Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Опыт реформ и контрреформ в России 2 страница

М О С К В А - 2009 | Опыт реформ и контрреформ в России 4 страница | Опыт реформ и контрреформ в России 5 страница | Царь Алексей Михайлович Тишайший | Царь Федор II Алексеевич | Император Петр I Алексеевич Великий | Императрица Екатерина I Алексеевна | Император Петр II Алексеевич | Императрица Анна Иоанновна | Судьба императора Петра III Федоровича |


Читайте также:
  1. 1 страница
  2. 1 страница
  3. 1 страница
  4. 1 страница
  5. 1 страница
  6. 1 страница
  7. 1 страница

Окончание татарского ига при Иване III Великом поставило Россию в новое положение. Требовалась идея существования страны в одиночестве. Но уже первые годы независимого развития Москва оказалась перед дилеммой: либо великокняжеской власти идти по пути запоздалого по сравнению с Западной Европой закрепощения сельского населения, - такая попытка была сделана в Судебнике 1497 года, - либо искать источники развития за рубежами России. Благодаря женитьбе Великого московского государя на последней наследнице византийских императоров Софье (Зое) Палеолог возникла концепция Москвы как «Третьего Рима», правопреемника древней Римской и Византийской империй. В Западной и Центральной Европе это было воспринято как территориальные притязания Москвы. И Россия действительно начинает экспансию на запад, которая в целом оказалась малоуспешной из-за принципиально противоположных представлений о том, каким должно быть и функционировать государство. Российское завоевание несло Литве, Польше и Ливонскому Ордену даннические обязанности и незавидное право быть в конфедерации с еще полуазиатской Москвой. В Европе же в этот период начинается складывание национальных государств на фоне разрушения классического феодального уклада и утверждения товарно-денежных отношений. Византийская и Ордынская политическая философия, основанная на религиозной и юридической терпимости, взятая на вооружение русскими царями, вызывала решительный отпор в Центральной Европе, который выразился в объединении Польши и Литвы в Речь Посполитую и самоликвидации Ливонского Ордена с вхождением ряда его земель в состав соседних государств. При всей жестокости завоевания территорий Астраханского и Казанского ханств, их включение в состав России на конфедеративных началах не имело подобных издержек. Не случайно ближайшие сподвижники Ивана Грозного Алексей Адашев и Иван Висковатый советовали «воевать татар, персов и башкир», ибо тут родится могущество страны, а захват Ливонии принесет «одни беды и разорение». Но следование этим рекомендациям означало кропотливую работу по строительству городов и крепостей в Поволжье и на южном Урале, размещение там гарнизонов и расселение казаков в необжитых районах. Для их освоения нужна была опора на боярство с их огромными средствами и людскими ресурсами, а это означало деформацию властных представлений правящей династии, привыкшей опираться на потомков военных холопов - служилое нищее малоземельное дворянство. Гораздо перспективнее выглядел военный захват Прибалтики с ее развитой инфраструктурой и портами. Неудачи в начальный период Ливонской войны повлекли за собой мучительную смерть Адашева и бегство Андрея Курбского в Литву, но Иван Грозный с настойчивостью достойной лучшего применения продолжал военные действия. Наряду с ними он проводит политику опричнины, которая по своему содержанию представляет собой ускоренную «вестернизацию» России по ливонскому образцу: Иван Грозный провозгласил страну огромным монастырем, где царь – игумен, а все подданные – монахи. По его убеждению, следовало приспособить страну к принятию более развитых земель, основной удар, нанося как раз по тому сословию общества, которое было в состоянии привести Россию к процветанию, - боярству. Опричный эксперимент провалился ценой разорения деревни, а Ливонская авантюра закончилась закономерным военным крахом. Россия вступила в полосу тяжелейшего экономического и социального кризиса, породившего самозванцев, крестьянские бунты, казачьи походы на Москву и польско-литовскую интервенцию. Лжедмитрий I пытался провести модернизацию общества ненасильственным путем, но результатом всех его усилий стало массовое народное сопротивление, вылившееся в жестокую социальную борьбу со всем иноземным – от атрибутов одежды до моральных норм.

