Революция 1789 года и последующее время

Достигнув полного расцвета и принесши на практике богатые плоды, сословная организация адвокатуры была 2 сентября 1790 года уничтожена учредительным собранием. "Законоведы", гласила десятая статья декрета: "раньше называвшиеся адвокатами, не должны составлять ни сословия, ни корпорации, ни носить особой одежды при исполнении своих обязанностей". Принятие такой меры объясняется, с одной стороны, коренной реорганизацией судоустройства, предпринятой учредительным собранием, а с другой стороны, тем, что оно смешало адвокатское сословие с многочисленными ремесленными и промышленными корпорациями и цехами. Уничтожая их, в видах свободного развития ремесел и торговли, оно сочло нужным поступить точно таким же образом и с адвокатурой. "Тяжущиеся", говорится в проекте по переустройству судебной части: "будут иметь право вести свои дела лично, если найдут это удобным, а для того, чтобы адвокатура пользовалась необходимой для нее свободой, адвокаты перестанут составлять корпорацию или сословие, и каждый гражданин, прошедший курс наук и выдержавший требуемый для занятия адвокатурой экзамен, должен будет давать отчет в своем поведении только закону" *(455). Такова была цель декрета 2 сентября. Замечательно, что рассмотрение и утверждение его произошло под председательством одного из известнейших адвокатов того времени Турэ (Touret) при участии многих других адвокатов (Target, Treillard, Tronchet, Camus, Martineau, Duport и др.) и никто из этих видных представителей сословия не сказал ни одного слова в защиту его. "Не боялись ли они", говорит Ле-Беркье: "чтобы их не обвинили в том, что они защищают свое личное дело *(456)?" Фурнель, современник этого загадочного события, дает ему другое объяснение. "После уничтожения парламента и апелляционных судов", повествует он: "зашла речь об адвокатах. Многие члены комитета склонялись к тому, чтобы удержать их в прежнем положении и перенести в новообразованные суды те права и привилегии, которыми они пользовались в парламенте и прочих подчиненных ему судах. Другая же часть комитета считала нужным уничтожить сословие адвокатов и даже искоренить совершенно термин "адвокат". Но, знайте, что это предложение было плодом не враждебного умысла, а экзальтированной приверженности к славе и памяти адвокатской профессии. Когда это необычайная идея вызвала разногласие в комитете, многие из его членов сообщили ее нескольким адвокатам, голос которых мог иметь вес в подобном вопросе. После обсуждения его со всех сторон мнение об "абсолютном уничтожении" было единодушно принято. Те, относительно которых было известно, что они более всех проникнуты корпоративным духом и высоко ставят звание адвоката и честь сословия, высказались наиболее энергично. "Парламент уничтожен", говорили они: "новая судебная организация знает только жалкие суды первой инстанции, которые сменяют друг друга для апелляционных дел. Они будут раздавать звание адвоката, и каждый из этих многочисленных трибуналов, которые покроют территорию Франции, станет очагом особой адвокатской корпорации. Эти корпорации будут наводнены массой лиц, которые, не имея никакого представления о наших принципах и нашей дисциплине, унизят нашу почетную деятельность и лишат ее прежнего благородства. Между тем, они будут упорно гордиться названием адвокатов, будут злоупотреблять внешним сходством, захотят тоже составлять сословие; и публика, введенная в заблуждение сходством имен, и по своей природной злобности всегда готовая обобщать обвинения, смешает этих адвокатов с адвокатами старого режима. Единственное средство избежать такого опасного потомства,- это уничтожит немедленно звание "адвоката" и сословие, со всеми их принадлежностями, чтобы не было больше адвокатов с тех пор, как мы перестанем существовать. Не потерпим же мы, единственные блюстители этой благородной профессии, чтобы она изменилась, перейдя в руки, которые ее запятнают, не назначим себе преемников, недостойных нас! Лучше уничтожим сами предмет своей любви, чем предадим его обидам и оскорблениям!" Члены комитета, тронутые до слез этим героическим самопожертвованием, достойным древнего Рима, единогласно присоединились к тому же мнению и приняли несколько дней спустя 10 статью декрета" *(457). Когда вслед за тем проект был внесен на рассмотрение учредительного собрания, никто из присутствующих там адвокатов не возвысил голоса против рокового предложения. Говорил и говорил горячо и умно один только человек, от которого, судя по его последующей деятельности, никак нельзя было ожидать такого отношения к адвокатуре. Это был Робеспьер. "Одна эта профессия", говорил он: "ускользнула от фискальных законов и от абсолютной власти монарха. Вполне допуская, что даже она не была изъята от злоупотреблений, которые всегда будут сокрушать народы, не живущие под свободным режимом, я принужден, по крайней мере, признать, что адвокатура, по-видимому, носила в себе последние следы свободы, изгнанной из остальной части общества; только в ней сохранилось еще мужество истины, которое осмеливалось провозглашать права слабой жертвы против могущественного угнетателя ее. Вы не увидите больше в святилище правосудия этих людей, восприимчивых и способных воспламеняться интересами несчастных, а потому достойных защищать их; эти люди, бесстрашные и красноречивые, опора невинности и бич преступления, будут устрашены слабостью, посредственностью, несправедливостью и вероломством. Они отступят, и вы увидите на их месте грубых законников, равнодушных к своим обязанностям и побуждаемых к благородному занятию только низким расчетом. Вы извращаете, вы унижаете деятельность, драгоценную для человечества, необходимую для духовного прогресса общества; вы закрываете эту школу гражданских добродетелей, где таланты и доблесть научались, защищая дела граждан перед судом, в один прекрасный день выступать в защиту интересов народа перед законодателями" *(458). Пророчество Робеспьера вскоре сбылось. В адвокатуру нахлынула масса людей бездарных и безнравственных, получивших право вести дела наравне с "официальными защитниками" (defenseurs officieux), как стали называть адвокатов *(459); суды переполнились лицами сомнительной репутации, но удовлетворявшими формальным требованиям для поступления в "официальные защитники". Напрасно прежние адвокаты пытались противостоять наплыву этих хищных дельцов, напрасно спешили сплотиться и образовали даже "общество законоведов": поток был слишком стремителен и широк, чтобы его можно было сдержать такими средствами.

