Если желаемое выдают за действительное, значит, такова действительность. 10 страница

Посочувствуем физикам и самим себе. Унизительно обладать способностью рассуждать о Времени, Пространстве, Бесконечности, Вечности, но не иметь способности и возможности проникнуть в тайны Вселенной! Несовместимо-обидно ощущать себя достаточно разумным существом, интуитивно предчувствуя близость и доступность величайших тайн, которые, вероятно, совсем рядом, в собственной голове, но осознавать, что не пришел черёд Больших разгадок! И опять нисходить к ничтожеству земляного червя...

Д в е ш у т к и в о В с е л е н н о й е с т ь: п е р в а я – ж и з н ь, в т о р а я – с м е р т ь.

К нашему счастью или несчастью, мы созданы на животном фундаменте. И нам, как и неразумным братьям нашим меньшим, дарована спасительная особенность органических созданий – не задумываться об уникальности окружающего! Не помнить, что мы, наша психика, тело, история, наши вещи, дома, да что там! деревья, камни, кошки, собаки, козявки, Луна, Земля, Солнце и дальше, весь космос – это нечто такое немыслимо волшебное, в сравнении с чем все наши сказки и фантазии – примитивнейшие закорючки из букваря.
Иногда, конечно, мы читаем научно-популярные книги, где ученые мужи растолковывают нам свои гипотезы и теории. Нам объясняют, что трава и деревья – это очень просто, это фотосинтез. Облака – это всего лишь пар. Солнце – это термоядерная энергия...
Но тут же, в той же книге, мы читаем и о сомнениях ученых мужей: фотосинтез-то, конечно, есть, но... солнечная энергия – фотоны, идут к нам как-то странно, в виде очень сложных, постоянно изменяющихся пульсаций, не поддающихся расшифровке.
То есть, всё живое постоянно к о д и р у е т с я Солнцем! Да и само Солнце, если уж говорить честно, это совсем не термоядерная реакция, ибо уже давно бы прогорело. А наш собственный мозг?! Сколько в нем ни ковыряйся – ничего не ясно: что и как функционирует...
Почитав научно-популярный книжечки, мы на мгновение просыпаемся и видим себя то ли в гигантской сложной и бесконечной МАШИНЕ, то ли ощущаем себя крохотной частичкой мозга Вселенной, даже и не частичкой, а какой-то ирреальной грёзой, мечтой или мимолетной мыслью мозга Бесконечности, или всего лишь ответвлением одного из ЕГО снов...
И погружаясь в свои собственные, иногда вещие сны, в которых мы узнаём свое будущее или встречаемся с умершими, и слушая рассказы очевидцев о явлениях полтергейста – соприкосновениями с мирами других измерений, и наблюдая на экранах телевизоров бесшумные полеты НЛО с гравитационными двигателями, где сидят существа, умеющие преодолевать бесконечность с мгновенной скоростью, умеющие листать в р е м я назад и вперед и не желающие вступать с нами, дикими, в контакт, – мы просыпаемся на короткие мгновения. Мы видим дерево и думаем: какое это необъяснимо-красивое чудо – д е р е в о!... Мы смотрим на кошку или собаку и говорим себе: какая поразительная тайна-игрушка – к о ш к а, с о б а к а...

В утешение своей настоящей мизерности, мы говорим себе: ну что ж, когда-то и мы научимся делать гравитационные двигатели.
Мы будем путешествовать в собственных "летающих тарелках" сначала по своей галактике, а потом, когда вступим в Содружество Разумных, нам дадут карты дорог Вселенной... И тогда... Тогда мы уже будем не мы...
Вот так, на мгновение, мы проснемся и вновь заснем, и опустимся в осадок на дно нашей обычной пошлости, глупости, несовместимой с Настоящим Разумом животной ничтожности.
Но многие из нас, большинство! не просыпаются никогда. И вся эта многомиллиардная жующе-размножающаяся биомасса рождается и существует лишь для того, чтобы из нее иногда появлялись единицы, умеющие п р о с ы п а т ь с я.

