Ликвидація лагера 3 страница

И мене съ собой забрали”.

Говоритъ эти слова, прощаясь съ нами.

День холодный. Кантина для продажи сала открыта. За решеткой продаютъ хлебъ и чай. Въ шатрахъ умерло двое людей. Такой холодъ, что весь день приходится ходить въ шинели, a то еще продрогнешь. Обыкновенная картина барачной жизни, описанная уже несколько разъ.

Знаменіе момента: Среди насъ появились торговцы лукомъ и чеснокомъ, какъ противо-холернымъ средствомъ. Д-ръ Брытъ и Генрикъ Боссовскій торгуютъ чаемъ и сахаромъ. Порція съ сахаромъ стоитъ 6 геллеровъ. Некоторые изъ насъ едятъ хлебъ съ саломъ или смальцемъ, которые покупаютъ въ кантине по значительно взвинченной цене. Лагерныя власти разрешаютъ покупать по небольшому ломтику бочна (кайзерфляйтъ) у торговца немца, опять таки по баснословно высокой цене. Ночью Коломыецъ съ понятыми производитъ осмотръ всехъ и всего, проверяетъ наличность у всехъ заключенныхъ въ баракахъ.

10 ноября. — День солнечный и теплый. Встаю позже обыкновеннаго. Коломыецъ прочелъ намъ бумагу, по которой 70 человекъ поименно судъ освободилъ и вскоре ихъ пустятъ домой. Следственныя власти производятъ допросы интернированныхъ черезъ решетку.

Осматриваемъ картины Ваньки Вербицкаго и оне намъ очень нравятся, какъ действительно верное воспроизведеніе лагерной жизни. Совершаю прогулку по площади въ обществе г-жи Сандовичъ и студентовъ.

Врачъ разрешилъ намъ есть ветчину, но только больнымъ, каждому больному по 2 небольшихъ ломтика. Заказанная нами ветчина прибыла, и я съ Гоцкимъ делимъ ее между интернированныхъ, за плату. Часто переносимъ зубную боль. Врачи казенные неумело рвутъ зубы до того, что после этой операціи все лицо напухаетъ. Мне тоже былъ вырванъ зубъ. Д-ръ Могильницкій изъ Бучача констатировалъ у меня разрывъ десны и кровотеченіе. Въ баракахъ очень много больныхъ, которымъ не даютъ молока. О. Владиміръ Мохнацкій впервые за все время своего интернированія осмелился закурить папироску. Одинъ студентъ продаетъ табакъ и бумагу на папиросы. За одинъ листокъ на одну папироску беретъ 6 геллеровъ. Пачку табаку, цена которой въ обычное время была всего 13 геллеровъ, продаетъ за 1 крону 60 геллеровъ. Узнаю, что матеріалъ на постройку барака стоитъ 5.000 кронъ. Работа почти ничего не стоила, ибо мы сами строили бараки по приказу властей. Вероятно главный мастеръ и его подчиненные, состоящіе на казенной службе, что-нибудь и получали изъ казны, но мы обязаны были работать даромъ. Сегодня караульнымъ ночью въ бараке нашемъ состоитъ раввинъ Брытъ; отъ этой обязанности освобождаются только или старики или же больные.

11 ноября. — Туманъ, около 10 ч. появляется солнце. Иду съ однимъ священникомъ за хлебомъ и вижу, что въ шатрахъ еще много — интеллигентовъ. Опять составляю списокъ людей нашего барака. Нашъ дядя ведетъ веселую беседу съ барышнями. Некоторыя женщины варятъ гуляшъ изъ копченаго мяса. Скука ужасная.

12 ноября. — Въ 10 1/2 час. утра падаетъ дождь. Выйти нельзя. Сидимъ въ баракахъ и со скуки все варимъ чай, или куримъ. Мыдлякъ заболелъ инфлуэнцой. Въ 4 ч. пополудни 77 „украинцевъ” выходятъ въ сопровожденіи невооруженныхъ 5 солдатъ изъ лагеря, это те, кого выпустили на волю. Идутъ въ Грацъ. Многіе изъ насъ сопровождаютъ ихъ до решетки. Въ баракахъ Nr. 8 выпущены на свободу: Шеремета, о. Коренецъ и Чеснокъ. У нихъ отбираютъ котелки.

