к себе.

Зоя, одетая в светлый плащ, двигалась сквозь краски ранней осени по направлению к ним, и мне казалось, что я нашел наиболее приемлемый выход из сложной ситуации, в которую попали все участники событий. Зоя должна была получить болевой шок, дававший мне как минимум неделю передышки в ее контактах с Семеном Ильичом. В свою очередь, он, после предстоящей некрасивой сцены должен был надолго отстраниться от Зоечки и не вести с ней никаких научных бесед, ограничиваясь сухими, официальными репликами. Ирина Петровна интересовала меня в данном вопросе лишь как малозначимый элемент сексуального плана.

Все складывалось должным образом, и ситуация близилась к завершению. Зоя вошла в парадную дома, где жил Семен Ильич, и, минуя площадку за площадкой, стала подниматься к дверям его квартиры.

Я ждал, и она поднесла палец к круглой кнопке звонка возле двери. Ее ангел находился неподалеку. Когда вы кого-то любите, не нужно спрашивать у ангела, как вам быть. Решайте все сами.

Зоя нажала на кнопку, и в квартире у Семена Ильича раздался звонок.

VIII

Осень – это не время года, а состояние души.

Давно позади весна, о которой вспоминается теперь с улыбкой.

Закончился сумасшедший сумбур лета: июль, хлынув, оставляет на песке полустертые следы, и мы понимаем, как хорошо бывает, когда удается хоть ненадолго вновь стать молодыми.

Еще не наступила пора холодных и жестоких разговоров, свойственных зиме, когда заведомо обнажается все то, что можно было бы, наверное, в иное время завуалировать, обойти, счесть второстепенным. Зима - это время не прикрытых милосердием истин, каждая из которых может ранить навек жизнь. Зимой мы безжалостно сводим счеты с обстоятельствами, которые находятся внутри нас самих, но эти времена еще впереди, потому что на дворе - осень.

Осень смягчает сердце неявной грустью, позволяя определить, кого же мы действительно любим. В эту пору начавшихся холодов нас тянет к человеку, на которого обращена наша любовь, или своей семье и близким, когда вечером хочется вместе погреться у потрескивающей печки, прижавшись друг к другу плечами и глядя на огонь.

И если положить на одну чашу весов те горечи, обиды, которые несет нам жизнь, а на другую - такой вот тихий вечер вместе с близкими, становится понятно, насколько больше для нас значит просто человеческое тепло.

Осенью проявляется наше истинное отношение к миру, когда очевидным представляется, что же оставим после себя: детей, которых сумели воспитать и направить на верный путь; дело, в которое вложили свой труд; любовь, отданную тем, чьи имена мы часто повторяем во сне, - не всегда вспоминая об этом утром. Вот почему именно осенью следует прислушиваться к собственной душе, чтобы отличить главное от второстепенного. В иные времена ответов на данные самому себе вопросы можно и не услышать.

Прежде чем нажать на кнопку звонка в квартире Семена Ильича, Зоечка долго и мучительно взвешивала все последствия такого шага. Случаются минуты, когда человек определяет для себя, кто же собственно, такой,- в соответствии с этим и жизнь его приобретает новый импульс и направление. Кто он такой - по самому большому счету: хозяин ли он собственной судьбы, или существо, зависящее от силы внешних обстоятельств? Достоинство каждого - это сторож, который не имеет, права дремать, поскольку охраняет саму жизнь. В этом смысле осознание собственной значимости становится той точкой опоры, которая позволяет перевернуть мир и заставить его работать на человека.

Переодеваясь у себя в комнате, Зоя видела в зеркале красивую, полную жизни молодую женщину, привлекательность которой не вызывала сомнений.

Но главное заключалось в той энергетике, которая обращена была на весь этот огромный прекрасный мир: цветы, зеленеющие на подоконнике, секретер с бумагами - свидетеля интереснейшего научного феномена и, конечно, на самого Семена Ильича. При одном лишь предощущении их сближения у Зои останавливалось дыхание и мгновенно пересыхали губы.

В ту минуту, когда такая волна накатила на Зою снова, она вдруг поняла, что из робкой девушки, которой была всего лишь месяца два назад, превратилась во взрослую, осознающую свою силу женщину. Зоя приостановилась ненадолго, стараясь свыкнуться с новым для себя ощущением и, заглянув в потаенную глубь души, в последний раз задала себе вопрос: нужно ли ей сейчас идти к Семену Ильичу?