Н и к т о н е м о ж е т с к а з а т ь – в ч ё м с м ы с л ж и з н и, н о в с е х о р о ш о з н а ю т, к а к у ю з а р п л а т у х о т е л и б ы п о л у ч а т ь...

Но есть у нас одно утешение, оправдывающее наше сегодняшнее несовершенство. Вот этот ресторан "Пучина" – всего лишь точка пространства. Представьте, что точка есть, а ничего другого нет. Ведь так и было когда-то. Место существовало – как пространство, а Земли не было. И вот появляетесь вы, желаете зайти куда-нибудь отдохнуть, но зайти абсолютно некуда! Пустота! Ни тебе соку, ни мороженного, ни девушек в мини-юбках.
Но вот появилась Земля и данная точка на ней. Но вместо ресторана "Пучина" в этой самой точке дикая страшная и глубокая пучина морская! И вы, вовсе и не Вы, а в виде какой-нибудь пучеглазой рыбешки удираете от жуткого морского чудовища! И если вам удалось удрать, то через миллионы лет на этом же самом месте, в первобытном лесу, пройдя эволюцию по Дарвину, сидите вы на дереве в виде неизвестного современникам рептилиобразного чуда-юда и выковыриваете из-под коры отвратительного мохнатого-пузатого червяка на ужин...

Создатель Ластиком-Временем на одном и том же участке пространства постоянно стирает свои сны, чтобы на месте старых произведений сотворить новые, усовершенствованные. Каждое новое время – своя сказка! Но за каждое новое усовершенствование нужно расплачиваться...
Вы сидите и кушаете ложечкой мороженное. И за вами не гонится морское чудовище. Пусть ваше мороженное по калорийности и полезности много уступает тому экологически чистейшему червяку, которого выковыривал из-под коры ваш предок, а вон те, в кожаных куртках в углу опаснее морских чудовищ... И, тем не менее, вы осознаёте, что добрались с помощью невероятнейших случайностей до стадии своей сказки – своего времени. И ваш разум выше разумов всех предыдущих – чем не утешение?
А кроме того, в детстве, вы успели побывать в другой, не вашей сказке. Ведь все мы в детстве – шпионы из будущего, засылаемые в прошлое – в бывшее настоящее своих и чужих дедушек и бабушек. И там, на заре машинной цивилизации, в каком-нибудь глухом посёлке, среди наивного прошлого, вы прихватили первозданного чистейшего воздуха, ледяной целебной колодезной водицы, цветных опьяняющих лугов и пасущихся на них лошадей с колокольчиками и перевязанными ногами, дивных диких луговых озер и озерец, кишащих жирной чистейшей рыбой, которую можно было ловить почти руками, осин с черными громадными майскими жуками, огородов с первой хрустящей морковкой... И никаких смогов, нитратов-нитритов, радиации, перенаселенности...

К а ж д а я с к а з к а д а ё т с я т о л ь к о р а з, и п р о ж и т ь е ё н а д о т а к, ч т о б ы н е б ы л о м у ч и т е л ь н о б о л ь н о в п у с т о м ж е л у д к е и п е р е п о л н е н н о й г о л о в е!

Упадем же на дно своей ничтожной животной вселенной, продолжим то, что нам предопределено – свой путь в своей страшненькой сказке...

КАКАЯ ВСТРЕЧА!

Друзья приходят и уходят, а стекло –
посуда – остаётся!

