5 страница. Замминистра молчал, что-то соображая.

Замминистра молчал, что-то соображая.

- Понял, - сказал он наконец. - Ну, а больницу эту вы за собой готовы оставить?

- Готов, - как о само собой разумеющемся, откликнулся врач. - Только заранее предупреждаю: я ее превращу в филиал московской клиники, чтобы студентов здесь обкатывать. Если найдете средства, сам начну здесь лучших специалистов выращивать и стажировать.

-. В порядке эксперимента вполне можно устроить, - согласился замминистра. - У вас, конечно, все это на бумаге уже изложено. Писали, наверное, в Москву?

- Писал, конечно: даже лично вам. И с вашей резолюцией обратно все это получил, - нарочито спокойно сообщил врач. - Резолюция такая: «Отказать». Это все равно как если бы вы вчера поступили ко мне в приемный покой, а я вам вынес свою резолюцию: конкретно этому пострадавшему помощи не оказывать. Мило звучит?

- Мило, выдавил замминистра. - Вы мне обезболивающего дайте, а то наркоз отходит... ощущения поганые. Об остальном, считайте, договорились.

Врач кивнул, поднялся и вышел из патлаты, чтобы отдать распоряжения...

Заместитель министра назавтра все-таки счел нужным перебраться в Москву, поближе к дому.

- Родственники настаивают, - извинился он. - Но мы с вами, Иван Петрович, сделаем вот что: пока я нахожусь на реабилитации, переезжайте-ка вы на время в столицу. Начнем понемногу оформлять все, что здесь нарешали, - касательно вашей больницы и прочего: по кабинетам вам ходьбы предстоит достаточно. А заодно и за мной присмотрите... идет?

Иван Петрович думал недолго и вскоре очутился в Москве, приступив к методической осаде чиновничьих бастионов. Даже при той поддержке, которую ему оказал замминистра, продвинуть дело: стоило немыслимых усилий. Вопросы подолгу буксовали в каждой инстанции, но тем не менее дело со скрипом двигалось.

В один из вечеров, получив очередную порцию отказов и устав от проволочек, Иван Петрович шагал по центру Москвы, намереваясь уже отправиться в гостиницу и там поужинать. Дома, в районном центре, у него оставалась жена, женщина красивая и на десять лет его моложе которую он, будучи уже известным хирургом, встретил на ее студенческой практике. Девушка тогда заканчивала четвертый курс, была статной, высокой и носила косу толщиной в руку. Иван Петрович к своим тогдашним тридцати годам уже нахолостяковался и стремился к спокойным прелестям семейной жизни. Он применил весь свой опыт и хватку, и девушка стала его супругой: составив ему чудесную пару, - оказавшись, ко всему, еще и прекрасной хозяйкой. Работала она теперь в том же райцентре терапевтом и к настоящему моменту успела подарить ему двух очаровательных мальчишек - розовощеких и круглых, как он сам.

Он брел по вечерней, остывающей от тяжелого дня Москве, вспоминая о жене и детях, столичные прелести, включая накрашенных проституток в гостинице и налитых спесью взяточников в министерстве вгоняли его в липкую тоску, все больше заставляя скучать по дому.

Иван Петрович одет был в рубашку с галстуком и брюками, но без пиджака – вид вроде официальный, но не жарко.

- Двигаясь от Большого театра, он свернул в какой-то проулок, намереваясь срезать путь, и нос к носу столкнулся с человеком, которого сразу же узнал несмотря на то, что тот изменился самым существенным образом вместо пижона, улыбчивого и легкого на подъем, навстречу Ивану Петровичу сутулясь, двигался постаревший, неопрятного вида мужчина в мятом сером костюм Отсутствующий взгляд его скользнул по Ивану Петровичу и вдруг вспыхнул отблеском забытой радости

- Ваня!...

- Семен!

