Читайте также: |
|
Непроизводительные затраты
Мы установили, что основным принципом рациональной организации производства служит принцип оптимума. Если подразумевать указанные выше величины под буквами R, Е, m, причем
m = R/E
то как мы показали, величина m и служит критерием или коеффициентом рациональности данного производственного процесса. Принцип оптимума требует, как мы видели, чтобы m представляло возможно максимальную величину, т. е. чтобы получалось возможно больше полезного результата на каждую единицу расходуемых сил.
Из этого основного принципа и его формулы вытекает: для повышения коэфициента рациональности надо добиваться, чтобы каждая самомалейшая часть расходуемых сил по возможности превращалась в полезный результат. От всякой капли энергии, потраченной в производственном процессе, но не воплотившейся в созданном продукте или в его полезном изменении, знаменатель нашей дроби Е увеличится без одновременного увеличения числителя R, т. е. понизится частное m, упадет степень рациональности производственного процесса.
С этой точки зрения современная организация производства промышленных предприятий в огромном большинстве случаев представляется весьма нерациональной. Беда нынешних фабрик и заводов не в том заключается, что на них мало работают, а в том, как ведется работа. Суть не в количестве расходуемых сил, а в качестве их использования. Люди могут трудиться до седьмого пота и расходовать огромное количество энергии своей и остальных факторов производства, но так, что весьма значительная ее часть будет затрачена зря,—поскольку возможно было бы и без этой доли получить тот же результат—при иной организации дела.
Представим себе, что рабочие—вручную или с применением механических приспособлений—перетаскивают известное количество предметов с места А на место Б, потом те же предметы с места В на место А. и опять из А в Б и т. д. В этом случае работа—в смысле расхода сил—будет произведена большая, а полезный эффект будет равен нулю.
Могут сказать: это слишком азбучная истина, и никто таким нелепым перетаскиванием предметов вперед и назад на заводах не занимается. Да, таким в точности не занимаются,—это верно. Но то, что мы видим на каждом шагу в предприятиях у нас и в других странах, в сущности, немногим отличается от только что приведенного, конечно, нелепого случая. Что из того, что перемещаемые предметы не так уж буквально мечутся взад и вперед между пунктами А и В? А если совершается делый ряд перетаскиваний в разных направлениях, но так, что без этого ряда можно было бы и вовсе обойтись, не отказываясь от достижения того же конечного полезного результата? Тогда ведь этот ряд перемещений не менее, нелеп, чем приведенный нами умышленно анекдотический случай.
Впрочем, живая действительность—особенно у нас—может иногда поспорить даже с иным анекдотом. Вот факт. В 1927 г. в атмосфере, насыщенной пропагандой и разговорами о рационализации производства, наш Мосполиграф открывает новую, только что построенную и оборудованную новейшими германскими машинами карандашную фабрику, потратив на нее около полутора миллиона рублей. Как же расположили на этой фабрике прекрасные немецкие машины и другие элементы производства?
А вот как. «Машины расположены в цехах в самом «художественном» беспорядке, карандаш в процессе производства мечется, как угорелый, от одной стены к другой, возвращается обратно, лезет в верхние этажи, спускается и опять лезет» («Рабочая газета» от 12 февраля 1927 г.). И это мы наблюдаем в центре, на предприятии, имеющем, несомненно, общесоюзное значение. Может ли быть более яркое доказательство того, что мы вообще-то слишком мало чувствительны к тому злу, о котором идет речь? Ясно, что заставлять людей, хотя бы и при помощи лифтов, конвейеров и т. д., заниматься огромной работой перетаскивания карандашей или их составных элементов туда-сюда, не значит рационально вести карандашное производство. Ясно, что у нас еще много таких людей, которые не видят в этом ничего ненормального.