На рубеже XVII века в сознании русского народа произошел перелом: монархическая идея приобрела принципиально иной смысл. Царская власть в общественном сознании сливается с историческим предназначением России, становится ее символом и внутренней сущностью. Одновременно падает авторитет церкви как популяризатора светских идей в массах и связующего звена между властью и народом - в фигуре царя мыслится идеал национальной и православной нравственности. Реформа патриарха Никона, имевшая целью создать библейское правительство, но по византийскому образцу, потерпела неудачу. Она не получила поддержки ни у господствующих сословий, ни у простолюдинов. Старообрядцы, протестуя против никонианской православной «контрреформации», уходили из мира, создавали трудовые коммуны на моральных принципах раннего христианства и исподволь разрушали религиозный догматизм, используя в хозяйственной и торговой деятельности элементы известных в Западной Европе научных представлений. Ярким примером этому может служить творчество «апостола раскола» - протопопа Аввакума (Иванова).

Отличительным феноменом обыденного российского мышления после Смутного времени стало откровенное неприятие всего заграничного, иноземного - от одежды и нравов до денег. И первые Романовы предпочитают эволюционный путь преобразований в стране, который будет воспринят населением терпимо и менее болезненно, нежели очередной опричный «эксперимент». При царях Михаиле Федоровиче и Алексее Михайловиче в России начинаются процессы складывания национального рынка, возникают первые мануфактуры и ярмарки. Из-за границы постепенно приглашаются иноземцы для несения государственной и военной службы. Натуральное вотчинное хозяйство разлагается под давлением товарно-денежных отношений. Россия начинает тяготеть к распаду по принципу близости внешних рынков, достижение которых не требовало существенных издержек и давало постоянную прибыль. Сохранение единства можно было обеспечить лишь политическими мерами «сверху», иначе Россия была бы поглощена экономически более мощными соседями без видимых военных усилий.

Первоначальное накопление капитала приобретает свои неповторимые черты. Россия, лишенная выхода к основным морским торговым путям, была не в состоянии участвовать в мировой торговле в качестве равноправного партнера через единственный порт Архангельск. Замерзающий зимой, он не давал возможности сохранять крупные корабли, да и опыта у русских поморов не хватало для длительного плавания вдоль суровых берегов Норвегии. Ввоз иностранных изделий, безусловно, доминировал над вывозом российских товаров. Этим объясняется то, что в Беломорье становится местом оптовой торговли купцов из Ост-Индской компании и Голландии, которые продавали свои и покупали русские товары (в основном пушнину, сибирское золото, полотно и пеньку). Товарообмен был неэквивалентным, поскольку русские торговцы не знали реального спроса в Европе на свою продукцию. Россию ожидала участь сырьевого придатка Западной Европы. И благодаря решительному требованию выдающегося дипломата Афанасия Ордина-Нащокина была введена монополия внешней торговли, что и произошло после утверждения Нового Таможенного Устава царя Алексея Михайловича. Иностранным купцам отныне запрещалось торговать где-либо в городах России, кроме Архангельска, Иноземные товары там предусматривалось продавать оптом; ввоз иностранных денег и их распространение на ярмарках карается смертной казнью. Основой денежного обмена отныне выступает московский серебряный рубль, - иные монеты к платежам в России отныне не принимались, а за их хранение предусматривалась смертная казнь.

Сохранение социально-экономического единого пространства при отсутствии крупных денежных накоплений в стране оказалась возможной за счет решительных внутриполитических шагов царя. Соборное Уложение 1649 года установило в России государственно-крепостническую систему. Был запрещен окончательно крестьянский выход и объявлен бессрочный сыск беглых, городское население закреплялось за посадами без права переезда, профессии горожан становятся наследственными, боярам и дворянам не разрешалось выезжать за границу без личного дозволения царя, то есть отменяется «боярский отъезд», и, наконец, ограничивается церковное землевладение. Сословно-представительные Земские соборы теряют свое значение, и утверждается российское самодержавие, быстро трансформировавшееся после опалы Никона в тоталитарный режим. Весь данный комплекс мер на первый взгляд связывал инициативу населения, но в действительности способствовал упорядочению отношений между купеческими капиталами в городе и сырьевыми запасами деревни, так как посредническая торговля наследственностью посадских профессий исключалась. Таким образом, удалось на непродолжительный промежуток времени сформировать такой психологический климат, который не противоречил бы изоляционистским настроениям большинства населения и не удовлетворял лишь интересам горожан. «Соборность» избрания Романовых на престол давала им право говорить от имени всего народа и заботиться о сохранении национальной самобытности, хотя в действительности крепостное право являлось особым российским средством движения к абсолютизму.

