Ликвидація лагера 10 страница

Генеральная чистка второго участка. Возле 19-го и 20-го бaраковъ строятъ трибуны. Власти велятъ женщинамъ переселиться и то вечеромъ въ 11-ый баракъ. Кухни и бараки белятъ известью. Возле церкви женщины вьютъ венки. Въ 5 ч. дня призываетъ 10 человекъ изъ Коломыйскаго уезда. О. Владиміръ Мохнацкій долженъ быть „конфинированъ”.

Вечеромъ въ бараке пеніе. Среди поющихъ выделяются своимъ пріятнымъ тембромъ и силой голоса крестьянокъ изъ Костароровецъ, близъ Сянока, Евы Соболевской и Анны Масляной. Ихъ пеніе производитъ милое впечатленіе и многіе съ наслажденіемъ ихъ слушаютъ. Поютъ также студенты и гимназисты. Слышатся песни: „Безъ росы травица вянетъ, безъ росы деревцо сохнетъ”, „По горамъ ходила”, Какъ я у матушки жила”, „Южъ сявертамо засъ”, „Ночь тиха, благія минуты”, „Зашумела березенька”, „Ой вербо, вербо кучерява”, „Какъ я была мала”, „Въ темномъ лесе”, „Кедъ мне прійшла карта наруковацъ”, „Не осенній мелкій дождичекъ”, „Слабая, слабая, видно я умру”, „Укажи мне такую обитель”, ”Пришелъ бы къ вамъ, когда бъ я зналъ”, „А я вчера оравъ, (пахалъ)”, „У насъ былъ такой Иванъ”, „Ой копалъ я крениченку, разъ-два-три”, „Ой, верше мой, верше”, „Якъ я пойду на мадьяръ”, „Я есмь цыганъ”, „Въ Перемышле на Подзамчу”, „Дубе, дубе, што съ тя будетъ”, „Стелися зеленый барвинку” и целый рядъ другихъ песенъ. Отъ времени до времени важно и мощно раздаются и такія песни какъ „Коль славенъ” и „Пречистая Дево, Мати русскаго края”. Многіе тайкомъ плачутъ, у многихъ, отъ волненія и воспоминанія, катятся по щекамъ слезы открыто. Песни эти всехъ воодушевляютъ и ободряютъ. Военнопленные русскіе очень проворно и хорошо починяютъ крыши бараковъ.

Развлеченія ради, о. Феленчакъ разсказываетъ крестьянамъ лемковскую сказку, какъ теленокъ, рожденный крестьяниномъ, съелъ его и только ноги въ сапогахъ оставилъ. „Жилъ былъ — говоритъ — крестьянинъ, который пилъ только молоко, другихъ жидкостей не принимая. Жена его, желала отучить мужа отъ этой жадности къ молоку и говоритъ ему, что если дальше онъ будетъ пить молоко, то родитъ теленка. Но крестьянинъ продолжалъ не смотря на это глотать дальше молоко, потолстелъ и брюхо ему выросло. Ростъ брюха заставляетъ его удрать изъ дому, ибо началъ бояться, что на глазахъ у жены родитъ теленка. По дороге, въ лесу, куда онъ забрелъ встретилъ пару лежащихъ сапогъ и, взявъ ихъ за уши на палку, побрелъ дальше. Приходитъ вечеромъ въ какую-то хату и стучится. Хозяинъ хаты принялъ его на ночлегъ и поместилъ на печке, дабы ему было тепло. Ночью у хозяина хаты корова отелилась, и хозяинъ изъ-за холода, положилъ родившагося теленка на печку возле гостя Раннимъ утромъ, когда еще все въ хате спали, пробуждается гость крестьянинъ — и, увидевъ возле лежащаго теленка, пришелъ въ ужасъ, такъ какъ ему показалось, что слова жены исполнились. Недолго думая, онъ одевается и, забывъ про найденныя имъ сапоги, торопливо уходитъ изъ хаты не простившись съ хозяевами. Въ сапогахъ же, о чемъ не зналъ нашедшій ихъ въ лесу крестьянинъ, находились остатки ногъ человека, съеденнаго волками. Хозяинъ хаты, проснувшись прежде всего вспомнилъ о своемъ госте и немедля подошелъ къ печке, но на печке гостя не оказалось, за то остались покинутые имъ сапоги. Хозяинъ удивился, но увидя сапоги, подумалъ: „вотъ хорошій гость, оставилъ мне сапоги, попробую, авось мне годятся”, и сталъ тутъ же примерять сапоги, но нога не лезетъ въ сапогь, ибо что-то ей мешаеть. Тогда онъ засовываетъ руку въ сапогъ и вынимаетъ оттуда голень со ступней человеческой! Это его до того напугало, что онъ бежитъ къ жене и показывая ей сапогъ и найденную въ немъ ногу, говоритъ ей: „воть смотри теленокъ съелъ крестьянина и оставилъ только его ноги”. Крестьянинъ же удравшійся изъ хаты приходитъ домой и разсуждаетъ про себя: „хорошо, что жена не видела какъ я родилъ вотъ, смеялась бы надо мной”. Эта сказочка очень понравилась крестьянамъ.