Но мы остановились лишь на одном моменте производства—внутреннем транспорте. На деле непроизводительная затрата сил наблюдается далеко не только в этой области. Стоит критически присмотреться к рабочим процессам даже на так называемом налаженном предприятии—к тому, как машины то пускаются в ход, то останавливаются: то в них вынимаются одни части, то вставляются другие; то из машины вынимается обрабатываемый предмет, то он вновь в нее заправляется; предмет то переворачивают, то перекладывают, то складывают в штабель или отправляют в склад, то из склада снова тащат к машине и т. д. без конца; стоит только иметь мужество.поставить при этом вопрос: да нужны ли все эти операции, которые проводятся с большим усердиям? Нельзя ли внести в организацию всего предприятия такие изменения, благодаря которым все эти операции станут совершенно ненужными, излишними? Нельзя ли?
В том-то и дело, что в огромном большинстве случаев это вполне возможно. Этого именно требует рациональная организация производства. Но этого не делают, не привыкли делать большинство наших—и не только наших—производственников. Этим затрагивается огромной важности вопрос о непроизводительных затратах энергии, о ее расточении и потерях—-«waste», как выражаются американцы.
В Соединенных штатах Америки этот вопрос уже давно занял центральное место. В 1921 г. известный инженер Хувер (вскоре после того назначенный министром торговли), в качестве президента Ассоциации американских инженерных обществ («Federated American Engineerig Societies»), образовал из видных инженеров особый «Комитет по устранению потерь в промышленности» (Committee on Elimination of Waste in Industry).
He останавливаясь сейчас на работе этого комитета, укажем только на то, что из произведенного им исследования и сделанных некоторых подсчетов получается тот вывод, что вся сумма потерь в американской промышленности из-за организационных дефектов оценивается в 15 миллиардов долларов в год. Притом надо иметь в виду, что в этот подсчет не введены потери, вызываемые социально-экономическими причинами (перепроизводство, кризисы, умышленное сокращение производства в целях борьбы с конкурентами и т. п.).
Как бы ошарашивающе ни действовала эта ужасная цифра в 30 000 миллионов золотых рублей, как бы мы ни относились к степени точности сделанных в Америке подсчетов,—одно не подлежит сомнению: в производстве царит неслыханная расточительность. И не из злой воли людей она проистекает, не из недостатка усердия и добросовестности в труде; главным ее источником является неумение рационально использовать все факторы производства, незнание принципов и методов рациональной организации.
И если это зло приобретает такие грандиозные, такие роковые размеры в технически передовых Соединенных штатах северной Америки, где и организация поставлена сравнительно наиболее рационально, то что уж говорить о 150-миллионном населении нашей страны с ее отсталой техникой с ее только начинающей складываться организационной культурой?
Хотя эта наша отсталость—общеизвестный факт, хотя на характер иных наших даже рационализаторских усилий бросает яркий свет уже приведенный выше факт открытия новой карандашной фабрики Мосполиграфа,—мы все-таки считаем полезным иллюстрировать цветочки нашей организации производства двумя-тремя фактами.
«На одном из механических заводов Москвы,—сообщается в «Правде» (от 29 ноября 1924 г.),—делался коленчатый вал для автомобиля «Шарон». Он точился из паровозной оси, причем при отрезке одного конца обнаружилась раковина. Вызванный из треста инженер, несмотря на явную негодность материала, велел работу продолжать. Ось весила 24 пуда. Токарь ее обрабатывал 2 1/3 месяца, и вал после окончательной обработки весил 35 фунтов. А затем вал пришлось выбросить, станок же, на котором он обрабатывался, поставить на две недели в ремонт». Таков был печальный итог 2 1/3 -месячной обработки вала весом в 384кг, с которого снято было стружки 370 кг.
Или вот картина с натуры из жизни другого завода: «Потребовалась рабочему сталь. Вот он и начинает странствовать. Сперва к мастеру за чеком. Мастер накладывает визу—«выдать». Приходит в кладовую, где его отмечают в книге, а через 20 минут ему говорят: «Стали нет. Выписывайте из главного магазина». Рабочий идет в заведующему мастерской. Заведующий на четырех экземплярах пишет чеки в производственный отдел. Производственный отдел накладывает визу: «Заведующему хозчастью». Хозчасть, со своей стороны, накладывает тоже визу и посылает в главный магазин. В главном магазине стали не оказывается, и рабочего с чеком посылают обратно в кладовую. Там снова пишут наряд в молотовую мастерскую для ковки. Снова иди в производственный отдел. Там снова накладывают визу и пишут бумажку в хозяйственный отдел»...