Князь Василий Голицын в своем проекте юридической отмены крепостничества подчеркивал временный его характер и необходимость уклонения России от участия в большой войне для того, чтобы после ликвидации личной зависимости землепашцев догнать европейские державы без разрушения основ сословного устроения государства Российского. Оно становится прибежищем для всех инакомыслящих западноевропейцев, находивших здесь вторую родину и добросовестно служивших России в течение многих поколений. Став православными христианами, они легко ассимилировались с русскими независимо от сословной принадлежности.

Обращаясь к преобразованиям Петра I, обнару­живается, что спор об их закономерности, прогрессивности и даже целесообразности, идет в исторической науке уже давно. До настоящего времени высказываются полярные точки зрения по этой проблеме. Нет сог­ласия среди исследователей и в вопросе о том, в какой мере эти реформы выступают про­должением предшествующего хода истории, а в какой - означают раз­рыв преемственности. Сторонником того, что реформы Петра были под­готовлены предшествующим развитием российской истории, явился С.М. Соловьев. Другой взгляд на петровские реформы предложил В.О. Ключевский и особенно резко сформулировал М.Н. Милюков. Противоречивость оценок петровских реформ имеет вполне реальную основу - они представляли собой классический пример преобразований, проведенных государством сверху, без участия и скорее даже при сопротивлении широких слоев общества.

Петру I с его импульсивной энергией хотелось ускорить процесс модернизации России по западноевропейским стандартам, и он вернулся к традиционному подходу - экспансии. Северная война принесла молодой империи экономически развитую Прибалтику, бережно включенную на конфедеративных основах в состав России. Но вновь цена, заплаченная за Ригу, Ревель и Петербург, оказалась чрезмерно высокой: народу она принесла массу страданий и потерь, крепостная зависимость крестьянства от помещиков усилилась, а робкие ростки рынка были задушены установлением таможенного досмотра на границах губерний. Производство искусственно натурализуется их пределами. Меркантилизм и протекционизм дал купцам огромные доходы, но в то же время лишил российские товары конкуренции с западными промышленными изделиями, что привело к падению качества первых. Обнищание населения вынудило Петра установить государственные монопольные цены на ряд товаров первой необходимости, список, который со временем расширялся (например, хлеб, табак, водка, чай, кофе, соль). Слабые еще элементы рыночных отношений были административно упразднены: товарный обмен подменялся психологизацией цен на все товары, потребительская стоимость которых оценивалась не исходя из их себестоимости и затрат, а в сравнении с низкими монопольными государственными ценами. Классические западноевропейские принципы ценообразования получили в российском мироощущении искаженное понимание, позволявшее в дальнейшем манипулировать ценовыми параметрами без ущерба для власть имущих. «Табель о рангах», давшая возможность купцам и предприимчивым владельцам крупных ремесленных мастерских приобретать наследственное дворянское достоинство, способствовала ослаблению нарождавшегося «третьего сословия», которое привыкало существовать под патронатом могущественной самодержавной империи и даже получало от этого определенные экономические и финансовые выгоды. Поэтому никакой оппозиции самодержавию в России в лице купечества не сложилось.

Исторически ограниченный отрезок времени, когда на российском престоле находилась Анна Иоанновна, Российская империя не предпринимала активных внешнеполитических акций. Существует немало интерпретаций этого явления, начиная от засилья в правительстве немцев во главе с герцогом Бироном и кончая личными пристрастиями императрицы. Однако уместно предположить, что причин здесь две. Первая заключается в том, что Петр I и его ближайшие соратники войнами со Швецией, Оттоманской империей и Персией подорвали потенциал страны настолько, что она не смогла его восполнить в течение двух десятилетий. Вторая причина коренится в разочаровании русского дворянства результатами петровской внешней политики, которая не дополнялась продуманными внутриполитическими шагами. Достаточно сказать, что если в Прибалтике ливонская и шведская колонизация оставила хорошие дороги и систему постоялых дворов с надежной охраной, то до границы с новыми губерниями пути сообщения были настолько плохими, что потери зерна при движении по ним порой составляли примерно половину.

