Ликвидація лагера 2 страница

Некоторые изъ насъ, сильно утомленные, засыпаютъ въ такомъ неудобномъ положеніи. На поданное нами прошеніе намъ разрешено было выходить за надобностью изъ шатра въ сопровожденіи солдатъ, но только на весьма короткое время, — больше одной минуты нельзя было употребить на естественную надобность подъ угрозой ударовъ прикладомъ или даже штыкомъ. Разрешеніе это было выдано только некоторымъ изъ насъ, и то черезъ каждые 2 часа разрешалось обращаться съ просьбой о выходе за надобностью не больше, немъ 4 лицамъ.

Съ момента выезда изъ Горлицъ не получали мы теплой пищи. Уничтожаемъ остатки привезенныхъ изъ Горлицъ съестныхъ припасовъ.

19 сент. суббота. — есть не даютъ. Если у кого изъ насъ имеется немного хлеба, тотъ делится имъ съ другими. Съестныхъ припасовъ нигде нельзя достать.

Лагерь нашъ состоитъ всего изъ 10 меньшихъ шатровъ и одного большого и разбитъ на значительной песчаной равнине. Нашъ транспортъ, кажется, былъ вторымъ, такъ какъ часть шатровъ была занята какими-то людьми. Посты были заняты исключительно немцами, говорящими простонароднымъ наречіемъ Стиріи и Вены, такъ что и интеллигентные люди съ трудомъ ихъ понимали, a простой русскій людъ, который говоритъ только лемковскимъ наречіемъ и подавно не въ состояніи понимать ихъ. Вследствіе этого происходятъ частыя недоразуменія, кончающіяся большей частью руганью и побоями со стороны надзирателей.

20 сент., воскресенье. — Въ тотъ же день вечеромъ надзиратель нашего поста перевелъ насъ въ большой шатеръ. Въ этомъ шатре нътъ ни дверей, ни соломы; пришлось спать на сырой земле, вследствіе чего мы продрогли отъ холода. Ванька Михайловичъ Вербицкій сшилъ изъ полотенца мешокъ для своихъ вещей.

Испытываемъ голодь.

21 сент. Въ шатре встречаю Стефана Тыминскаго, стараго своего знакомаго, съ которымъ жилъ на квартире у Брониславы и Феофилы Кржиштофиковской въ гор. Ясле. Въ 10 ч. утра получаемъ впервые хлебъ и въ 5 ч. вечера полбу (пенцакъ).

22 сент. — Первый завтракъ. Визитъ врача. Получаемъ лекарства и незначительное количество соломы, которую разделили между насъ коменданты шатра (циммеркоменданты).

Дождь. Шатры наши протекаютъ. Спать приходится на мокрой земле. Некоторые изъ насъ вырезываютъ изъ дерева ложки, другіе играютъ въ самодельные деревянные шахматы или же въ карты, а иные читаютъ книги, которыя случайно захватили съ собой. Врачъ осматриваетъ глаза интернированныхъ. На обедъ даютъ бульонъ съ рисомъ.

23 сент, — Пишу домой во Флоринку открытое письмо, a малограмотнымъ товарищамъ написалъ ихъ штукъ десять.

Для осмотра прибылъ нашъ врачъ д-ръ Цеханскій изъ Крыницы. Въ 10 1/2 ч. утра получаемъ хлебъ, a въ 3 ч. дня обедъ. Покупаемъ пледы, рубахи и пр. Новый визитъ врача. Спать пришлось въ платье, прикрываясь шинелью.

24 сент. — Ванька Вербицкій брилъ меня. Покупаю молока за 9 геллеровъ, a булокъ за 12 и кружку для питья. Для интернированныхъ устраиваютъ кухню. Я простудился и схватилъ жестокій насморкъ. Знакомство съ О. Фольварковымъ.

25 сент. — Свящ. о. Сеникъ, членъ львовскаго сейма, и Стеранка подаютъ жалобу властямъ лагеря, описывая наше бедственное положеніе, жалуясь на то, что отъ голода и негигіеническихъ условій жизни въ лагере умерло уже 9 человекъ интернированныхъ.

Сегодня довольно хорошій день.

Женщинъ переводятъ въ деревянный баракъ. Я гуляю въ своемъ плаще. Укладываю хлебъ въ ряды для раздела его между интернированныхъ большого шатра. Ложусь спать въ 6 ч. вечера. Ночью у о. Хомицкаго было кровотеченіе изъ носа. Въ шатре ночью холодъ не выносимый, кому холодъ не даетъ спать, тотъ гуляетъ по шатру.