Я обрываю выдержку (из «Правды» от 10 декабря 1924 г.), не исчерпав и половины хождения рабочего по мукам для получения куска стали, который должен был бы, конечно, быть доставлен на место его работы своевременно и без хлопот и потери времени с его стороны. А ведь эта картина нашего организационного быта относится не к какому-либо мелкому предприятию в глухой провинции,—она взята из жизни ленинградского завода «Большевик» (бывший Обуховский).
Или вот тов. Михайлов сообщал характерные факты из практики одною из наших крупных оружейных заводов, где «сборка винтовки происходит с 1897 г. без всякого изменения и улучшения». Между прочим, здесь «поверка прочности производится подвешиванием на конец ключа (которым ствол ввертывается в казенник) 2-пудовой гири, которую рабочий с 1897 г. по сотне и тысяче раз в день поднимает на высоту метра». Когда автором было указано, что при постановке гири на табуретку будет и увеличена производительность и устранена колоссальная и бесплодная затрата энергии рабочего, то был получен величественный ответ: «У нас оборудование плохое, и нет (табуретки»...
Этих трех образчиков достаточно, чтобы показать, что если мы не можем указать на огромные цифры наших потерь от нерационального ведения производства, то лишь потому, что никто не пытался их подсчитать хотя бы с каким бы то ни было приближением. Одно ясно: эти потери у нас выражаются суммой гораздо большей, чем в Америке. И это пшшу, что мы не только технически отстали от Америки, но еще страдаем господством бестолковщины, бюрократизма с его неизбежным спутником—недостатком чувства ответственности, недисциплинированностью и пр.
Впрочем, сумма потерь от нерациональной организации производства, несомненно, превышает американские потери даже в такой стране, как Германия: здесь нельзя жаловаться на грехи того рода, которые мы только что отметили у нас самих; здесь и техническая культура стоит на весьма высоком уровне. Тем характернее, что со стороны рациональной организации положение Германии гораздо хуже, чем Соединенных штатов.
Техника и рационализация техники
В том-то и дело, что приходится отчетливо различать между техникой и рациональным ее использованием. В том-то и дело, что успехи производства обеспечиваются не столько высоким уровнем техники, сколько рациональной организацией использования технических элементов. И, тут весьма показательна параллель между двумя главнейшими промышленными странами мира—Германией и Соединенными штатами Америки.
В германской промышленности машинное оборудование и технологические процессы обработки стоят, как известно, на высоком уровне совершенства, какого не достигают предприятия во Франции, Англии и других странах Европы. Если германская промышленность и уступает в этом отношении промышленности Соединенных штатов, то в общем весьма незначительно. Другое дело—степень рациональной организации или рациональности использования технических средств производства. В это м отношении между германской промышленностью и американской—дистанция огромных размеров. С этой стороны Америка является для Германии пока что недосягаемым идеалом.
В немецком журнале «Organisation» (от 1 марта 1926 г.) один из видных деятелей автомобильной промышленности Германии, инженер Хольцер, определенно заявляет, что высокая техника Америки играет лишь ничтожную роль среди причин быстрой работы ее предприятий и гораздо большей скорости оборота их капиталов.
«Пусть наши германские машины,—говорит Хольцер,—работают хуже американских, но несравненно хуже то обстоятельство, что они вообще-то мало заняты производительной pаботой: последняя занимает у нас лишь небольшую долю времени, по сравнению с тем временем, в течение которого отдельные части фабрикуемых изделий валяются в мастерских и в промежуточных складах. Там они отлеживаются без движения, не подвергаясь никакой обработке. И единственный смысл этого отлеживания—тот, что они занимают много места, загораживают проход, вносят путаницу в организацию дела и пожирают проценты на капитал».