Они порывисто обнялись, не отдавая себе отчета, почему вдруг их словно что-то подтолкну, друг к другу. Произошло это у, входа в небольшой ресторанчик, и ничего не оказалось проще, чем сразу же пройти внутрь и очутиться за столиком в прохладном полумраке.

Иван Петрович заказал и поесть, и выпить. Когда официант принес графинчик холодной водки, Семён Ильич заколебался:

- Я давно не употребляю...

- Вот и хорошо, вспомнишь, как бывает, — перебил его Иван Петрович, разливая по рюмкам. — За встречу!

Через час, совершенно пьяные, они уже знали друг про друга все, вплоть до деталей.

Иван Петрович был поражен, на каком уровне решает научные проблемы Семен Ильич. Он действительно не представлял, куда зашли исследования по клонированию и чем занимался его приятель.

- Соматические мутации? – переспрашивал он. – Нулевые аллеи, геномный импринтинг? Да ты сам, Сеня, понимаешь, что тебе как специалисту равных нет?

Тот мотал головой. Они сидели за столиком рядом, обнявшись и наклонившись друг к другу. На скатерти стояли пустые тарелки и второй уже по счету графинчик водки.

- Понимаешь, - сказал Семен Ильич, - я никому не рассказывал, а тебе вот сейчас возьму и расскажу. Меня в детстве закодировали, представляешь?

Теперь настала очередь Ивана Петровича помотать головой, залысину на которой ничем уже было не скрыть.

Я раньше всякие голоса слышал, — доверительно и нетрезво продолжал сообщать Семен Ильич самую большую свою тайну. Иван Петрович слушал не перебивая и постепенно прояснил для себя картину более чем двадцатипятилетней давности. В его стальных глазах, во всем его облике читалось решение, которое теперь казалось очевидным и единственно правильным.

- Твоего гипнотизёра, Моисеева... ну, то есть Бунича, я на одном факультете встречал, - вспомнил он. – И было это как раз здесь, в Москве, только очень давно. Кабы он еще жив оказался, ему ведь уже нынче под восемьдесят... Сейчас, погоди-ка. — Иван Петрович качнулся на стуле, потянулся к висевшему у него на поясе кожаному футляру и достал мобильный телефон. - Ты только не нервничай, Сеня. Мы все устроим!

Он сделал несколько звонков. В очередной раз нажимая на кнопку, сообщил:

- Нашел твоего голубчика: здесь он, в Москве, и не помер. Тепленького возьмем!

- Ты, как всегда, будто ледокол какой-то…

Семен Ильич уже пришел в такое состояние, что мало понимал происходящее. Он не пил много лет и поэтому за всем, что сейчас с ним происходило, наблюдал словно бы со стороны – и, причем, следует сказать, с достаточной долей изумления.

В таком вот состоянии Иван Петрович и вывел его из ресторана, поддерживая под руку и усаживая в заказанное такси.

- Поехали!

Дальнейшее напоминало какой-то сон с элементами сюрреализма. Семен Ильич видел, как его подвезли к дому сталинской архитектуры на Кутузовском проспекте и оттранспортировали на пятый этаж. Лифт не работал, а тело Семена Ильича передвигалось плохо, поскольку ноги не слушались и заплетались. Основную нагрузку взял на себя Иван Петрович, действуя наподобие эвакуатора для перевозки машин. Взвалив на себя длинного приятеля, он, проявляя недюжинные атлетические способности, буквально втащил его на собственных плечах по лестнице и поставил вертикально перед дверью квартиры профессора:

- Держись, не падай.

На звонок вышел сам профессор. Семен Ильич увидел его и в ту же секунду почти протрезвел. Профессор внешне почти не изменился, так что могло показаться, будто время его законсервировало. Таким же худощавым и жилистым он выглядел четверть века назад. Лысая голова с выступающим лбом, взгляд удава из-под кустистых бровей и осанка человека, привыкшего держаться прямо, - все это создавало впечатление, будто они и не расставались. Одет профессор был в рубашку и джинсы и передвигался без видимых усилий.