17 іюля. — Въ 6 1/2 ч. утра отправляется на судъ въ Граць Билинкевичъ. Баракъ приводятъ въ порядокъ. Воздухъ чистъ, небо синее, вдали видны серыя облака. Красныя крыши стырійскяхъ хатъ виднеются издалека. Виднеются то же горы покрытыя виноградникомъ. Аэропланы взлетаютъ и по обыкновенію падаютъ. Стефанъ изъ Бережанъ, широкоплечій видный мужчина, но слабодушный, проходя возле кухни, громогласно, но фальшиво поетъ: „она была файна, она была добра”. Размахивая палкой, онъ обращается къ встречающімся по дороге людямъ со словами: „разступись!” На его исхудаломъ и изнуренномъ голодомъ лице видна легкая улыбка. Увидя, что кто-то естъ хлебъ, подходитъ къ нему и проситъ: „либа”, т. е „хліба”. Некоторые крестьяне, имеющіе деньги приходятъ въ баракъ, где продаютъ водку и пьютъ ее, рюмку за рюмкой. Одинъ изъ нихъ, после изряднаго количества рюмокъ, прослезился и, обнимая другого крестьянина, говоритъ; „дай намъ Боже здравья”. Затемъ оба возвратились въ свой баракъ спать. День прошелъ, завтра снова придутъ пить, дабы забыть свою горькую долю. Такъ они делаютъ изо дня въ день, покуда хватитъ у нихъ денегъ.

Следователь допрашиваетъ 6 заключенныхъ. Заболевшаго Григ. Пирога въ аресте поместили въ госпиталь. Соболевскій, сторожа сохнущее его белье на окружающей лагерь решетке, гуляетъ съ заложенными за спину руками. На голове у него старая черная шляпа съ тремя большими жирными пятнами.

18 іюля. — Воскресенье. День ненастный. Посвященіе нашей греко-католической церкви совершаютъ прибывшіе изъ Граца римско-католическіе священники. Освященіе произведено съ торжественностью, при участіи войскъ, хора и военной музыки. Удивителенъ „тактъ” предержащихъ лагеря, именно въ томъ, что для освященія нашей церкви выписали римо-католическихъ ксендзовъ, тогда какъ въ лагере нашихъ священниковъ насчитывается несколько сотенъ! Хоръ подъ управленіемъ о. Петра Дуркота поетъ гимнъ: „Боже буди покровитель, цесарю его краямъ”...

Вся церковь и все окрестныя лавки украшены флагами союзныхъ (центральныхъ) государствъ и папскаго престола.

Русскіе пленные приносятъ стулья для представителей власти, после чего строятся въ ряды вследъ за австрійскими солдатами. Прекрасный видъ представлялъ парадъ полка тирольскихъ стрелковъ во главе съ ихъ капитаномъ. Трибуны заняты дамами, генераломъ и офицерами. Съ левой стороны трибунъ уставленъ хоръ певчихъ и оркестръ, Возле 19 и 20 бараковъ стояла большая бочка съ водой. Публика, какъ всегда, любопытна, не обратила на нее вниманія и напирая одинъ на другою, натолкнула на нее близъ стоящихъ, бочка перевернулась и вода вылилась подъ ноги стоящимъ, которые, спасаясь, разбежались по баракамъ и это место опустело. Теперь уже можно было свободно смотреть на парадъ войскъ и совершающееся торжество. Финалъ освященія церкви былъ, однако, довольно комиченъ, ибо сильный дождь заставилъ всехъ смотревшихъ разбежаться по баракамъ и остались только солдаты и несколько священниковъ, но и те промокшіе, какъ курицы поспешили вследъ за убегающими.

19 іюля. — Возле кантины, власти начали устраивать канализацію и потому за решеткой выкапываютъ рвы для проложенія водосточныхъ трубъ. Арестованныхъ повели въ баню. Герцъ сообщаетъ многимъ, что ихъ прошеніе объ освобожденіи изъ Талергофа не увенчалось успехомъ. На обедъ получаемъ супъ съ галушками и мясомъ. Упражненія пожарной дружины. Ходатайства наши объ освобожденіи безъ успеха.

20 іюля. — Русскіе военнопленные перебрасываютъ на лугу сено, сеноворошилкой. 6 заключенныхъ получаютъ письменный приговоръ „Малый — какъ адвокатъ, Кедыкъ — какъ рестораторъ, a Гизыцкій — какъ чаеваръ. О. K посадили въ одиночное заключеніе за ссору, a ефрейторъ со штыкомъ шагаетъ за нимъ. Идемъ гулять на кладбище, понятно сопровождаемые солдатами.

