Наше житье-бытье въ Талергофе

Помню, осенью 1914 года приближался день 14-го октября н. ст. день именинъ цесаря Франца Іосифа I. Полковникъ пригласилъ несколькихъ „циммеркомендантовъ”, чтобы посоветоваться съ ними относительно торжественнаго богослуженія за благоденствіе старика-юбиляра, По всему заметно было, что власти очень усердствуютъ, чтобы эти именины были отпразднованы особенно торжественно.

Приглашеніемъ занимался о. Коломыецъ, рослый мужчина и умеющій въ обществе ловко обращаться. Его избрала себе команда посредникомъ между собой и нами. Свою службу исполнялъ о. Коломыецъ вплоть до поступленія подъ карантинъ, чтобы выехать куда-то на конфинацію. Но изъ-подъ карантина онъ не только не выехалъ на конфинацію, но и остался въ Талергофе на всегда, ибо расхаживая со всякими докладами по всемъ баракамъ и занимаясь списками всехъ интернованныхъ (списками живыхъ и умершихъ, приходящихъ и выбывающихъ), онъ заразился тифомъ и умеръ. Тяжело вспоминать... А, впрочемъ, да проститъ милостивый Господь!

Программа была такая: Интернированный о. духовникъ львовской духовной семинаріи, о. советникъ и папскій шамбеланъ, 83-летній старикъ, о. Дольницкій, всемъ намъ ободритель и образецъ терпенія и постояннаго моленія, долженъ былъ служить литургію въ сослуженіи несколькихъ священниковъ, добрыхъ певцовъ, о. Тиховичъ долженъ былъ составить певческій хоръ, чтобы пели по нотамъ, хотя и безъ нотъ, a долженъ былъ заняться о. Корн. Сеникъ устройствомъ престола, эстрады для певцовъ и распределеніемъ местъ стоянія для всехъ христіанскихъ интернованныхъ, чтобы стояли на своемъ месте дамы, на иномъ месте мужчины интеллигенты, a дальше все селяне и селянки, a разумеется где-то вблизи престола и военные. Признать надо, что о. Сеникъ, бывшій сеймовый депутатъ, стройный мужчина и знающій весь обиходъ, справился со своей задачей отлично. Певческій хоръ обратилъ на себя общее вниманіе полковника и всей его свиты, ибо набрали въ хоръ такихъ певцовъ, что каждый изъ нихъ, самъ даже бы могъ быть управителемъ хора.

Когда окончилось торжество, въ своемъ слове о. Корнилій Сеникъ (на немецкомъ языке) сказалъ во всеуслышаніе приблизительно следующее: „Heute ist ein Fest im ganzen Reich zum Namenstag des glorreich regierenden Jubilaten Kaiser Franz-Josef des I. Alle Volker Osterreichs beten inbrunstig fur Seine Gesundheit und wunschen Ihm vom ganzen Herzen Alles Beste and ein ruhmvolles Beenden des begonnenen Krieges; dasselbe wunschen auch wir, alle hier versammelten, wir, russische und polnische Unterthanen des Jubilaten Franz-Josef des I. Wir alle hier versammelten bitten Euere Exzelenz, Herr Oberst, unsere herzlichsten Wunsche Seiner Majestat dem Kaiser gutigst zu Wissen geben”.

(Сегодня, во всемъ государстве, торжество тезоименитства славноцарствующаго юбиляра Франца Іосифа I. Все народы Австріи молятся набожно за его здравіе и всемъ сердцемъ желаютъ ему всего наилучшаго и славнаго окончанія начатой войны. Этого желаемъ также все мы, тутъ собранные, русскіе и польскіе подданные юбиляра Франца Іосифа I. Все мы, здесь собранные, просимъ вaше превосходительство, господинъ полковникъ, довести милостиво до сведенія его величества наши сердечнейшія желанія).

Произнесеніе этого благожеланія было принято полковникомъ и прочими офицерами безъ всякаго примечанія, выразительное названіе „russische Unterthanen” не представилось имъ на этотъ разъ чемъ-то неуместнымъ, но все „украинцы”, услышавъ эти слова, лютились несказанно и хотели непременно высылать депутацію къ полковнику съ жалобою на о. Сеника. Почему не исполнили мазепы этого своего намеренія и решенія, не знаю.

Накануне нашего Рождества Христова, въ сочельникъ, после св. вечери, служились въ трехъ баракахъ, для нашихъ бедныхъ заточниковъ, вечерни, повечерія и всенощныя, a кроме этого постарались устроители о соблюденіи предписаній нашего обряда и обычая, также и о „кутье” (пшенице съ макомъ и медомъ), — она лежала на импровизованномъ тетраподе, a все наши, участвовавшіе въ богослуженіи, шли по очереди къ блюду и брали ложечкою понемногу кутьи, чтобы по крайней мере такимъ образомъ припомнить себе нашъ Святъ-Вечеръ. Правда, еше и то долженъ здесь отметить, что просфоры были раздроблены и всемъ приступаюшимъ къ кутье розданы!

За все время моего пребыванія въ Талергофе, переселялся я изъ барака въ баракъ по всякимъ поводамъ 17 разъ. Еще когда я жилъ съ сыномъ и о. Ф. Сапруномъ въ VIII бараке находился тамъ тоже и о. Решетиловичъ, рьяный мазепа и депутатъ парламента, но недолго: ”украинскіе” депутаты, д-ръ Кость Левицкій и др. походили усердно и живо во Вене всюду, куда следовало, ходатайствуя объ освобожденіи и о. Решитиловича, и, конечно, его освободили. Однажды къ вечеру, при тускломъ свете висящей лампы, вошелъ къ намъ въ баракъ полковникъ съ несколькими офицерами и спросилъ громко: „Wo ist hier der Reichsrathsabgeordnete, Pawel Reszetylowicz?” — „Hier bin ich”, ответилъ о. депутатъ и представился полковнику. — „Sie sind ganz frei. Morgen fruh reisen sie ab; machen sie sich reisefertig”. Следующаго дня распращавшись со всеми въ бараке краткимъ „будьте здоровы”, уехалъ о. Решетиловичъ, давъ всемъ „украинцамъ” обещаніе скоро выдобыть всехъ ихъ изъ Талергофа — или какъ многіе изъ насъ это место нашего заточенія называли „Teufelhof-a” (чортовъ дворъ). И началась после этого оживленная работа внутри и вне Талергофа, съ целью освобожденія ”украинцевъ”. Между нами былъ главнымъ „махеромъ” въ этомъ деле о. Ст. Макаръ изъ Новаго Места, a въ Граце некій д-ръ Ганкевичъ, кажется зять д-ра К. Левицкаго. Во время этого движенія стали записываться на „украинскую листу” у о. Ст. Макара, намъ уже известные мазепы, но также кое-кто изъ нашихъ, селяне и интеллигенты даже, желая, во что бы то ни стало, хоть бы и этимъ путемъ, вырваться и высвободиться изъ Талергофскаго ада, на жизнь въ Гминде, или въ Ст.-Андрэ, или где бы то ни было, на конфинацію.

Дата добавления: 2015-08-10