26 сент., суббота. — Въ 9 1/2 ч. утра солдаты привязали (т. е. сделали т. наз. „anbinden”) одного русскаго къ столбу на 1 1/2 часа за то, что укралъ своему товарищу сорочку. Наказанный несколько разъ терялъ сознаніе, a изъ промежностей между пальцами ногъ его показалась кровь. Стирка белья производится у насъ, конечно, безъ мыла.

Встречаю здесь моего венскаго товарища Феодосія Перчинскаго, который заказалъ черезъ надзирателя мыло. Укравшій хлебъ тоже получилъ наказаніе „anbinden”.

И этой ночью невыносимый холодъ.

27 сент., воскресенье. — Хорошій день. Молебенъ Божіей Матери въ большомъ шатре. Литургіи служить нельзя было, такъ какъ не было ни алтаря, ни сосудовъ, ни ризъ, ни даже богослужебныхъ книгъ. Пели все, но многіе плакали и не могли больше петь.

Результатомъ этого молебна было новое распределеніе насъ по всемъ шатрамъ. Случалось и такъ, что отделяли детей отъ родителей, брата отъ брата. Я попалъ въ шатеръ № 15. По этому поводу водворилось у насъ сумрачное и угнетенное настроеніе.

28 сент., понедельникъ. — Новая мойка белья, ибо уже начинаютъ появляться паразиты и то большихъ размеровъ. Пилъ молоко сильно разбавленное водой, причемъ количество этого купленнаго мною черезъ надзирателя молока было незначительно, a цена изрядная.

Встречаю Маркуса, члена русскаго студенческаго Обшества ”Буковина” въ Вене.

29 сент., вторникъ. — Шесть человекъ интернированныхъ умерло утромъ, Солдаты, посыпавъ ихъ негашеной известью, вынесли и закопали, не позволяя, не только что служить панихиду при ихъ гробе, но даже сопровождать тела умершихъ ихъ родственникамъ.

Подверглись наказанію „anbinden” еще 5 человекъ.

Сильный, холодный и пронизывающій ветеръ. Пишу малограмотнымъ крестьянамъ открытыя письма домой.

30 сент., среда. — Опять хорошая погода.

Вновь подверглись наказанію „anbinden” 2 человека.

Опятъ закопали солдаты 2 умершихъ, изъ которыхъ одинъ былъ православный.

Переводятъ насъ въ большой центральный шатеръ, ибо военнопленныхъ русскихъ перевезли въ другое место.

Скончался благочинный о. Кушниръ.

Октябрь 1914 г.

1 окт. — Меня избрали комендантомъ шатра.

Кроме другихъ обязанностей я имею право делить пищу среди заключенныхъ и платье и белье, если таковыя присылаются въ шатеръ властями лагеря. Но увы, не смотря на то, что многіе изъ насъ ходятъ въ лохмотьяхъ и не имеютъ средствъ покупать при посредстве властей лагеря необходимое платье (платить приходится за одно и тоже по несколько разъ), ни белья, ни одежды ни разу власти не выдали беднейшимъ изъ насъ.

Ночью холодно, чтобъ согреться, варимъ тайкомъ чай и попиваемъ его.

2 окт. — Опять хорошая погода. Разрешено гулять между шатрами и похоронить 4 умершихъ, въ ихъ числе одного студента, съ участіемъ хора. Вечеромъ даютъ намъ кофе.

3 окт., суббота — Хорошій день. Идемъ гулять между шатрами. Капитанъ осматриваетъ лагерь, Похороны баумайстра.

Встречаю о. Стефана Копыстянскаго и Григорія Пирога. Получаемъ кофе.

Прислали намъ жестяные котелки для супа (шальки). Делаемъ списокъ людей другого шатра.

4 окт., воскресенье. — День ангела императора Франца Іосифа I. Въ отстояніи какихъ-нибудь 100 шаговъ отъ нашихъ шатровъ строятъ 2 деревянныхъ барака въ некоторомъ разстояніи другъ отъ друга.

На плацу между этими деревянными бараками состоялась полевая обедня, на которой присутствуютъ представители всехъ шатровъ и бараковъ. Обедню совершаетъ почтенный старикъ о. Долинскій, соборне съ оо. членами сейма, Сеникомъ и Метеллой. Хоръ, состоящій изъ регентовъ, хорошихъ певцовъ и студентовъ университета, числомъ до 150 человекъ, поетъ великолепно.

Присутствующіе австрійскіе офицеры изумлены и приходять въ восторгъ.

Изъ нашего шатра присутствуютъ о. Сприссъ и я.

Визитъ врача. Вечеромъ многіе изъ нашего шатра кашляютъ.