- Здравствуй, Сеня, — чуть шевельнув вначале губами и оглядывая гостей с ног до головы, поздоровался он первым. — Я думал, ты ко мне раньше придешь, лет на десять... Заходите оба.

Приятели молча, почти не касаясь притолоки и стен, прошли через прихожую в кабинет.

Семен Ильич опустился напротив хозяина в мягкое старое кресло, Иван Петрович устроился поодаль. Хмель выветрился буквально на глазах, и Семен Ильич вдруг почувствовал, как давно он хотел сюда попасть.

- Раскодируйте его, — без обиняков приступил к делу Иван Петрович, обращаясь к профессору. — Лучше Вас этого все равно никто не сможет, вы же знаете. Он мне все рассказал, и про голоса свои, и про внутренний экран... В общем, нужно ему вернуть то, что забрали.

- Хуже не сделаем? — спросил профессор.

Семен Ильич, до этого молчавший, вдруг почувствовал подступающие слезы.

- Хуже-то некуда, — произнес он.

Профессор перевел взгляд и заметил, как у Семена Ильича дрожат пальцы, лежащие на коленях.

- Ладно, — согласился он, — я все сделаю как нужно: пусть он снова услышит своих ангелов. Теперь он хотя бы знать будет, что со всем этим делать... Покуда я жив, буду его вести. Но ему придется ко мне дней семь подряд походить: случай-то очень сложный.

Семен Ильич услышал все это и заплакал не сдерживаясь. Он закрывал ладонями лицо, как-то по-детски скособочившись в кресле, и всхлипывал, сотрясаясь всем телом...

За окнами квартиры шумела вечерняя, пыльная Москва, остывающая вместе с уходящие днём, - а сладкие слёзы, которых Семен Ильич не знал уже много лет, все длились и длились, просветляя душу перед тем как ей снова предстояло соединиться со своим ангелом.

VI

Покидая Москву, где он пробыл неделю, Журавлев заехал попрощаться к Ивану Петровичу в гостиницу: Тот, пожав своей крепкой ладонью руку Семену Ильичу, произнес, с удовольствием отмечая перемены во внешнем облике приятеля:

— Вижу, все получше. Насчет денег, не беспокойся с возвратом — отдашь, когда сможешь.

Семен Ильич занял у него крупную сумму, которую Иван Петрович обналичил со своей кредитной карточки, на которую поступали гонорары за уникальные операции.

- Скоро верну, - улыбнувшись, легко ответил Семен Ильич. – Наступают, знаешь ли, другие времена.

Он словно помолодел: был хорошо пострижен и одет в новый, с иголочки, костюм.

Иван Петрович помедлил, но все-таки не смог не спросить:

- Скажи, он тебе способности твои вернул? Ну, те самые…

- Это дело долгое, - ответил Семен Ильич, - но, процесс, что называется, пошел. Понемногу все, что утрачено, начнет возвращаться. Некоторые вещи сейчас получаются, но в основном фрагментарно, обрывками…

Иван Петрович напомнил:

- Профессор тебя десять лет ждал.

-Да, - кивнул Семен Ильич, - а знаешь почему? Оказывается, давно, еще перед тем, как окончательно тогда закодировать, он у меня, пацана, много чего узнал. Задавал вопросы, а я ему ответа от ангела транслировал. В том числе он спросил, увидимся ли мы с ним снова. Я сообщил что – обязательно. А когда десять лет назад у профессора жена умерла, то у него такое чувство было, будто и он вслед за ней вот-вот отправится, но встречи-то нашей ещё не произошло! С тех пор он и ждал, п6ка мы с тобой к нему не заявились.

Иван Петрович с удовольствием отметил, что у Семена Ильича плечи расправились и взгляд стал иным. Это был совсем другой человек.

- Удачи, - пожелали они друг другу и крепко обнялись..

