Тело человека

Несомненно, для первых пифагорейцев гармония заключалась в противопоставлении четного и нечетного, предела и бесконечности, еди­ничности и множественности, правого и левого, мужского и женского, квадрата и прямоугольника, прямой и кривой и так далее. Однако создается впечатление, что для Пифагора и его ближайших последова­телей из двух противоположностей только одна представляла собой совершенство: нечетное, прямая, квадрат — это хорошо и красиво, противоположные же члены оппозиции представляли собой заблуж­дение, зло, дисгармонию.

Иное решение предлагал Гераклит: если на свете существуют проти­воположности, сущности, кажущиеся непримиримыми, например единичность и множественность, любовь и ненависть, мир и война, покой и движение, то гармония между ними достигается не путем ус­транения одной из них, но через сосуществование обеих в постоянном напряжении. Гармония — это не отсутствие противоположностей, но их равновесие.

Последующие пифагорейцы, жившие в V-IV вв. до н. э., в том числе Филолай и Архит, воспримут эти соображения и используют в своих учениях.

Так рождается идея равновесия между двумя противоположными сущностями, которые нейтрализуют друг друга полярными точками зрения, противоречащими одна другой, но пребывающими в гар­монии только из-за того, что они создают друг другу противовес, и способными при перенесении в визуальный план стать симметри­ей. Таким образом, пифагорейская концепция дает обоснование симметрии, которая всегда присутствовала в греческом искусстве и стала одним из канонов прекрасного в искусстве классического периода.

Рассмотрим одну из тех статуй молодых девушек, что ваяли скульпторы VI в. до н. э. Возможно, именно в таких девушек влюблялись Анакре­онт и Сафо, находившие прекрасными их улыбку, взгляд, походку, их косы. Пифагорейцы объяснили бы, что девушка прекрасна потому, что должное равновесие настроений делает ее приятной для взора и между частями тела соблюдено верное и гармоничное соотноше­ние, ибо они следуют тому же закону, что определяет расстояния меж­ду планетарными сферами. Скульптор VI в. был призван воплотить ту самую неуловимую Красоту, о которой говорили поэты и которую он сам видел весенним утром в лице любимой девушки, но ему надлежа­ло воплотить ее в камне и конкретизировать образ девушки в форме. Одним из основных свойств хорошей формы как раз и были верная пропорция между частями и симметрия. И скульптор ваяет одинаковые глаза, равномерно распределенные косы, одинаковые груди, точно вымеренные руки и ноги, одинаковые, ритмично ниспадающие складки одежды и симметричные уголки губ, сложенных в характер­ную для этих статуй неопределенную улыбку.

Даже при том, что одной симметрией не объяснить секрета привле­кательности этой улыбки, перед нами еще весьма упрощенное понимание пропорциональности. Два века спустя, в IV в. до н. э., Поликлет создал статую, позже названную Канон, ибо в ней воплощены все правила верной соразмерности, и принцип, управляющий Каноном, основан не на равновесии двух одинаковых элементов. Все части тела связаны друг с другом пропорциональными отношениями в геометрическом смысле: А относится к В, как В относится к С. Позже Витрувий выразит правильные пропорции частей тела через их отношение к длине всей фигуры: лицо должно составлять 1/10 от общей длины, голова — 1/8, далее — торс и прочее...

Греческий канон пропорций отличался от египетского. У египтян существовали расчерченные на одинаковые квадраты сетки, предписывавшие строго определенные размеры. Если, например, человеческая фигура имела в длину восемнадцать единиц, автоматически длина стопы составляла три единицы, длина руки — пять и т. д. Между тем в Каноне Поликлета заранее заданных единиц нет: голова относится к телу, как тело относится к ногам и т. д. Критерий органичен, соотношения частей определены с учетом движения тела, изменения перспективы и даже положения фигуры по отношению к зрителю. Отрывок из диалога Платона Софист свидетельствует о том, что скульпторы не соблюдали пропорции чисто математически, но при­спосабливали их к особенностям зрительного восприятия, к тому, в какой перспективе фигура представала перед наблюдателем. Витрувии проведет различие между пропорциональностью, то есть техническим применением принципа симметрии, и эвритмией («привлекательность внешнего вида и гармоничный его внешний аспект»¹), то есть приспособлением пропорций к требованиям зрительного восприятия, в том смысле, как об этом сказано у Платона в приведенном отрывке из Софиста.

Средние века вроде бы не применяют математику пропорций ни к оценке человеческого тела, ни к его изображению. Такое небрежение можно объяснить тем, что телесная Красота уже не первенствует, ее замещает духовная Красота. Естественно, зрелому Средневековью не чуждо восприятие человеческого тела как чуда Творения, при­мер чему мы находим у Фомы Аквинского. Однако сплошь и рядом для определения моральной Красоты используются пифагорейские критерии, основанные на пропорциях, как, например, в символике homo quadratus (букв, квадратный человек, но уже у Аристотеля встречается как метафора «разумного», «уравновешенного». — Прим. ред.).