21 іюля. — Прошенія о признаніи права одногодичной военной службы, возвращенныя намъ вчера, сегодня воинскимъ начальникомъ вновь отобраны у насъ, для надлежащаго зарегистрированія въ его канцеляріи.

22 іюля. — Некоторые рекруты изъ 18 — 24 бараковъ должны идти подъ карантинъ, къ нему они после обеда и готовятся.

23 іюля. — Былъ между находящимися подъ карантиномъ рекрутами, которыхъ власти распределяютъ по полкамъ. Перехожу съ Юріемъ Полошиновичемъ во вторую комнату этого барака. Цыгань Петръ изъ Лемковщины, тоже рекрутъ, разсказываетъ мне подробно о цыганской жизни и, между прочимъ, о своей матери, имевшей трехъ мужьевъ. Нашъ баракъ со всехъ сторонъ былъ окруженъ колючей проволокой, чтобы никто не удралъ изъ него, несмотря на это, мы ухитрялись въ то время когда солдатъ, сторожащій насъ, отходилъ отъ насъ на значительное разстояніе и былъ обращенъ къ намъ спиной, поднимать эту проволоку и проскальзывать по-подъ ней, подобно зайцамъ, наружу, дабы увидеться со своими; вечеромъ возвращались мы такимъ же образомъ въ баракъ рекрутъ. О.Орестъ Тустановскій уезжаеть изь лагеря. Говорятъ, что постовой солдатъ ранилъ одного интернированнаго.

25 іюля. — Сегодня мне не удалось выйти изъ барака, ибо сторожащій насъ солдатъ следилъ внимательно за каждымъ нашимъ движеніемъ. Папаша приноситъ мне масло и белье. Освобожденные получаютъ путевые документы къ подписи.

25 іюля. — Жизнь рекрутъ подъ карантиномъ. Одни играютъ чуть ли не полъ дня въ карты, другие курятъ папиросы и ведутъ между собой на разныя темы беседы, кто-то играетъ на мандолине, иной на гитаре и т. д. Вообще мы все таки довольны, что насъ берутъ на военную службу, ибо покинемъ этотъ ненавистный Талергофъ, и каждый изъ насъ надеется, что, будучи на фронте, ему удастся какъ-нибудь или удрать или получить отпускъ, чтобы повидаться съ родными.

26 іюля. — Пріездъ генерала. Дождь падаетъ. Въ Баучъ уезжаютъ: Макаръ, Николай Галь и другіе. Скука смертная, вследствіе чего уже после обеда ложимся спать. Я почти все приготовилъ къ отъезду въ Фрейнденхофъ. 30 человекъ 30-аго барака уезжаетъ, между ними находится и Саврукъ. На площади оглашаютъ списокъ освобожденныхъ. Я удираю вечеромъ изъ карантина къ отцу въ 21-ый баракъ, a потомъ возвращаюсь домой. Сегодня дали на завтракъ кофе, на обедъ супъ съ мелкими клецками и мясомъ, и на ужинъ картофельный супъ. Приготовляю запасы съедобнаго на дорогу.

27 іюля. — День хорошій. Идемъ купаться. Новобранцы, причисленные къ 56 и 57 полкамъ, уезжаютъ въ 11ч. утра. Многихъ новобранцевъ отпускаютъ на свободу, почему не на фронтъ, одинъ Богъ ведаетъ. Кузякъ вторично интернированъ.

Мастера строятъ новые, более удобные сортиры. Они соединяютъ 6-ой баракъ съ первой кухней и делаютъ что-то въ роде столовой. Получаемъ на завтракъ и ужинъ кофе, на обедъ картофельный супъ съ мясомъ. Вечеромъ хоръ поетъ хорошо разныя песни.

Въ одиночномъ заключеніи одинъ изъ крестьянъ повесился на подтяжкахъ. Къ счастью во время заметили и снявъ успели спасти. Причиной его самоубійства было приговореніе его къ 2 1/2 годамъ тюремнаго заключенія. Вечеромъ посадили въ одиночное заключеніе коменданта барака К-ра, за то, что былъ пьянъ.

28 іюля. — Погода, день теплый. Со скуки, покупаемъ газеты и читаемъ. Новобранцы играютъ въ тарока и въ „фербля” или преферансъ или покуриваютъ папиросы или пьютъ или же просто лежатъ на кровати и поютъ песни, a то, просто раздумываютъ. Сенько делаетъ папиросы, набивая табакъ въ гильзы. Цыганъ Петръ, устремивъ взоръ въ одно место, о чемъ-то думаетъ.

Жители третьяго участка переходятъ частью въ 31 и 32 бараки a частью въ бараки второго участка. О. Влад. Мохнацкій въ 10 час. утра выезжаетъ на „конфинацію”.