Лариса беспрепятственно прошмыгнула в двери. Зал пуст. Несколько мужиков сидят в отдалении. Сверкающий бар, дремлющий бармен.
Стэллы не видно. Что, назад? Или к бару подойти? Непринужденно. В кармане – ни копья. Куда же Стэлла?.. Мужики пьют. Богатые. Здесь всё стоит...
И вдруг. Да, вдруг! Или не вдруг. Как это бывает. Процесс узнавания. Кто это знает? Как там шарики в голове бегают, вспоминают, и д е н т и ф и ц и р у ю т рожи? Глазки, носик, ротик. Огуречик – вот и вышел знакомый человечек.
Ах ты сволочь! Свинья! Скотина! Вася! "Помни Васю", – сказал Чёрный глаз. Еще бы не помнить!..
Гнев. Её гнев – не ее гнев. А е г о. Мужской гнев. Сейчас... Сейчас ты...
Она подходит к столу /её п о д х о д и т!/, останавливается, смотрит в упор на Васю. И Вася смотрит на нее – кролик на удава. Узнаёт. И кривая неприятная маска-улыбка искажает его лицо, потому что он смущается. Потому что он тогда совсем не хотел э т о г о делать. Т о т приказал. Во сне... Удовольствие получил, но вспоминать... видеть ее...
– Ах ты сволочь! Еще улыбаешься! – Гнев залил ее всю изнутри. Как никогда. Что-то щелкнуло в голове. И дальше она не помнила...

Она ударила ногой снизу стол, и он отлетел вправо. Аркадий, сидевший слева, отшатнулся и вскочил. А Вася остался сидеть на стуле, один, без стола, как на пустой сцене. В конце концов – если жизнь – театр, то периодически приходится присутствовать не только в зрительном зале, но и на сцене: сидеть на стуле или валяться на ее пыльных досках.
Один удар каратистки – ногой, второй – и Вася тоже валяется, но не на пыльных досках, а на тщательно пропылесосенном цветном паласе.
Но летит, летит на всех парусах из туалета, где он заканчивал свои дела, когда услышал столь знакомый специфический звон бьющихся бутылок и бокалов, вышибала Алик-Эдик-Юрик-Шурик! Летит во всю мощь своих ста пятидесяти кэгэ и никак не может допорхнуть. Фу-у, допорхнул! Вот шпана! Кто это, мальчик или девочка?! А, сзади его-её – хватать! Ой, ой, что это, ой... больно!!
Это Лариса автоматически сгибает правую ногу и из-под низа бьёт пяткой между жирных столбов того, кто ее там сзади ухватил. И локтем в солнечное сплетение. В жирное, но все-таки солнечное. Всё-таки сплетение. И Алик-Шурик отваливается, согнувшись. А двое "кожаных" из дальнего угла встают и дружно аплодируют.

Я сижу рядом, радуюсь, что мне пока не попало и уже решаю отсюда убегать, но замечаю Стэллу.
Она вошла вовремя, к самому началу эпизода и видела его весь. Прежде всего она узнала, разумеется, Аркадия, то есть, своего родного папулю. Здорового мужика, то есть, Васю, она не узнала, потому что лицезрела его впервые. Меня она узнала тоже, но, кажется, не сразу, не мгновенно. И сейчас мы несколько секунд смотрим друг на друга – как на проявляющиеся сексуальные фотографии в ванночке с проявителем. Уже что-то показалось знакомое развратное, что-то ёкнуло в сердце и ниже пояса, но слой проявителя, словно слой времени уже отделяет прошлую глупость и пошлость – как нереальность.
Стэлла приехала сюда сказать своей здешней подруге Люське, что с "Пучиной" завязывает. И вообще... Но сейчас у нее в голове крутятся другие шарики, те самые, что за узнавание отвечают. За носик, ротик, огуречик.
Что это за огуречик в такой дурацкой курточке и штанишках, а? Вот же, что-то очень знакомое. Вот, носик, ро... Хо-хо, да это никак кисанька-Ларисонька!
Стэлла быстро подходит, слегка прикасается к моему плечу, бросает: – Подожди, сейчас... – Подходит к бандитке. – Привет, подруга, – говорит Ларисе, успевает подмигнуть папочке, взглянуть на перевернутый стол и на поднимающегося с пола краснущего от смущения мужика.
Потом, когда за всё уплачено и кое-что из напитков с собой прихвачено, мы все оказываемся сначала в машине у Стэллы, а затем и в ее квартире, где проводим несколько почти приятных и странных часов. Знакомство, объяснения, извинения, благодарности, выпивка, сигареты, музыка...
Лариса, правда, стала излишне стеснительной, напитки лишь пригубливала и старалась больше молчать. Но мне захотелось её когда-нибудь разговорить, потому что на кухне, где мы немножко пообнимались со Стэллой, она шепнула мне: "Лариска г о л у б а я..."

