Конституирующие признаки общества

Для теории социогенеза очень важно иметь отчетливое определение того, что мы будем называть обществом. Каков минимум обязательных признаков общества в широком смысле слова?

Думается, что таким искомым определением является основной закон исторического материализма — закон отношения общественного бытия и сознания, следовательно, наличие этих двух сторон и известного отношения между ними. Иными словами, неправомерно говорить об обществе там, где нельзя провести различие между базисом и надстройкой. В свою очередь, базис представляет двуединое целое: способ производства является диалектическим единством производительных сил и производственных отношений. Неправомерно говорить об обществе там, где их нельзя различить. В жизнедеятельности животного, даже самого высокоорганизованного, нет различия бытия и сознания, нет базиса и надстройки, как нет в его животнообразном труде ни малейших признаков производительных сил и производственных отношений, следовательно, и вообще производства.

В обществе сознание не абсолютно адекватно бытию. Иначе речь не шла бы и о каком-либо законе их взаимоотношения. Сфера общественного сознания всегда в чем-то противостоит сфере общественного бытия и лишь в конечном счете определяется последним. Это, разумеется, не значит, что обязательно должно быть налицо разделение физического и умственного труда, т. е. существование особого слоя людей, деятельность которых протекает только в сфере надстройки. Различие одного и другого можно представить себе в пределах деятельности того же самого человека, как ее разные моменты, этапы или компоненты, Сказанное выше означает лишь, что те теоретики социогенеза, которые не занимаются генезисом раздвоения базиса и надстройки, тем самым занимаются вовсе не социогенезом, а чем-то другим. [106/107]

Пользование орудиями, т. е. овеществленным предшествовавшим трудом, будь то своим или чужим, служит материальной предпосылкой возможности досуга для жизнедеятельности сверх биологической. Но очень сложен вопрос, как эта возможность превращается в необходимость и действительность. Как известно, обособление непроизводительных видов человеческой деятельности, в том числе умственной деятельности, от физической было одним из главных путей, по которым на протяжении тысячелетий подготавливался качественный скачок: раскол общества на антагонистические классы. Напомним лишь в связи с этим, что на самых древних ступенях классообразования обособлялись от трудящейся массы, как получатели даров, жертв и даней, именно те из общинников, кто владел колдовством и грамотой: складывалось жречество, чиновничество. Внутри общества возникал односторонний ток материальных благ — от тех, кто их добывал, к тем, кто их только потреблял.

Другая, не менее капитальная сторона проблематики социогенеза: общество никогда не существовало в единственном числе, всегда были множественность обществ и определенные отношения между ними, прежде всего — взаимное отличие, взаимное различение. Археолог вправе говорить об истории общества лишь с того времени, когда он может констатировать как-то территориально обособляющиеся друг от друга «культуры» [14].

Правда, при этом легко впасть в ошибку. Наблюдаемые особенности, скажем, в изготовлении каменных орудий могут быть следствием всего лишь местных природных особенностей, как-то: наличных пород камня, пород употребляемых в пищу животных, природных условий добывания и хранения пищи, локальных телесных особенностей самих людей. Наконец, мы видели на примере птиц, что локальные различия жизнедеятельности возникают и у животных на экологической и этологической основе.

Как же уловить эту разницу между природными и социально-культурными отличиями? Мы видели, что птицы могут подражать особому напеву, возникшему у какой-либо особи, позднее по одинаковому напеву они тяготеют друг к другу, и в конце концов закрепляется стойкий локальный напев. Этнические культурные особенности формируются не так, не путем одного лишь внутреннего сцепления известного числа особей. В социальной жизни людей не меньшую роль играет обратная сторона: не притяжение к «своим», а обособление от «чужих». Различные особенности культуры, в том числе материальной, могут служить средством различения «чужих» и «своих». Вот это внешнее отношение, ничего общего не имеющее с изолированностью, с неведением друг о друге кочующих орд, и составляет вторую неотъемлемую [107/108] черту самого общего определения общества и общественной истории.

Поэтому представляется очень важным научный спор между двумя советскими специалистами по палеолиту о том, с какой именно археологической эпохи можно уверенно констатировать одновременное существование разных культур на разных, смежных территориях. С. Н. Замятнин обосновал теорию, что весь нижний и средний палеолит еще не знал этих локальных культурных различий; они возникают лишь в верхнем палеолите, да и то сначала лишь в виде двух, позже трех огромных культурно-географических массивов. В недавнее время с существенно иной, даже противоположной концепцией выступил А. А. Формозов. Он усматривает признаки локально-этнических культур уже в орудиях нижнего палеолита. Удалось ли А. А. Формозову опрокинуть построение своего маститого предшественника и учителя? Здесь не место разбирать по существу этот весьма квалифицированный профессиональный диспут. Но общий итог состоит в том, что в нем столкнулись два разных способа мышления о начале человеческой истории — естественнонаучный у С. Н. Замятнина и чисто гуманитарный у А. А. Формозова. Последний обнаруживает этнические культурные отличия там, где натуралист нашел бы достаточные объяснения чисто природного характера. Поэтому думается, что величественный замысел покойного С. Н. Замятнина, если и нуждается в частичных коррективах в связи с новыми данными, в своей основе останется опорой для дальнейших исследований проблемы начала человеческой истории.

Дата добавления: 2015-08-02