Или.. уже полноценная 1 глава. 52 страница

Кажется, замолчали даже часы.

- Я больше так не могу!

Она снесла меня за долю секунды. Нет, за тысячную долю секунды, накинувшись на меня, как дикий зверь. Ее дыхание стало еще тяжелей и еще чаще, она почти задыхалась. Не теряя ни секунды, она нашла мои губы своими губами и тут же раскрыла их, попутно кусая и лаская. Еще никогда она не была ТАКОЙ. Я больно ударилась о какую-то стену, к которой она пригвоздила меня, но даже боли я не почувствовала. Мной завладела необузданная страсть, желание, но даже место для романтики и нежности у меня тоже нашлось. Пожалуй, единственное, что смущало меня в моих смешанных чувствах – страх. Она прижимала меня сильнее и сильнее к этой стене, едва сдерживая себя, едва сдерживая свои мученические стоны, в которых она утонула бы, как захлебывалась в своем дыхании. Ее губы были напористы, как никогда, они были дерзкие, страстные, но нежные одновременно. Ее язык уверенно ворвался в мой рот, подчинив себе мой язык, заставив его танцевать танец страсти, заставив его повиноваться и испытывать нереальное наслаждение. Внутри все горело, и я совсем не думала о том, что делаю. Мне было все равно, мне было не до этого. Она целовала меня, как ненормальная, как сумасшедшая, как нимформанка, у которой не было секса полгода. Нимфоманки не выживают без секса и недели. Она просто озверела. Мой лисёнок стал хищником, от которого нет даже возможности убежать. Она перехватила руками мои запястья и в одну секунду пригвоздила их к стене, так же, как и меня. Оторвавшись с огромной неохотой от губ, она стремительно перешла к шее, покрывая ее сначала мелкими поцелуями, а затем более глубокими, страстными.

- Ю.. Юля.. стой.. там.. останутся…останутся следы. – Пыталась пробормотать я, чтобы оставить ее.

Но она и ухом не повела, только целовать стала чуть нежнее. Но это почти не считается. Я пыталась вырваться из ее хватки, чтобы взять инициативу в свои руки, но она вновь не позволила мне сделать этого. Ее коленка поднялась вверх, зажав меня у основания ног. Она еще больше раззадорила огонь, который палил внутри меня. Собрав все силы, я вырвалась. И теперь я владела ситуацией. Пересилив ее, сбив несколько небольших тумбочек, я прижала ее письменному столу, затем подсадила и усадила сверху. Но теперь она не спешила, только хитро улыбнулась мне и стала медленно, словно дразня, разводить ноги, при этом прикрыв глаза. Мои зрачки застелила пелена, я быстро подскочила к ней, скользнув рукой от коленки к внутренней части бедра, я не отказывала себе в удовольствии наблюдать, как ее начинает все больше и больше трясти. «Что же ты делаешь?» - спрашиваю у нее я, зажав одним пальчиком все самое интимное. Она шумно застонала, направляя мою руку, но я одернула ее. Тогда она схватилась на мою грудь. Соски возбужденно торчали сквозь ткань майки. И теперь она не отказывала себе в удовольствии помучить меня. Я нагнулась к ней, ставя засосы на шее, не прекращая водить по внутренней стороне бедра. Бедные Юлькины трусики, бедная Юлька, бедная я. «Помоги мне», - единственное, что может сказать она, снимая с меня майку. Она довольно любуется видом моей груди, затем бесцеремонно нагибается к ней, водя языком от одной в другой, старательно избегая самые возбужденные соски на свете. Тогда не выдерживаю я, прижав ее голову ближе к себе, с силой хватаясь за копну черных волос. Она обхватывает мой сосок губами и, чуть зажав зубами, касается его кончика языком. Я блаженно выгибаюсь, извиваясь от удовольствия. Пока она неистово ласкает мою грудь, я шарю руками по всему ее телу. Перехожу от живота к небольшой упругой груди и задерживаюсь на ней. Большими пальцами я начинаю ласкать ее, ее брусничные сахарные соски такие же возбужденные, как мои, если не больше. Она, оторвавшись от меня, спрыгивает со стола, ведя меня к постели. Стол – не лучшее место для любви. Мягко опустив меня на поверхность одеяла, она налегла сверху, расстегивая мои штаны.

