Рождение и слава Российского флота 5 страница

Подобный план совершенно не устраивал Австрию. Окончательный разгром Французской республики не входил в расчеты Вены. Директория не внушала австрийскому двору такого страха, как в свое время диктатура якобинцев. Кроме того, завоевание Франции означало бы усиление позиций России в Западной Европе, с которой у Австрии имелись серьезные противоречия на Балканах, в Валахии, в Молдавии и на Закарпатской Украине Ее целью являлось ослабление Франции и укрепление своих прав в северной Италии. У австрийского Генерального штаба имелись обоснованные опасения, что непредсказуемый Суворов после неизбежного поражения французов в Италии двинется на Париж.

Назначая Суворова главнокомандующим союзной армией, австрийский император Франц принял меры, чтобы лишить его самостоятельности в принятии неожиданных решений. Из компетенции фельдмаршала были изъяты все административные и продовольственные вопросы комплектования и снабжения воинских подразделений.

В марте 1799 года русские войска начали концентрироваться в районе театра военных действий. В апреле в Вену прибыл Суворов. Австрийский Генеральный штаб (гофскригсрат) предложил ему план проведения кампании, который тот сразу перечеркнул крест-накрест и заявил: «начну действия переходом через реку Адду, а кончу, где Богу будет угодно».

Австрийский император был вынужден с этим согласиться, хотя был потрясен упрямством прославленного фельдмаршала, не смутившегося перед его монаршим авторитетом.

В апреле Суворов привел русские войска в Северную Италию. Наступление союзной армии велось в необычайно быстром темпе. Движение начиналось еще до рассвета. В течение дня за четырнадцать часов войска проходили 28 верст. После каждого десятикилометрового перехода Суворов командовал привал, причем самый длительный - на 4 часа – совершался после второго перехода, чтобы переждать жару.

25 апреля русско-австрийская армия достигла реки Адда, на правом берегу которой заняли оборону французские войска. Генерал Шерер растянул свою 28-тысячную армию на расстояние в 140 км, перекрывая возможные пункты переправы. Форсировать бурную и глубокую реку под огнем противника было рискованно, и Суворов приказал наводить сразу три понтонных моста на расстоянии 65 км друг от друга, чтобы запутать французов относительно направления перехода реки и заставить их рассредоточиться.

На реке Адда престарелого «ортодокса» неожиданно сменил генерал Моро. Но перестроить свои войска до начала переправы он уже не успевал. После чрезвычайно упорного сопротивления неприятельских войск ночью 29 апреля союзники переправились на правый берег. Через два дня Суворов освободил Милан. Ломбардия была освобождена за десять дней! Поражение вынудило Моро отступить в Пьемонт.

«Если Бог благословит оружие мое в Ломбардии и Пьемонте, - писал австрийский император, - то французы вынуждены будут оставить и южную Италию, или, по крайней мере, будут там настолько ослаблены, что для их изгнания будет усилия одного народа, раздраженного их тираническим игом. Во всяком случае, при решительном перевесе сил над неприятелем в Ломбардии, если упрочим за собой приобретенные успехи, то, подкрепив только отрядами местное население, легко можем очистить всю южную Италию». Но этого не произошло.

Гофскригсрат настаивал на том, чтобы Суворов занялся осадой оставшихся в тылу крепостей, занятых французами. Однако в это время из Тосканы на соединение с остатками войск Моро двинулась 40-тысячная армия генерала Макдональда. В противоположность требованиям гофскригсрата, Суворов намеревался идти навстречу Макдональду, разгромить его во встречном бою, затем направиться к Турину, где концентрировал свои войска Моро, а затем, собрав все свои силы, двигаться на Париж. На гофскригсрат, который, по словам Суворова, привык всегда быть битым, эти идеи произвели шокирующее действие. Император написал фельдмаршалу: «Никогда я не могу согласиться на движение армии к Лозанне или по тамошней дороге во Францию, чего и предполагать не следовало, ибо, если бы и представилась возможность при совершенном изгнании неприятеля из Италии вторгнуться во Франции, то путь вторжения гораздо лучше определят время и обстоятельства». Но письмо австрийского императора опоздало.