5 окт., понедельникъ — Хорошая погода. Кашель меня меньше мучитъ, желудокъ не въ порядке, получилъ рвоту.

Къ намъ все прибываютъ новые интернированные. Число обитателей нашего шатра достигаетъ уже 300 человекъ.

6 окт., вторникъ. — Ночь холодная, спать нельзя. Несогласія между главнымъ комендантомъ шатра о. Сприссомъ, a цельткомендантами: Севериномъ Гайдашевскимъ, Феофиломъ Ляшемъ и гимназистомъ Тюкомъ. О. Сприссъ требователенъ по отношенію къ подчиненнымъ и смиренъ по отношенію къ высшимъ. Владея въ совершенстве немецкимъ языкомъ онъ многимъ помогъ въ беде, умея своевременно замолвить словечко у властей.

Въ разстояніи какихъ-нибудь 100 шаговъ отъ нашего шатра устроена купальня, состоящая изъ 2 маленькихъ комнатъ, могущихъ поместить человекъ 20. Въ каждой комнате есть бассейнъ деревянный съ горячей водой. Насъ делятъ на партіи не больше 30 человекъ, и каждую партію приводятъ къ купальне каждые 1/2 часа. Первая партія, прибывъ на место, выстроилась въ рядъ и по команде тутъ на дворе передъ купальней раздевалась и голая вошла въ купальню, где стала мыться горячей водой. Но за то вторая и следующія прибывали значительно раньше, до выхода купающейся партіи, несмотря на это солдаты немедля по ихъ прибытіи къ купальне приказывали на дворе раздеваться, и интернированные голые стояли въ строю, ожидая своей очереди иногда и пол-часа. Шелъ мелкій снегъ, обсыпая ихъ тела и одежду, лежащую у ихъ ногъ. Только когда партія предыдущая выкупалась и выходила, дабы на холоду одеть промерзлую одежду, эти смерзшіе люди шли въ купальню мыться. Такое купанье явилось разсадникомъ болезней, тифа, воспаленія легкихъ и т. п.

Идемъ въ деревянный баракъ Nr. 2. О. Сприссъ, вместе со своимъ дьякомъ Скобликомъ и мальчикомъ, идетъ купаться. Баракъ Nr. 2 настроенъ враждебно по отношенію къ О. Сприссу почему главнымъ комендантомъ барака выбирается Гайдашевскій. Безпорядки при разделе пищи. Возстанавливаетъ порядокъ главный поваръ („zwei und zwei”), штыкомъ наказавъ троихъ.

Въ бараке Nr. 2 пробылъ я только одну неделю.

Производятъ дезинфекцію насъ и нашихъ вещей, кажется жидкимъ формалиномъ.

Какой-то священникъ держитъ проповедь.

Мы, лемки, сплачиваемся.

8 окт. — Холодный день. Гуляю съ Качоромъ. Похороны крестьянина. Купилъ молочную булку для больного о. Хомицкаго.

Встречаю толстаго Козеровскаго, юриста, моего венскаго знакомаго. Коцко собираетъ заказы на покупку вещей въ Граце. есть даютъ намъ не больше 2 разъ въ сутки; чтобъ убить ощущеніе голода, варю себе подобіе супа.

9 окт. — Познакомился съ о. Михаиломъ Еднакимъ, отцомъ Юльяна, б. председателя студенческаго Общества „Буковина” во Вене.

Съ целью прогулки решили носить воду въ ушате. Хорошая погода. За решеткой лагеря, на поляхъ, местные крестьяне собираютъ кукурузу и вяжутъ ее въ снопы. На площади передъ баракомъ интернированные варятъ чай на импровизованной печке. Одинъ изъ интернированныхъ пріобрелъ машинку для стрижки волосъ и такимъ образомъ зарабатываетъ на хлебъ. Одни изъ интернированныхъ, подъ наблюденіемъ техника, строятъ бараки, другіе приводятъ бараки въ порядокъ извне и внутри, третьи занимаются игрой въ волка и овецъ.

Среди интернированныхъ встречаю несколькихъ членовъ семьи Хомяковъ. Свящ. о. Семенъ Савула говоритъ проповедь окружающей его довольно многочисленной толпе. На обедъ даютъ мясо съ манной кашей (грысикъ). Съ о. Сприссомъ устанавливаемъ проектъ работъ въ бараке на следующій день. Вечеромъ настроеніе удрученное. Все сильно тоскуемъ по роднымъ местамъ.

Прибываетъ транспортъ новыхъ интернированныхъ изъ Перемышля, между ними есть Наташа Несторовичъ.