- Стой. – Я остановила ее руки, серьезно глядя на нее.

- Что? – Немного удивлена она, все еще держа пальцами мою ширинку.

- Ты уверена? – Спрашиваю я без всяких шуток.

И она также абсолютно серьезно кивает мне в ответ.

Утро приводит меня к тому, что это был не сон, утро лишает меня возможности думать об этом. Юлька лежит около меня, прижимаясь ко мне своим обнаженным, обезоруженным телом. И теперь все 7 лет нашей общей жизни кажутся мне смешными и горькими одновременно. Ее рука покоится на моей обнаженной груди, ее волосы небрежно облепили ангельское личико. Будто каким-то невероятным способом услышав, что я проснулась, она открыла глаза и сладко потянулась. Я подняла глаза и оперлась взглядом в безразлично-белый потолок. И что теперь будет? Новый вопрос, которым я озадачила себя. Она исчерпывающе смотрит на меня, будто чего-то ждет, но вряд ли мне есть, что сказать.

- Я не знаю, что сказать. – Усмехаюсь я, прикрыв ладонью лицо.

- Я счастлива. – Спустя какое-то время говорит она, улыбаясь мне.

- Ты уверена?

- Да. – Ее рука мягко опускается на мой безмятежный сосок, обведя его ореол пальчиком.

- Ну, и что делать теперь-то будем?

- Не знаю… - смеется она, убрав с лица беспробудно черные волосы, - жить, наверное.

С того дня я постепенно умирала. Умирала, живя. С каждой секундой я - то теряла ее, то приобретала снова. И самое странное было то, что я любила наслаждаться этой сладкой болью. Мне нравилось быть с ней чем-то особенным. Нравилось что-то такое, чего объяснить я не могла…

-66-

Новосибирск 12.11.2006 год.

Журналисты – это те люди, которые с гадкой улыбкой на лице будут спрашивать у тебя самые гадкие, скользкие и омерзительные вопросы на свете. Хотя отнюдь не все журналисты такие. Я предпочитаю делить их на три группы: одна именно такая, вторая – притихшие, скромные, которые сидят в углу и если получается, что-то спрашивают, третьи – вполне адекватные и самые дружелюбные, убрав неловкие вопросы, они задают стоящие вещи. К сожалению, сегодня получилось больше скользких, противных жаб, которые, облепив нас, задавали такие же, подобные себе, вопросы. Пресс-конференция проходила в каком-то небольшом музыкальном магазине, недалеко от центра города, в котором не было ничего запоминающегося, как и в том магазине. Но эти сволочи запомнились мне сразу, едва кинув на них брезгливый взгляд, их невольно запоминали все. Кислые, раздраженные лица, с кривыми ухмылками, со зрачками, как у наркоманов, с потными, скользкими руками и с самыми щекотливыми вопросами. Фу, какая гадость. И вот они начинают свой допрос, пора бы перекреститься и налить на всякий случай стаканчик воды.

- Привет, девчонки! Вот вы и добрались до Новосибирска, как вам город?

На первый взгляд самый адекватный и миролюбивый вопрос, но видимо, сегодня меня все раздражает, и он совсем не кажется мне безобидным. Я всегда не понимала, как журналисты провинциальных городков могут спрашивать подобное? Как мне город? А как он мне может быть? Фи-о-ле-то-во!!! Я проехала по нем на машине с тонированными окнами, смотря на Юлю, а в вашем городе ловить нечего, кроме полуразбитых домов, обычных магазинов, обычных улиц. Как мне город? Да никак!

- На самом деле мы практически ничего не успели посмотреть в городе, потому что сразу с аэропорта поехали в гостиницу, закинули вещи и приехали сюда. Надеемся, что ночью мы успеем прогуляться где-нибудь. – Видимо, Волкова уловила мое хреновое отчего-то настроение, поэтому, как обычно, взяла ситуацию в свои руки, и мои руки тоже взяла в свои.