Суворов направил 36 000 солдат, в том числе 18 000 русских военнослужащих, навстречу свежей французской армии. Его целью было не допустить соединения обеих французских армий. По пути Суворов совершил маневр на Турин и вынудил Моро отойти в Геную (Ривьеру). Однако там французы получили подкрепление из метрополии: силы Моро теперь составляли 25 000 человек.

1 июня «большие батальоны» Макдональда разгромили дивизии австрийцев у Модены и открыли себе путь на северо-запад Италии. Австрийский генерал Край, осаждавший Мантую, занял оборонительную позицию и не пошел на соединение с Суворовым. Принятое русским полководцем решение заключалось в том, чтобы, прикрываясь частью сил от армии Моро, главные силы бросить против Макдональда с тем, чтобы разгромить его до объединения с армией, выступающей из Генуи. Армия Макдональда должна была нанести основной удар; по численности она превосходила те силы, которые Суворов мог выделить для борьбы с ней, и разгромом этого соединения уже фактически предрешался исход всей операции, намеченной французским командованием.

Но в то же время это был весьма рискованный маневр – в случае малейшего промедления союзников они бы оказались в окружении двух французских армий.

4 июня в 10 часов Суворов начал беспримерный в истории военного искусства форсированный переход, сделав в течение суток 50-километровый марш-бросок. Войска Макдональда продолжали теснить австрийские корпуса к реке Треббия, чтобы здесь окончательно уничтожить их. Приказав австрийцам перестроиться из батальонов в каре, чтобы между ними было свободное пространство. Русские солдаты бегом ринулись в атаку. Опережая их, Суворов с 4 казачьими и 2 австрийскими драгунскими полками отбросил ошеломленных французов к берегам Треббии.

У Макдональда было около 25 тысяч человек, и еще две дивизии находились на расстоянии одного перехода. После упорного боя противник начал беспорядочный отход за Треббию. Однако австрийские резервные батальоны генерала Меласа от боя уклонились. В течение следующего дня французы сгруппировались и перешли в контрнаступление. Отряд Багратиона ценой больших потерь вновь отбросил их за реку. Макдональд за четыре дня непрерывного сражения потерял половину личного состава и начал отступление. Узнав о разгроме Макдональда, Моро возвратил войска в Геную. По этой же причине капитулировал гарнизон Мантуи, оказавшийся в полном окружении русско-австрийских войск.

Суворов, постоянно тесня французов, постоянно заставлял австрийских солдат приучаться к новому строю. Часто ему не хватало выдержки, чтобы объяснять своим незадачливым союзникам его преимущества. «Я от трудов истинно насилу на ногах, - писал он русскому посланнику в Вене графу Алексею Разумовскому 17 мая 1799 года. - А чуть опустить напряженные струны, арфа будет балалайкою... Я стою между двумя батареями – военной и дипломатической. Первой не боюсь, но не знаю, устою ли против другой. Мы здесь на несколько [времени] остановились, а что мы здесь, то ни вам, ни мне такового и грезиться не могло».

Французские войска, не выказав растерянности, соединились у итальянского местечка Нови, где командование над ними принял двадцатилетний генерал Бартоломей Жубер, на дарование которого возлагала все свои надежды Директория Французской Республики в отсутствие Бонапарта, бывшего в Египетском походе. Имея 35-тысячную армию Жубер начал наступление из предгорий Апениннских гор, хотя у австро-русской армии под ружьем было около 50 тысяч штыков и сабель. Первый консул Французской республики так характеризовал его: «Жубер показал себя гренадером по храбрости и великим генералом по военным дарованиям».

Суворов решил дать возможность французом выйти на равнину и здесь дать им решительное сражение. В приказе от 2 августа 1799 года он писал: «Держаться лишь против слабых отрядов, но стараться захватывать пленных, а перед превосходными силами отступать, ибо никакого подкрепления от армии ожидать не должны, так как цель наша – выманить неприятеля на равнину». Он решил совершить преднамеренный отход от позиции у Нови с целью использовать свое численное превосходство в условиях равнины. Жубер овладел господствующей высотой, увидел огромную армию противника и занял круговую оборону.