… Резкий контраст с прежним обликом Семена Ильича после его приезда из Москвы первой заметила, конечно, Зоечка. Главное заключалось в том, что на смену уступительной мягкости в его голосе, звучавшем раньше словно бы извинительно (если только разговор не шел о конкретике исследований: там он не позволял себе соглашательства), - на смену всем этим полувопросительным интонациям пришел спокойный тон уверенного в себе человека.

Ко всему прочему, Семен Ильич появился на работе в новом, вполне современном легком костюме, а на следующий день – в другом. Облик его стал не просто иным, а совершенно неузнаваемым.

Теперь он постоянно был гладко выбрит, а волосы постриг коротко, на особый манер. В довершение всего, Семен Ильич купил новые очки, представлявшие из себя тонкую полоску стекла с позолоченной оправой. Очки он доставал из тубуса, более походившего на авторучку, а не на очечник. Все это выглядело, особенно по сравнению с тем, что было раньше, просто шикарно.

У Семена Ильича появились также великолепные белые рубашки, носки в тон костюмам, светлые кремовые туфли. Но Зоечку сразило наповал не это. Когда Журавлев, коротко поздоровавшись, прошел мимо нее по коридору, Зоечка почувствовала залах тонкого и дорогого парфюма. Томительное волнение прокатилось вдоль всего ее существа и на долгий миг заставило остановиться сердце. Девушка зашла к себе в кабинет и упала на стул возле компьютера: ноги ее не держали. С этого момента то, в чем она ни под каким предлогом не желала себе признаться, стало настолько неотвратимой реальностью, что, поняв произошедшее с ней, Зоечка побелела до цвета собственно лабораторного халата. Что теперь со всем этим делать, она не знала.

...Семен Ильич постучал в кабинет к заведующему отделом. В руках он держал папку с копией его отчета за предыдущий год. Совместно с заведующим они опубликовали более двадцати статей, в том числе в престижнейшем журнале «Доклады Академии наук», куда материалы могли представлять только действительные академики...

- Заходите, заходите, - торопливо предложил заведующий, махнув ладонью. - Вот ведь как Вы посвежели! На пользу столица-то? Звонили мне оттуда насчет вашей персоны... Крепко Вы на семинаре выступили, как говорится, не посрамили нашу школу. Я знал, кого туда посылать. Насчет диссертации тоже все в порядке, мне докладывали.

Заведующий, седой и полноватый, восседал за своим столом, Журавлев – напротив.

- Есть предложение, — коротко сказал Журавлев. — Я просмотрел итоги исследований нашей лаборатории и отдела в целом. Если двигаться такими темпами, мы навсегда увязнем в деталях. Нужно переходить к более серьезным, комплексным работам... Вы же понимаете, о чем я говорю. Заведующий все это прекрасно понимал, поэтому вздохнул с сожалением:

- Для таких дел потребуются колоссальные деньги, которых нам никто не даст. Мы и так уже сидим на шее у академии, иногда из городского бюджета подбрасывают... Со своими бы проблемами управиться.

- Это неверный подход, - спокойно возразил Семен Ильич. - Наш уровень вполне позволяет участвовать в международных проектах, вроде уотсоновского «Генома человека». Американцы вложили в эти исследования три миллиарда долларов. Работают сто пятьдесят институтов, а мы отсиживаемся, методики всякие для них придумываем... Нам нужны свои результаты!

Заведующий с удивлением, будто впервые увидев, оглядел своего сотрудника. Последние годы он не замечал этого человека. Теперь перед ним сидел хорошо одетый сорокалетний мужчина, имеющий, как выяснилось, собственное мнение - отличное от мнения заведующего.

- Подумайте пока, - продолжил Семен Ильич, - а я могу подсказать, в какую часть проекта мы легко впишемся.

- Я без Вас знаю, в какую, - внезапно раздражаясь, отрезал заведующий. - Это все, с чем Вы ко мне пришли?