Она еще не успела закончить вопрос, когда какой-то механический голос громко и отчетливо произнес:

- Да.

У голоса не было модуляций, он просто сообщил ей ответ в утвердительной форме. Зоя вздрогнула и обернулась, хотя прекрасно понимала, что, кроме нее, в комнате никого нет.

- Значит, так тому и быть, - вздохнув, решила она окончательно и почувствовала, как ее слегка трясет от внутреннего напряжения. Тщательно сделав макияж, Зоя достала из шкафа коробку с туфлями на высоком каблуке, которые носила только по праздникам, и надела их прямо в комнате.

Мать, увидев, как Зоя в прихожей снимает с вешалки легкий плащ, оценила с улыбкой ее внешние данные:

- Красавица!

- Да еще и умная какая, в тон ей со смехом ответила Зоечка, затягивая пояс на своей осиной талии.

- Кабы от ума-то счастья прибавилось, — вздохнула мать, собираясь на кухню. - Давай, дочка, лови своего журавля.

Нарочно она так сказала или оговорилась, разбираться было некогда. Зоя вышла из парадной прямо в распахнувшуюся навстречу ей осень и медленно двинулась навстречу собственной судьбе.

Погода была безветренной и мягкой, и Зоя шла, намеренно оттягивая миг появления Журавлева. Она прекрасно понимала, чем все это может закончиться. Если сейчас ее надежды на счастье имели призрачный, гипотетический, в какой-то степени реальный характер, то после всего, что могло произойти, шансы на подобный исход грозили исчезнуть вовсе. После того как она, Зоя, переступит порог дома, куда сейчас направляется, - чем бы это ни обернулось, наступившие изменения будут носить необратимый характер.

Зоя в полной мере осознавала происходившее и все-таки шла к Семену Ильичу. Шла потому что за последние месяцы поняла, что такое любовь, и от этого стала чувствовать себя по-настоящему красивой. Глядя не только на себя, но и вглубь себя, она видела теперь не того гадкого утенка длинным носом, каким была еще год назад, а девушку с ярко светящимися глазами и набухшим для поцелуев ртом. Если раньше, когда Зоечка не ощущала в себе любви, а испытывала только мучительную жалость к Семену Ильичу, перемешанную с безмерным уважением к его гениальны способностям, которые не получали должного признания, хотя очевидны были для всех; когда Зоечка тайком пришивала оторванную вешалку к халату Семена Ильича, а он потом не мог вспомнить, была ли вообще вешалка оторвана; когда она до слез сочувствовала ему, одновременно преклоняясь перед чудом предвидения, которым обладал Журавлев, - ей не приходило в голову, что ее можно по-настоящему любить.

У нее, по сути, не было опыта в этом чувстве. В пору юности, как и все девочки, она влюблялась, стесняясь происходивших с ней перемен. Став постарше, Зоечка, почувствовала потребность в близости и встречалась с молодыми людьми, так и не ощутив в себе по-настоящему ни голода по мужскому естеству, ни чувства насыщения этого голода. Все время Зоечка ждала неясно чего, а потом, разобравшись, поняла: она ждала от себя самой той дикой, взрывной потребности принадлежать кому-то целиком, которая оказалась бы сильнее любых обстоятельств и условностей. Потребность эту она готова была отождествить одновременно и с любовью, и с похотью, и с страстью, с материнской заботой и с умиротворенным чувством состоявшейся судьбы. Достаточно было, как ей думалось вначале, чтобы ее полюбили, родив в самой Зоечке цепную реакцию, которая, в свою очередь, поднимала другого человека на восходящих потоках. Казалось, что мужчина должен был сыграть здесь лишь роль стимула и катализатора, потому что той энергии любви, которая таилась в Зоечкином существе, с избытком хватило бы на них обоих. Но теперь становилось ясно, что в обмен на свои чувства она хотела бы получить подобный ответ и от мужчины, чье высокое предназначение в жизни оправдывало бы ее, Зоину, любовь к нему. Когда Зоечка год назад поняла, что существо, которое ходит по институтскому коридору, опустив плечи; мужчина, чьи мятые брюки и пиджак со старыми пятнами свидетельствуют о полном невнимании к нему женщин; тот, чьи потухшие глаза загораются каким-то внутренним светом, только когда он говорит о науке, - Семен Ильич Журавлев, ее номинальный научный руководитель, - настоящий гений, тогда с ней как раз и произошел совершенно замечательный случай.