Въ целомъ лагере господствуетъ беготня. Говорятъ, что 2 тысячи людей должны прибыть въ лагерь. Даже новобранцевъ власти не оставили въ покое. Изъ барака С (Ц) переходимъ въ баракъ A после ряда противоположныхъ распоряженій. Въ прежній баракъ переходятъ женщины второго участка. Ночью прибыло въ лагерь 30 человекъ. Пенія не устраиваемъ, ибо нетъ охоты.

29 іюля. — День теплый. Отъездъ въ Меришъ Нейштадтъ. Папара, какъ говорятъ, состоялъ секретаремъ магистрата седьмого класса, будучи отставнымъ судьей. Сегодня получаемъ на завтракъ картофельный супъ, на обедъ — рисъ съ мясомъ, a на ужинъ кофе. Съ нетерпеніемъ ожидаемъ отъезда изъ лагеря, ибо ужъ очень скучно. Лавочница зарабатываетъ начисто минимумъ 35%. Одинъ новобранецъ играетъ отъ скуки въ карты съ 12 ч. дня до 9 ч. утра, следующаго дня. Маргарита Попель заболела и лежитъ въ госпитале.

30 іюля. — Пасмурно. Утромъ прибываетъ въ лагерь изъ Зацендорфа многочисленный транспортъ женщинъ и детей. Почему ихъ не выпустили на свободу? Дети плачутъ и кричатъ, требуя воды и хлеба. Солдаты сопровождаютъ ихъ въ баню.

О. Вас. Курилло высылаетъ почтой своей семье во Флоринку свой портретъ. Юліанъ Дуркотъ, какъ освобожденный, съ 13 новобранцами, уезжаетъ въ свой полкъ.

Посаженные въ одиночное заключеніе за то, что при наборе въ солдаты записались русскими, только спустя 2 недели освобождены изъ подъ ареста, но Чировскому этого еще мало и онъ заставляетъ ихъ висеть привязанными къ столбу, за исключеніемъ троихъ, въ теченіи 2 часовъ. Это были: Гелиговичъ, Добрянскій и еще кто-то третій, которыхъ врачъ освободилъ отъ этого наказанія. Эти исхудалые бледные люди после 2 недельныхъ истізаній и страданій въ тесной душной келье будутъ висеть привязанные къ столбу и вновь страдать отъ невыносимой боли и падать въ обморокъ, и можетъ быть истекать кровью, льющейся изъ носа и рта. И это называется культурная страна, въ которой инквизиція была запрещена! Т. об. по прихоти Чировскаго будутъ наказаны люди за то, что осмелились офиціально заявить себя русскими! Целая толпа народа, каждый разъ ожидаетъ появленія этихъ мучениковъ и сопровождаетъ ихъ по баракамъ.

Некоторые рекруты (новобранцы) делаютъ себе изъ досокъ чемоданчики на вещи. Одинъ изъ нихъ варитъ чай и продаетъ стаканъ чаю по 2 геллера. Другой продаетъ кубики Магги (Maggi-Wurfel) на супъ и хлебъ, ибо нуждается въ деньгахъ. Романъ Макаръ, исхудалый после ареста и истязанія, но бодрый духомъ, Славко Кмщикевичъ и Грицыкъ посещаютъ насъ.

31 іюля — Суббота. Солнечный красный день. Присужденныхъ поочередно подвергаютъ наказанію висеть привязанными къ столбу!

Григорій Карель разсказываетъ Онуфрію Ткачу, что Мацканичъ (лемко), былъ раненъ на фронте въ Далмаціи во время боя съ итальянцами. Въ лагере находится

одинъ еврей, который все молчитъ и плачетъ, бедный человекъ. Кизьмякъ бреетъ людей. Сегодня даютъ намъ на завтракъ супъ съ фасолью, на обедъ супъ съ клецками и мясомъ, и на ужинъ спаржевый супъ.

Августъ 1915 года

1 авг. — Кедыкъ продаетъ чешскіе кваргли (желтый сыръ съ острымъ запахомъ), пиво и водку. Иду гулять съ Перегинцемъ. Адвокатъ д-ръ Хилякъ уехалъ изъ лагеря. Въ новыхъ баракахъ новобранцы играютъ въ карты, образовалось шесть партій. Въ этихъ баракахъ жить пріятнее, ибо прохладнее чемъ въ нашихъ.

2 авг. — Утромъ иду въ 10 баракъ, a после для допроса къ судье Величковскому.

Русскіе съ радостью покидаютъ 34 баракъ и возвращаются въ свои бараки. Это произошло по приказу генерала Бачинскаго, по ходатайству депутаціи интернированныхъ, бывшей у него и просившей его объ этомъ. Ему известно, что въ лагере Чировскій — persona odiosa (ненавистный человекъ).