КРАСНО-ГОЛУБЫЕ…

Кто там кричит, что наша история – черте что?
Что за наивные речи, господа?!
В нашу историю особенно удачно превращается то
Чего не было никогда!

МИНИ-МЕДИТАЦИЯ: Где-то в космосе растёт НЕЧТО, которому через определенные промежутки времени требуется усиленное п и т а н и е. Человеческие души. Чем взрослее это НЕЧТО становится, тем большее количество питания ему необходимо...
Именно для того и посажен о г о р о д на Земле. Древние жестокие фараоны, цари, короли, императоры, кайзеры, ленины, сталины, гитлеры, эпидемии холеры, чумы, СПИДа – массовые многомиллионные смерти в короткие промежутки времени...
Разве не опровергает этот жуткий набор идею доброго Бога и разве не подтверждает идею космического НЕЧТО, пожирающего нас?
Вселенная устроена слишком разумно, ничего в ней не пропадает и не исчезает бесследно. Вполне логично предполагать, что от нас остаются "записи", "пси-энергия", "души" – как угодно, которые где-то, кем-то и каким-то образом используются. Потребляются.
Конец МИНИ-МЕДИТАЦИИ.
А сейчас разберемся с папой Стэллы – отчего это он стал вдруг заикаться? Да так сильно...
Часть жизни Аркадия Перминова оказалась конструкцией, сварганенной некоей славненькой всемирноизвестной организацией –Комитетом Государственной Безопасности СССР. Впрочем. Что там какой-то Аркадий для организации, которая, меняя аббревиатуру: ЧК, НКВД, МГБ, КГБ, МБР, ФСБ – уничтожила десятки миллионов граждан собственной страны!
Шесть лет Аркадий на небольшом дизельном прогулочном катерке /но вполне вместительном и комфортабельном/ доставлял на живописные приморские острова пузатое коммунистическое начальство. На рыбалку – так назывались подобные прогулки. Именно для них и держали катер со штатом.
Конечно, таких катеров и яхт было полно, государственные предприятия, где прокручивались многомиллиардные суммы – рыбодобывающие флотилии, военные заводы с астрономическими госзаказами – все они имели плавучие стационарные притоны, скрываемые, разумеется, от народа. Предназначались они как для своих бонз, так и для приезжающего московского начальства. Сценарий "рыбалки" всегда один: водка, коньяк, шампанское, шлюхи-секретарши /специально содержащиеся в штате в виде профсоюзных, партийных и комсомольских работников/.
Заходили в морские заповедники, где по договоренности их уже ждали: живая рыба, свежие крабы, устрицы, мидии и гребешки. Два пожилых матроса варили тройную уху, готовили крабов и ракушки. А гости напивались, развратничали в специально приготовленных для этого каютах, нередко блевали там же... соцреализм, тщательно скрываемый от наивного народа.
А с высочайших трибун вовсю молол свою чепуху о какой-то "перестройке" и "новом мышлении" новый царь СССР – Генеральный секретарь КПСС, Председатель Верховного Совета, Верховный главнокомандующий и Кто-то там Ещё – Михаил Сергеевич Горбачев.
А некто Аркадий Перминов, имея диплом капитана дальнего плавания /в сейфе КГБ/, продолжал развозить мерзостную пузатую сволочь с блевотиной.
Михаил Сергеевич уже успел за деньги советского налогоплательщика выпустить золотую коллекционную монету с собственным анфасом и профилем /авось найдут в раскопках через мильён лет!/ и распечатать во всех странах мира свой уникальный дебильный "шедевр" со с к р о м н ы м названием: "Перестройка для нашей страны и всего мира" – сборник тарабарских речей, настроченных референтами, а Аркадий всё раздумывал: куда бы и к кому бы обратиться насчет реабилитации? Куда? К царю, конечно!
Дважды садился за письмо: "Здравствуйте уважаемый, дорогой Михаил Сергеевич!" И дважды "дорогой" зачеркивал, а потом рвал написанное в мелкие клочки и смывал – на всякий случай – в унитаз... "Подожду еще. А то, как бы чего хуже ни получилось..."