Жубер в отличие от своих предшественников решил измотать Суворова в оборонительном сражении, чтобы затем перейти в наступление. Это был талантливый противник. Он занял господствующие холмы и грамотно распределил артиллерию на тех направлениях, где ожидалась атака. Александр Васильевич по достоинству оценил позицию - она была прекрасно оборудована. На Военном совете, чтобы поддержать павших духом австрийских союзников он невесело пошутил: «Юный Жубер пришел учиться - дадим ему урок!» В его словах сквозило уважение. Здесь требовался неожиданный маневр подобно Рымникскому прорыву.

Приказ Суворова по армии был как всегда лаконичен: «Смять и забирать, не теряя мгновения, побеждать все даже невообразимые препятствия, гнаться по пятам, истреблять до последнего человека... Казаки ловят бегущих и весь их багаж, без отдыху вперед, Пастушеский час! Атаковать смести все, что встретиться, не дожидаясь остальных...» Его слова оказывали магическое значение для русских солдат и казаков.

Суворов заранее оценил все возможные действия противника. 15 августа основные силы, в основном представленные медлительными австрийцами, начали ожидаемое Жубером наступление на заранее подготовленные позиции. Одновременно трехтысячный корпус русских, взобравшись по поросшими кустарниками недоступными «козьими тропами», ударил французов с тыла. Среди французов началась паника, в ходе которой погиб сам Жубер, до последней минуты пытавший создать круговую оборону. Французы не досчитались 13 тысяч человек из 36 000, и как военная сила уже не представляли серьезной опасности. Союзники потеряли 8 000 человек. От преследования французов Суворову, поэтому пришлось отказаться.

Принявший вместо него командование армией Моро начал отступать в Апениннские горы. Французская Директория, в отсутствие первого консула генерала Бонапарта, предложила Австрии прекратить военные действия для начала мирных переговоров об оставлении Северной Италии в обмен на пропуск своих уцелевших войск во Францию. На это предложение официальная Вена дала свое согласие.

Для Суворова и возглавляемых им русских войск подписание французско-австрийского перемирия означало новые нелегкие испытания. Лишенные венскими политиками продовольствия и боеприпасов они должны были либо сложить оружие - а Суворов никогда не пошел на это, даже имея приказ! - либо отступать в Швейцарию, где по его сведениям находился русский экспедиционный корпус генерала Римского-Корсакова и войска принца Конде. Суворов не имел известий о том, что русские войска уже разбиты французским генералом Массеной, и решил отступать в Гельветическую республику через альпийские перевалы. И был предпринят беспримерный переход через перевал Сен-Готард ограниченными и ослабленными силами русской армии.

Последним препятствием к Люцернскому озеру был Чертов мост через верхнее течение Рейна. 14 сентября русские мушкетеры отряда Мансурова уничтожили в ночной атаке французский заслон, но противник взорвал центральную часть моста. Тогда солдаты и офицеры из кусков разрушенного сарая сделали настил и прочно его связали шелковыми офицерских шарфами и солдатскими ремнями. Французский арьергард был уничтожен, и русские войска вышли в Швейцарию. Московский генерал-губернатор граф Растопчин с горечью писал императору Павлу: «Франция, Англия и Пруссия кончают войну со значительными выгодами. Россия же остается ни при чем, потеряв 23 тысячи человек единственно для того, чтобы уверить себя в вероломстве Питта и Тугута, а Европу – в бессмертии Суворова».

Это была последняя шестидесятая победа гениального полководца. Здесь боев уже не велось: участие Российской империи во второй антифранцузской коалиции завершилось заключением военно-политического союза с Францией. Первый консул Республики генерал Бонапарт возвратил всех русских пленных, снабдил суворовских «чудо-богатырей» заново пошитыми знаменами, мундирами и продовольствием для победоносного возвращения в Российскую империю.