Зоечка жила с родителями. Это были обыкновенные люди, переживавшие по поводу того, что она ни с кем не встречается, не красит ресниц и вообще не собирается замуж. Когда Зоечка сообщила, что хочет в течение трех лет написать диссертацию, мать только горестно вздохнула, похоронив надежды на скорую свадьбу.

На следующий день Зоечка имела первую серьезную беседу с Журавлевым по теме своей будущей работы. Она готовилась к разговору обстоятельно, но после первых же вопросов, бегло заданных Семеном Ильичом по тематике исследований, почувствовала себя полной идиоткой. Он поворачивал проблему так и эдак, обозначая разные подходы, порой вовсе не связанные с генетикой. Он заимствовал примеры из электроники и нейрофизиологии, легко оперировал представлениями из теории управления, привлекал знания по физике и коллоидной химии. Что касается генома, тут он моделировал процессы прямо по ходу, поясняя оторопевшей девушке, что совместное действие нескольких факторов приводит к эффекту, вовсе не тождественному сумме этих факторов, а вызывающему некое новое качество.

Зоечка слушала и ей хотелось плакать от собственной глупости. Она почти ничего не понимала. Выйдя от Семена Ильича, она отправилась к себе и попыталась вспомнить хотя бы частично, о чем же шла речь. Это ей удалось менее чем наполовину, и с тех пор Зоечка без блокнота к Семену Ильичу не подходила.

Вечером, спускаясь в метро по эскалатору, Зоечка прямо под ногами увидела кошелек: Черный, кожаный, словно лоснящийся от набитых в него купюр, он лежал там, где, очевидно, выпал из чьего-то кармана. Зоечка наклонилась и подняла его, опасаясь, что прямо сейчас на нее набросятся с криком: «Воровка!».

Сойдя вниз на платформу, она, держа кошелек на виду, остановилась так, что если бы хозяин вернулся и принялся его искать, он наверняка заметил бы пропажу в руках у явно чего-то ожидающей худенькой высокой девушки. Никто не пришел. Зоечка честно простояла пятнадцать минут, потом положила находку к себе в сумку и отправилась домой.

Дома она открыла кошелек. Ни визитки, ни иных обозначений личности владельца там не было - зато оба отделения действительно оказались набиты деньгами. Денег было столько, сколько Зоечка не могла бы заработать за целый год в лаборатории. Теперь можно было наконец купить новый телевизор, «стенку» вместо старого шкафа, зимнее пальто маме, теплую шапку отцу и легкую дубленку себе на зиму, поскольку шубка из искусственного меха, как ни скрывай, местами все-таки вытерлась. Семья жила небогато, и подарок судьбы оказался весьма кстати.

Мать еще не вернулась из магазина, поэтому отец первым узнал о новости. По привычке он сделал вид, будто никакое событие не должно производить на мужчину видимого впечатления. Усевшись в гостиной за стол и пересчитав деньги, он снял очки, степенно разгладил небольшие усы и сдержанно улыбнулся, обращаясь к Зоечке:

- У тебя сегодня, вспомни, никаких других приключений не было?

Зоечка, которая только что прыгала на одной ноге по комнате от радости, в недоумении приостановилась:

- Да вроде бы нет…

- На работе или по дороге, - продолжал настаивать отец, - вспоминай-ка! Чем сегодняшний день отличался от обычных?

- Вроде все как всегда, - пожала Зоечка плечами. - С утра тему научную обсуждала с Журавлевым, потом рефераты готовила. Хотя...

- Вот, вот, - поднял отец палец, - давай свое «хотя».

- Понимаешь, - задумчиво сообщила Зоечка, — мне сегодня одна серьезная мысль пришла в голову по теме диссертации: Журавлев ее подсказал. Касается она карты генетических заболеваний, ну и все в таком духе. Буду прорабатывать, может, что и получится.