Но реабилитация явилась к Аркадию сама. Прямо на борт катера. В лице... капитана КГБ Красных. Пардон – подполковника Красных.
Вообще, если по большому счёту, это явление подполковника КГБ народу, в смысле – Аркадию, надо бы описывать по Достоевскому с размахом на отдельную главу, да нет, что главу – на отдельный роман – со всеми возможными и невозможными нюансами запредельных контактов.
В каждом, даже самом маленьком писателе, сидит Достоевский, мечтающий о ненормальных жизненных ситуациях, в которых проявляется ненормальная наша психика. Ведь мы в с е ненормальны! И, может быть, более других те, кто не подозревает об этом и считает себя нормальным на все сто.

М о ж н о л и с ч и т а т ь ч е л о в е к а н о р м а л ь н ы м, е с л и у н е г о н е т с в о е й н а в я з ч и в о й и д е и?

Но что идеи! Разве каждый из нас не попадает в жуткие примитивные ситуации? И тогда мы, подстать ситуации, превращаемся тоже в нечто такое же жуткое и примитивное, может быть, в часть того НЕЧТО, которое пожирает наши души? Вдруг, на короткие мгновения, мы как будто становимся самими собой, настоящими – з в е р ь м и. Маски, которые мы таскали на себе всё остальное время, сваливаются, а под ними – никого и ничего! Под ними – лишь секундная ситуация и реакция на нее. А нас, каких мы себя воображали, напялив маски и любуясь в зеркало, нет! И мы видим, что ненормальная ситуация и наш звериный оскал – это и есть настоящая н о р м а этого лживого мира, построенного из примитивных инстинктов. А все остальные красивости – лишь хитрый обман, прикрывающий каннибальскую правду.
М о ж е т б ы т ь, н а с н е т в о о б щ е н и г д е.
Но в каждом из нас сидит Достоевский с его персонажами. Когда-то мы бываем Раскольниковыми, когда-то – князьями Мышкиными, старухами-процентщицами и Сонечками Мармеладовыми.
Мы ненормальны все и всегда. Мы живем так, как будто есть смысл жить и мы бессмертны. Мы все – психопаты. А цивилизация – массовый гипноз-психоз. Мы часть Вселенной, значит, и она сумасшедшая. Но всё – от Бога?..
Наше мышление настолько ничтожно и ограничено, что мы объясняем мир с помощью Бога, но забываем спросить себя: а кто создал Бога и что, как, где и сколько было до Него?

Бог придумал человека для того, чтобы человек придумал Бога...

Как бы там ни было, но если мы живем в сумасшедшей Вселенной, то убийства, войны и все остальные мерзости, в том числе и такая миленькая организация, как КГБ, вполне нормальны.
Так что явление темным сентябрьским вечером некоего товарища подполковника КГБ Красных на борт катера к некоему Аркадию, Фёдора Михайловича Достоевского вряд ли заинтересовало бы.
Ну что, в самом деле, здесь описывать? Встречу палача и жертвы? Ну какой там к черту Красных палач?! Не застрелил же шесть лет назад Аркадия в кабинете, как раньше его коллеги из НКВД делали. И в лагерь не отправил. Ну, лишил диплома. И то – начальство приказало. Правда, мог бы и не лишать капитанства, а перевести на работу на каботажные линии, то есть, в своих водах. Ну, перегнул малость, показал власть, подумаешь, не то еще приходилось делать...
Нет, не взялся бы Фёдор Михайлович за эту жилу неперспективную. В конце концов, не с топором же приехал на новенькой служебной "волге" стального цвета с личным шофером Красных, а с кейсом, который заключал в себе две бутылки марочного армянского коньяка, пару лимонов, пачку американских сигарет и, конечно, диплом капитана дальнего плавания Аркадия Перминова. А официальные и личные извинения: "перегиб, время было такое, сейчас новое мышление, перестройка, демократизация..." – это Красных устно преподнес. По демагогии у него в спецучилище всегда было пять баллов.
Но если бы все-таки великий Федор Михайлович заинтересовался нашим подполковником КГБ Красных – как типичным психологическим феноменом полуобразованного ничтожества, как властью над властью в абсурдной стране дураков и негодяев, то, конечно же, гениальный писатель как всегда начал бы с микроскопических исследований малейших сквозняков души, а закончил бы грандиозными телескопическими обобщениями! И уж, разумеется, со всеми возможными подробностями гений описал бы то самое специальное военное училище, в котором наш будущий подполковник прокайфовал пять лет.

