Роль мазепъ

Когда находился я уже въ IV бараке, какой-то „украинецъ” намъ кликнулъ: „Кто изъ панівъ хоче выйти изъ Талергофа, най впишется сейчасъ у мене на укр. листу, то выйде”.

Съ возмущеніемъ откликнулся хоромъ целый баракъ: „Нетъ здесь между нами такихъ, вонъ съ предложеніемъ! Дастъ Богъ, выйдемъ отсюда и безъ вписыванія себя на укр. листу.”

Агитаторъ вышелъ съ длиннымъ носомъ.

Передъ праздникомъ св. о. Николая известили всехъ насъ, что пріедетъ въ этотъ день д-ръ Ганкевичъ въ Талергофъ, съ той целью, чтобы пожилыя лица ему представлялись для освобожденія себя изъ Талергофа. И действительно пріехалъ д-ръ Ганкевичъ съ какимъ-то другимъ господиномъ. Стали всякіе люди тиснуться въ барачокъ, где освобождающая комиссія начала действовать, о. Макаръ отдельныхъ лицъ впускалъ и выпускалъ. Увидевъ меня, между стоящими на дворе, о. Ст. Макаръ былъ настолько внимателенъ, что впустилъ меня въ канцелярію и шепнулъ въ ухо: „Впишитесь, отче, на листу д-ра Мих. Короля изъ Жовквы” (зналъ о. М., что я никакъ на „украинскую листу” не впишусь). Ставъ передъ комиссію, спросилъ меня д-ръ Ганкевичъ во-первыхъ, какъ я называюсь, а затемъ какой я партіи? Я ответилъ: „Я не есмь человекъ какой-то партіи, я членъ галицко-русскаго народа”. — ”Такъ?! То идите себе, идите! Мы знаемъ васъ добре не отъ ныне!” — И я пошелъ, зная уже, что меня не выпустятъ, но радъ все таки, что меня знаютъ не отъ ныне, хотя и не съ хорошей стороны въ мазепинскомъ смысле, т. е. въ безсмысліи. Спасибо и за это.

Черезъ несколько месяцевъ после этого прочли „циммеркоменданты” по баракамъ, что въ такой-то день отъедутъ изъ Талергофа на свободу, такіе-то „украинцы”, — и назвали около 120 фамилій разъ, a затемъ несколько разъ еще известное количество ихъ на иные дни.

Стали мазепы въ телячьемъ восторге намъ, русскимъ, на досаду, собираться къ отьезду. И ударилъ часъ отбытія. Некоторые изъ нихъ прощались съ нами даже словами: „дай Богъ и вамъ скоро отсюда выбратися”, но, когда вышли все съ багажемъ за ворота, чтобы пешкомъ пойти на станцію Абтиссендорфъ, то и кликнули намъ громко съ дикимъ злорадствомъ: „А бодай-бысьте, москвофилы, все тутъ пропали!” После этого запели они свое „Ще не вмерла Украіна”...

Всей осенью и зимою, появлялись въ Талергофе авдиторы, то на площади посреди бараковъ, то где-то въ бараке, чтобы допрашивать интернованныхъ, за что они въ Талергофъ попали. Меня не допрашивали тамъ уже ни разу, нaпротивъ, 15 ноября пришелъ офицеръ Лайсъ (Laiss) на площадь раздавать почту и многихъ о чемъ-то осведомлять, онъ и прочиталъ несколькимъ десяткамъ интернованныхъ весть, что военная прокуратура признала ихъ совсемъ невиновными, — между прочими прочитанными фамиліями была и моя. Я весьма обрадовался, ибо думалъ, что наконецъ, выпустятъ меня на свободу, но г. Лайсъ добавилъ въ конце сообщенія еще слова: „Aber aus uns unbekannten Grunden bleiben Alle freigesprochenen auf unbegranzte Zeit hier”. (Ho пo неведомымъ намъ поводамъ, все освобожденные останутся здесь на неопределенное время). Вотъ, какъ моментально убита была моя радость! Позже узнали мы, что освобожденіе интернованныхъ изъ талергофскаго заточенія зависитъ не отъ военной прокуратуры, a отъ д-ра Ганкевича и его конторскихъ помощниковъ, стоящихъ подъ командою „украинскихъ” верховодовъ во Вене. Кроме извещенія о невиновности, отдалъ мне г-нъ Лайсъ и пакетъ со всеми бумагами, которыя забралъ мне, было, жандармъ во время обыска и арестованія. Какъ опечатали оба мы, т. е. я и жандармъ, нашими оффиціальными печатями пакеть тогда, такъ невскрытымъ и непрочитаннымъ отдала мне его прокуратура, которая, по-видимому, этихъ бумагь не хотела видеть и не видела.

Дата добавления: 2015-08-10