10 окт., суббота — Холодный день. Главнымъ комендатомъ нашего барака состоитъ Унгехейеръ. Настроеніе въ бараке невеселое. На завтракъ даютъ намъ грязный супъ съ фасолью. Въ третьемъ бараке умеръ какой-то еврей, котораго вынесли изъ барака для установленія его смерти. Похороны одного крестьянина.

Привезли лемковъ изъ грибовскаго и сандецкаго уездовъ. Лагерныя власти проверяютъ списки всехъ живущихъ въ деревянныхъ баракахъ. Женщины моютъ белье, a сапожники 2-го барака починяютъ обувь. Чтобы узнать, кто прибылъ съ последнимъ транспортомъ, я вместе съ однимъ священникомъ схватилъ ушатъ и отправился по воду.

Вижу передъ большимъ баракомъ, который предназначался для заболевшихъ холерой, своего отца свящ. Василія Курилло, настоятеля прихода Флоринки, о. Феофила Качмарчика изъ Белцаревой, съ сыновьями Людоміромъ, нотарьальнымъ депендентомъ, и Владиміромъ.

Обменяться съ ними хоть бы словечкомъ нельзя было, такъ какъ за нами по пятамъ следовали солдаты съ ружьями.

Несмотря на это по нескольку разъ хожу по воду, дабы хоть издали посмотреть на своего отца.

Возле этого большого барака для холерныхъ больныхъ находится главная кухня, a около нея стоитъ солдатская лавка, где съ разрешенія властей можно покупать и намъ необходимыя вещи.

11 окт., воскресенье. — Пасмурно. Въ три часа ночи о. Савула будитъ насъ плачемъ, говоритъ проповедь и, затихая, начинаетъ усердно молиться. Настроеніе подавленное, но молитвенное. Слышны кое-где стонъ и плачъ. Днемъ о. Дольницкій совершаетъ богослуженіе, заканчивая его параклисомъ.

Брился и совершаю прогулку вместе съ Качоромъ и Іосафатомъ Крулевскимъ. Похороны 2 человекъ.

12 окт. — Встаю раньше, чтобы принести въ ушате завтракъ, для барака, a главное, чтобы опять увидеть своего отца.

Похороны православнаго священника. Затемъ о. Савула разсказываетъ собравшимся вокругъ него о своей доле и о своемъ отце.

Толпа людей, окружающая костеръ и Савулу, слушаетъ внимательно его разсказъ.

Ввиду большого скопленія народа въ лагере лагерныя власти принуждены были запастись новыми котлами, чтобы устроить спеціальную кухню для интернированныхъ. Теперь уже власти стараются делать запасы съестныхъ припасовъ, чтобы не морить голодомъ заключенныхъ въ лагере, что раньше водилось постоянно.

Лагерный врачъ раздаетъ небольшое количество пледовъ особенно нуждающимся. Оканчиваютъ постройку начатыхъ бараковъ и начинаютъ строить новые.

13 окт. — Хорошая погода. Раздаютъ некоторымъ изъ нашего барака одеяла. За баракомъ делаемъ въ земле примитивныя кухни, чтобы варить часть пищи въ кострюлькахъ или даже кружкахъ, Священники служатъ вечерню.

14 окт. — Утро холодное. Покровъ Пресв. Богородицы. По случаю этого праздника молебенъ (параклисъ).

Получаю отъ матери изъ Флоринки 20 кронъ, и покупаю каучуковый воротничокъ, также заказываю гетры на ноги. Пишу Зенону Курилло, находящемуся въ арміи въ Лайбахе (Любляне).

Вновь приводятъ въ Талергофскій лагерь несколько новыхъ транспортовъ интернированныхъ. Ночь теплая.

15 окт., четвергъ — День пасмурный. Съ разрешенія врача удалось мне передать отцу купонъ съ записками отъ денежнаго перевода (на 20 кронъ) изъ Флоринки. Свиданія съ отцомъ добиться не могъ. Посещаю больного Коцка. Къ своей радости удалось мне пріобрести небольшой кусокъ мыла, Отдаю въ починку пришедшіе въ негодность сапоги.

Умеръ о. Людкевичъ, проф. каноническаго права.

15 окт. — Утро пасмурное. Позже распогодилось. Встречаю судью Юліана Подлускаго изъ Перемышля. Умерла одна изъ женщинъ. Советъ ночью, намереваемся просить помощи для интернированныхъ у военнаго прокурора (кригс-анвальта), Одинъ солдатъ, чехъ холерическаго темперамента, высказываетъ довольно дикій взглядъ на культуру русскихъ крестьянъ. О. О. высказывается съ возмущеніемъ объ этомъ чехе и его взглядахъ, Ночью до того сильный дождь, что протекаетъ черезъ крышу и каплетъ мне прямо на лицо Прикрываю шляпой голову и стараюсь заснуть, но напрасно.