- Чего вы ждете от сегодняшнего выступления?

- Во-первых, мы ждем много-много наших фанатов! – Хрипло смеется Юлька, обернувшись ко мне. – Ну и конечно же у нас будет классное шоу, мы ждем отдачи от зала, чтобы всем было комфортно и хорошо, как в большой семье! В каждом городе нас встречают по-разному, надеюсь, что Новосибирск так же будет активен и энергичен! Сегодня мы намерены зажечь по полной!

- В последнее время скандалы, основанные на вашем имидже утихли, но на концертах все еще можно видеть, как вы держитесь за руки и целуетесь. Привычка?

- Это просто эмоции! И получается все само собой, мы никогда не говорили, что мы лесбиянки, мы просто любим друг друга, вот и все!

А мне так странно слышать эти вопросы, слышать эти ответы, меняющиеся с годами. Ведь проект никогда не предполагал собой двух лесбиянок. Он вообще предполагал подруг, очень близких, которые просто не понимают, что между ними: дружба или любовь? И все это, как по острию ножа. Но мы никогда не говорили, что мы лесбиянки. И пусть идея Кипер в последствие опошлилась до невозможности, пусть потом шла череда мокрых поцелуев, которые давно перестали быть запретными, пусть потом юбки оказались натянуты еще ближе, а лифчики в помине выкинуты в мусорное ведро, пусть остались не трогательные объятия, а грязные зажимания и тискания, пусть, но мы никогда не говорили о том, что мы лесбиянки. Я даже не любила ее тогда, я даже не думала о том, что смогу любить ее. И она никогда об этом не думала. И только после того, как навязанное нам – оставило нас, я позволила впервые просочиться этой мысли в мое сознание. А что если мой имидж стал перерастать во что-то большее? И с той ужасающей мыслью я засыпала и просыпалась. А что если нам срывало голову и мы занимались Бог знает чем? Что с этого? Да ничего. Мы никогда не были лесбиянками, мы даже не любили друг друга. А потом как-то стерпелось, слюбилось. Влюбились. И теперь вынуждены говорить, что это эмоции, что мы просто любим друг друга. Как? Просто. Друг друга. Просто, как сестры, как подруги. Вынуждены так говорить. Она боится не меньше меня. И едва мы возвращаемся в номер, она перестает любить меня, как сестра. Она любит меня, как любимый человек. Но мы никогда не были лесбиянками.

Концерт, если это можно было назвать концертом, прошел отлично, даже слишком. В этот раз мы всецело поглощены друг другом, но и это не мешало нам провести взрывное выступление. Музыканты тоже отжигали по полной, умело импровизируя новые части песен. Просто супер! У Волковой было отличное настроение, что не могло не заразить меня, поэтому мое негодование, оставшееся с пресс-конференции, тут же улетучилось. Едва она взяла меня за руку и притянула за талию к себе, найдя губами мои губы, я снова заулыбалась. Ее рука проворно скользнула по моей талии, забуксовав на внутренней стороне бедра.

- Юль, гримерка не закрыта. – Заворожено бормочу я, не в силах сопротивляться ей.

- Закрой дверь. – Хищно улыбается она. – Что тебе мешает?

Ее рука переходит на ягодицы, скользя по ним.

- У нас выход через минуту, не успеем. – Досадно протягиваю я, запустив руку в ее волосы.

- Девочки выходим! – Забегает какая-то женщина внутрь.

Стучаться, как обычно никто не учил. Надо было видеть ее лицо: шок сменился смущением, она поспешно вылетела из гримерки, извинившись.

Волкова удрученно вздохнула и, наклонившись, стала целовать меня в шею.

- Стой, - смеюсь я, - старые еще не прошли! На них полкило тональника надо, кто мне окупит расходы?

- Я… я… окуплю, любимая. – Бормочет она, прикрыв глаза.

- Хорошо, купишь мне пару новых тюбиков! – Смеюсь я и тяну ее за руку к выходу, но она неожиданно останавливает меня.

- Нет, ты не поняла, я ночью окуплю. – Нежный поцелуй в губы.