- Нет, есть, одна конкретная просьба, - никак не отреагировав на повышенный тон сообщил Семен Ильич. - Я хотел бы за проделанные и завершенные мною исследования получить премию в размере годового оклада.

Воцарилась тишина.

- И где, Вы предполагаете, я должен взять эти деньги? - подчеркнуто деловым голосом осведомился заведующий. На самом деле он уже готов был взорваться. — Что-то с вами после Москвы произошло, Вы не находите?! Всегда были скромным, порядочным сотрудником, а тут - здравствуйте: амбиции появились!

Лаборатория может поучаствовать в конкурсе и выиграть грант по тематике, сходной с нашей, - по-прежнему спокойно подсказал заведующему Журавлев. - Срок подачи заявок истекает через две недели. Я готов все это оформить, с условием, что работа будет вестись под моим научным руководством... Отсюда и деньги появятся: я ведь вовсе не сказал, что они мне нужны завтра. Но в течение трех месяцев - обязательно.

Лицо у заведующего побагровело.

- Идите, - приказал он Журавлеву. - Вредно Вам со столичной публикой общаться, появляются высокие запросы!

Журавлев легко поднялся и, чуть улыбнувшись, напоследок сказал:

- Подумайте, чего будет стоить работа вашего отдела без моего участия. Практическим итогом работы окажется ноль, и Вы сами это прекрасно знаете.

Он вышел, предполагая ответную реакцию, и отправился к себе - просматривать новые рефераты, скопившиеся за время его отсутствия.

По коридору ему навстречу шла Она.

Журавлев преодолел свое привычное состояние, возникавшее каждый раз, едва он видел эту женщину, и, не доходя до нее двух шагов, поздоровался:

- Здравствуйте, Ирина Петровна!

Та не узнала прежнего Журавлева в этом элегантном мужчине, но благосклонно кивнула. На ней был светлый костюм с юбкой вполне разумной длины и небольшим разрезом, сочетавшим официальный вид с чем-то слегка порочным.

Журавлев приостановился, на секунду задержав ее внимание.

- Мне передали текст Вашего сообщения на конференции, - сказал он, - и я хотел бы обсудить его с Вами.

- Прямо сейчас? – удивилась она. – Но…

- Нет, в удобное для Вас время. Завтра, например, и лучше всего – вечером, после работы.

Он смотрел на нее спокойно и как-то по-хозяйски. Женщина испытующе глянула бездонными синими глазищами, но не почувствовала привычного по отношению к ней мужского желания.

- Простите, - с долей недоумения спросила она, - но Вы не подскажете, где мы с Вами встречались?

- Не вспоминайте, не нужно, — слегка заинтриговал он ее. — Начнем все с белого листа. Меня зовут Семен Ильич, я позвоню Вам утром, и мы договоримся по времени. Вы можете оставить мне номер своего мобильного?

Все происходило так легко и естественно, что женщина, открыв сумочку, как само собой разумеющееся протянула ему свою визитку. Он взял визитку кончиками пальцев, положил, не глядя в нагрудный карман белого халата и попрощался легким жестом руки. Он уже шел от нее, а женщина, застегивая сумочку чуть дольше, чем требовалось, стояла вполоборота — так, чтобы иметь возможность кинуть ему вслед оценивающий взгляд. По коридору уверенно и не торопясь удалялся высокий, широкоплечий, достаточно энергичный Мужчина.

Те, кто знал Ирину Петровну близко, называли ее Ирэн за манеры светской львицы. Глядя на нее, можно было подумать, что она как минимум владеет выставочной галереей. Между тем уже долго и достаточно непродуктивно Ирина Петровна пыталась пристроиться к науке и даже хотела создать некое подобие кандидатской диссертации. В тяжелых и абсолютно бесплодных усилиях на это ушло почти восемь лет. К сожалению, у Ирины Петровны обнаружилось полное отсутствие способностей. Специалисты в глаза называли ее бездарностью, но за приличный гонорар ей все-таки сляпали кое-какой текст, сшив eго, что называется, на живую нитку. Текст этот находился в стадии завершения, и все теперь зависело от заведующего отделом: он числился ее научным руководителем, договаривался с оппонентами и вел всю подготовительную работу в ученом совете.