Действительно, вообразите себе высшее учебное военное заведение, принадлежащее организации, которая семьдесят пять лет целенаправленно, в гигантских масштабах уничтожала население собственной страны... По одним данным – это десять миллионов расстрелянных и умервщленных в концлагерях, по другим – сорок. Миллионов! А по третьим данным, с учетом искусственного голода и бездарно-преступным началом войны с фашисткой Германией /именно перед ее началом славной организацией было расстреляно сорок тысяч кадровых офицеров!/ жертв насчитывается семьдесят миллионов.
Пожалуй, одного Фёдора Михайловича будет маловато. Сюда бы еще Кафку – пожалуй, единственного землянина, так остро осознававшего абсурдность нашего мира /которая привела его к отказу от р е а л ь н о г о мышления, то есть, к сумасшедствию. Впрочем, некоторые психиатры утверждают, что шизофреники – это люди будущего.../.
Да еще бы Чарльза Диккенса – чтобы описать клоунов-преподавателей необыкновенного заведения, тех самых, что л и ч н о участвовали в массовых расстрелах и сочиняли пропагандистское враньё.
А впрочем, надо отдать должное преподавателям, проявить к ним сочувствие. Вы что же думаете, это так легко и просто – на одной лекции совмещать совершенно несовместимые вещи? Эквилибристически жонглировать д в у л и ч и е м в химически чистом виде, но с серьёзным, эдаким патриотически-пафосным видом?!
Вот, например, великий вождь всех времен и народов... товарищ Сталин. Ну что ж, да, были некоторые небольшие перегибы. По н а ш и м архивным данным, расстреляно 143242 человека. Да, вполне возможно, что там были и невинные. Несколько человек. А остальные – шпионы и враги народа! Но зато сколько сделано под мудрым руководством товарища Сталина! Каналы, гидростанции, заводы и детские садики!
А еще на этом же уроке преподавателю надо напомнить курсантам, что: "Народ и партия – едины!", "Партия – наш рулевой!", "Наша цель – коммунизм!"
Но смышленные курсанты на этом же уроке должны понять и кое-что другое, о с н о в н о е. Например: а что такое, собственно, народ? Наш народ? Где он? Кто он? Нет, товарищи, мы не будем называть свой народ баранами, скотом, быдлом и кошачьим дерьмом... Но в дальнейшем, когда вы ознакомитесь с выписками из наших п о д л и н н ы х архивов, вы сами осознаете, что народ, позволяющий себя уничтожать в таких... э-э... масштабах –это не народ. Это стадо. А стадо необходимо пасти и производить селекцию. Наши славные Органы – над народом, над властью и над компартией. Потому как, что такое, собственно, власть? Тот же народ. И из грязи, как говорится, в князи. Воруют, барствуют... А компартия? То же самое. Фильтровать, обновлять кровь – вот в чем была основная задача органов. Таковой она и остается – но на более современном уровне.

