Братское отношеніе чеховъ

Когда пришлось мне забирать еще зимою изъ карантина моего двоюроднаго брата, іерея Александра, умершаго отъ желтухи, чтобы заняться его похоронами, сказалъ мне караульный (чехъ): „Почему вы батюшка здесь?”

— Потому, что я заявлялся русскимъ, — ответилъ я.

— „Знаю объ этомъ и объ этомъ не спрашиваю, но почему дали вы себя арестовагь и сюда привезти; вы должны были заблаговременно бежать и скрыться”, — сказалъ онъ. На это его простодушіе, тронувшее меня до глубины души, въ ответъ пояснилъ я ему, что арестовали меня такъ скоро по объявленіи мобилизаціи, что не было времени и подумать о бегстве, a впрочемъ, я, какъ душпастырь, и притомъ не чувствовавшій за собой никакой вины, и не бежалъ бы, все равно — пастырю нельзя оставлять свою паству, — такъ пристойнее мне, что меня силою взяли.

Въ сентябре 1915 года поехалъ я съ др. интернованными въ Грацъ, въ судъ, въ качестве свидетеля, для подачи показаній по завещанію двоюроднаго брата Александра. Къ 8 лицамъ приставили двухъ солдатъ конвойныхъ, капрала (чеха) и рядового (словенца). Какимъ-же вежливымъ конвойнымъ оказался для насъ капралъ-чехъ! Какъ онъ понималъ насъ! По сложеніи свидетельства, a было уже около 12ч. дня, просили мы капрала, чтобы завелъ насъ въ хорошій ресторанъ обедать. — ”Конечно,—сказалъ онъ,—я поведу васъ въ хорошо мне известный ресторанъ, где хозяинъ и хозяйка — чехи, они будутъ вамъ очень рады, когда я имъ скажу, кто вы”,—сказалъ братъ чехъ и повелъ насъ. Хозяева приняли насъ действительно очень сердечно. Мы заказали хорошій обедъ для себя и для конвойныхъ, a после обеда сказалъ я шепотомъ капралу: Оставьте здесь словенца съ моими товарищами и будьте столь добры со мною пройтись по Грацу за покупками. — „Хорошо; я радъ послужить вамъ, отче; я пойду съ вами безъ „гвера” (ружья). Черезъ три часа отходитъ нашъ поездъ въ Талергофъ, два часа, значитъ, можемъ ходить по городу”,— сказалъ братъ-чехъ.

И мы пошли оба, - я виделъ всю среднюю часть города и купилъ кое-что для себя и для другихъ.

Но возвращусь къ терезинцамъ. Наконецъ-то выпустили ихъ изъ подъ карантина, или лучше сказать - сняли съ нихъ карантинъ, и, вотъ, пошли мы къ нимъ, a они къ намъ. И кого только не нашли мы между ними! Моего брата, виднаго народнаго деятеля въ Турке и въ турчанскомъ уезде и о. Мих. Петровскаго, вицемаршала турчанск. земской уездной управы, и о. Романа Чайковскаго, заместителя депутата въ венскомъ парламенте, и г. Курыловича, и ред. „Прикарпатской Руси” д-ра Ивана Льв. Гриневецкаго, и врача д-ра Влад. Антоневича и д-ра Цюка, д-ра Винницкаго, г-жу Матковскую, г-жу Ольгу Бай-ко и многихъ мн. др., самыхъ видныхъ и славныхъ нашихъ патріотовъ, интеллигенцію и селянъ (обоего пола), а между ними и о. Василія Ив. Скобельскаго и о. Киричинскаго, и мн. др.—и не перечесть всехъ.

И что мы отъ нихъ узнали! Чего только они не пережили и не перенесли также!

Въ Терезине (въ давней крепости) говорили имъ, что выедутъ оттуда, но куда, того не сказано имъ даже тогда, когда, разставшись съ крепостью, вошли уже въ вагоны. Только едучи уже въ южномъ направленіи, сказали имъ конвоирующіе ихъ солдаты, что пришелъ приказъ отставить ихъ въ Талергофъ (vulgo въ „Тайфельгофъ”). Услышавъ это, опечалились наши терезинцы ужасно, ибо слышали о нашемъ здесь пребываніи много нехорошаго. Во всей державе и вне ея пределовъ уже пошла нехорошая слава о Талергофе. Какъ ни старалась наша команда скрыть передъ міромъ свою надъ нами безчеловечность, всеже распространилась весть объ этомъ аде кромешнемъ всякими окольными путями въ свете далеко и широко, даже во Франціи, Англіи, Россіи и Италіи. За границами Австріи, читая въ газетахъ о Талергофе, люди думали себе, что описанія о безчеловечномъ об ращеніи съ нами преувеличены, но я только могу и долженъ здесь сказать одно: что все бедствія наши въ Талергофе не только не даются представить преувеличенно, но все описанія выходятъ крайне недостаточными и слабыми въ смысле яркости и полноты. И я не въ состояніи нарисовать даже приблизительно той кошмарной картины, которую представлялъ собой проклятый Талергофъ.

Кто-то изъ нашей команды представилъ въ министерстве войны въ Вене устройство Талергофскаго лагеря и порядки въ немъ такъ привлекательно, что пріехала въ Талергофъ комиссія съ целью его осмотра и поселенія въ немъ инвалидовъ. Какъ же ужасно разочаровалась комиссія! Она не только не признала Талергофа подходящимъ местомъ для инвалидовъ, но высказалась, что оно не могло бы служить даже помещеніемъ для собакъ.

И въ этотъ Талергофскій лагерь попали наши терезинцы, которымъ братья-чехи старались сделать ихъ пребываніе въ крепости по возможности сноснымъ, несмотря на предписанную строгую дисииплину и суровейшій тюремный режимъ.

Когда выходили наши терезинцы еще въ Терезине на прогулку, то встречавшіе ихъ чехи сердечно ихъ приветствовали, восклицая: „На-здаръ, братья-русове!”

Терезинская команда помнила симпатично о нашихъ заточенцахъ въ праздники Рожд. Христова, Богоявленія и въ светлые дни Пасхи, и всячески облегчала имъ удовлетвореніе своихъ религіозныхъ нуждъ и соблюденіе родныхъ обычаевъ. Не удивительно, поэтому, что, едучи въ Талергофъ, многіе жалели, что Терезинъ оставили.

Въ многомъ изменилась наша жизнь въ Талергофе съ прибытіемъ такого множества новыхъ нашихъ узниковъ. Они казались более бодрыми и крепкими духомъ и подняли у многихъ изъ насъ упавшій, было, духъ, хотя и терезинцы поняли, что всемъ русскимъ нечего надеяться. Война сложилась тогда для Антанты плохо, но и центральнымъ державамъ появилась новая угроза: Италія объявила имъ войну.

Дата добавления: 2015-08-10