Больному Коцку стало лучше, приношу ему пару носковъ. Г-жа Смигельская есть въ лагере тоже.

17 окт., суббота. — Счастливый для меня день, ибо людей изъ транспорта Грибовскаго и Новосандецкаго перевели въ нашъ баракъ Nr. 8, такъ что живу теперь вместе съ отцомъ и о. Владиміромъ Мохнацкимъ изъ Черной. Передаемъ другъ другу событія, происшествія съ нами и наши переживанія за время разлуки, вспоминаемъ прошлое. Впервые узнаю, что благочинный, о. Петръ Сандовичъ, и его сынъ Антонъ, студентъ философіи, с. Брунары, были разстреляны въ Новомъ Санче. Эта весть сильно потрясла всехъ насъ.

18 окт., воскресенье. — Заказываю вторично жилетку, ибо первый заказъ оказался безуспешнымъ. Холодно. Врачъ лечилъ по старымъ пріемамъ военныхъ врачей временъ Николая I. Онъ приносилъ съ собою лекарство одного рода и пичкалъ имъ всехъ больныхъ независимо отъ рода болезни, хотя менялъ сорта лекарствъ, для разнообразія. Сначала давалъ аспиринъ, другой день каломель, a третій вновь аспиринъ или какое-то иное лекарство.

19 окт. — Подаю прошеніе объ освобожденіи меня изъ лагеря, и отдаче подъ судъ. Все тело моего отца ноетъ и болитъ, боли эти вызваны темъ, что онъ былъ выброшенъ изъ автомобиля во время катастрофы, которая случилась по дороге въ Новый Санчъ, куда его вместе съ другими везли на военный судъ.

20 окт. — Меня избрали комендантомъ отделенія барака (цугскомендантъ). По новому повеленію властей лагеря намъ нельзя выходить изъ бараковъ съ 5 ч. вечера до 11 часовъ утра следующаго дня, подъ угрозой удара штыкомъ. Разрешается выходъ или больнымъ или же за надобностью и то только партіями черезъ каждые 2 часа. Въ сортиръ шли мы сопровождаемые солдатами. Здесь по команде должны были скинуть брюки и сестъ на шестъ (дрючекъ) для отправленіи надобности, по истеченіи короткаго времени (около 2—3 мин.), успелъ-ли кто отбыть надобность или нетъ, раздавалась команда „одевайся”. Вся картина продолжалась не больше 5 минутъ. Одинъ старикъ не успелъ во время раздеться, за что солдаты сбросили его въ гноевикъ и остались очень довольны своей шуткой. Беднаго почти целикомъ испачканнаго испражненіями, сь трудомъ удалось намъ вытащить изъ этой ямы. Сначала и для мужчинъ и для женщинъ было одно отхожее место, такъ, что женщины должны были садиться на шестъ вместе съ мужчинами. Только значительно позже для женщинъ устроили отдельное отхожее место.

21 окт. — Утромъ мыться можно только съ определеннаго часа и то не больше 15 минутъ; кому бы пришла охота мыться больше или же не въ дозволенное время, того ожидалъ ударъ ногой и т.п. наказанія. Подавленное настроеніе среди интернированыхъ. День теплый, но пасмурный. 65 похоронъ уже было. Сегодня похоронятъ 66-го умершаго. Лагерныя власти сняли съ нашего барака запрещеніе выхода съ 5 ч. вечера до 11 ч. утра и раздаютъ намъ несколько пледовъ и одеялъ.

22 окт. — Холодный день. Какой-то купецъ-немецъ продаетъ намъ фрукты по баснословно высокой цене, при томъ держитъ себя вызывающе и гордо, какъ какой-нибудь паша турецкій. Сильный туманъ надъ лагеремъ.

Покупаю лекарство моему больному отцу.

Возле новыхъ деревянныхъ бараковъ строятъ новую кухню. Въ поле сохнетъ кукуруза въ снопахъ. Стирійскіе воробьи больше нашихъ. Военныя власти наказали одного солдата 5-часовымъ арестомъ за то, что не пробилъ штыкомъ интернированнаго крестьянина, за мнимое неповиновеніе ему же, т. е. солдату. Одинъ мальчикъ, осмелившійся закурить папироску, подвергся наказанію „шпанги”.

Черезъ Абтиссендорфъ проезжаютъ на южный фронтъ одинъ за другимъ военные поезда.