Условия, на которых он для нее это делал, оказались самыми банальными. С учетом того правда, подходящего обстоятельства, что на старости лет заведующий еще и влюбился в эту красавицу, которая после окончания университета жила в основном тем, что меняла состоятельных любовников. Не имея ни малейшего признака божьей искры, столь необходимой ученому, Ирэн достигла совершенства в иной сфере. Об этих обстоятельствах заведующий, конечно, не знал, и вообще-то в определенных кругах об Ирэн пошла такая слава, что в свои двадцать восемь лет она уже не могла найти того, кто бы взялся содержать ее постоянно. Замуж ее не приглашали давно.

Теперь ей нужна была степень кандидата наук и участие во всех научных проектах, которые проходили под руководством заведующего отделом. Естественно, речь шла только об оплате ее участия: саму работу выполнять должны были другие. Сумма этой оплаты была в пять раз больше средней зарплаты научного сотрудника, кандидата наук.

Кто из них кого крепче держал в руках, сказать было трудно: старый ловелас, глотающий стимуляторы типа виагры перед каждым свиданием и более всего на свете опасающийся, что Ирэн бросит его, - или она, понимающая, что если не зацепиться сейчас за что-то более надежное, чем постель, если не въехать в научное сообщество так, чтобы, сориентировавшись, потом найти себе мужа солидного и с достатком, то она попросту пропадет. Еще год-два, и все для нее закончится: не спасут ни длинные ноги, ни синие глаза.

Заведующий отделом оказался беспомощен перед собственным чувством к Ирэн - причем на руках у него оставалась больная, почти парализованная жена, оболтус-сын, не делающий даже попыток устроиться в жизни, и разведенная дочь, у которой недавно родился мальчик.

Естественно, слухи об этом романе по институту ходили давно. Однако так как Ирина Петровна, несмотря на потрясающую внешность, вела себя вполне корректно, да и работала в другом месте, а здесь лишь числилась соискателем степени, - все разговоры такого рода носили по большей части xapaктер предположений. Семен Ильич пропускал их мимо ушей, хотя кое-какие байки, касавшиеся прежних подвигов Ирэн, все-таки слышал - относя их к разряду завистливых дамских сплетен. Он не хотел знать об Ирине Петровне ничего такого, что хоть каким-то образом бросало тень на его представление о девушке со страниц глянцевого журнала.

Тезисы доклада Ирины Петровны на предстоящей конференции, которые ему поручил выправить заведующий, лежали у него на столе уже почти месяц. Их научная убогость его удручала. Пока время позволяло, он тянул с решением вопроса - до тех пор, пока сам не уехал в Москву. А теперь, вернувшись, Семен Ильич прекрасно знал, что ему делать.

Он спокойно ожидал завтрашнего дня. Когда институт опустел, Семен Ильич скинул халат и, надевая пиджак прямо на ходу, запер кабинет и двинулся к выходу. В руках у него ничего не было - все бумаги остались на работе. Зоечка перехватила его в фойе:

- Семен Ильич, извините... ‘

Сквозь большие окна в пустой холл лился свет осеннего вечера. Журавлев, в силу своего роста возвышался над Зоей, стройной и худенькой, а девушка прижимала к груди прозрачную папку с бумагами. Она выговорила непослушными, как и всегда в его присутствии, губами:

- Я положу Вам на стол план своей работы, хорошо?..