3 авг. — Идетъ дождь. Иду гулять съ Евстахіемъ Макаромъ. Въ супъ кладутъ мелкій зеленый лукъ. Получаю письмо отъ брата Зенона изъ Любляны.

4 авг. —День хорошій. Въ лагерь прибываютъ новые люди изъ Галичины. Передъ купаньемъ въ бане остригли ихъ, ибо у нихъ были очень длинные волосы. Илья Бекерскій находится подъ карантиномъ тутъ же возле нашего барака. Недалеко отъ насъ мастера строятъ 2 новыхъ барака и обиваютъ ихъ досками. Во время обеда комендантъ барака Панночко даетъ распоряженія. Сегодня 9 новобранцевъ уезжаютъ изъ лагеря.

Наши работники возвратились изъ Граца; за работу въ фабрикахъ или у крестьянъ получали поденно по 1 кр. 40 г. до 1 к. 50 гел., пищу 3 раза въ день и квартиру. Такъ какъ они солидарно отказались работать по воскресеньямъ, то хозяева не давали имъ по воскресеньямъ пищи, вследствіе чего они вынуждены были покупать себе еду за заработанныя деньги. Жарко. „Радца” Конопинскій имеетъ, какъ говоритъ, копію списка политически неблагонадежныхъ. Сегодня получаемъ на завтракъ кофе, на обедъ кукурузянку, a на ужинъ — картофель съ капустой.

5 авг. — Утромъ прохладно, пополудни жарко. Отъ брата Зенона изъ Любляны получаю открытку съ интересными вестями. Имея разрешеніе врача, выхожу сейчасъ после обеда гулять. Сегодня день моего ангела. Работники, копая землю, вырыли трупъ, одетый въ длинные сапоги и платье со сложенными на крестъ руками! Тамъ где прежде были 3 деревянныхъ креста, нашли много человеческихъ костей. Работники сложили кости въ гробъ и отнесли ихъ на кладбище и зарыли ихъ безъ священника. Это произошло въ присутствіи многихъ интернированныхъ. Ужасное впечатленіе.

6 авг. — Очень жаркій день. На завтракъ даютъ картофельный супъ, на обедъ кукурузянку („мамалыгу”,) a на ужинъ — кофе.

Обедъ даютъ уже въ 10 1/2 ч. утра. Изъ-за жары и обилья комаровъ спать не могу. Вечеромъ открытъ входъ въ новые нормалъные сортиры, въ старые входъ запрещенъ. На лугахъ собираютъ работники овесъ и сено и свозятъ въ сараи, возомъ съ запряженными лошадью и коровой. Настоятелемъ къ намъ назначенъ о. Карпякъ. Сегодня онъ прибылъ въ лагерь.

Въ 10 бараке произошла драка между цыганами. Тинтенфасъ приказалъ поэтому посадить подъ арестъ одну цыганку. Драка произошла изъ-за свободной цыганской любви. Съ 12 ч. ночи до 6 ч. утра, вместе съ Шемердякомъ, стою на часахъ у отделенія пожарной дружины. Замечаю, что повара уже въ 12 ч. ночи начинаютъ варить въ огромныхъ котлахъ кофе на завтракъ. Слышу движеніе поездовъ въ Грацъ и обратно. Тихая, пріятная и спокойная ночь действуетъ успокоительно на мои расшатавшіеся нервы. Наша умывальня находится во дворе вне барака, что даетъ намъ возможность мыться подъ голымъ небомъ. Къ намъ доносится лай собакъ изъ стырійской деревни. Зато неслышно птичьяго концерта, ибо пернатое царство, какъ и люди, почиваетъ. Весь денной шумъ и гамъ утихъ. Природа спитъ. Невольно я задумался и мысли текутъ далеко въ родныя места на Лемковщину, a слезы невольно наворачиваются на глазу.

8 авг. — Утромъ прибываетъ въ лагерь новый транспортъ интернированныхъ. О. Хризостомъ Дуркотъ умеръ въ госпитале, ибо больное его сердце не вынесло высокой температуры. Говорятъ, у него была „Gelbkrankheit”.

Михаилъ Максимчакъ прислалъ о. Вас. Курилло открытку изъ Баучу. Читаю песенникъ. О. Карпякъ совершаетъ свое первое богослуженіе въ церкви.

9 авг. — Сегодня прибылъ въ лагерь генералъ Бачинскій На кладбище власти приказали обрезать трехраменные кресты. На кладбище находится одинъ еврейскій памятникъ, но его власти не тронули. Въ 6 ч. вечера состоялись похороны о. Хр. Дуркота. Хоръ подъ управленіемъ Галушки пелъ превосходно. Хоронилъ о. Карпякъ.

10 авг. — Сегодня снялъ съ насъ фотографію одинъ фотографъ. Хотя идетъ мелкій дождичекъ, однако въ воздухе жарко.