Здесь старый преподаватель мог бы пуститься в сентиментальные воспоминания и рассказать товарищам курсантам, как в далекой молодости, когда Органы назывались еще НКВД, ему посчастливилось участвовать в р о т а ц и и кадров – ликвидации д е с я т и т ы с я ч местных приморских коммунистов – мелких, средних и крупных начальников, их заместителей и даже секретарш. Кстати, одну такую, за булку хлеба, он...
Впрочем, никакой ликвидации не было. Их должны были отправить с очередной партией на крайний Север в концлагерь и там уничтожить. Но не успели, кончилась навигация. А местные лагеря были забиты так, что никакой возможности всунуть еще десять тысяч и кормить даже теми отрубями, которыми их кормили, не имелось. И вот эту партию загнали на приморское озеро Ханку, на самый глиняный бережок, в самом центре поселка Камень-Рыболов, напротив сельмага, школы-восьмилетки и детского садика... Огородили колючкой и всё. На свежем воздухе.
Воду они пили из озера, а кормёжка... Некоторые пытались ловить рыбу руками. Местные жители, на глазах у которых посреди поселка /вот они, перегибы!/ происходила вся эта возня, поначалу бросали им хлеб и картошку через проволоку. Но после того, как часовой по приказу начальства прошил из автомата сердобольных бабку с дедом, желающих покормить врагов народа больше не нашлось.

Закапывали они сначала друг друга сами, в глине, но вскоре обессилили и копать ямы приходилось охране. К середине декабря осталось несколько человек, самых крепких, их в лесочке добили...
А ту секретаршу... Гарная девка была, породистая, долго держалась, но всё равно простыла... на голой земле... Ее звали Ниной. За булку хлеба она согласилась. Он отвел ее ночью с земляком Гришкой в кусты. Но у Гришки ничего не получилось, а он с Ниной почти месяц каждую ночь. В сущности, она была его первой женщиной. Он подкармливал ее тушенкой, дал телогрейку.
Потом Нину отобрал у него старшина. И он хотел застрелить старшину. Эх, молодость! Но не застрелил. Сам едва за ту проволоку не попал. А Нина скоро умерла. Все умерли.
Преподаватель мог бы свозить своих курсантов на экскурсию, всего-то сто километров. Иногда, летом, он ездит т у д а на своей машине. Один. На пару дней. На рыбалку.
Ставит палатку. На том самом глиняном бережку. Рыбу с вечера покупает у рыбаков. Ночью палит костер, пьёт водку, хлебает уху. Как тогда, когда он служил здесь в охране НКВД. Он смотрит на глиняные холмики, они шевелятся в отсветах костра. "Были перегибы, – думает пьяно он. – На глазах у всей деревни... десять тысяч... Жизнь человеческая абсурдна. Я, из глуши, индеец из хижины с соломенной крышей и земляным полом, неграмотный, примитивный, выжил тогда, потому что именно такие ничтожества требовались примитивной жестокой стране. Нина... она владела тремя языками... немецким, английским, французским... Ее мать, дворянка, научила ее в детстве... А я... за всю жизнь так и не выучил... Я преподаю мерзость молодым сволочам, будущим убийцам, я, негодяй и ничтожество до сих пор жив, а они, умные и грамотные, давным-давно там, под глиной..."

Местное население давно обновилось, сменились поколения и никто ничего не помнит... Только на том месте, на берегу, никогда не купаются. П о т о м у ч т о в с е в с ё з н а ю т.
И если спросить какую-нибудь долгожительницу бабку с клюкой, она ткнет этой самой клюкой в сторону г л и н я н ы х в о л н и ответит: "А це не наши. Це – коммунисты..."
Так что, товарищи курсанты, вы обязаны насквозь проникнуться сознанием исключительности наших Органов! Мы – над быдлом... в смысле, над так называемым н а р о д о м, мы над так называемыми вождями и даже над компартией! Настоящая и единственная власть в стране – мы! Редакторы издательств, газет, журналов, радио и телевидения – наши сотрудники. Их заместители – тоже. Большинство рядовых журналистов сотрудничают с нами по подписке. Мы назначаем в писатели и попы. Поэтому н а ш и люди не нуждаются в особых материальных льготах. Каждый из вас будет иметь гарантированную среднюю квартиру и среднюю зарплату, соответствующую его званию и должности. Каждый из вас обязан отчетливо осознавать, что неограниченная власть выше денег и славы. И всех своих, уличенных в казнокрадстве и взятках, Органы жестоко покарают. Кстати, о каре. Прежние методы, разумеется, устарели. Да и не так у нас сейчас много граждан, несогласных с политикой партии и правительства – как видите, методы р о т а ц и и и с е л е к ц и и принесли большие результаты... Но в семье, конечно, не без урода. И часть этих уродов, так называемых д и с с и д е н т о в, мы до сих пор отправляем в лагеря, но не как политзаключенных, а по уголовным статьям. Ну, а наиболее оголтелых и опасных... Есть много ц и в и л и з о в а н н ы х методов. Принудительное лечение в дурдо... в специальном психдиспансере. Хирургическое вмешательство... Мгновенная смерть от сердечного приступа или инсульта... Как это делается –вы будете проходить на других занятиях. Но главное, не забывайте – всё для советского народа, для его светлого будущего...