Он благожелательно кивнул. Нужно было отдать ей справедливость: Зоечка была безотказной работницей, а ее периодическое косноязычие с лихвой компенсировали зрелые, с каким-то даже налетом здорового авантюризма выкладки, которые она делала по его поручениям. Например, это ей принадлежала гипотеза о том, что при начальных стадиях клонирования можно не только подсаживать ядро обычной клетки организма в ту яйцеклетку, откуда собственное ядро удалили, как это делали все, но и действовать принципиально иначе. А именно: взять да и подсадить ядро из обычной клетки в половую, тем самым сдвоив эти ядра под одной оболочкой! А уже после этого удалять ядро яйцеклетки-хозяйки. Вроде бы чисто методический фокус, а – неожиданно… В Китае, как узнал впоследствии Журавлев, именно таким путем и пошли, и даже получили клетки человеческого зародыша, начавшиеся делиться. Но далее — стоп: как и всегда, на клонировании человека лежал запрет.

Все эти мысли промелькнули у Семена Ильича голове, пока он слушал вполне рядовой Зоечкин вопрос. '. ‘

- Ты вот что, - кивнув, распорядился он, - приготовься к долгому разговору. У посмотрю твой план, поправлю, и начнем работать вплотную: время поджимает, ясно?

Зоечка по-прежнему бессловесно кивнула, и Журавлев неожиданно поймал ее взгляд, брошенный сквозь большие очки. Взгляд был не совсем обычным, но Журавлев и сам теперь изменился, так что периодически ему приходилось ловить в чужих глазах отражения этих изменений.

- Хочешь мне что-то сказать? - угадал Журавлев. - Давай, только побыстрее.

- Если быстрее, то... заикаясь, промолвила Зоечка, — мы идем принципиально неправильным путем.

- Это еще как? - опешил Журавлев. - Во-первых, «мы» — это кто? Во-вторых, что за неверный путь?

- Мы - это Вы и я, относительно работы с хромосомами. Мне нужно пять минут, и Вы все поймете, - на одном дыхании ответила Зоечка.

Семен Ильич быстрым шагом отправился обратно к себе в кабинет, Зоечка едва поспевала за ним по коридору..

- Говори, — велел он, усаживаясь за свой стол. Девушка села напротив, пальцы у нее слегка дрожали.

- В общем, - выпалила она, - мы занимаемся структурой генома как инженерной системой. Но существуют сведения, поступающие из разных источников, что ДНК, помимо молекулярного кода, содержит еще один вид информации, которая несет в себе девяносто восемь процентов наследственного объема! А мы занимаемся теми двумя процентами, которые связаны генной инженерией.

- Ты шутишь, - сказал Журавлев.

- У меня подобраны данные по пятидесяти двум лабораториям мира, — ответила Зоечка с неожиданной твердостью в голосе. - Везде утверждается, будто геном создает волновое поле, которое, собственно, и кодирует основную информацию. Более того, это поле сохраняется без изменений ровно сорок дней после смерти человека. Фантом поля можно воссоздать на голограмме с помощью лазера.

- Соединив такие голограммы, то есть генетические фотографии от разных особей... - на ходу схватывая суть идеи, продолжил Журавлев, но тут же сам и остановился, не решаясь закончить. Он уставил палец в Зоечку и остекленевшим взглядом уперся в стену кабинета.

- Можно получать гибриды, в том числе межвидовые, - закончила она за него. - Это уже делается: рождаются морские свинки с цыплячьими перьями, даже растения скрещивают с животными. Выводят, скажем, мохнатый картофель, или уткокур, или...

- Стоп, - сказал Журавлев и хлопнул ладонью по столу.

Зоечка замолчала

- Пускай я буду, единственным, кому ты здесь об этом рассказываешь, — попросил е Журавлев. - Подготовь мне подробную выкладку по данной теме; подчеркни выводы, отметь наиболее значимые результаты. Я спрошу, что с этим делать.

- У кого? - поинтересовалась Зоечка вполне обоснованно.

- У того, кто не ошибается, - отрезал Семен Ильич. - Ты чего так на меня смотришь?