И эта верная характеристика находит себе подтверждение в цифровых данных о тех последствиях, и которым приводит организационная отсталость Германии по сравнению с Северо-американскими штатами. Достаточно указать на тот факт, что—хотя бы в той же автомобильной промышленности—средняя годовая продукция одного завода составляет в Америке (в 1924 г.) 45 600 автомобилей, а в Германии—300 штук.
Германский автомобильный завод выпускает, стало быть, в среднем ежегодно в 152 раза меньше продукции, чем американский. Этого никак нельзя объяснить тем, что германские автомобильные заводы имеют в 152 раза меньший масштаб. Известно, что германская промышленность принадлежит как раз к числу наиболее концентрированных. К тому же и в Америке средний автомобильный завод имеет число рабочих уж никак не больше, чем, скажем, 7,5 тысяч человек. Поэтому сказать, что на среднем же германском автомобильном заводе занято в 152 раза меньше рабочих,—значило бы предположить, что на нем работает всего 50 рабочих. Эта цифра невозможна не только для среднего, но и для самого маленького автомобильного завода,—невозможна уже по техническим причинам.
Очевидно, поразительно ничтожная производительность германских автомобильных заводов, по сравнению с американскими, отражает полностью не меньший размер германских заводов и не их низший технический уровень, а является выражением большой организационной отсталости германской промышленности по сравнению с американской.
Столь же яркое свидетельство этой отсталости представляют и цифры стоимости автомобилей в обеих этих странах. Фордовсвий автомобиль стоил около 450 р., а германский (равного качества)—около 2 000 p. И это—при условии, что в Америке средняя заработная плата рабочих в 3,5 раза выше, чем в Германии, а интенсивность труда германских рабочих лишь немногим уступает интенсивности американских.
В том-то и дело, что в Германии интенсивность труда почти та же. что и в Америке, но производительность труда гораздо ниже, чем в последней. И причина этого—более рациональное использование американскими заводами всех (по крайней мере «мертвых») элементов производства.
Есть в Америке, конечно, и чрезмерная интенсивность труда, но секрет поразительных успехов ее промышленности не в интенсификации труда, а в интенсификации производства: тут меньше места таким явлениям, чтобы машины были «вообще мало заняты производительной работой», чтобы большую часть времени части изготовляемых изделий отлеживались в мастерских и промежуточных складах, что с горечью отмечает, как мы видели, германский деятель автомобильной промышленности по отношению к своей стране.
Интенсифицированное, т. е. рационализированное производство Америки приводит, конечно, и к значительному ускорению оборота капитала, к значительному сокращению производственного цикла. Этот последний, т. е. период времени, который проходит от момента поступления на завод сырого материала (железной руды и пр.) до момента выпуска заводом готового автомобиля, составлял в Германии от 3 до 6 месяцев, а у Форда, в Америке—меньше 3 дней. Вот факт: «в понедельник прибыла на завод Ривер-Руж железная руда, а в четверг на той же неделе сделанные из этого сырья и собранные автомобили были уже в готовом виде сданы заказчику в расстоянии 300 миль от завода».
Какое огромное значение имеет скорость оборота капитала, как велики потери Германии и других стран от медленности этого оборота,—мы еще увидим ниже. Теперь нам важно было только оттенить, как разнообразны по форме и безмерно велики по размерам те потери, которые несет народное хозяйство, благодаря нерациональной организации производства, даже в таких странах, как Германия и Соединенные штаты Америки, а тем более у нас.
Навязывается вопрос: какая доля всех расходуемых в предприятиях сил (и времени) является производительной? Какая доля этого расхода могла бы без малейшего ущерба, стало быть, с большей выгодой для дела, быть совершенно устранена, если б рациональнее организовать все дело? Многие весьма, опытные практики утверж дают, что в большинстве предприятий непроизводительно расходуется 60—80% сил и времени. Это указание ценно с точки зрения характеристики огромного размера того зла, которое проистекает из нерациональной организации,—хотя на точность такое указание претендовать, конечно, не может.