На площади передъ баракомъ одни курятъ тайкомъ, ибо запрещено, другіе варятъ чай, a иные гуляютъ. Люди изъ шатровъ переходятъ въ деревянные бараки. Некоторые изъ интернированныхъ молятся по книгамъ. Женщины моютъ платья, a крестьяне держа грязныя рубахи въ рукахъ ищутъ и бьютъ вшей. Кое-где можно видеть лежащихъ въ тени барака, на земле, людей и ведущихъ разговоры. Одни пишутъ прошенія къ начальству, на которые оно не даетъ ответа, другіе — полевыя открытыя письма, которыя большей частью не выходятъ изъ Талергофа.

Въ нашемъ бараке глухонемой изъ недопеченнаго хлеба делаетъ корзинки. Въ большомъ шатре, въ которомъ совершался молебенъ (параклисъ), живутъ или жили въ разное время: о. Сприссъ, о. Михаилъ Вербицкій, бывшій законоучитель гимназіи въ Ясле, о. Калужняцкій изъ Бортнаго, о. Волянскій, о. Дуркотъ, о. Цюкчинскій, о. Винницкій, o. Отто, o. Михаилъ Еднакій изъ Знагуевицъ, о. Феофилъ Хомицкій, свящ. членъ сейма Метелла, о. Билинскій, о. Кучма, о. Кушниръ, Д-ръ Костышинъ, о. Юркевичъ, Сваричевскій, Д-ръ Совинъ Димитрій изъ Горлицъ, Тыминскій Стеф., Дм. Вислоцкій - юристъ, Вислоцкій, народный учитель, Феодосій Ядловскій, сынъ дьяка изъ Смерековца, Андрей Карлъ — юристъ изъ Лося, Димитрій Качоръ изъ Бодановъ, юристъ, Асафатъ Крулевскій, Емиль Гривна, уч. нар. съ отцомъ своимъ изъ Маластова, Слюзаръ, бухгалтеръ изъ Горлицъ, о. Сеникъ, Понтцкій, Юркевичъ и. др.

24 окт. — День теплый. Раздача соломы и пледовъ и составленіе списковъ новыхъ интернированныхъ.

25 окт.— воскресеніе. Хорошая погода. Богослуженіе.

26, 27, 28, 29 окт. - Не писалъ за отсутствіемъ бумаги, которой купить было негде. О. Василій Курилло, съ о. Еднакимъ, и Мохнацкій заказываютъ въ лавке тазъ для мытья, ибо до сихъ поръ мылись мы, поливая воду другъ другу на руки. Сильный дождь и какъ следствіе его ужасная грязь кругомъ барака. Сидимъ въ бараке и скучаемъ.

30 окт. — Грязь просыхаетъ. День теплый. Приходятъ вещи моего отца (постель) изъ Бялой. Для насъ это событіе было радостью, ибо до сихъ поръ спали мы на соломе, a подъ голову приходилось класть или одеяла или что-нибудь подобное.

Наконецъ устроили почтовое отделеніе въ лагере. О. Сприссъ избранъ главнымъ комендантомъ барака № 11. Читаю книгу „Піусъ IX и его политика” Пельчара. Впервые моемся въ тазу. Наказанію „anbinden” подвергся одинъ актеръ-полякъ за то, что ударилъ русскаго студента унив. Раставецкаго по лицу такъ сильно, что Раставецкій облился кровью.

Добія загоняетъ людей въ бараки, чтобы не смотрели на наказаннаго актера. Получаю заказанный пледъ, уплаченный до его полученія, но онъ плохого качества и очень тонкій.

31 окт.—Теплый день. Владиміръ Гоцкій захворалъ. О. С. надевъ на голову шляпу бой-скаута и подбоченясь, танцуетъ гопака къ общему веселію. Большая часть соблазненная теплымъ днемъ вышла изъ барака: некоторые сели на скамейку, другіе варятъ чай, третьи гуляютъ или, держа руки въ дырявыхъ карманахъ, тускло посматриваютъ на проходящихъ, иные курятъ тайкомъ изъ пріобретенныхъ тоже тайкомъ трубокъ, еще иные играютъ въ карты или самодельные шахматы. Иногда прохожіе толкаютъ другъ друга, извиняясь при этомъ. Некоторые заняты вырезываніемъ изъ дерева ложекъ, вилокъ, палокъ или изъ проволоки решетчатыхъ корзинъ, иные же просто лежатъ на соломе и плюютъ въ потолокъ, на подобіе Тентетникова („Мертвыя души” Гоголя).

Главный поваръ приказалъ всемъ собраться съ котелками для полученія обеда за полъ часа до его прихода. Мы собрались и, выстроившись въ ряды по четыре человека, ожидали прибытія повара более 1/2 часа. Одинъ старикъ при этомъ заснулъ, когда дошла до него очередь, то главный поваръ черпакомъ отъ супа ударилъ его по голове за то, что тотчасъ же не подставилъ своего котелка.