- Радуюсь, - ответила девушка. На ее сияющих глазах готовы были выступить слезы. - Вы меня выслушали и так быстро все поняли. Но я от Вас другого и не ожидала.

- Ладно. - Семен Ильич поднялся. - Действуй. Интересные ты дела закрутила.

Он слегка, вполне благожелательно, погладил Зоечку по плечу и вышел вслед за ней, закрывая дверь кабинета на ключ. Она, не оборачиваясь, отправилась к себе, все ускоряя шаг, и за поворотом коридора, где Семен Ильич уже не мог ее видеть, побежала, цокая каблучками по кафелю. Дотронувшись до Зоечки, Журавлев словно кинул горящую спичку на складе с горючим, так, что взрыв теперь был неминуем. Огонь бежал по кровеносным сосудам, подбираясь к Зоечкиному сердцу, и оно билось о рёбра так, словно хотело сломать клетку и вырваться из груди.

Семей Ильич в это время уже вышел из института, чтобы отправиться домой.

Стоял поздний август, и на бирюзовом небе над Санкт-Петербургом (так теперь снова назывался Ленинград, и к этому все привыкли) плыли маленькие белые облака..

Вместо того чтобы идти, как обычно, домой пешком или ехать на троллейбусе, Семен Ильич подойдя к краю тротуара, остановил такси. Через десять минут он уже открывал ключом дверь собственной квартиры.

Жена трудилась инженером на телефонной станции, имела стабильный заработок и четкий рабочий график: двое суток через двое. Сегодня, в выходной, она вернулась из магазина и разгружала продукты из сумки в холодильник.

- Ты чего так рано? - спросила она, не прерывая занятий.

- Поговорить нужно, - ответил Семен Ильич, снимая обувь и проходя на кухню. – Чаю дашь?

Жена поставила чайник на огонь; движения носили характер скорее автоматический, чем осознанный. Она слегка хлопнула крышкой холодильника и тоже присела за стол, наискосок от Семена Ильича:

- Говори, коли начал.

Как и всегда в ее присутствии, он почувствовал себя так, будто ему стало душно.

- Я ухожу, - коротко пояснил он. - Совсем.

- Вижу, что собрался, - не меняя позы и в упор глядя на него, констатировала жена. - Который день уже наблюдаю, как ты свой хохолок по-новому расчесываешь.

Это был ее обычный тон - вроде бы ничего нового, но Семен Ильич поглядел на жену так, что она вздрогнула от неожиданности.

- Свой хохолок я в твоем присутствии больше расчесывать не стану, - с холодной яростью сказал он. - Квартиру оставлю тебе, живи здесь, как хочешь. Заявление в суд напишу, чтобы развели, но заседание раньше октября вряд ли назначат... Если хочешь, решим через районный загс, так быстрее получится.

Жена все еще сидела неподвижно. Чайник закипел.

- Нашел себе кого-то, - утвердительно предположила жена, словно впервые увидев Семена Ильича в его новом обличье. - Помоложе, конечно, чем я.

- Пока не нашёл, сообщил он, - но с тобой жить больше не хочу. Слушать каждый день, какой я бесхребетный и бесталанный и что денег в доме нету.

- Можно подумать, что они есть, - скептически возразила жена, поднимаясь и наливая ему чай. - На мою зарплату, считай, жили последние пять лет. Теперь тебя черт в задницу уколол; ты и драпаешь, а что это за черт - сам не знаешь. Если к девке какой, я бы поняла. А так, в никуда… Гляди, с дороги-то не сбейся.

- Это с тобой мне дороги не будет, - жестко отрезал Семен Ильич. – И в доме этом находиться для меня категорически противопоказано. Не веришь ты ни во что хорошее, да заодно и меня в тот же омут тащишь, на дно с камнем на шее. Он, даже не отхлебнув из чашки, встал. - Потому и ухожу, нету других причин.

Дата добавления: 2015-08-20