И еще череда поцелуев. Настойчивый стук в дверь. Благо, что она прижала меня к ней, теперь никто не войдет.

- Да идем мы!!! – Кричим в один голос и смеемся…

«Люди инвалиды» отгремели так, как никогда раньше, зал бушевал в овациях, и меня с первой же минуты выступления охватила неописуемая радость от всего происходящего. Юлька тоже не отличилась скучной физиономией и ленью, поэтому с готовностью принялась бегать и скакать по сцене, заводя зал все больше и больше. На «All about us» я заметила, что она все же сдерживает себя, не смотря на то, что что-то хочет сделать. Вот вроде бы она хочет прижаться ко мне, как как-то побаивается, лишь стоит рядом, опустив свой взгляд на фанатов. Но я совсем не злюсь на нее, я знаю, что она моя, а это самое главное. Она моя – пусть не тут, не важно. Хотя на протяжении всего концерта могла чувствовать ее руки, ее объятия, ее дыхание в пугливый затылок, и я была счастлива. Ее коротенькая белая майка была задрана до груди, и на каждой песни я могла любоваться ее совершенным телом, забыв о смущении, но мои взгляды едва ли не сжигали ее, на что она смущенно и в то же время с вызовом улыбалась, мол: «Вот только закончится концерт, Ленок, получишь у меня, нарвешься. И никуда ты не денешься! Никуда!». Но деваться я никуда и не собиралась, напротив, я ждала того момента, когда снова смогу забыть о рамках приличия и смущения, когда смогу спокойно нежится с ней в кровати, наблюдая за безразлично белым потолком, разговаривая обо всем на свете, я ждала того момента, когда, выйдя на балкон, мы закурили бы, встречая очередной в нашей жизни рассвет, а потом мирно заснули бы под него, когда лучи теплого солнца уже играли на наших смятых телах. Пусть наш концерт не отличался чем-то особенным, скорее он был простым до неприличия, но это не меняло дело в корни. Все песни проходили плавно, по своему ритму. Конечно, мы отрывались, зажигали, иногда кидались друг другу в объятия, но на этом все заканчивалось. Лишь на песне «Полчаса», я не сдержалась, и просто упав на колени, стала петь песню, глядя ей в глаза. Моя улыбающаяся девочка просто светится от счастья. И я счастлива не меньше ее. Так прошел наш очередной концерт, который запомнился мне меньше, чем его последствия.

- Ну что, поедем отрываться? – Волкова с разбегу откидывается на диван в гримерке и смеется. – Не знаю как у тебя, а у меня настроение зашкаливает! Хочется продолжения вечера.

Ее лицо расплывается в хитрой улыбке, но почти тут же обрывается снова хриплым смехом. Махнув рукой, она подзывает меня к себе. Я прикрываю дверь и иду к ней, присаживаясь рядом.

- Ну, поедем? – Нетерпеливо спрашивает она, глядя мне в глаза.

- А куда ты хочешь? – Нехотя протягиваю я, надеясь на спокойную ночь дома. – Мы могли бы остаться в номере и провести этот вечер в тишине, вдвоем…

- Не будь занудой! – Надувает губки моя девочка. – Мы так каждый день. Когда мы последний раз были в клубе? Ты помнишь? Я вот нет! Давай поедем, ну дава-ай!

- Не знаю, куда ты хочешь? – Пожимаю плечами я.

- Да спросим какой тут самый крутой, туда и поедем! Давай! А то одна поеду! – Хмурится она.

- Еще чего! – Тут же встрепенулась я. – Нет уж, я с тобой, ладно, поехали!

Волкова командует мне собираться, и сама бегает в поисках того, во что можно было бы переодеться. Спустя около получаса, мы выезжаем в клуб «Куба», говорят, один из лучших здесь. И действительно, прибыв к нему, я офигевши присвистнула, пока выходила из машины. На вид просто очень солидный клуб, отливающий разными огнями. На входе нас пропустили без всяких там проблем, видимо двухметровый охранник знал нас, он даже дружелюбно улыбнулся и показал рукой к входу. Или он побоялся не менее крепких наших охранников, которые стояли сзади? Это неважно! Войдя в клуб, мы сразу договорились со своими телохранителями, что будем сами по себе, а если что свяжемся с ними, они довольно заулыбались, не теряя надежды на безумную ночь, и куда-то удалились. Едва они скрылись в толпе людей, Юлька тут же схватила меня за руку и потащила меня в сторону бара.