- Эх ты, - пожурил ее отец, - не понимаешь ничего! Тебе знак подали, что в самую точку попала со своими генами. Кабы такие знаки почаще, - засмеялся он, - так и жили бы в Сочи! А может, это насчет твоего Журавлева подсказка пришла. Он женат?

- Опять ты за свое! - возмутилась Зоечка, но потом посмотрела на отца и отчего-то задумалась. В тот вечер она все больше молчала, поскольку недавно прочла широко известную книгу бразильца Паоло Коэльо «Алхимик» и вполне понимала, каким образом появляются знаки на нужном для человека пути. Требуется только уметь разбираться, куда эти знаки ведут и к чему относятся... А Журавлев, он все-таки женат, да и намного старше Зоечки: ему сорок лет, тут и думать нею чем.

Но думать все-таки было о чем, тем более что с Журавлевым они общались постоянно, и каждое такое общение приводило девушку в интеллектуальный трепет. Потом она поймала себя на том, что во время разговора рассматривает его пальцы и представляет, как Журавлев гладит этими пальцами ее соски. Соски мгновенно набухли, стали твердыми, и Зоечка мучительно покраснела, словно ее поймали за неприличным занятием.

- Ты меня слушаешь?- спросил Журавлев.

- Конечно, - ответила Зоечка.

Она к тому времени знала про его личную жизнь все: и о сыне, намеревавшемся жениться, но не имеющем денег на свадьбу; и о жене Валентине Ивановне, женщине тяжелого характера и усредненной внешности, не считавшей нужным сдерживать эмоции, когда он приносил домой свою мизерную зарплату. Однажды Семен Ильич пришел на работу в носках разного цвета, и Зоечка почти неделю переживала всю ту неустроенность, которая просматривалась в его жизни.

Зоечка уже входила в преддверие любви, но не осознавала этого. Ей казалось, что она просто сочувствует талантливому и непонятому человеку, который каждый день, вобрав голову в плечи, чтобы казаться ниже и неприметней, собирает свой портфель, вешает на крючок белый лабораторный халат и выскальзывает из дверей института. Зоечка несколько раз шла за ним: Семен Ильич жил не очень далеко и всегда добирался домой пешком, почти не меняя маршрута.

Когда он явился из Москвы совершенно другим, Зоя даже не стала себя спрашивать, что же с ним в столице произошло. Она внезапно провалилась в то состояние, которое без разбора поглощает все прочие чувства, эмоции и мысли. Когда Семен Ильич прошел мимо нее по коридору, благоухая мужским парфюмом высшего качества, она наконец поняла, что же означает - хотеть мужчину. Ей сдавило горло, глаза заволокло туманом, а душа в невыразимо-прекрасном порыве объяла все, что связано было с Семеном Ильичом, не желая выпускать его из этих объятий. Зоечка осталась стоять где была, а он прошел мимо, словно океанский лайнер вблизи маленькой лодочки, и ее еще долго качало на поднятых им волнах.

Тогда Зоечка и приняла решение, касавшееся всей ее судьбы, тем более что, по слухам, Семен Ильич ушел от жены. Слухи быстро подтвердились, но изменений в отношениях между ним и Зоечкой не произошло. Напрасно она коротко постриглась, модно приоделась, собственноручно подбирая модели платьев, и легко создавая их для себя. Да и вообще, она стала вести себя намного естественней, чем прежде, - справедливо полагая, что раз он стал другим человеком, то и она имеет право строить свое поведение по-новому. Но Семен Ильич ничего не замечал: он не сделал ей ни одного комплимента, даже дежурного. Зоечка оставалась ему безразлична.

Между тем Зоя совершенно по-новому стала относиться к той информации, которую обрабатывала, составляя для Семена Ильича рефераты. Когда выяснилось, что он упустил из виду целый спектр исследований, касающихся полевой компоненты ДНК, Зоя два месяца потратила на то, чтобы собрать доказательства, прежде чем решилась на разговор. Теперь она была твердо уверена, что направление исследований нужно развернуть в иную сторону, оставив предыдущий этап другим разработчикам. Она чувствовала себя в силах убедить Журавлева, а затем сделать этот глобальный научный поворот вместе с ним.