Ошибка учредительного собрания была вскоре сознана, но политические обстоятельства и отсутствие твердой правительственной власти помешали немедленному восстановлению прежней организации адвокатуры. Тем не менее не прошло и двенадцати лет, как появились первые признаки возобновления сословного устройства. В 1802 г. адвокатам было предписано носить при отправлении своих обязанностей прежний костюм *(460). В следующем году возобновлено ведение списка *(461), а в 1810 и сословная организация, хотя, впрочем, в очень несовершенном и искаженном виде *(462). Проект последнего закона, составленный под редакцией Трейляра (Treilhard), адвоката и бывшего члена учредительного собрания, приводил адвокатуру в то самое положение, в каком она была до революции. Но Наполеон не хотел допустить существования независимого и самоуправляющегося сословия. "Проект нелеп", писал он канцлеру: "он не оставляет никакого средства против адвокатов; они мятежники, виновники преступлений и измен; пока я буду носить шпагу, я не подпишу подобного декрета; я хочу, чтобы можно было отрезать язык всякому адвокату, который употребил бы его против правительства" *(463). При таком отношении императора к адвокатуре нечего было и думать о сословном самоуправлении. Проект был изменен согласно с желаниями Наполеона и опубликован в 1810 г. Предисловие к декрету гласило следующее: "когда мы занимались организацией судебной части и мерами к упрочнению за нашими судами того высокого уважения, каким они должны пользоваться, одна профессия, деятельность которой оказывает могущественное влияние на отправление правосудия, обратила на себя наше внимание; по этой причине мы приказали законом 22 вентоза XII года восстановить адвокатский список, считая это одним из средств, наиболее способных удержать честность, деликатность, бескорыстие, любовь к истине и справедливости, просвещенное рвение относительно слабых и угнетенных,коренные основы профессии адвокатов. Восстановляя теперь правила этой спасительной дисциплины, которую они так дорожили в лучшие дни адвокатуры, следует в то же время обеспечить за магистратурой надзор, который ей естественным образом принадлежит над профессией, имеющей такое близкое отношение к ней: таким образом, мы обеспечим свободу и благородство адвокатской профессии, поставив границы, которые должны отделять ее от своеволия и ослушания". Эти границы, однако, оказались настолько узкими, что обещанное "обеспечение свободы" осталось на бумаге. Новый закон возобновил внешность прежней организации, букву ее, не коснувшись сущности и духа. С виду могло показаться, что адвокаты были поставлены в прежнее положение: они получили председателя, дисциплинарный совет, список, название сословия и т. п. Но это только с виду. На самом же деле сословие очутилось в полной подчиненности магистратуре. Сословие избирало кандидатов для образования дисциплинарного совета в двойном количестве против нужного. Из этих кандидатов генерал-прокурор назначал председателя и совет. Дисциплинарный совет мог делать предостережения, замечания и выговоры, запрещать практику и исключать из списка, но на все эти постановления допускалась апелляция в имперский суд, а при исключении из списка требовалось одобрение генерал-прокурора. В то же время министр юстиции собственной властью мог налагать любое из указанных взысканий. Ведение списка предоставлялось совету, но первоначальное его составление