- Я заказала нам столик. – Кричит она мне в ухо. – Сейчас мы что-нибудь закажем и сядем.

Я утвердительно киваю ей. Пока мы стоим около бара, и Волкова что-то заказывает, я молча рассматриваю множество разных бутылочек с алкоголем, и как бармен причудливо делает коктейли. Затем мою голову посещает мысль, от которой я начинаю смеяться, как ненормальная: все всегда начинается одинаково. И заканчивается тоже одинаково.

- Когда ты успела забронировать нам столик? – Спрашиваю я, едва мы присели со своими бокалами каких-то спиртных напитков.

- Пока ты искала Свена, чтобы тот не забыл забронировать нам номер. – Улыбается та, оглядываясь по сторонам. – Круто тут все-таки! Ну что? Давай выпьем!

Она оживляется и, подняв бокал, смотрит выжидающе на меня. Я поднимаю свой бокал и чокаюсь с ней. За что пьем сами не знаем, ну это и неважно. Юлька довольно улыбается, будто сбылась ее детская мечта, мы снова начинам говорить обо всем на свете.

- Слушай, мы прям впервые не в гей клубе! – Притворно удивляюсь я, будто только заметила это, осматриваясь по сторонам. – Даже странно.

- Че-ерт!!! – Она бьет себя по лбу, отпихивая стакан. – Не, ну вот я идиотка!

- Чего? – Удивляюсь я ее реакции.

- Да блин, идиотка ужас, надо было в гей клуб поехать! Вот я тупанула!

- Э..ээ… зачем? – Торможу я, не понимая, к чему идет речь.

- Не тупи, рыжая! Там бы нам никто ничего не сказал…

- На что?

- Я тебя убью! – Начинает лыбиться та, как мартовский кот. – На это, например!

Она стремительно оказывается около меня, ловко кусая в шею. Я чувствую, как мурашки переполняют мое тело, сердце чуть ускорят темп. Так вот оно что, девочка моя, так вот почему гей клуб. Какая ты у меня расчетливая!

- Юль, - мягко, с легкой хрипцой в голосе, бормочу я, - надо быть осторожными!

- Как скажешь! – Она отстраняется, но ее тело по-прежнему прижато к моему. – А так… так можно?

Под столом ее пальчики осторожно гладят мои коленки, и в ту же секунду волна нежности, негодования, смущения, страха, эйфории, страсти накатывает на меня.

- Ну что ты делаешь? Юлек! Ты как обычно…

- Я ведь ничего такого не делаю! – Капризно протягивает она, продолжая гладить мои коленки. – Они у тебя такие острые! Они мне нравятся!

Я пожимаю плечами, взяв бокал в руки, предлагаю выпить еще.

- За что пьем? – Спрашивает она, убрав, наконец-таки, руку.

- За тебя! Чтобы ты всегда оставалась в моей жизни. – Я украдкой целую ее в уголок губ, обведя ее шею рукой.

Мы залпом выпиваем весь бокал, кажется, начинает кружится голова. Что-то слишком быстро. Но ром дает о себе знать мгновенно.

- Слушай, пошли потанцуем! – Предлагает Юлька, когда слышит медленную композицию. – Че сидеть-то?

Я киваю ей, вставая с дивана, и помогаю встать ей. Она поправляет свои шорты, проходя со мной на танцпол. Ее руки обвивают мою талию, приблизив меня к себе, мои руки обвивают ее шею, прячась под черными волосами. Теперь я чувствую, как сладко пахнет кожа моей девочки, как сладко пахнет ее коктейль с виски. Мне так хорошо, что я буквально обмякаю в ее руках, двигаясь в такт медленной музыки.