Но в личном плане создавшаяся ситуация не могла длиться вечно. Любовь, переполнявшая Зою, требовала выхода. Семен Ильич перебрался на новую квартиру и перевез туда свои вещи. Был смысл появиться там и помочь ему привести жилье в порядок.

Зоя шла по шуршащим листьям, приближая решающее мгновение собственной судьбы. Вспомнился кошелек, найденный после разговора с Журавлевым; теперь было ясно, что ей указали на контакт е этим человеком, дали знак свыше, пояснив, что на этом пути ее ждет награда. Зою била дрожь. Как пройдет встреча, она даже загадывать не могла; все должно было случиться само собой и закончиться очень хорошо.

Семен Ильич в этот момент лежал в постели с Ирэн. Именно об этом он мечтал, разглядывая в юности тот журнальчик с глянцевыми фотографиями. Ирэн, конечно, и не подозревала, что олицетворяла собой сексуальные фантазии Семена Ильича, - и хорошо, что не подозревала, поскольку всегда и очень точно пользовалась слабыми сторонами партнера, чтобы исподволь им манипулировать. Но и для нее произошедшее только что с Семеном Ильичом, его по-хозяйски мужское обращение, не оставлявшее иного выбора, кроме получения дикого, необузданного удовольствия, было подарком - особенно после долгих изнурительных месяцев, проведенных с престарелым заведующим отделом. Она уже забыла, когда испытывала провал в сознании, подобный сегодняшнему.

Она не успела еще прийти в себя от случившегося головокружения, как Семен Ильич начал все заново. Казалось, земля вертится волчком, потому что коньяк, вожделение, не остывшая еще и снова вскипевшая плоть заставили их обоих вывернуться наизнанку. Когда все закончилось, оба лежали на полу, и она поняла, что с этим невероятным мужским феноменом даже извращения покажутся сладкими. Они лежали, все еще судорожно дыша, мокрые от пота, и не было сил расцепить переплетенные руки и ноги. Копна ее каштановых волос спуталась и разметалась, а глаза, когда Ирэн попыталась их открыть, никак не могли поймать в фокус перевернутое изображение предметов в комнате.

Пожалуй, таких ощущений она вообще не испытывала в своей достаточно богатой событиями женской судьбе. Появившись в этой квартире, Ирэн, конечно, понимала, зачем ее пригласили, и готова была принять по ходу действия то или иное решение. Но после всего, что здесь с ней сотворили в течение какого-то часа, становилось ясно, что она согласна поступиться очень многим лишь бы сохраните доступ к этому человеку, лежавшему с ней в обнимку на правах хозяина. |

Жизненный опыт подсказывал Ирэн, что нужно было пойти и приготовить кофе, чтобы затем подать его Семену Ильичу в постель. Мужчины любят, когда за ними ухаживают красивые женщины. Но сил на это не было и единственное, на что их еще хватило, это улечься вниз лицом на широкой кровати и, уткнувшись в подушку, промурлыкать что-то невнятное. По всему телу у Ирэн разливалось такое блаженство, что она позволила себе взять небольшой тайм-аут. Никуда Семен Ильич не денется, решила она, - не в том смысле, что может исчезнуть конкретно сейчас, а в более общем плане. Иметь такого замечательного любовника ей еще не доводилось. Кстати, пришла ей мысль: не этого ли кандидата искала она для себя все последнее время? Правда, Журавлев пока не имеет даже научных степеней, но, говорят, очень перспективен... Отчего бы и нет? Жизнь подбрасывает возможности, которые нужно ловить на лету. В конце концов, не она ведь его сюда пригласила, так что стоит, пожалуй, закрепить контакт... Бр-р, до чего хорошо, аж мороз по коже.

Семен Ильич отправился в ванную, принял душ и, накинув банный махровый халат купленный недавно, решил сам чего-нибудь приготовить. В холодильнике припасены были полуфабрикаты - поставь их в микроволновку, и ужин на столе.

Тело испытывало блаженство, душа пела о сбывшейся эротической мечте. Совершенно не хотелось думать, что же делать с Ириной Петровна дальше. Не требовалось большого труда и времени, чтобы понять уровень ее притязаний - не только относительно него конкретно, но и самом общем плане. Семен Ильич разбирался в женщинах и в силу собственного опыта, и потому, что теперь слышал иногда металлический голос, отвечавший на заданные им вопросы. Впечатление, которое у него сложилось от предыдущих встреч с Ирэн, полностью совпадало с суждениями ангела.