Так бесславно закончилась первая война русской армии с французами. Как и все последовавшие затем войны с Наполеоном, она не имела никаких положительных результатов для Российской империи. Русская кровь проливалась за чужие интересы. Император Павел Петрович понял это, когда отозвал свою армию из северной Италии и Швейцарии и подписал военно-политический союз с Францией. К сожалению, эти опытом не воспользовались ни Александр I, ни Николай I. В первую половину XIX столетия костями русских солдат и офицеров будут усеяны все поля Европы, а русская кровь будет проливаться за интересы Англии, Австрии, Пруссии, Польши, Швеции и карликовых германских государств, кроме русских владений. Но заграничные походы русской армии и флота в 1798-1799 годов – самая блестящая страница российской военной истории. Победа в Отечественной войне 1812 года явилась исключением из этого правила, поскольку была освободительной народной войной.

Генерал-фельдмаршал, возвращаясь на Родину, Суворов еще не знал, что ему присвоено Павлом I высшее и веденное в «Военный Артикул» звание генералиссимуса. Впервые оно стало не должностью, которая присваивалась за заслуги, а персональным воинским званием в русской армии!

Заболевшего на альпийских вершинах Суворова привезли в Петербург, чтобы уже в предсмертном жару он мог услышать звуки торжественного салюта по поводу прибытия в столицу генералиссимуса...

Тактике Суворова были чужды консерватизм, закостенелость раз и навсегда принятых тактических приемов. Построение русских войск под его командованием в момент боя всегда исходило из оценки конкретной боевой обстановки и учитывало характер противника. Он отмечал: «Баталия в поле. Линиями против регулярных, кареями против басурманов, а может случиться и против турок.… Есть безбожные, ветреные, сумасбродные французики, они воюют на немцев и иных колоннами. Если бы нам случилось [сражаться] против них, то нам их бить колоннами же». В зависимости от тактики противника Суворов комбинирует и линейное построение, и построение в батальонные каре, и построение колоннами. Кавалерия, как правило, действовавшая в начале боя на флангах и маскировавшая построение и движение пехоты, часто применялась им для нанесения главного удара. Так было, в частности, в 1771 году под Ланцкроной в Речи Посполитой, где Суворов разгромил неприятеля с помощью рассыпного конного строя. Он никогда заранее не планировал подобно австрийцам ход операции, имея в виду стремительное взятие наступательной инициативы в свои руки. В бою «должно стремиться к одной главной точке и забывать о ретираде. Быстрота и внезапность заменяют число. Натиск и удар решают битву, и приступ предпочтительнее осады».

Никогда еще русское военное искусство не стояло так высоко, как во второй половине XVIII столетия. План ее величественного строения был начертан Петром Великим, фундамент заложен Румянцевым, а самое здание было вознесено великим Суворовым. Русская армия при них была не похожа на западноевропейские армии. Она отличалась от них и удобной униформой, и устройством, и обучением – моральным патриотическим воспитанием, а не бездушной муштрой, и самой оригинальной стратегией и тактикой. Воинские уставы 1755 и 1763 годов, списанные с боевых прусских наставлений, навязывали русской армии линейные оборонительные порядки, за исключением униформы, никогда полностью не воплощались на практике. Это блестяще доказал еще генерал-фельдмаршал Салтыков во время Семилетней войны в сражении при Кунерсдорфе в 1759 году, когда он не только эшелонировал войска в глубину, но и быстро развернул свои дивизии на 180º как только заметил медленное уставное перестроение передовой линии Фридриха II. Победа русской армии, как известно, была очевидной, и Пруссия оказалась на грани полного разгрома, если бы не мирный договор, подписанный между Петром III и Фридрихом Великим.

В Александро-Невской Лавре прах прославленного генералиссимуса погребли под надгробной плитой с простой, но понятной любому русскому человеку надписью «Здесь лежит Суворов». Его ученик Михаил Илларионович Кутузов точно выразил жизненное кредо генералиссимуса: «Пусть всякий помнит Суворова: он научил сносить и голод, и холод, когда дело шло о победе и славе русского народа».

Дата добавления: 2015-08-02