- Но ты меня раскусила и остаёшься во всём, что меня окружает. Ты любила меня, потому что я хрупкая, когда я думала, что я сильная. Но ты прикасаешься ко мне на мгновение, и вся моя хрупкая сила исчезает…

- Что? – Я смотрю на нее с волнением и не пониманием.

- Песня так переводится… слова из нее. Она мне очень нравится.

- Она тоже мне нравится. Как она называется?

- Graviti… притяжение, - она грустно улыбается мне, - не помню кто поет ее… кажется, Sara Bareilles…

- Замечательная песня! – Мурлычу я, глядя ей в глаза. – И ты у меня тоже замечательная…

Закрываю глаза от нахлынувших эмоций и кладу голову на ее плечо, прижавшись ближе. Нет ничего лучше, и никогда ничего лучше не могло было быть. Я готова была стоять так всю жизнь, плавно раскачиваясь в такт музыке, чувствовать ее ровное теплое дыхание у себя на шее, чувствовать ее руки у себя на талии, которые не хотят меня отпускать, я не хотела думать о том, что это может когда-то закончится, ведь тогда бы я точно поняла – это закончится. Рано или поздно. А пока мне было очень хорошо с ней. Я готова была кричать, плакать, сходить с ума, но только быть рядом, я готова была на все, чтобы остаться с этим человеком, я хотела забыть о том, что вокруг есть люди, что везде горит свет, что ночной город окутывает все вокруг, я хотела забыть о словах мамы: «не заиграйся», я хотела забыть о словах Вани: «стерпится, девочки мои, слюбится», я хотела забыть о словах Ленчика: «эти дневники не принесут ничего, кроме боли», я хотела забыть слова фанатов начиная от: «вы спасли мне жизнь! Спасибо!» заканчивая «вы постоянно врали, врали, врали всем! Говорили, что любите, а сами врали… ненавижу!», но больше всего я хотела бы забыть другое: «они сами научили нас любви, так почему сами перестали верить в это?». А как же я хотела забыть многочисленные слова Юльки, как бы хотела сжечь их, я собирала все свои воспоминания, будто осенние листья, чтобы сжечь их, и будучи никогда не вспоминать их. Но разве это все было возможно???

Едва ли.

Мои мысли прервала закончившаяся песня. Волкова нехотя отпустила меня, вновь ведя за собой к столу. Мы снова выпили, снова меня обдало ее жарким дыханием. Я могла бы запротестовать, сохраняя осторожность, но мне совсем не хотелось этого. Она была так близко, что мне совсем ничего не хотелось. Моя девочка перед тем, как сделать это, даже спросила разрешение. Я засмеялась, кивнув головой. Внутри все встрепенулось, будто кто-то разогнал всех моих бабочек, затаившихся внутри меня. И тогда она впервые за вечер робко коснулась моих губ, осторожно, ласково, словно смакуя, будто дразня. Почему-то тогда больше всего хотелось расплакаться. От счастья. Я так же осторожно приоткрыла свои губы навстречу ей, неловко положив руку на ее талию. Она стала медленно покрывать меня поцелуями, никуда не торопясь, она дала себе возможность в полной мере насладиться тем, что имеет. Ее руки мягко гладили мои плечи, время от времени путаясь в волосах.

- Как ты думаешь, правильно ли мы поступаем? – Спрашиваю ее я, после того, как она с наслаждением отрывается от меня.

Ее вспухшие губы рассеянно улыбаются, ее глаза просто сияют от счастья. И я еще жду от нее ответ?

- Ты хорошо целуешься, - замечает она, прикусив губу, - я когда-нибудь говорила тебе об этом?

- Нет. – Отрицательно качаю я головой. – Юлек…

- Ну чего? – Видно, что она не очень хочет думать на эту тему, но я не оставляю ей выбора. – Что значит правильно, Лен? Что это? Мы делаем так, как нам хочется, и никто не вправе судить нас!

- Наверное. – Непонятно от чего, расдосадливая я разворачиваюсь, наблюдая за танцующими людьми.