11 авг. — Получаемъ новыя вести отъ Уейскаго. Дождь падаетъ. Одна девушка десятаго барака только и делаетъ, что смотритъ по целымъ днямъ въ окно на проходящихъ мимо. Новобранцы переживаютъ ужасное время. Bсе они ожидаютъ съ нетерпеніемъ приказа покинуть лагерь. Все изнервничались, ибо находятся 3 недели подъ карантиномъ безъ всякаго занятья и работы. Возле лавочки ожидаемъ Уейскаго. Онъ даетъ намъ письменный приказъ и мы: Юрій Полошиновичъ, Макаръ и я, беремъ наши вещи и переходимъ въ 20-ый баракъ. Спать приходится по двумъ на одномъ сеннике. 20 новобранцевъ власти переводятъ въ другіе бараки, но почему? „Приказъ есть приказъ”. Параничъ умеръ.

12 авг. — День хорошій. Мы получаемъ отъ фотографа наши

снимки. Уезжаютъ изъ лагеря: Розалья Скалько, русская патріотка изъ Угерецъ минеральныхъ (уездъ Леско) Гарбера, Трохановская Марія изъ Криницы и еще 9 человекъ. Скука смертная. Юрко П. ходитъ изъ барака въ баракъ и играетъ въ „тарока”. A. Дутка освобожденъ. Ольга Байкова, урожденная Ладыжинская изъ Самбора, сидитъ на скамейке и шьетъ что-то. Много людей уезжаетъ на свободу, a многіе едутъ на работы. Всехъ новобранцевъ снова переводятъ въ 21 баракъ. Снова прибылъ транспортъ интернированныхъ въ числе 27 человекъ.

13 авг. — Пятница. Снова по приказанію властей новобранцевъ переводятъ въ землянки. Буря съ громомъ и молніей и проливнымъ дождемъ. Отдаю сапоги для починки, a белье въ мойку, словомъ готовлюсь къ отъезду. Читаю сочиненія Виргилія. Ужасная беготня въ лагере. Новый приказъ и такъ чуть ли не каждые полчаса!

Наши люди прямо таки теряютъ голову. Вижу постоянное переселеніе людей изъ одного барака въ другой. Одинъ старикъ, жалуясь, говоритъ мне: „А знаете, господинъ, что въ теченіе 50-летней своей жизни я не менялъ квартиры столько разъ, сколько менялъ бараки въ лагере въ теченіи этихъ 10 месяцевъ. Это даже не даетъ мне спокойно спать, ибо часто мне снится, что надо складывать вещи и идти въ другой баракъ”.

Въ землянкахъ новобранцы уже кое-какъ разгостились. Они принесли на плечахъ свои сенники и вещи и, уложивъ сенники у стенъ, разложили свои вещи и на новосельи закурили папиросы. Но льетъ такой сильный дождь, что протекаетъ черезъ крышу. Поляки пьютъ пиво. Напротивъ меня поместился о. Игнатій Гудима и учится усердно французскому языку.

14 авг. — О. Вас. Курилло даетъ себя остричь машинкой нулевымъ номеромъ, a бороду стричь не позволяетъ. Онъ делитъ помежду людей терезинскаго транспорта 650 кронъ, присланныхъ изъ Америки. Субсидія присланная изъ Америки для лемковъ въ сумме 450 кронъ будетъ между нихъ роздана на дняхъ. Прибылъ транспортъ изъ Оломунца. Отъ оберлейтенанта Герца получаю извещеніе, что мне признана одногодичная служба въ качестве добровольца.

15 авг. — Воскресенье. Въ 9 ч. утра совершается богослуженіе въ церкви и въ 18-омъ бараке. Мерениха изъ Береста находится подъ карантиномъ. Юстинъ Воргачъ изъ Флоринки даетъ ей взаймы 10 кронъ на дорогу въ присутствіи Маріи Хопей изъ Береста.

16 авг. — 80 новобранцевъ уезжаютъ въ 9-ый краковскій полкъ. Въ 6 ч. вечера лагерь посещаетъ для осмотра врачебная комиссія. После обеда идетъ дождь. Повивальную бабку двое солдатъ караульныхъ выпроваживаютъ изъ лагеря. Получаемъ на завтракъ картофельный супъ, на обедъ — фасоль, полбу и рисъ, вместе сваренные, a на ужинъ тминную похлебку. Въ 8 и 32 баракахъ уже постоянно нетъ чаю.

17 авг. — Новобранцевъ отправили въ 4 разные полки. Въ 32 бараке упражненія хорового пенія. Получаемъ кофе, кукурузянку и капусту съ турецкимъ перцемъ (паприкой). Уже довольно продолжительное время не получаемъ мяса. Изъ лагеря уезжаютъ: Зверикъ, Патроникъ, гимназистъ Савчакъ, Кметыкъ и Кузьмякъ.