Пожалуй, только Екатерине II удалось обеспечить разумный баланс интересов русского дворянства с возможностями России. Руководствуясь идеями Просвещения, императрица искренне стремилась уничтожить крепостное «рабство» вслед за английской королевой, но старалась добиться этого убеждением, законодательными и экономическими средствами. Русское дворянство должно было прийти к отказу от использования крепостного труда естественным путем. Она ведет войны с Оттоманской империей и Крымским ханством, где нации к тому времени не сложились и население которых, по своему укладу, будучи ближе к русским, привыкло жить в пределах конфедеративного государства. Аналогично обстояло дело с украинскими и белорусскими землями в составе Речи Посполитой. При Екатерине II Российская империя достигла естественных границ восточнославянского этноса на западе. Не случайно именно в эпоху «просвещенной императрицы» она вошла в зенит своего могущества и расцвета.

Иными словами, «восточная политика» приносила реальные плоды. За счет нее Россия расширялась и обретала прочность, хотя в культурном и экономическом развитии по-прежнему проигрывала Западу: двухсотлетнее ордынское иго еще продолжало сказываться на темпах экономического роста. Екатерина Великая фактически подорвала основы государственно-крепостнической системы, разрешив продавать крестьян без земли, а помещикам и купцам - строить заводы. Одновременно создается обширный сектор свободного и наемного труда на залежных и завоеванных территориях. Это - немцы-колонисты, получившие земельные наделы, казаки и купечество, которым дали право владеть землей и людьми. В России создается состязательная экономика, убедительно демонстрировавшая преимущества западноевропейской модели развития. Умело проведенная императрицей денежная реформа подкрепила тенденцию социально-экономического подъема страны. Догнать Запад было не под силу России, но, опираясь на своеобразие российских традиций, оказалось возможным существенно ускорить социальный прогресс. Но личную зависимость крестьян Екатерина II отменять не решилась - безынициативные и робкие землепашцы и невежественные в основной массе дворяне были подобны сиамским близнецам и неизбежно разорились бы, будучи предоставлены самим себе.

Внуки Екатерины, не исчерпав заложенной ею методологии реформ, опять пытались ввести Россию в семью европейских народов при помощи демонстрации военной силы. Император Александр I, первоначально стремившийся проводить изоляционистскую политику, будучи втянутым в общеевропейскую войну и обреченный победить Наполеона, в конце концов, присоединяет к империи этническую Польшу и Финляндию, правда, предоставив им конституцию и статус государственной автономии. Империя сразу знакомится с национальным вопросом во всей его остроте. Надо полагать, он руководствовался в первую очередь военно-стратегическими соображениями, но ему тут же пришлось создавать «санитарный кордон» на линии демаркации между Царством Польским и Великим княжеством Финляндским в виде «военных поселений» и одновременно отменять крепостное право в Прибалтике. Однако в новых губерниях империи запрещалось утверждение крепостного права во всех его проявлениях

Либерализм в отсутствие сильного «третьего сословия» породил дворянскую оппозицию в лице декабристов. Предусматривая отмену крепостного права, видный теоретик Южного общества Павел Пестель на время переходного периода считал необходимым установление полицейского государства, где доносительство объявлялось по примеру Французской Республики гражданским долгом «освобожденных русских» и вознаграждалось четвертой долей имущества арестованных, а инакомыслие должно было жестоко преследоваться. Никакой реальной альтернативы, кроме утверждения тоталитарного режима во главе с Советом диктаторов, дворянские революционеры предложить не могли. Гром пушек на Сенатской площади и разгром дворянской оппозиции14 декабря 1825 года стали грозным предостережением всем будущим либеральным и консервативным реформаторам. Россия, как правило, воспринимает ту толику свободы, которая не разрушает народной традиции и когда закон не противоречит нравственным представлениям масс.