Одно ясно: на практике дело обстоит весьма неблагополучно в отношении основного требования, чтобы в нашей формуле
R/E = m
величина m представляла возможно большую величину. Огромная доля затрачиваемых сил (Е) расходуется так, что они вовсе не превращаются в полезный результат (R).
Вместо того, чтобы перечислять причины проистекающих отсюда потерь, мы перейдем теперь к изложению тех способов, тех мер рациональной организации производства, посредством которых можно и должно устранить эти потери, т. е. увеличиить коэфициент m.
Это особенно необходимо в настоящее время, когда выдвинутый жизнью лозунг «борьбы с потерями» наполняется многими слишком скудным и однобоким содержанием: потери видят иногда только в неиспользованных отбросах, отходах и пр. Слов нет,—отбросы и пр. надо использовать и на этом можно выгадать не одну сотню миллионов рублей. Но в сотни раз больше можно выгадать на устранении других потерь, проистекающих от нерациональной организации всех процессов производства. К рассмотрению этих потерь мы, прежде всего, и переходим в дальнейших главах настоящего тома.
Глава шестая. Практические принципы рационализации
Устранение вредных промежутков
Одним из наиболее распространенных источников потерь в производстве являются вредные промежутки между производственными операциями. Возможны вредные промежутки в пространстве и во времени.
Вредные промежутки в пространстве получаются там, где связанные между собою элементы производства расположены на больших, чем это необходимо, расстояниях друг от друга. Преодоление расстояния в пространстве является расходом энергии. Принцип оптимума требует, чтобы этот расход, сам по собе не превращающий сырья в продукт, был сведен к возможному минимуму, как расход непроизводительный и—в этом смысле—вредный.
Не следует думать, что требование устранения вредных промежутков в пространстве, как слишком очевидное, всегда соблюдается. Ничего подобного. Чуть не в любом предприятии вы, присмотревшись внимательно, увидите, что многие части оборудования, но ходу производственных процессов связанные между собою, отстоят друг от друга на больших расстояниях, чем это необходимо. Если вы спросите соответствующего служащего, почему эти расстояния не сокращаются, вы получите ответ вроде такого: «не знаю, это всегда так было». Словом, вы убедитесь, что здесь люди даже не думали о требовании сокращения вредных промежутков в пространстве.
На вокзалах всякий имел случай констатировать нецелесообразно большие расстояния между местом высадки пассажиров из одного поезда и их посадки в другой, то же—между местами выгрузки н нагрузки товаров. Что из этого проистекает необходимость преодолеть лишние расстояния,—очевидно, уж не говоря о задержке во времени и проистекающей из этого путанице и сутолоке, характерной для большинства вокзалов.
Значительная часть тех непроизводительных внутризаводских транспортных операций, о которых мы упомянули как об одной из форм непроизводительных потерь, как раз н является результатом забвения этого требования. Поэтому для рациональной организации предприятия необходимо, чтобы были сведены к допустимому минимуму расстояния между связанными друг с другом зданиями, частями одного здания, станками и пр. в каждой части здания.
Не следует думать, что правильное решение этой задачи необычайно просто. Обыкновенно ведь имеется не два только здания, не два только станка и т. д. Число этих элементов может быть довольно большое и связь между ними сложная, комбинирующаяся каждый раз в иных сочетаниях. Скажем, от элемента А приходится передавать некоторые предметы к элементу В, другие—к элементам С, D и т. д., а от элемента В передача также совершается то к элементу С, то к D и т. д. Если расстояния этих передач будут d1; d2, d3 u т. д., то нельзя требовать, чтобы каждое из них было кратчайшим,—поскольку минимальность расстояния является решающей. Придется считаться с тем, какие из расстояний d1, d2, d3 и т. д. приходится чаще преодолевать. Только взяв эти «взвешенные» величины, можно будет выставить требование, чтобы сумма «взвешенных» расстояний была наименьшей (конечно, с учетом правил техники безопасности).