13 ноября. — Ясный солнечный и теплый день. Нашъ баракъ долго былъ изолированъ и входъ неживущимъ въ немъ былъ запрещенъ, Я караулилъ ночью въ бараке и передъ баракомъ. Встаю въ обыкновенное время и иду съ другими за хлебомъ въ ангары, ибо услышалъ, что прибылъ какой-то транспортъ новыхъ интернированныхъ. Увиделъ, понятно, издали, о. Хиляка Дмитрія, пароха изъ Избъ, Грибовскаго уезда. Следственныя власти допрашиваютъ „украинцевъ”. Власти не хотятъ отправлять нашихъ писемъ. Нетъ никакихъ сведеній изъ Галичины. Зарождается предчувствіе великихъ событій.

14 ноября. — Хорошій день. Чувствую сильную боль въ спине. За баракомъ и гимназисты и старшіе занимаются гимнастикой. Вечеромъ видимъ, какъ люди возле полотняныхъ шатровъ жгутъ солому съ вшами на кострахъ. Дымъ отъ этихъ костровъ стелется по целому лагерю. Собралъ 6 кронъ 9 геллеровъ на покупку лизоля, какъ дезинфекціоннаго средства. Лизолемъ моемъ руки по несколько разъ въ день.

15 ноября. — Воскресенье. Сумрачно и грязно. Иду съ людьми за хлебомъ и завтракомъ. Священники правятъ обедню. Стерегущіе насъ солдаты, пользуясь свободнымъ временемъ, охотятся на зайцевъ въ ближайшемъ лесу.

Вечерня. Последній день карантина. Раздаютъ почту. Священники, развлеченія ради, играютъ въ карты. Вчера Д. поссорился съ Манькой изъ-за аферы Корнгольда. Маньку переводятъ въ пятый баракъ.

16 ноября. — Приморозокъ. Мои штаны и сапоги пришли въ негодность. Читаю повествованіе „Брилліанты барышни”. Приводятъ два новыхъ транспорта интернированныхъ, одинъ изъ Горлицъ, сопровождаемый преподавателемъ гимназіи Ельяшомъ, какъ комендантомъ транспорта, a другой изъ Кракова. Разрешеніе полковника курить явно вызвало великую радость у курящихъ, которые тотчасъ же воспользовались правомъ, демонстративно куря на открытомъ воздухе.

17 ноября, вторникъ. — Врачъ призналъ меня больнымъ и велелъ лежать въ теченіе 3 дней. Лежу на соломе; народный нашъ поэтъ Федорчика посещаетъ меня и читаетъ мне для развлеченія свои произведенія.

Священникъ о. Кмицикевичъ — Савинъ заболелъ инфлуэнцой и лежитъ тоже на соломе.

Сегодня врачъ впервые приказалъ натопить железную печку, что вызвало среди насъ восторгъ, ибо часто мы прямо таки замерзали отъ стужи, въ особенности ночью. Все мы собрались кругомъ печки и радуемся словно дети, теплу, распространяемому этой благодетельницей. Килограмъ чаю, какъ я узналъ, стоитъ 15 кронъ. Посещаютъ меня д-ръ Дм. Собинъ и юристъ Карелъ Андрей изъ Лося. Говорятъ, чтобы я составилъ списокъ всехъ интернированныхъ лемковъ и возобновилъ Горлицкія записки. Первыя мои записки изъ Горлицкой тюрьмы, после разстрела православнаго священника о. Максима Сандовича, бросилъ въ терновникъ, опасаясь обыска. (Мащакъ и картины Ивана Вербицкаго). Отецъ Курилло впервые со дня заключенія куритъ папиросу.

Власти лагеря приказали впервые наклеивать на письма почтовыя марки, Очевидно, до сихъ поръ оне бросали наши письма въ мусоръ, не высылая ихъ. Марка на письмо стоитъ уже 35 геллеровъ, a не 25 какъ прежде. Поляки идутъ въ 5-ый баракъ, a свящ. о. Отто, Еднакій, и учитель Емильянъ Гривна, вместе со многими другими, переходятъ въ нашъ баракъ. Нашъ баракъ переименовали въ 5-ый, a пятый въ первый! Власти лагеря заводятъ новые порядки. Коломыецъ и Добія состоятъ ихъ адъютантами. Первый изъ нихъ усердно работаетъ съ утра до поздней ночи.