Консерватор Николай I в полной мере пожинал плоды сумбурного либерально-бунтарского наследства Екатерины Великой и старшего брата, постоянно посылая в новые автономии войска для подавления национальных восстаний, тем самым, вызывая протесты мировой общественности. Ему, в конце концов, пришлось ликвидировать Царство Польское, преобразовав его в Варшавское генерал-губернаторство. После либеральных реформ Александра I и восстания декабристов Николаю I не оставалось ничего другого как установить строжайшую цензуру и тотальный полицейский надзор за всеми сословиями. И в то же время пропагандируемая им «теория официальной народности» графа Уварова в целом примиряла россиян с самодержавием, объединяя их вокруг державной интернациональной идеи. Религиозные чувства российских мусульман щадились - даже на орденах, традиционно посвящаемых православным святым, их изображение заменялось российским гербом в случае награждения ими представителей другого вероисповедания. Лозунг Николая I «Ничего не менять!» в действительности был лишь ширмой для неторопливых и взвешенных преобразований «малыми шагами». Реформа графа П.Д. Киселева 1842 года фактически освободила основную массу государственных крепостных от личной зависимости, хотя и не предусматривала еще уравнения их со свободными сословиями. Европейские державы в отличие от интеллектуальной отечественной элиты увидели ту опасность, которую таили в себе контрреформы во внешне военизированной России. Они нанесли удар в тот момент, когда эволюционные преобразования должны были вступить в решающую фазу, воспользовавшись дипломатической ошибкой князя Александра Сергеевича Меншикова во время русско-турецких переговоров о восстановлении купола над храмом гроба Господнего. Крымская война 1853-1856 годов была проиграна Россией не столько из-за технической отсталости, но главным образом из-за неразрешимости внутренних противоречий и обострения межнациональных проблем. Кавказская война, начатая Гази-Мухаммедом и завершенная дипломатическими средствами спустя тридцать лет имамом Шамилем и Александром II, показала значение исламского единства в противостоянии имперской экспансии.

Отмена «сверху» крепостного состояния населения при Александре II, проведение его правительством демократических реформ вывели страну из кризиса. С экспансионистской политикой в направлении Центральной и Западной Европы было покончено. Россия, казалось, нашла свое историческое место и должна была начать развиваться по нормам рыночной экономики. Оппонентами подобного подхода Александра II стали и консервативные дворяне и интеллигенты-народники: одни грезили идеей мировой гегемонии, другие - принципами общинного социализма. Их объединяло полное неприятие демократических преобразований и отрицание поощрения товарно-денежных отношений как императива внутренней политики правительства реформ. Поддерживали Александра II лишь промышленники и купечество, к верноподданническим меморандумам которых царь внимательно прислушивался. Присоединение Средней Азии, когда перестал поступать импортный американский хлопок, и продажа обременительной для России Аляски - свидетельство постоянного интереса официального Петербурга к нуждам модернизации страны. Патриотические реминисценции и революционные утопии должны были со временем уступить место здравому смыслу, рожденному реформами. Но довести начатые преобразования царю-Освободителю не удалось - его жизнь и эпоху реформ оборвали на полпути к цели бомбы социалистов «Народной Воли».

