Жизнь въ Талергофе

Сообщеніе Ил. С. Гошовскаго изъ Станиславова

Въ Талергофе очутились мы 4 сентября. После определенія места нашему транспорту въ чистомъ поле, конвойные назначили кольями предельныя границы, въ которыхъ мы должны были оставаться до дальнейшаго распоряженія. Караулившіе арестованныхъ солдаты 27 градецкаго полка срывали пуговицы и кокарды съ чиновниковъ, находившихся среди арестованныхъ. Не обошлось тутъ и безъ трагикомедій. Пуговицы съ двуглавымъ австрійскимъ орломъ, крепко пришитыя къ мундиру, никакъ не отрывались. Озлобленные солдаты тянули тогда арестованнаго за собой, держа его за пуговицу до техъ поръ, пока таковая не оторвалась вместе съ кускомъ мундира. Я отделался несколькими молніеносными ударами въ лицо, полученными отъ техъ-же солдатъ. Немного въ стороне отъ расположившагося нашего эшелона было назначено место для естественныхъ потребностей, какъ мужчинъ, такъ и женщинъ, Женщины собирались туда по несколько человекъ вместе, чтобы такимъ образомъ хоть отчасти, за отсутствіемъ огражденнаго прикрытія, удовлетворить чувство стыдливости. Въ такихъ случаяхъ солдаты всячески изводили женщинъ. Они умышленно сопровождали женщинъ въ отхожія места и, окруживъ ихъ со всехъ сторонъ, позволяли себе неподдающіяся, печатанію выходки, приводившія женщинъ до слезъ и истерики. Некому было пожаловаться, ибо начальникъ стражи, капитанъ немецъ, былъ хуже своихъ подчиненныхъ.

Въ тотъ-же день закололи солдаты троихъ крестьянъ, не знавшихъ немецкаго языка, за неисполненіе приказаній и тутъ же ихъ зарыли въ общую яму, положивъ на головы мешокъ наполненный пескомъ.

Вечеромъ опасно заболела моя дочь, не евшая въ теченіе несколькихъ дней, за отсутствіемъ казенной пищи, и собственныхъ средствъ. Благодаря д-ру Могильницкому, ее привели въ чувство. Затемъ мы прикрыли ее рясами священниковъ о. Григорія Процыка и о. Луки Иванцева, Ночи въ Талергофе бываютъ въ сентябре туманныя и холодныя, a дочь вывезли изъ дому въ одной летней блузе.

На следующій день вечеромъ поданъ былъ теплый супъ. За неименіемъ посуды каждый устраивался, какъ могъ. Кто подбиралъ лежащія пустыя бутылки и, отбивъ горлышко, пользовался ими вместо котелка, другіе делали углубленія въ кускахъ хлеба и наливали туда казенную жидкость. Громадное большинство осталось безъ обеда.

Черезъ день дочь опять упала безъ чувствъ вследствіе голода и физическаго истощенія. Въ ту пору подъехали къ нашему расположенію автомобили со стирійскимъ наместникомъ и его свитой. Пріехавшіе заинтересовались лежащей безъ памяти дочерью; въ особенности одинъ изъ нихъ, пріехавшій съ женой и детьми, после краткихъ переговоровъ съ наместникомъ и комендантомъ лагеря велелъ отнести больную на кухню и напоить чорнымъ кофе, чтобы усилить деятельность сердца. Исполнили приказаніе два санитара: Joseph Schonherr, учитель изъ Ebendorf-a въ Каринтіи,и Joseph Podgorszek, жeлезнодорожникъ изъ Градца, въ сопровожденіи двухъ вооруженныхъ солдатъ. Когда дочь пришла въ себя спросила гуманнаго незнакомца, кому должна быть благодарна за человеческое съ ней обращеніе. Спрошенный, не имея визитной карточки, написалъ карандашомъ на моей молитвенной книжке: Graf Joseph Herberstein.

Съ техъ поръ графъ Герберштейнъ и его супруга, по національности чешка, часто наведывались въ лагерь, расходуя громадныя средства для помощи арестованнымъ галичанамъ. Въ тотъ-же день еще графъ Герберштейнъ вторично пріехалъ изъ Градца въ лагерь и привезъ больной дочери подушку и ватное одеяло, a графиня постоянно присылала молоко и продукты. По одеялу получили также престарелый о. Дольницкій изъ Львова, д-ръ Могильницкій изъ Бучача, о. д-ръ Козаркевичъ изъ Буковины и еще одинъ православный священникъ. Часто графиня пріезжала со своими детьми въ лагерь и привозила белье для ар-стантскихъ детей, a когда умерли две заключенныхъ матери изъ Сянока, оставивъ въ лагере маленькихъ сиротъ, графиня Герберштейнъ кормила ихъ собственной грудью. Наконецъ дождались мы перевода съ поля въ бараки. Предварительно купали насъ въ лагерной бане, заставляя раздеваться на дворе и после купели ждать полчаса своей одежды, находившейся въ дезинфекціонномъ котле, Многіе простудились, последствіемъ чего явилась эпидемія сыпного тифа, уносившая ежедневно по 30—40 жертвъ. Графу запрещено пріезжать въ Талергофъ во избежаніе распространенія болезни вне лагеря. Такъ жили мы до мая месяца 1915 г.

Къ пасхе послалъ я графу поздравительную телеграмму въ Градцъ отъ своего и дочери имени. На второй день праздниковъ позвали дочь къ телефону въ лагерной канцеляріи. Графъ сильно удивился, что она до сихъ поръ находится въ Талергофе, заверивъ ее, что его стараніями она освобождена еще въ прошломъ году, о чемъ онъ не замедлилъ сообщить ей письменно еще въ ноябре месяце. Конечно сейчасъ-же нашлось и письмо, задержанное офицеромъ, заведующимъ талергофской почтой. Въ непродолжительное время дочь оставила лагерь, получивъ место гувернантки въ доме графа. Учила детей русскому языку, a въ свободное время навещала меня и содействовала переписке заключенныхъ съ ихъ родными.

Въ 1917 году 27-е марта меня отпустили изъ Талергофа и поселили въ Gross Florian k. Deutschlandsberg въ Стиріи. Въ августе месяце, после долгихъ стараній, меня приняли обратно на железнодорожную службу.

Дата добавления: 2015-08-10