18 ноября. — День немного солнечный, но ветренный. Возле шатра раздаютъ почту, Я выбралъ двухъ изъ нашего барака въ качестве надзирателей за исправностью печекъ, за ихъ отвественностью. Эти люди вскоре пріобрели у насъ особое уваженіе, такъ какъ даже само приближеніе любого изъ насъ къ печке отъ нихъ зависитъ.

19 ноября. — Похороны свящ. о. Сандровскаго. День солнечный, но дуетъ холодный ветеръ. Распространился слухъ, что 98 „украинцевъ”, выпустятъ на свободу. Свящ. Отто и Еднакій на паяхъ намереваются пріобрести умывальникъ (тазъ). Составляю списокъ лемковъ нашего барака.

20 ноября. — День солнечный, но ветренный. Произвожу дезинфекцію нашего барака известью, посыпая ею дорожки между рядами соломы, на которой мы спали.

21 ноября. — Холодно. Первая „вечерниця” въ 4 бараке. Свящ. Дм. Хилякъ переходитъ въ нашъ баракъ.

22 ноября, воскресенье. — День св. Михаила. Первый снегъ, Первая обедня и вечерня въ нашемъ бараке, которыя о. Отто совершаетъ себорне со всеми священниками.

Я состою второй день заместителемъ главнаго коменданта барака. Феологъ Орскій и философъ Перегинецъ состоятъ надзирателями отделеній въ бараке.

Вчера некоторые изъ нашего барака справляли свои именины. Свящ. Діонисій Мохнацкій изъ Мохначки находится въ нашемъ бараке. Въ бараке № 7 устроена вечерника. Посещаю больного о. Нестора Полянскаго.

23 ноября. — Большой снегъ. Встречаюсь съ Дм. Вислоцкимъ. За бараками молодежь играеть въ снежки. Раздаютъ несколько паръ рубахъ и одеялъ въ нашемъ бараке.

24 ноября. — Утромъ снегъ, несколько позже мелкій дождь Иду за завтракомъ. Высылаемъ Могилу, Савицкого и Шуха за углемъ, ибо становится холодно, Власти не хотятъ дать угля, утверждая, что переговоры съ поставщиками (собственно торговцами) угля еще не закончены. Многіе, въ ихъ числе и я - сильно кашляютъ. Похороны Кобылки Николая.

Власти перевели всехъ евреевъ въ 11 баракъ, который потому и получилъ названіе „еврейскаго.”

25 ноября. — Сегодня раздаемъ полученныя отъ властей рубахи и подштанники между людей нашего барака.

26 ноября. — Узнаю, что почти въ каждомъ бараке образовался хоръ.

27 ноября. — Много новыхъ людей переходитъ въ нашъ баракъ. Падаетъ снегъ, но въ общемъ тепло.

28 ноября. — Пришелъ новый транспортъ интернированыхъ, который распределяютъ по баракамъ. Въ нашемъ бараке есть 200 человекъ, изъ которыхъ некоторые спятъ на сырой земле, ибо нетъ соломы, Солома, на которой мы спимъ, стерлась и смешалась съ грязью.

29 ноября. — Холодно. Вода замерзла. Потомъ потеплело. Иду съ людьми къ повару съ ушатомъ за завтракомъ, котораго поваръ старается дать какъ можно меньше. Отправляюсь после этого вторично къ повару съ просьбой дать намъ немного угля, ибо въ бараке отъ стужи нельзя выдержать, a много больныхъ стонетъ и трясется отъ холода, но пьяный поваръ съ палкой бросился на меня и лишь благодаря его помощнику, русскому, я успелъ спастися бегствомъ. Мои люди тоже удираютъ, последній изъ нихъ, стоявшій найближе къ повару получилъ ударъ въ спину палкой, которую поваръ, съ выкрикомъ отборныхъ ругательствъ, бросилъ ему въ догонку.

Молодежь устраиваетъ хоровое пеніе въ бараке. Она поетъ и лемковскія светскія и церковныя песни. Люди злой воли доносятъ на неe 2 постовымъ, которые сейчасъ поспешили къ нашему бараку, но намъ удалось уладить этотъ инцидентъ мирнымъ образомъ.

Получилъ открытку отъ Ивана Черкавскаго, преподавателя гимназіи въ отставке, который справляется про адресъ живущаго теперь во Вене Іосифа Гартвига, полковника въ отставке.

30 ноября. Понедельникъ. — Въ бараке холодно. Власти раздаютъ женщинамъ несколько десятковъ сапогъ и солому. Одному священнику за то, что хотелъ взять себе немного соломы, солдатъ палкою перебилъ руку.