И на фоне политической растерянности правящей бюрократии восторжествовал прежний менталитет особого пути России, которой не только нечему учиться у Запада, но есть чему его поучить. Произошли контрреформы по ограничению гласности суда, усилению цензуры в печати, ограничению земской демократии на фоне развертывания религиозной массовой пропаганды. Насильственная русификация мусульманских «инородцев», гонения на евреев, поляков, немцев и финнов вели к росту национального противодействия царизму. Одинокой политической фигурой, пытавшейся противостоять натиску кабинета Александра III, был граф С.Ю. Витте. Если его коллеги по правительству каким-то интуитивным дворянским чутьем чувствовали угрозу, порождаемую углублением реформистского курса Александра II, то Витте увидел сами корни грядущего политического кризиса: России вновь грозила дезинтеграция по причине быстрой локализации местных рынков вдоль судоходных рек, где применялись пароходы, и растущего национализма нерусских наций и народностей. Особенности меридионального расположения водных путей в России вели с фатальной неизбежностью к развалу евразийской империи на малые государственные образования, которые будут тяготеть не к историческому центру, а близлежащим странам. Военное давление на российскую периферию в свою очередь было чревато внешнеполитическими осложнениями, как перед Крымской войной. И Витте находит оригинальный выход - он как министр путей сообщения создает концепцию единого экономического анклава, опирающуюся на структуру железнодорожных магистралей. Все они вели из любого регионального центра в Москву, которая превращалась в крупнейший транспортный узел империи, миновать который было практически невозможно. Она становилась гигантской ярмаркой и перерабатывающей всероссийской фабрикой; сюда перемещаются капиталы крупнейших банков и центральные конторы Товариществ промышленников и гильдий купцов. Но если в Москву привозят отовсюду сырье, товары и полуфабрикаты легкой и пищевой промышленности, то Санкт-Петербург оказывается центром обрабатывающей и тяжелой индустрии, существенно зависящим от товарообмена с Прибалтикой, Польшей, Германией и Финляндией. Обе столицы, словно пауки, опутали Россию сетью железных дорог, вдоль которых естественно стали возникать заводы и фабрики, депо и мастерские, филиалы банков и купеческих корпораций, а значит и города, или то, что Ленин назвал высочайшей степенью концентрации производства и капитала - империализмом. Железнодорожный век породил первые российские монополии-синдикаты «Продамет», «Продуголь» и «Продвагон» в начале нынешнего столетия. Одновременно благодаря усилиям Министерства просвещения и меценатов, поддерживаемых государственными ведомствами, в Москве и Петербурге создаются многочисленные учреждения культуры, выставки, музеи, театры.

Таким образом, в отличие от США и Западной Европы «государственно-монополистический капитализм» в России был создан сверху с помощью политических решений, а не сложился стихийно, как считали большевики вслед за своим вождем В.И. Лениным. Вслед за стабилизацией экономического положения Витте осуществил денежную реформу, введя в оборот золотой империал. Она способствовала укреплению рубля и открыла дорогу в Россию иностранным капиталам. Если в самом общем виде сформулировать методологию «догоняющей индустриализации», предложенную Витте. Ее ключевые положения сводятся к следующим принципам: привлечение иностранных капиталов в виде адресных займов и инвестиций; накопление внутренних ресурсов с помощью казенной военной монополии и усилении косвенного налогообложения; таможенная защита русской промышленности от западных конкурентов и поощрение вывоза отечественных товаров на рынки Ближнего, Среднего и Дальнего Востока. Решающую роль ввиду слабости российской частной инициативы Витте отводил активному вмешательству государства в экономику с целью ускоренного и более упорядоченного развития последней. Результаты преобразований на фоне затухания политической активности консервативной и радикальной оппозиции были впечатляющими, убедительно доказывающими неисчерпанные возможности развития России при продуманности содержания реформ.

Безо всякого преувеличения можно утверждать, что российская социал-демократия мужала под впечатлением преобразований графа Витте. Марксистская молодежь на примере происходящих процессов смогла убедиться в том, что Герцен, Чернышевский и Бакунин заблуждались, отстаивая тезис о невозможности утверждения капиталистических отношений в России. Правда, она явно преувеличивала фактор стихийности перемен, незаслуженно считая самодержавие тормозом на пути социального прогресса и недооценивая его способность маневрировать в новых условиях. Творческая лаборатория Витте так и осталась непонятой Лениным: во всяком случае, в своем хрестоматийном труде «Развитие капитализма в России» он приписывал происходившие изменения уклада хозяйственной жизни действию пресловутых «марксистских исторических закономерностей». Но такой подход рождал экономический фатализм, когда все противоречия можно разрешить исключительно политическими средствами, высшим из которых является вооруженное восстание.