У насъ господствуетъ ужасная скука. Нетъ хуже наказанія, чемъ бездействіе. Читаю одну и туже книгу по несколько разъ, ибо другой нетъ. Среди насъ появляются самоуки парикмахеры. Лучше и дешевле всехъ бреетъ какой-то батюшка.

За бараками местные стирійскіе крестьяне укладываютъ кукурузу на телеги и свозятъ домой. Коровы пасутся въ поле. Озимь зеленеетъ. Раздача въ бараке рубахъ и подштанниковъ въ небольшомъ количестве.

Ноябрь 1914 г.

1 ноября, воскресенье. — Холодный и пасмурный день. У кого-то пропалъ браслетъ. Въ 9 ч. утра лагерныя власти производятъ обыскъ по баракамъ, отнимаютъ курительную бумагу „Абади”, и составляютъ списки денегъ, имеющихся у интернированныхъ.

Нашъ „дядя” С. несетъ осторожно черезъ площадь съ гордымъ видомъ, котелокъ полный супа, посвистываетъ и кричитъ, чтобы ему уступали все съ дороги, ибо жаль каждой пролитой капли супа.

Священники совершаютъ вечерню. Комендантъ поста зоветъ меня и велитъ передать священникамъ, что совершать вечерню запрещается. Благодаря моимъ настояніямъ онъ разрешаетъ окончить вечерню, но запрещаетъ ее впредь совершать.

2 ноября. — Дождливый и пасмурный день. Лагерныя власти отнимаютъ у интернированныхъ деньги, вносятъ ихъ въ депозитъ. Вводится строжайшая цензура всехъ писемъ.

Лемковъ изъ Горлицкаго и Ново-Сандецкаго уездовъ, совершенно безъ основанія заподозренныхъ въ государственной измене, переводятъ въ Грацкую тюрьму. О. Тофанъ подвергся 8-дневному одиночному тюремному заключенію въ лагере за то, что продавалъ табакъ.

Вечеромъ, за бараками, возле отхожихъ местъ, подъ электрической лампой, О. Савула сказалъ собравшимся такую прочувственную речь о будущемъ возвращеніи нашемъ въ Галичину, что у многихъ навернулись слезы на глаза.

3 ноября. — Пасмурно. Власти реквизируютъ суммы денегъ свыше 10 кронъ у интернированныхъ нашего барака.

Дядя С., видя солдата съ ружьемъ, сопровождающаго женщину съ младенцемъ на рукахъ, обратился къ нему со словами: „господинъ постовой, стерегите зорко этого маленькаго изменника, чтобы онъ вамъ не удралъ”. Все присуствовавшіе скрытно улыбнулись, опасаясь ударовъ постового. Юречко изъ Новаго Санча внезапно заболелъ и исповедывался у присланнаго къ нему священника.

Встречаюсь со вдовой о. Максима Сандовича, православнаго священника изъ Ждыни, котораго разстреляли безъ суда и следствія въ тюрьме Горлицкой 6 сентября 1914 г., въ 6 часовъ утра.

4 ноября. — Раздача соломы по баракамъ. Лагерныя власти производятъ дознаніе, занося въ протоколъ показанія въ некоторыхъ интернированныхъ изъ Перемыльскаго транспорта.

Солдатъ прокололъ штыкомъ одного ни въ чемъ неповиннаго интернированнаго.

Юстинъ Воргачъ изъ Флоринки просится въ нашъ баракъ, просьба его удовлетворена.

Воздухъ чистъ. Вечеромъ же туманъ нарываетъ землю, спустя некоторое время онъ подымается вверхъ. Власти свозятъ дрова въ лагерь волами и лошадьми.

Сегодня кончается третій месяцъ моего заключенія, напрасно потерянное время. Это наводитъ тяжкія думы, все раздумываю я, за что и зачемъ меня здесь держатъ такъ долго, сколько дней потерялъ я даромъ, никто и никогда мне ихъ не вернетъ. Грустно и скучно! Каждую минуту можно ожидать ударовъ, побоевъ, криковъ и ругни.

Захарій Ставискій изъ Снетницы получилъ отъ своего тестя Александра Дубца переводъ на 10 кронъ, но безъ всякой дописи.

5 ноября. — День теплый, но пасмурный, солнца не видно. Встречаю цыганъ полотнянаго шатра, которые приветствуютъ меня радостно, какъ бывшаго своего коменданта, и хвастаютъ полученными отъ властей сапогами и платьемъ, такъ какъ, было, совершенно обносились. Все одна и таже песня. Скука и тоска по роднымъ местамъ.