Курсант Красных не спился, не попал в дурдом и не пропал без вести – как некоторые его сокурсники. Его вполне устраивала будущая неограниченная власть и вполне он мог плевать на все моральные принципы вместе взятые – без малейших последствий для собственной железной психики.
Но один незыблемый постулат Органов никак не хотел уложиться в прокрустово ложе мышления Красных – ни во время обучения, ни после. Особенно – после! "Как же так?! Обладать огромной властью и не иметь с нее дивидендов?!"
Жить на среднюю советскую зарплату – это значит нищенствовать. В то время, когда его сейфы хранили сотни досье на партийных воров различных рангов, которых он мог только регистрировать, отслеживать, но ни в коем случае не арестовывать – без приказа... этих же воров!!!
Да, в то самое золотое времечко, когда жульё жировало и каталось как сыр в масле, дурача рабочее и интеллигентское быдло привычными тарабарскими лозунгами: "Наша цель – коммунизм!", он, лейтенант, а потом капитан КГБ, переколачивался с женой и ребенком от получки до получки. Как гласила тогдашняя шутка: жена даёт рубль на день и умоляет, чтоб я себе ни в чем не отказывал...
Красных не возражал жить в Стране дураков, вполне даже неплохо и с посредственными способностями, в погонах, проще сойти за умного. Как говорится: умным может быть каждый – были бы рядом соответствующие ценители. Но вот всю полноту абсурда этой страны его голова все-таки вместить никак не могла, тем более, обладая такой информацией, какой обладал он.
Он наблюдал за перемещениями местного начальства. Директор кондитерской фабрики, наворовав миллионы, развалив работу, переводился в директора театра или филармонии, где нечего было украсть. Временно, как в ссылку.
Советских начальников не увольняли. Вечные советские начальники – номенклатура. Их, вечных, уже не сажали. По двум причинам. Во-первых, они как постройка из костяшек домино – толкни одного, повалятся все. Все повязаны, все родственники и друзья. А убивать в подъездах и взрывать в машинах – ненужных и многознающих – тогда было еще не принято. А во-вторых, особенно надежны и управляемы те, у кого рыло в пуху, на кого лежит досье, о котором они, конечно же, знают...
Ну, ладно. Эти пункты капитан Красных еще мог понять. Чёрт с ними. Не мог он понять другого: почему он имеет право собирать на них компромат, наблюдать их пресыщенную служебную и частную жизнь, иногда во всех ее самых пахабных подробностях, прослушивая квартирные и кабинетные микрофоны-жучки, но не имеет права хотя бы изредка подоить этих жирных свиней?! Ну не партийную сволочь, так хотя бы торгашей – всю эту бесчисленную рать подпольных миллионеров: директоров столовых, кафе, ресторанов... Ведь доят их, идут ежемесячные отчисления начальникам и генералам милиции и ОБХСС, но не КГБ!
В чем дело? – не раз спрашивал он себя. – Дурацкие коммунистические идеалы энкэвэдэшных старпёров, в которые они, полоумные, почти искренне верят – при всей-то их беспредельной циничности?

Дата добавления: 2015-08-20