18 авг. — Тезоименитство Франца Іосифа I. Торжественное богослуженіе въ церкви и 18 бараке, съ участіемъ хора. Возле молочной лавки играютъ на музыкальныхъ инструментахъ: Гринбергъ, Ревсъ, Пепи, Сеникъ и др. Въ 8 ч. музыка у полкового врача. Сегодня получаемъ на завтракъ: кофе, на обедъ гуляшъ, a на ужинъ — кофе. Новобранцы уезжаютъ въ 20 полкъ ополченцевъ. Власти поименовали улицы и площади лагеря. Ночи бываютъ холодныя, a утро пасмурное.

19 авг. — Преображеніе Господне. Въ 18 бараке во время богослуженія поетъ хоръ. Ревсъ играетъ на скрипке у главнаго врача лагеря. Снова заставляютъ студентовъ записываться въ пожарную дружину. Михаилъ Перегинецъ и Мудрый удрали изъ барака предназначеннаго для пожарной дружины въ 21 баракъ. Комендантомъ пожарной дружины назначенъ Максимовичъ. Въ молочной лавке неделю тому назадъ назначенъ продавцемъ одинъ изъ студентовъ. Кедыкъ продаетъ водку, папиросы, „бриндзу”, чешскіе кваргли и пр. Я прощаюсь со всеми, ибо утромъ нашъ транспортъ новобранцевъ долженъ отправиться въ 20 пехотный полкъ въ Тарнове.

20 авг. — Прощаюсь со всеми еще разъ. Целая толпа нашихъ сопровождаегъ насъ до решетки. Производятъ ревизіи нашихъ вещей. Мои записки я попряталъ частью въ сапогахъ, частью въ карманахъ, a частью въ чемоданчике съ двойнымъ дномъ. Прощаюсь со своимъ отцомъ въ последній разъ, онъ благословляетъ меня на новый путь словами: „чаще пиши мне и незабывай обо мне”. Это были его последнія слова до новой съ нимъ встречи. Но тогда ни онъ ни я не думали, увидимся ли снова, a ожидали каждый въ отдельности самаго худшаго, и потому такъ прощались, какъ будто уже больше не встретимся въ сей жизни. Я ехалъ на фронтъ, где шальная пуля легко могла лишить меня жизни и покидалъ отца-старика въ такомъ месте, откуда живымъ и здоровымъ мало кто уходилъ. Разстались мы со слезами на глазахъ и также у многихъ сопровождающихъ насъ были на глазахъ слезы. Покидая лагерь въ сопровожденіи солдатъ, я все думалъ объ оставшемся отце, о которомъ, какъ я заботился, врядъ ли кто другой станетъ заботиться. Эти мрачныя думы все время пути на станцію железной дороги, заставляли меня оборачиваться въ сторону лагеря и смотреть на махавшихъ намъ платками и шляпами прощавшихся съ нами до техъ поръ, пока лагерь не скрылся отъ глазъ нашихъ. Подойдя къ станціи железной дороги, увидели ожидающій насъ поездъ и немедля заняли отведенныя намъ въ этомъ поезде места. Поездъ тронулся и тутъ въ пути я еще разъ имелъ возможность изъ окна вагона посмотреть на удаляющійся отъ насъ талергофскій лагерь.

Свидетельство узника изъ Снятинщины

с. Волчковцы, Снятинскаго уезда

(Сообщеніе Ивана A. Васюты)

Въ последнюю ночь передъ отъездомъ изъ сяноцкой тюрьмы, узнаемъ, что мы будемъ отправлены въ Градецъ. Однако мы ошиблись въ нашихъ разсчетахъ на улучшеніе нашего положенія, ибо проехавъ черезъ Градецъ, мы очутились въ Талергофе.

Былъ месяцъ ноябрь. Мы были размещены въ палаткахъ, въ которыхъ господствовали грязь, насекомыя и холодъ. Позже мы узнали, что въ этихъ палаткахъ побывали до нашего пріезда тысячи людей.

Палатки были назначены для карантина. Купить нечего, голодъ допекаетъ и нельзя выйти на просторъ, ибо палатки окружены колючей проволокой.

После двухнедельнаго карантина отправляемся въ весьма своеобразную баню. По середине котелъ съ полутеплой водой, рядомъ разставлены грязныя корыта, полъ вымощенъ каменными, леденящими ноги плитами. Велятъ раздеваться во дворе, на снегу. Одежду забираютъ для дезинфекціи, насъ гонятъ въ ангары купаться, a после купанья опять на снегъ — одеваться.

Въ новыхъ баракахъ, въ которыхъ мы разместились после бани, страшная скученностъ. По 250 — 280 человекъ въ одномъ, ночью трудно обернуться.