было поручено магистратуре. В тех округах, где число адвокатов не превышало 20, обязанности совета возлагались на суды *(464). Таким образом, сословие было почти совсем лишено автономии, в которой именно и заключался основной принцип его организации. Само собой понятно, что адвокаты не могли быть довольны таким порядком вещей. Они протестовали, просили, отправляли депутации, представляли проекты,- но все было напрасно. Только в 1822 году, и то по совершенно иным соображениям, появился новый закон. Его издание было вызвано следующим происшествием. Генералпрокуроры, назначая дисциплинарный совет из выбранных сословием кандидатов, оказывали исключительное предпочтение одним и тем же лицам, которые по своим политическим убеждениям представлялись вполне благонадежными. На выборах 1822 года как раз случилось, что почти все "благонадежные" не попали в список кандидатов. Прокуратура возмутилась; было напряжено следствие *(465), и во избежание подобных случаев немедленно издан новый закон. Предисловие к нему еще более возвышенно и многообещающе, чем предисловие к Наполеоновскому декрету. В нем министр юстиции Пейроннэ говорит, обращаясь к королю, между прочим, следующее: "эта профессия обладает привилегиями, которым удивляются робкие умы, но необходимость которых давно доказана опытом. Независимость адвокатуры столь же дорога для правосудия, как и для нее самой. Без принадлежащей адвокатам привилегии свободно обсуждать решения, произносимые правосудием, ошибки его стали бы чаще, умножились, были бы непоправимы, или, лучше сказать, пустой призрак правосудия занял бы место той благодетельной власти, которая не имеет другой опоры, кроме разума и истины... Без внутренней организации, снимающей с адвокатуры бесполезное иго постоянного и непосредственного надзора, это сословие не могло бы более надеяться на то, что будет видеть в своих рядах великих людей, составляющих его славу, а правосудие, на котором отражается блеск их достоинств и талантов, в свою очередь, утратило бы своих вернейших союзников и лучших руководителей... Не довольствуясь моими личными наблюдениями, я тщательно сравнил все те, которые были мне доставлены талантливыми людьми, коротко знакомыми, благодаря долгим занятиям, с нашим законодательством. Я собрал вокруг себя магистратов, которые поседели в занятиях адвокатурой, и для которых государственная служба была только наградой за долгую и успешную деятельность на этом поприще. Я расспрашивал юрисконсультов, исполненных знания и опыта, в которых еще живы все традиции, переданные им в юности, и которые скорее принесли бы в жертву свои собственные интересы и свою собственную славу, чем интересы и славу сословия, среди которого протекла их благородная жизнь. Я собрал их мнения и обсудил их советы. Таким образом, этот новый закон скорее их произведение, чем мое. Они указали мне большинство изменений, которые я представляю Вам на утверждение. Им я обязан в особенности полезной мыслью заменить способ избрания, установленный указом 14 декабря 1810 г., тем способом, который употреблялся в древней парижской адвокатуре. Словом, я могу сознаться, что они не предлагали мне ничего благоприятного для чести и независимости адвокатуры, чего я не поспешил бы принять, будучи уверен,что Вашему Величеству будет угодно оказать эти высшие знаки сочувствия и доверия сословию, состоящему из людей полезных, красноречивых и трудолюбивых".