Последние годы ХХ века радикальная российская публицистика настойчиво твердила о том, что «военный коммунизм» был воплощением теории марксизма в условиях России. В лучшем случае это - искреннее заблуждение, в худшем - сознательная ложь. Учение Маркса нигде не получило практической реализации, и у большевиков не было никакого образца, кроме обанкротившейся Парижской коммуны, защитников которой основоположник революционного учения образно и точно назвал «штурмующими небо». Штурмовать небеса рядовые ленинской гвардии не собирались, а разделять судьбу коммунаров - тем более. Опыт первой русской революции в этом смысле дал им немного, да и сценарий событий развивался не по марксистской схеме. Искомый образец социалистического государства Ленин обнаружил в годы первой мировой войны, будучи политическим эмигрантом в Швейцарии, в странах Тройственного союза. Германия и Австро-Венгрия после провала плана Шлиффена приступили к милитаризации экономики, которая должна была обеспечить длительное сопротивление странам Антанты. Центральноевропейские державы перешли к распределительно-плановому хозяйству, когда продовольственные и вещевые карточки выступают заменителем денег и действует принцип «кто не работает, тот не ест», а централизация управления и контроль над производством и потреблением доведены до высшей степени. Буржуазия начинает выполнять функции управляющих производством, подчиняясь военным эмиссарам, а владельцы мелких предприятий работают по заказам государства на принципах отложенного кредита. Налицо все «признаки» кануна пролетарской революции, когда достаточно сломать надстройку, чтобы утвердились социалистические отношения. Не случайно германские и австрийские парламентарии окрестили совокупность этих мер «военным социализмом». Все это гипнотизировало Ленина и получило отражение в его романтических статьях и брошюрах, особенно «О лозунге Соединенных Штатов Европы» и «Военная программа пролетарской революции». Но не о реальной России в них ведется речь, а о Германии! Поэтому-то Ленин уже на Кинтальской конференции выдвигает лозунг поражения собственного правительства в империалистической войне, имея в виду готовность доведенного войной до крайности немецкого пролетариата к социалистической революции и неизбежную контрреволюционную роль России в Европе в случае победы Антанты.

Октябрьское вооруженное восстание кардинально изменило расстановку сил в международном социалистическом движении. По мнению Ленина Россия в случае мировой пролетарской революции сыграет роль крестьянской европейской Вандеи, и здесь необходимо было сломать все традиционные устои аграрного общества. «Военный коммунизм» стал вторым изданием опричнины, но с противоположными целями, - приспособить Россию к немецким условиям, чтобы присоединить ее к социалистическому миру во главе с Германией и Австро-Венгрией, а не наоборот, как долгие десятилетия позже твердили советские историко-партийные просветители. Так своеобразно преломился в большевистском сознании экспансионистский императив Древней Руси, который словно маятник бросает восточноевропейский мир от крайнего изоляционизма, чреватого кровопролитной междоусобицей, до безоглядного, но бесперспективного натиска на Запад. Но в целом европеизация России происходила вместе с иммигрантами из Западной и Центральной Европы, постоянно пополнявших ее интеллектуальную и военную элиту.

Большевистский переворот привел Россию к кровопролитной гражданской войне, которая после окончания первой мировой войны превратилась в борьбу за сохранение ее территориальной целостности с обеих враждующих сторон. Белая гвардия шла войной на Советское государство под трехцветными знаменами «единой и неделимой России», Красная Армия наступала на нее под лозунгом «Пролетарии всех стран и угнетенные народы, соединяйтесь!», под которыми для россиян по обе стороны баррикад осознавалась одна общая идея. Камнем преткновения и для тех, и для других оказались Украина с ее богатейшими природными и людскими ресурсами, Крым и Закавказье, где активно действовала третья сила - национальные правительства, стремящиеся к государственному самоопределению. Источником утверждения единства являлись мужики-патриоты Сибири и Центральной России. Подавить сопротивление окраин оказалось возможным только путем вооруженной интервенции Москвы, временно изменившей интернациональную направленность своей пропаганды в интересах революционного интервенционизма на общерусскую идею единой и неделимой державы. Добровольная иммиграция иностранцев сменилась насильственной массовой эмиграцией


Дата добавления: 2015-08-02; просмотров: 45 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Опыт реформ и контрреформ в России 1 страница| Опыт реформ и контрреформ в России 3 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.021 сек.)