Ежедневно прибывали въ Талергофъ новыя партіи, ежедневно ихъ раздевали на снегу, последствіемъ чего были массовыя заболеванія заключенныхъ сыпнымъ тифомъ и другими болезнями. Эпидемія косила народъ десятками и сотнями. Въ одно время казалось, что весь лагерь вымретъ и живой души въ немъ не останется.

Были между нами свои врачи, н. пр. д-ръ Влад. Могильницкій изъ Бучача и д-ръ Войтовичъ изъ Перемышля. Они работали сверхъ своихъ силъ, однако результаты были незначительны. Нехватало лекарствъ, инструментовъ и средствъ.

Эпидемія между темъ распространялась съ ужасающей скоростью. Какъ я уже упомянулъ, въ баракахъ находилось по 250 — 280 человекъ, a были бараки съ нарами въ три этажа, которые вмещали по 500 человекъ. Болели решительно все. Въ начале такой больной чувствовалъ себя весьма несчастнымъ и одинокимъ. Когда же позже больной тифомъ виделъ, что соседъ его справа мертвъ, слева догораетъ, сверху стягиваютъ покойника, a въ коридоре лежитъ рядомъ несколько человекъ и бредитъ въ тифозномъ жару, тогда делался постепенно равнодушнымъ къ своей болезни и къ окружающей его среде. Ныне его тащатъ на кладбище, потащатъ завтра меня, и такъ продолжалось безъ конца. Когда человекъ поднялся утромъ съ постели, виделъ на улице передъ бараками покойниковъ въ разныхъ видахъ — голыхъ, въ лохмотьяхъ, одни лежали подъ навесами крышъ, иные прямо въ грязи — на земле, a подъ часовенькой къ полудню собиралось ежедневно 30-40-50 гробовъ съ покойниками.

Эпидемія унесла въ продолженій двухъ месяцевъ до трехъ тысячъ жертвъ. Все они похоронены „подъ соснами”.

Въ другой половине лета производился рекрутскій наборъ. Были зачислены на военную службу все до 50-летняго возраста. Молодыхъ сейчасъ же погнали на позиціи, a кто постарше, то были взяты въ начале 1916 г. Настало именно время, когда австрійскіе вожди почувствовали недостатокъ въ пушечномъ мясе. Тутъ уже не стали разбирать, благонадеженъ ли человекъ или же политически заподозренъ, все мало-мальски внешне здоровые оказались подходящими солдатами.

И я былъ определенъ въ начале марта 1916 г. на военную службу. Не стану скрывать не понравился мне этотъ сюрпризъ, однако, съ другой стороны, я почувствовалъ до некоторой степени удовлетвореніе, надеясь вырваться на волю изъ грязной клетки.

Не долго радовался я свободе, ибо на третій день Пасхи я былъ опять арестованъ, благодаря мазепинпу экс-жандарму Добрянскому-Демковичу, вертевшемуся между нами въ полку. Именно онъ обвинилъ насъ четверыхъ въ государственной измене, последствіемъ чего мы очутились въ военной тюрьме въ Градеце.

После предварительнаго следствія продолжавшагося въ общемъ два месяца, получаемъ, я и мой товарищъ Іосифъ Кебузъ, изъ с. Пикуличъ, Перемышльскаго уезда, по 15 месяцевъ военной тюрьмы, студентъ Зваричъ изъ Сулимова жолковскаго уезда, 12 месяцевъ, a студентъ М. Гукъ изъ Львова — 18 месяцевъ. Судъ определилъ намъ въ защитники украинофила д-ра Чировскаго, который на суде — своими разъясненіями относительно опасности для государства „руссофильскаго” движенія больше защищалъ свидетеля, то есть эксжандарма Добрянскаго, a намъ темъ самымъ оказалъ медвежью услугу.

По прочтеніи приговора мы внесли жалобу, не принесшую намъ, однако, ни малейшей пользы.

По истеченіи двухъ месяцевъ пріезжаетъ осматривать тюрьму какой то генералъ, по національности изъ южныхъ славянъ. Во время обыкновеннаго допроса генераломъ арестантовъ, относительно обращенія тюремной администраціи, пропитанія и вообще порядка, я, скрепя сердце, выступилъ впередъ и, изложивъ свою жалобу и лишенную основаній клевету со стороны доносчика, послужившую причиной незаслуженнаго наказанія просилъ генерала о пересмотре моего и товарищей дела. Не знаю, поверилъ ли генералъ моей жалобе, a быть можетъ зналъ кое-что о массовыхъ ссылкахъ галичанъ въ глубь Австріи, но онъ пообещалъ намъ заняться ближе нашей судьбой. Некоторое время спустя после его отъезда намъ объявлено, что будетъ пересмотръ дела въ дивизіонномъ суде и допросъ нами поставленныхъ свидетелей.

Дата добавления: 2015-08-10