Как бы ни обстояло дело, в постели Ирэн оказалась не просто хороша - изумительна! Об этом приятно было вспоминать, доставая из холодильника припасы, чтобы приготовить ужин на двоих. Семен Ильич даже начал что-то напевать себе под нос, и в этот момент знакомый механический голос без модуляций сообщил:

- Приготовься.

- К чему? - удивился Семен Ильич.

- Женщина на лестнице за дверью, - ответил голос.

Семен Ильич успел поправить халат, и в этот момент в дверь позвонили.

- Кто там? - скорее по привычке, чем всерьез интересуясь, спросил он, протягивая руку к замку. Прежде чем раздался ответ, Семен Ильич уже распахнул дверь. На пороге стояла Зоя.

Он, хоть и был только что предупрежден, но ждал чего угодно, только не ее появления. Первой его мыслью было: что-то случилось на работе. Вне этого контекста он Зоечку почти не воспринимал. Поэтому, не вникая в детали, он отступил, пропуская девушку в прихожую, и предложил:

- Раздевайся, проходи.

Зоя сняла плащ и осталась в оттеняющем достоинства фигуры платье. Скинув туфли, она всунула ноги в стоящие под вешалкой тапочки и двинулась вслед за Семеном Ильичом. Она услышала, что в комнате кто-то есть, и с присущей женщинам интуицией сделала совершение правильный вывод. С удивлением Зоя отметила, что вывод этот оставил ее равнодушной, поскольку не имел ничего общего с тем, что сейчас происходило с ней самой и ради чего она здесь появилась.

Не успела Зоя сделать двух шагов, когда из спальни, обернутая в простыню, с разметавшимися по плечам длинными каштановыми волосами, появилась Ирэн. Они с Зоей посмотрели друг н. друга.

- Здравствуйте, - словно ничего особенного в этой встрече не было, первой нарушила молчание Ирина Петровна.

- Добрый вечер, - вполне хладнокровно отреагировала Зоя. Если бы ей еще вчера сказали, что она попадет в такую ситуацию, все у нее внутри перевернулось бы от ужаса. Теперь она лишь чуть наклонила голову и, обращаясь к Семену Ильичу, спросила: - Сюда?

Тот жестом показал в сторону кухни: заходи, дескать. Пропустив Зою вперед, он развел руками в сторону Ирэн: «Извини, это ненадолго», - и закрыл двери, усаживая девушку за стол напротив себя.

- Что у нас там произошло?.

Зоечка подумала секунду, подняла на него светлые, полные неба глаза и сказала спокойно и от этого очень серьезно:

- Я люблю Вас, Семен Ильич, и хочу с Вами жить всегда.

Журавлев сидел и смотрел на девушку. Слов у него не было.

- Понимаете, — сказала она, — это не прихоть. Я стану ухаживать за Вами, помогать на работе, следить за домом. Я окажусь Вашими руками и глазами. Вам, Семен Ильич, останется только делать то, что получается у Вас совершенно гениально. Поверьте, здесь, - она показала на свое сердце - только помощь, забота и любовь. А такие, как Ирина Петровна - они приходят и уходят, сами знаете.

Семен Ильич понемногу пришел в себя.

- Ты соображаешь, что несешь? – осведомился он достаточно грубо. - Ты вообще понимаешь, куда пришла и что тебе можно, а что нет?

- Конечно, понимаю, - не меняя выражения лица, сказала Зоя. - Не первый же день и не первый месяц я о Вас думаю. Это уже целый год длится... Если человек любит, он на много имеет право, потому что желает добра. Вот почему я к Вам пришла. Нужно, чтобы Вы знали.

Семен Ильич, молча сидел на стуле и понимал, что все, сказанное Зоей, является правдой о начала до конца - именно потому, что ничего подобного в обычной жизни он и представить себе не мог. Он мучительно соображал, что же ему сделать, какие найти слова, - и неожиданно услышал голос без модуляций, который сказал:

- Ничего сейчас не решай.

Это и было наилучшим выходом из ситуации.