Современные способы расположения элементов производства в целях достижения непрерывности потока производственных процессов,— о чем речь будет ниже,—значительно упрощают разрешение формулированной нами задачи, но не устраняют ее. Требование устранения вредных промежутков в пространстве остается во всяком случае в силе.
Что касается вредных промежутков во времен и, то их устранение имеет не менее важное значение. При прочих равных условиях время не является, как мы уже знаем, безразличным для рациональной организации. Совратить время, в течение которого закончится производственный цикл,—значит получить возможность с тем же оборудованием, с тем же составом рабочей силы создать больше продукции, т. е. увеличить коэфициент m. Уже по этому одному следует заботиться, чтобы элементы работы были приближены друг к другу во времени.
Яркий, весьма яркий образчик вредных промежутков во времени мы видели уже в приведенной выше картине хождения по мукам рабочего на ленинградском заводе «Большевик». Но, если не в такой резкой форме, это зло гораздо больше распространено, чем это можно думать. Этих вредных промежутков обыкновенно не замечают, потому что привыкли к ним и даже не считают их вредными.
Рабочий кончил работу, ему должны дать другую,—он ждет: это вредный промежуток. Рабочему во время работы не хватает материала, приходится ждать, пока его доставят (если не сам рабочий вынужден его искать): это вредный промежуток во времени. Иногда целый цех. целая часть предприятия не может продолжать своей работы потому, что не поспел во-время в другой цех, подготовляющий материал для первого: получается весьма чувствительный вредный промежуток. Во всех этих и многих дш подобных случаях создается задержка работы, простой станков, вынужденный прогул рабочих, удлинение производственного периода, дезорганизация,—словом, понижение коэффициента рациональности производства.
Могут подумать, будто такие промежутки не являются вредными во всяком случае для рабочих,—раз только им не приходится бегать в поисках материалов и пр., а оставаться в ожидании у своего рабочего места. Могут подумать, что это промежутки отдыха для рабочих. Такое представление было бы основано на коренной ошибке. Такого рода промежутки ожидания ни в коем случае не являются отдыхом; они представляют период не динамической, правда, но статической работы организма, вызывающей, как мы увидим, так называемое пассивное утомление. Рабочий не делает полезной работы; но работу его организм производит. Он стоит, скажем, у станка, это—работа. Он даже не просто стоит, как свободно стоит человек во время короткого разговра с кем-либо: он стоит в особой, более или менее рабочей позе, отражающей его готовность к производственной работе и выражающей напряженное состояние известных частей нервно-мышечного аппарата. Словом, рабочий совершает непроизводительный расход энергии, как непроизводительно работает станок во время холостого хода. Надо подчеркнуть, что именно этим именем («Leergang») назвал эти вредные промежутки в деятельности рабочих известный германский проф. Аббе, стремившийся на практике (на заводе оптических инструментов Цейеса в Иене) устранять все виды холостого хода живой машины— работающего человека.
Надо идти дальше и сказать: вредными промежутками во времени надо считать не только промежутки между рабочими операциями вообщее, но и промежутки между производительными операциями. Это значит, что такими вредными промежутками являются периоды не только вынужденной бездеятельности, но и периоды, во время которых совершается внешняя работа, но работа непроизводительная.
Это вытекает из нашего исходного пункта: принцип оптимума требует, чтобы к минимуму были низведены все виды затраты энергии, не превращающейся в полезный результат. А такими затратами являются виды тех непроизводительных потерь («waste»), о которых мы вверили выше. В частности, стало быть, вредным промежутком является та работа по внутризаводскому транспорту, которую можно вовсе странить путем рационального использования и согласования элементов производства. Вот один из многих примеров, тем более показательный, что он относится в такому нашему гиганту, как Коломенский завод: «Наш завод, выстроенный по старинке, теперь сильно тормозит дело благодаря неправильному расположению цехов. Из-за разбросанности цехов создается лишнее передвижение фабрикатов и полуфабрикатов. Кроме того, это заставляет иметь лишнюю рабочую силу, а следовательно вызывает и лишние расходы». Принятые некоторые весьма скромные меры привели к сокращению числа вспомогательных рабочих на 870 человек, без которых «завод прекрасно обходится» («Труд» от 5 ноября 1926 г.).