- Главное, чтобы нам обеим этого хотелось, остальное неважно. – Она откидывается на мое плечо, прикрыв глаза. – Когда мне было пятнадцать я и подумать не могла, что может произойти, честно. Никогда не воспринимала Ванькину концепцию всерьез, всего думала только о том, что это работа, это, как должное. Знаешь… я ведь и правда не думала, что может быть так… Жизнь… такая странная штука… иногда мне кажется, что люди, вертящиеся около меня – не мое, многое не мое, а ты… как будто я знаю тебя всю свою жизнь. Да так оно и есть… и будто бы, знаешь, у меня такое чувство… что никого и никогда у меня роднее не будет… это так трудно объяснить, ну, ты, наверное, понимаешь о чем я… Это – все самое яркое в моей жизни, и такого больше не будет, я точно знаю, даже не смотря на то, что я такая сумасшедшая… Я даже никогда бы не подумала, что смогу так… так… привязаться ко всему. Ленок…

Она будто хочет проверить, слушаю ли я ее? Но я не просто слушаю, я впитываю каждое ее слово, запоминаю наизусть, гладя ее волосы.

- Я слушаю. – Мягко отвечаю я, поцеловав ее в висок. – Продолжай…

- Я хотела бы, чтобы ты всегда знала и помнила… я всегда буду с тобой. Всегда-всегда, что бы не случилось, где бы ты не была, какой бы год не был, я всегда буду мысленно с тобой… Пожалуйста, помни об этом и никогда, ни при каких условиях, ни за что на свете не забывай это.

- Я люблю тебя. – Мое слово теряется в ее волосах, как и путаются там же мои слезы, которые я никак не могу удержать.

- Давай поедем домой? – Предлагает она, спустя минут пять молчания. – Хочу побыть с тобой вдвоем.

- Конечно, родная. Вызовешь такси? Я позвоню ребятам охранникам, скажу, что все хорошо, и мы поедем в гостиницу.

В ответ она лишь целует меня в подбородок, доставая мобильный.

Мы зашли в свой номер, и все стало на свои места. Никакие мысли меня больше не тревожили, меня не тревожило вообще ничего. Все это ничего не напоминало мне, с каждой минутой было новое время, которое лишь запоминалось со временем, но чтобы оно повторялось – такого не было. Хотя какие-то отголоски прошлого в нем все же были. Юлька скинула с себя всю одежду, готовясь переодеться, затем быстро напялила на себя нежно-розовые короткие шортики и просторную белую майку, лямка которой постоянно спадала с ее смуглого плеча. Босиком она подбежала ко мне и помогла избавиться мне от одежды, бормоча о том, как я сегодня торможу, как я напилась, и что у меня совершенно нет сил. Общими усилиями переодели и меня. Она села на кровать, сложив ноги по-турецки и, наклонив голову, вопросительно уставилась на меня.

- Что? – Спрашиваю я, закатывая штанину от пижамы.

- Ты пьяная совсем?

- Не совсем, но пьяная. – Глупо улыбаюсь я.

Найдя в кармане пачку сигарет и зажигалку, я зажимаю их в руке и иду к кровати.

- Курить будешь?

- Давай. – Она протягивает мне руку, в которую я выкладываю сигарету.

Щелчок зажигалки. Еще один. Сладко затягиваемся и снова этот плавящийся звук. Обожаю его. Комнату заполняет едкий дым.

- Лен, я спросить хотела…

- Чего? – Медленно выдыхаю сигаретный дым, щурясь от него. – Спрашивай.

- Что тебе во мне нравится? – Улыбается, стряхивая пепел в пепельницу. – Понять не могу просто.

- Да не знаю. – Пожимаю плечами я. – Многое. А что?

- Интересно просто. – Краток ее ответ. – А знаешь, что мне нравится в тебе?

- И что же это?

- Ты никогда не врешь себе. – Она серьезно смотрит на меня. – Это круто, я так не могу. У меня не выходит. А ты, рыжая, всего была мудрей, спокойней, адекватней. А я все никак не могу.

- Это придет. – Я снисходительно улыбаюсь, хотя вряд ли ей нужна моя снисходительность.- Ты мне нравишься такой, какая ты есть.