6 ноября. — Маркусъ - комендантомъ какого то барака. Въ баракахъ Nr. 13 померло двое, одного изъ нихъ прокололъ солдатъ штыкомъ за то, что ссорился съ товарищемъ при раздаче соломы. Читаю вероятно сотый разъ „Потопъ” Сенкевича.

Въ лагере холера. Уже ночью власти вывели караулы изъ лагеря и поместили ихъ за решеткой. Курить въ виду этого уже можно, ибо никто не наблюдаетъ. Ужасный переполохъ въ лагере. Новыя распоряженія по случаю холеры, изданныя врачами — интернированными. На плацу грязь. Запрещается варить чай! Караульные солдаты стоятъ сначала въ разстояніи 3-хъ шаговъ отъ решетки, a потомъ въ разстояніи 10-ти шаговъ. Лагерные повара уже не раздаютъ пищи каждому отдельно въ котелки, a только въ ушаты, на каждый баракъ въ отдельности. Изъ ушатовъ мы сами делимъ пищу между собою. Все лагерныя лавки (кантины) закрыты. Получить съестныхъ припасовъ, табаку или чего-либо другого, нельзя. Курильщики собираютъ последнія крохи табаку, вытряхивая изъ кармановъ табачную пыль и курятъ эти остатки, съ трепетомъ думая и спрашивая, что имъ придется курить, если кантина долго будетъ закрыта. Ванька Вербицкій изображаетъ на бумаге картинки жизни интернированныхъ въ лагере. Онъ тщательно оберегаетъ и прячетъ свою живопись отъ ненадежныхъ глазъ.

7 ноября — День холодный и пасмурный. Стирійскіе крестьяне продаютъ намъ хлебъ за решеткой. Покупаю 4 1/2 головки чесноку за 30 геллеровъ, какъ противохолерное средство. Иду съ людьми за хлебомъ за решетку, Въ ангарахъ для аэроплановъ встречаю массу русскихъ. Полотняные шатры, какъ видно, опорожнены отъ живущихъ въ нихъ.

Лагерныя власти созываютъ всехъ врачей на советъ. Учитель народный Ч. разсказываетъ исторію своей жены, которая была еврейкой и перешла въ католичество. Евреи хотели ее отравить, но ей удалось бежать и спрятаться у католическаго священника, который и обвенчалъ ихъ.

Вечерню совершаютъ священники на плацу. Полякъ Уейскій, редакторъ „Боруты”, разсказываетъ мне исторію свого заключенія. Среди насъ находится польскій литераторъ Корнилій Попель со своей женой.

Сегодня канунъ праздника св. Димитрія. Это напомнило мне ярмарки въ Избахъ и Белцаревой. Это были хорошіе дни.

Священники собираютъ деньги на покупку церковныхъ ризъ, ибо всего на все имеется одна епитрахиль. Лагерныя власти передаютъ намъ новыя распоряженія черезъ свящ. о. Коломыйца.

8 ноября. — Отецъ Василій Курилло собралъ 14 кронъ 41 геллеровъ на покупку ризъ. Смена караула возле кухни. Д-ръ фил. Брытъ Симеонъ, еврейскій равинъ изъ Ценшковицъ, собираются ехать въ Вену вместе съ другими русскими подданными, по сколько получитъ разрешеніе. За решеткой русскіе военнопленные продаютъ съестные припасы, ибо кантина закрыта. Разговариваю съ Попелемъ. Ночной караулъ въ каждомъ бараке. Даю для починки брюки, и въ ожиданіи ихъ починки хожу въ белье въ теченіе 2 часовъ, вследствіе чего сильно простудился, такъ какъ другихъ брюкъ не было.

9 ноября. — По площади ходитъ въ веселомъ настроеніи дядя C. и поетъ: „Поедемо ныне, о которой године, скажитъ мене добрыи люди, о которой године?” — и говоритъ окружающимъ: „Дядя пелъ бы вамъ, но горло просохло, надо его смазать смальцемъ.” Получивъ 26 геллеровъ отъ кого-то, говоритъ: „Дядя теперь, пожалуй, и споетъ вамъ, а-лишь смотреть, нетъ ли где-нибудь караульныхъ”. Оглядываясь на все стороны, поетъ и танцуетъ. Все смеются. Напуганный этимъ громкимъ смехомъ, онъ вдругъ останавливается и пугливо озирается на все стороны, не идетъ ли где караульный солдатъ.

„Жебысте до Галичины поехали

И мене вспоминали

Жебысте до Галичины поехали

Дата добавления: 2015-08-10