С этой точки зрения выдвигается тесная организационная связь между обоими видами вредных промежутков—в пространстве и во времени. Устранение вредных промежутков в пространстве приводит к сокращению вредных промежутков и во времени, устраняя необходимость тратить время на преодоление лишних промежутков в пространстве. И то и другое приближает нас к осуществлению оптимума. И то и другое, устраняя вредные промежутки, уплотняет производственные процессы, т. е. ведет нас к и интенсификации производства, которая, как мы уже видели, является путем рациональной организации. Поскольку же устранение вредных промежутков совершается путем лучшего согласования между собою отдельных звеньев производства, мы получаем приближение к осуществлению цепной связи производственных процессов, где одно звено непосредственно связано с другим.
Следует подчеркнуть, что сюда относится полностью то, что выше сказано о взаимоотношении между интенсификацией производства и интенсификацией труда. Устраняя всякого рода вредные промежутки, мы тем самым осуществляем первый вид интенсификации, но не второй. Иными словами, мы можем, устраняя вредные промежутки, уплотнить ход производственных процессов, вовсе н е уплотняя затраты энергии рабочих в каждом отдельном процессе.
Можно даже констатировать как раз обратное: именно- большие вредные промежутки, имеющиеся в производстве благодаря его нерациональной организации, фактически часто вызывают стремление руководящего персонала недостающую интенсификацию производства компенсировать усиленной интенсификацией труда. Тогда мы можем наблюдать ненормальное положение: рабочих торопят изо всех сил, уплотняя до крайности их труд во- время рабочих процессов, а вслед затем тут же наступают значительные вредные промежутки, когда рабочим приходится долго ждать или добиваться получения повоя работы, материалов, чертежей и пр. или когда рабочая сила непроизводительно затрачивается на перемещение предметов, на их складывание, перекладывание и т. п.,—словом, на те процессы, которые можно совсем устранить при лучшей организации дела. Тут перед нами в новой форме, вырисовывается еще и знакомое положение: интенсификацию производства путем устранения вредных промежутков надо вести до возможного максимального- предела, и на этом пути для организатора возможны еще огромные достижения; дчя уплотнения же труда, затраты человеческой энергии самой природой человека поставлен весьма тесный предел. Также ясно обрисовывается приведенными соображениями и другое положение,—вернее, старое, но поворачивающееся к нам новой стороной: мы уже видели, что чрезмерная интенсификация труда—враг рациональной организации; теперь мы видим, что рационализация производства, в форме устранения вредных промежутков, избавляет руководителей предприятий от лишнего стимула к чрезмерной интенсификации труда.
Тем более важное значение приобретает поэтому требование устранения вредных промежутков в производстве.
Устранение обратных ходов
Из тех же основных мотивов, что и требование устранения вредных промежутков, исходит и другое требование—устранения обратных ходов. Оно говорит: течение процессов и передвижение элементов производства (материалов, полуфабрикатов и пр.) должны совершаться в одном направлении. Это направление может быть прямой линией, может быть кривой (например, окружностью круга), но направление по возможности не должно меняться, как не меняется движение стрелки по циферблату часов. Перемена направления, обратный ход, это—дефект организации, влекущий за собой ненужную, устранимую затрату сил и времени.
Устранение обратных ходов необходимо применять во всем решительно частям и элементам предприятия. Особенно часто грешат у нас в этом отношении по части взаимного расположения цехов или мастерских.
Дата добавления: 2015-08-02; просмотров: 55 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
За последние годы прибавились новые технические средства интенсификации труда—конвейерный способ транспортирования внутри завода) и метод непрерывного потока. | | | Часть вторая. Глава пятая. Техника и рационализация 2 страница |