Королевское предисловие в свою очередь гласило:

"Решившись принять во внимание протесты, которые высказывались разными адвокатами королевства против распоряжений указа 14 декабря 1810 г., и желая возвратить адвокатам, практикующим в наших судах во всей полноте дисциплинарные права, которые при наших предшественниках - королях подняли до высшей степени честь этой профессии и увековечили в ее среде неизменную традицию об ее привилегиях и обязанностях; желая, кроме того, придать юрисдикции, которую сословие должно отправлять над каждым из своих членов, авторитет и доверие, основанные на преданности и уважении, которых опытность старших адвокатов дает право требовать от тех, кто вступил в эту карьеру позже,- мы по докладу нашего министра юстиции постановили следующее" *(466). Затем начинается указ. Но это были только слова. Вся новизна указа состояла в следующем. Адвокаты были разделены на колонны; совет составлялся из двух старших по времени внесения в список адвокатов каждой колонны и из всех прежних председателей; избрание председателя предоставлено совету; апелляция на постановления совета допускалась в случае запрещения практики и исключения из списка, но не только со стороны обвиненного адвоката, но и со стороны генерал-прокурора *(467). Единственное, действительное улучшение состояло в том, что министр юстиции был лишен безграничной власти над адвокатами. Уничтожая выбора совета, правительство имело в виду предотвратить демонстративные случаи, подобные описанному, и в то же время наполнить совет благонадежными лицами. "Очевидно", говорит Шарль Конт, "что министры, чтобы сделаться господами такого рода дисциплинарных советов, должны были только получить составление колонн лицам, разделявшим их предубеждения и страсти. Им достаточно было соединить в одну колонну тех адвокатов, которых они хотели удалить и в то же время, поместить туда несколько более старых лиц, которым они доверяли" *(468). Таким образом, старшие члены колонн, а равным образом и прежние председатели сословия, назначавшиеся магистратурой, представляли собой вполне благонадежных лиц. Правительство достигло своей цели. Но адвокаты, обманутые в своих ожиданиях, подвергли новое постановление печатному разбору. Один из них (например Duvergier, Comte) доказывали его незаконность, так как оно, будучи административным распоряжением, не могло отменить закона 1810 г. Другие же (Legouix, Daviel) выставляли на вид, что оно противоречило старинным традициям и обычаям сословия.

"По древнему праву", говорит Давиель, проводя параллель между дореволюционными обычаями, декретом 1810 и ордоннансом 1822 г.: "сословие адвокатов существовало в виде корпорации; оно собиралось по свободному созыву председателя для обсуждения общих дел.

По декрету 1810 г., сословие собиралось только с дозволения генерал-прокурора для выбора кандидатов в председатели и в дисциплинарный совет; но, по крайней мере, в день выборов оно существовало, как сословие.

По ордоннансу 1822 г., сословие больше не существует; нет более никаких общих совещаний или решений; все сосредоточено в руках депутатов колонн.