Ее пятки умилительно смотрят на меня. Не знаю почему я так обожаю пальчики на ногах, пятки, ступни? Может, фетиш? Если бы я умела отменно рисовать, то непременно зарисовывала всякие ножки, и создала бы целую коллекцию. Одни – персикового цвета, нежные, почти детские, другие – смуглые, как у Юльки, шоколадные, и каждый ее пальчик хочется перецеловать, осторожно касаясь их раскаленными губами, третьи пяточки – маленькие, неуклюжие, которые умиляют, в розовых оттенках. О Боже, это была бы великолепная коллекция фетишиста!

Я и не успела заметить, как она докурила, задумчиво глядя на меня. С каких пор ее взгляд стал таким глубоким, целеустремленным что ли? Каким-то задумчиво-тоскливым, но в нем все же сохранялась прежняя прыткость и дерзость, и я любила ее за это. Дождавшись, пока я сделаю последнюю затяжку, она отложила пепельницу, подползла ко мне и, выпятив попу назад, прогнулась в спине, подобно кошке. Я с улыбкой наблюдала за ней, не зная, что ожидать в следующую секунду.

- Ты знаешь, я так счастлива! – Говорит она и лезет ко мне лицом, как ласкающаяся кошка.

Не хватает ей усиков и хвоста. Я притягиваю ее за шею и тяну на себя. Она легонько толкает меня, и я падаю на кровать, теперь она устроилась сверху меня. Нагнувшись ко мне, она снова замечает, как я пьяна, но тут же снисходительно говорит, что виновата сама – она. Я смеюсь, заворожено наблюдая за тем, что она вытворяет.

- Хочешь, я тебе что-то покажу? – Переходит на шепот она, оперевшись руками о мою грудь и выпрямив спину.

- Покажи. – Кратко отвечаю я, не в силах сопротивляться.

Она кивает и, подойдя к музыкальному центру, включает какую-то мелодию.

- Это что еще за фокусы такие? – Смеюсь я.

- Музыка красивая просто. – Улыбается та. – Тебе понравится…

И правда играет красивая музыка, кажется, я даже где-то ее слышала. Черт, я где-то ее слышала! Точно! Ее поет Lifehouse – Everything, как я могла забыть? Но мои никчемные мысли не идут в сравнение с тем, что вытворяет моя девочка. Она вновь садится сверху меня и теперь, задрав руки, и схватившись за край своей майки, она тянет ее вверх: медленно, соблазняющее, да так, что в горле все пересыхает. Ведь именно этого она и добивается. Моему взору открывается ее маленькая замерзшая грудь, которой я любуюсь. Пожалуй, была бы я художником, это была бы единственная грудь, столь концептуальная, столь аккуратная, которая могла бы вдохновить меня.

- Тебе нравится? – Спрашивает она, разрывая тихую музыку.

- Ю-юль! – Протягиваю я, начиная смущаться, она этого и добивается.

- Ладно, ладно! – Смеется она. – А вот твоя рубашка…

- Что моя рубашка?

- Она мне не нравится. – Брезгает моя девочка. – Давай я помогу тебе…

Она касается властными пальцами верхних пуговичек и расстегивает их. Я не сопротивляюсь, только не могу дышать, только не могу думать.

Юля помогает до конца избавиться мне от рубашки, и теперь под ней лежит почти полностью обнаженное мое тело.

- Так мне нравится намного больше. – Удовлетворенно протягивает она. – Ты чего уже так завелась?

- Юль! – Я краснею еще больше, с каких пор? – Мне просто холодно.

- Да? А мне кажется, тут так жарко! Давай ты немного охладишь меня, а я согрею тебя?

Без ответа на свой вопрос, она прижимается своим телом к моему. Она и правда пылает, а я и правда замерзла. Она довольно урчит у меня над ухом. Но через несколько минут она отрывается от меня, целуя в замерзший сосок. Ее теплый язык касается его, делая круг почета. Затем она спускается ниже, покрывая поцелуями каждый миллиметр тела. Ее рука перемешается меж моих ног и ложится поверх штанов.

Дата добавления: 2015-08-17