- Зря ты так про Ирину Петровну, - упрекнул Семен Ильич девушку.

Та пожала плечами:

- Вы, по-моему, и сами все знаете.

Девушка не сделада ни единого жеста, но все, что между ними могло бы случиться, заключено было в тонких чертах ее лица и в этих глазах, которые понимали и любили в Семене Ильиче все лучшее, что в нем было.

- Я пойду, - все так же не двигаясь сказала Зоя. - Если можно, я возьму на десять дней отпуск за свой счет, уеду отдохнуть. А когда вернусь, то напомню Вам об одном обещании, которое Вы мне дали, но, видимо, забыли.

- Каком обещании? - оторопело спросил Семен Ильич.

- Год назад Вы сказали, что если где-нибудь в мире создадут фабрику по производству трансгенных кроликов, Вы отведете меня в ресторан. Тех кроликов, в молоке которых получают антитела для человека.

- И что, создали?

- С Вас причитается!

- Согласен...

Они, словно заговорщики, подмигнули друг другу, и Семен Ильич проводил Зою в прихожую. Девушка снова надела туфли на высоких каблуках, набросила плащ и, совершенно иначе, чем несколькими днями раньше, когда она разве что не заикалась в присутствии Семена Ильича, сказала ему:

- Я очень надеюсь на нашу новую встречу.

Это были слова женщины, обращавшейся к равному с ней по статусу существу мужского пола - раз уж Господь наградил каждого из них своими достоинствами.

Семен Ильич поднял ладонь, прощаясь, и Зоя шагнула за порог. Он закрыл дверь и еще некоторое время слышал ее шаги по лестнице внизу.

- Проводил? - появляясь из ванной, спросила Ирэн. - Чего это она домой к тебе заявилась?

- Об отпуске просила, - ответил Семен Ильич. - Я разрешил... Давай перекусим, что ли.

- Да и выпить бы не мешало, - внимательно поглядев на Журавлева, предложила Ирэн. - На тебе просто лица нет.

- Действительно, давай выпьем, - согласился он. - Иногда это помогает.

Они выпили, и это помогло.

IX

Стояли декабрьские морозы, но в квартире было тепло.

С вечера Семен Ильич пытался поймать то состояние, которое раньше называл «связью через канал». Он держался за лоб двумя руками, поставив локти на стол и закрыв глаза, но, кроме глухой темноты никаких ощущений не приходило. Семен Ильич попытался использовать технические приемы, подсказанные ему профессором, но и это ни к чему не привело. В довершение у него разболелась голова, и он, обессиленный, отправился под душ.

Он не знал, что делать с той новой информацией, которую получил благодаря изысканиям Зои. Действительно, выходило так, что в десятках лабораторий мира почти одновременно обнаружили эффект, по своей значимости равный модели Уотсона и Крика с их спиралевидной структурой ДНК. Заключался этот эффект в том, что когда сквозь пробирку с ДНК пропускали лазерный луч, а затем анализировали полученный спектр, то получали вполне адекватную информацию о структуре самой ДНК. Но далее начинались парадоксы. Пробирку убирали пропускали луч сквозь пустое пространство, где она только что находилась, и получали ту же самую спектрограмму, что и в то время, когда пробирка была на месте! Пространство словно оказывалось закодированным и вело себя так, будто ДНК все еще преломляла на себе луч лазера. Фантом заменял собою физическую субстанцию и поддавался измерению.

Поскольку дело касалось повторяемых экспериментов со вполне четкими физическими характеристиками, оставалось признать, что наука столкнулась с полями неизвестной природы. Фантомы, о которых шла речь, теперь считывались, кодировались, после чего экспериментатоы начали подавать такую информацию на иные биологические объекты.

Именно этим способом научились вылечивать диабет у крыс. Вначале убивали у животных бета-клетки, отвечающие в поджелудочной железе за выработку инсулина. Как следствие, начинался безудержный рост сахара в крови. Тогда в луче лазера выдерживали поджелудочную железу, извлеченную из нормального животного, и облучали таким «заряженным» лучом больных крыс. Через неделю те полностью выздоравливали, чего никогда не встречалось в контрольной группе: там умирали все сто процентов животных.

Дата добавления: 2015-08-20