По древнему праву, избрание председателя происходило в присутствии всего сословия; все старшие адвокаты имели право быть избираемыми. Депутаты колонн избирались сословием в общем собрании.

По декрету, сословие не избирало непосредственно; оно имело только право избирать кандидатов, из которых генерал-прокурор назначал председателя и членов совета; но единогласное избрание могло повлечь за собой назначение, согласное с общим желанием.

По ордоннансу, сословие более не имеет права назначать кандидатов; депутаты колонны не избираются целым сословием. Они будут избираться креатурами генералпрокуроров, и, благодаря комбинациям при расследовании на колонны, это первое влияние может повторяться постоянно при выборе председателя и составлении дисциплинарного совета.

По древнему праву, сословию всецело принадлежала дисциплинарная власть под его членами. Обвиненный адвокат мог всегда апеллировать к общему собранию, и если, будучи осужден своими коллегами, он обращался к парламенту, то его жалоба рассматривалась в публичном заседании парламента.

По декрету, дисциплинарный совет постановлял решение в качестве первой инстанции. Обвиненный адвокат мог апеллировать к королевскому суду; генерал-прокурор не имел этого права.

По ордонансу, решения дисциплинарного совета подлежат апелляции со стороны генерал-прокурора во всех случаях, и если он не апеллирует, то суд может ex officio, по апелляции адвоката, усилить наказание, назначенное советом. Королевские суды рассматривают апелляцию при закрытых дверях.

По древнему праву, адвокат, которого низший суд приговорил к временному прекращению практики или к исключению из списка, мог всегда апеллировать к парламенту.

По декрету, адвокат, приговоренный низшим судом к дисциплинарному взысканию, тоже мог апеллировать к королевскому суду.

По ордонансу, суд первой инстанции может окончательно и безапелляционно запретить адвокату практику и исключить его из списка.

По древнему праву, достаточно было иметь университетский диплом и принять присягу, чтобы получить право вести дела.

По декрету, действовало то же правило.

По ордоннансу, стажер, не имеющий 22 лет, может вести дела только после четырех лет ожидания и по получении свидетельства от 2 членов его колонны. Стажер не может ни в каком случае выступать перед королевским судом.

По древнему праву, адвокат мог свободно принимать или не принимать дела.

По декрету, суд мог назначать на защиту, но не под страхом наказания.

По ордоннансу, адвокат, назначенный судом, не может

отказываться под страхом дисциплинарного наказания.

По древнему праву, адвокат мог отправлять свою профессию повсюду.

По декрету, адвокат, состоящий при каком-нибудь королевском суде, не мог вести дел вне округа этого суда без позволения министра юстиции. Такое же позволение было необходимо для адвоката при суде первой инстанции, желающего выступить перед королевским судом.

По ордонансу, адвокату, состоящему при королевском суде и желающему выступить все округа этого суда, необходимо свидетельство от дисциплинарного совета, дозволение первого президента и утверждение министра. Адвокат при суде первой инстанции ни в каком случае не может выступать перед королевским судом.

Из этих общих сопоставлений можно сразу усмотреть, как сдержал министр великолепные обещания своего доклада, и что приобрело сословие, освободясь от декрета 1810 года. Древние льготы, искаженные декретом, не были нам возвращены, а те, которые он оставил нетронутыми, были уничтожены или ограничены *(469): Никогда, быть может, не было более резкого контраста, чем контраст между лицемерным предисловием и действительными постановлениями ордоннанса 1822 г., так что этот доклад является живейшей критикой самого указа и лучшим оправдательным документом, какой можно было бы представить, требуя реформы самого постановления" *(470).