Средневековая культура исходила из платоновской в основе своей идеи (кстати, развивавшейся параллельно и в иудаистской мистике), согласно которой мир воспринимался как большое живое существо, а значит, как человек, а человек — как мир, то есть космос представ­лялся большим человеком, а человек — маленьким космосом. С этого начиналась так называемая теория квадратного человека, в которой число — принцип вселенной — приобретает символические значе­ния, основанные на ряде числовых соответствий, являющихся одновременно соответствиями эстетическими. Ведь древние рассуждали так: в искусстве должно быть, как в природе, а природа во многих слу­чаях делится на четыре части. Число четыре становится опорным и ключевым. Сторон света четыре, основных ветров, фаз луны, времен года — тоже четыре, на числе четыре строится тетраэдр огня Тимея, а имя Адам состоит из четырех букв. А еще, как учил Витрувий, четыре — это число человека, поскольку длина размаха рук соответствует росту и таким образом задаются параметры идеального квадрата.

Четыре станет числом морального совершенства, четырехугольный человек по-итальянски значит также «стойкий, выдержанный». Но квадратный человек будет в то же время человеком пятиугольным, ибо число пять также таит в себе множество соответствий, а пентада — это величина, символизирующая мистическое и эстетическое совершенство.

Пять — число круговое, при умножении оно постоянно возвращается к самому себе (5x5 = 25x5 = 125x5 = 625 и т.д.). Существует пять сущностей вещей, пять природных зон, пять разновидностей живого (птицы, рыбы, растения, животные, люди); пентада — это созидатель­ная матрица Бога, ее мы находим в Священном Писании (Пятикнижие, пять ран на теле Господнем); и тем более мы находим ее в человеке: если вписать его в круге центром в пупке, то периметр, образован­ный прямыми, соединяющими крайние точки человеческого тела, будет иметь форму пятиугольника.

Мистика Святой Хильдегарды Бингенской (с ее концепцией «музици­рующей души» — anima symphonizans) базируется на символике пропорций и таинственной притягательности пентады. В XII в. Гуго Сен-Викторский утверждает, что тело и душа отражают совершенство божественной Красоты: тело — на основе четного числа, несовершен­ного и нестабильного, а душа — на основе нечетного, определенного и совершенного; и духовная жизнь опирается на математическую диалектику, основанную на совершенстве декады. Однако достаточно сравнить рассуждения о пропорциях тела сред­невекового художника Виллара де Оннекура с исследованиями Леонардо и Дюрера, чтобы понять, какое значение имели более зрелые математические выкладки теоретиков Гуманизма и Возрождения.

У Дюрера пропорции тела основаны на строгих математических модулях. О пропорциях говорили как во времена Виллара, так и в эпоху Дюрера, но явно изменилась строгость расчетов, и идеальная модель художников Возрождения восходит не к средневековому философскому понятию пропорциональности, но скорее к концепции, воплощенной в Каноне Поликлета.

Гармония. Филолай (V в. до н. э.) Фрагменты досократиков, D44B6

С природой и гармонией дело обстоит так. Сущность вещей, которая вечна, и сама природа требуют божественного, а не человеческого знания. Кроме того, ничто из того, что есть и познается нами, не могло бы возникнуть, если бы не было в наличии сущности вещей, из которых составился космос: и ограничивающих и безграничных [элементов]. Но так как начала не были подобны и единородны, то они не могли бы упорядочиться в космос, если бы [к ним] не прибавилась гармония, каким бы образом она ни возникла. Вещи подобные и единородные нисколько не нуждаются в гармонии, а неподобные, не единородные и не одного порядка необходимо должны быть сопряжены гармонией, с тем чтобы удерживаться вместе в космическом порядке.

Симметрия Витрувии (I в. до н. э.) Об архитектуре, III, 1

Стройность храмовых зданий основыва­ется на соразмерности, законы которой самым точным образом должны знать архитекторы. А соразмерность создается из пропорциональности [...] Пропорцио­нальность представляет собой соответ­ствие в размерах условленного отрезка частей всего здания со всем сооружением в целом: из этой пропорциональности получается закон соразмерности. Ни один храм не может строиться без учета сораз­мерности и пропорциональности, без того чтобы он не имел точного соотноше­ния частей, подобно соотношению частей тела у хорошо сложенного человека.

Канон Плиний Старший (I в.) Естественная история, I, 34

Поликлет из Сикионе, ученик Агелада, сделал Диадумена, статую изящного юноши, прославившуюся тем, что стоила 100 талантов. Он же сотворил Дорифора, изображение мужественного молодого копьеносца, а также фигуру, которую художники называют каноном: по ней, как по закону, определяют они правила для своего мастерства. Поликлет считает­ся единственным человеком, который теорию искусства выразил в произведе­нии искусства.

Соразмерность частей Клавдий Гален (II в.) Соображения о Гиппократе и Платоне, V, 3

Хризипп [...] утверждает, что красота состоит не в отдельных элементах, но в гармонической соразмерности частей, в отношении одного пальца к другому, и всех пальцев к остальной кисти, и кисти к предплечью, и предплечья к локтю, и локтя ко всей руке, и наконец, всех частей ко всем остальным, как написано в Каноне Поликлета.

Число четыре. Неизвестный автор-картезианец (XII в.) Трактат о ровной музыке

Итак, древние рассуждали следующим образом: как обстоит дело в природе, так должно быть и в искусстве: но природа во многих случаях делится на четыре части [...] Действительно, существуют четыре части света, четыре стихии, четыре пер­вичных качества, четыре главных ветра, четыре типа физической конституции, четыре способности души и так далее*.

Времена года. Боэций (480-526) Об арифметике, 1,2

Все вещи, сотворенные первозданной природой, судя по всему, образованы по закону чисел. В самом деле, в душе Создателя этот закон служил главным образцом. Именно он объясняет множе­ственность четырех элементов, смену времен года, движение светил, вращение небес*.

Дата добавления: 2015-08-17