В 1828 г. адвокаты сделали более прямое нападение на ордоннанс 1822 года. Они обратились к министру (Portalis) с петицией от имени 123 человек, в которой просили принять во внимание четыре основные пункта:

"1) Непосредственное избрание совета. Эта просьба, повидимому, не должна возбуждать никакого затруднения. Самому сословию принадлежит право определять свою внутреннюю дисциплину и выражать свои желания посредством избрания; только избрание может дать необходимую санкцию этой власти, власти чисто моральной, власти убеждения; это способ, принятый для образования советов во всех обществах; адвокаты кассационного суда, поверенные, нотариусы избирают себе советы; даже булочники и... извозчики избирают своих синдиков и депутатов. Должны ли одни только адвокаты, права которых на независимость так высоко прославлял один министр, стоят вне общего права? Должны ли только они быть лишены в вопросах дисциплины своего естественного суда?

2) Право вести дела вне данного округа; это право не только в интересах адвокатов,- оно, главным образом, в интересах граждан, которым законы должны предоставлять свободную защиту, не полагая ей никаких препятствий. К чему умножать эти стеснения? К чему лишать клиента того патрона, которого избирает его доверие, если, преследуемый страшными и влиятельными противниками, он должен найти в своем защитнике не только обыкновенную твердость, но и величие характера; если окружающие его адвокаты не обладают такими талантами, какие нужны для его дела; если, боясь, что защита не будет равносильна там, где господствует один только талант, он желает отыскать в другом месте соответствующий противовес; если обширная известность или интимная дружба обусловливают его доверие, если, наконец, посаженный на скамью подсудимых, он видит, что его жизнь зависит, быть может, от выбора, который он сделал,- по какому же праву вы ему откажете в защитнике, которого он желает, в помощи, которую он призывает? По какому праву вы станете между ним и его судьями и произвольно стесните гарантии защиты? По отношению к адвокату право, которого мы требуем, есть право каждой свободной профессии. Чиновник прикован к своему округу; там граница его деятельности, его звания и его власти: врач, артист, литератор, адвокат - применяют свои таланты свободно везде, где такое применение требуется.

3) Отмена излишних постановлений, которые дают право апелляции прокуратуре в дисциплинарных вопросах, уничтожают публичность и дозволяют увеличение наказания даже при отсутствии всякой апелляции со стороны прокуратуры... Дисциплинарная власть сословия учреждена только в интересах его чистоты, его достоинства, поэтому, давать ему других судей в этом отношении - значит оскорблять его и оскорблять незаслуженно.

4) Уничтожение обидных ограничений, относящихся к стажерам и заключающихся в 34 ст. ордоннанса. Стажеры суть адвокаты; они занимаются профессией под надзором старших адвокатов. Их можно видеть всегда ревностно и беспрестанно отдающимися бесплатной защите бедных и обвиняемых. Для чего же унижать их излишними мерами предосторожности, которых не было в декрете 1810 и которые не вызваны никаким злоупотреблением *(471)?"

Но эта просьба не привела ни к чему. Министр ответил, что он приказал приготовить себе доклад по этому вопросу, но тем дело и кончилось *(472). Только в 1830 году, при новом правительстве, появился, благодаря настояниям нескольких адвокатов, занимавшим высшие государственные должности, "предварительный" закон, который, обещая в будущем полную организацию адвокатского сословия, коснулся пока трех основных вопросов. Во-первых, избрание совета он предоставил общему собранию сословия по относительному большинству голосов; во-вторых, то же общее собрание должно было избирать председателя абсолютным большинством голосов, и в-третьих, адвокаты, занесенные в список, имели право выступать пред всеми судами без особого разрешения *(473).

Чтобы оказать содействие правительству для скорейшего издания полного закона, совет парижских адвокатов избрал комиссию из 8 членов длявыработки проекта устава. Проект был составлен Дювержье и Молло, принят комиссией, внесен в совет и после одобрения его сообщен министру юстиции. Но политические обстоятельства и частная смена министров помешали осуществлению заветной мечты адвокатов, и этот проект по настоящее время является не более, как pium desiderium сословия. Мы приведем его целиком, так как в нем нашли себе выражение старинные традиции сословия, и так как он может служить критерием при оценке современного положения адвокатуры во Франции.

Дата добавления: 2015-08-20