Следственныя власти допрашивають гимназиста Богдана Кмицикевича. Въ нашемъ бараке починяютъ дверь, которую никогда нельзя было плотно закрыть. Мизеракъ чиститъ лампу. Д-ръ Масцюхъ естъ хлебъ съ масломъ и, слыша пеніе, говоритъ:,,вотъ лемки поютъ!” Червинскій просматриваетъ исторію. Одни варятъ чай, другіе же изъ кубиковъ, купленныхъ въ кантине, варятъ гороховый супъ. Некоторые же отогреваютъ полбу, воображая себе, что она пріобрететъ лучшій вкусъ.

Кирилловъ, производящій чистку белья, приводитъ его въ порядокъ, совместно со старикомъ Базаромъ. Кто-то изъ крестьянъ просилъ другого остричь его. Гривна съ какимъ-то филологомъ играютъ въ шахматы. Свящ. Отто естъ очень медленно, a o Еднакій молится изъ молитвенника.

Декабрь 1914

1 — 2 декабря. — Около 130 человекъ, наши „украинцы” и поляки, выпущенные на свободу, выехали уже не сопровождаемые конвоемъ, въ Грацъ. Передъ темъ лагерныя власти отобрали у нихъ данные имъ казенные предметы, какъ „менажки”, одеяла и пр.

Изъ нихъ 10 человекъ, за неименіемъ путевого документа, вернулись. Нашъ баракъ получилъ незначительный транспортъ соломы. Выехавшіе въ Грацъ были: Подлускій Владиміръ изъ Перемышля, Посадскій Левъ, о. Крушельницкій, о. Левицкій Августъ и Владиміръ, оо. Охримовичъ, Гродзицкій изъ Зареча, юристъ Ладыка, Шухевичъ Юліанъ, начальникъ почтоваго отделенія въ Ценжковицахъ, Ганкевичъ, заведывающій высшимъ начальнымъ училищемъ, д-ръ Назарукъ, редакторъ „Громадского Голоса,” Чижъ, преподаватель учительской семинаріи, Мыдлякъ, почтовый чиновникъ, и др.

3 дек. — Императорскій день. Собираемъ деньги на Красный Крестъ. Я собралъ въ нашемъ бараке почти 6 кронъ. Поляки устраиваютъ иллюминацію и украшаютъ свой баракъ флагами. Каждый изъ нихъ имеетъ въ петличке ленточки цветовъ флаговъ австрійскаго и польскаго.

Обедню совершаетъ соборне съ другими священниками, старшій изъ нихъ о. Дольницкій. Многочисленный хоръ поетъ великолепно и приводитъ въ восторгъ присутствующихъ австрійскаго офицера и его солдатъ. Во время пенія австрійскаго гимна „Боже буди покровитель” одинъ изъ солдатъ держалъ въ зубахъ папироску. На обедню пришли преимущественно люди изъ нашего барака, даже старики. Престолъ украсилъ зеленью Данилюкъ.

Сегодня выпустили на свободу 8 человекъ, a изъ нашего барака: Галаха и Бабяка. Вечеромъ упалъ почти лондонскій туманъ, такъ что въ несколькихъ шагахъ ничего не видно. Разсматриваю всеобщую исторію. Врачъ д-ръ Могильницкій констатируетъ у Телищака изъ Криницы воспаленіе легкихъ, a y Жолкевича воспаленіе почекъ.

4 дек. — День довольно теплый. Белградъ занятъ, почему въ Граце ночью на воскресенье открыли победно торжествующую пальбу.

Занятія людей въ бараке изо дня въ день почти те же: после завтрака идетъ ловля вшей, сначала осматриваютъ белье, потомъ и платье. Вшей масса. После этого курятъ или делаютъ папиросы на продажу, затемъ ходятъ изъ барака въ баракъ навестить своихъ знакомыхъ, собираются кучками и или беседуютъ кой о чемъ, или поютъ, или же играютъ въ разныя игры.

Дорошъ уезжаетъ въ Грацъ. Падаетъ силъный дождь. О. Оришкевичъ устроилъ надъ своимъ логовищемъ навесъ изъ соломы для охраны отъ дождя. О. Копыстянскій держитъ надъ головой зонтикъ, ибо протекаетъ черезъ крышу. Это дало мне возможность обратить вниманіе д-ра на неисправность крыши и просить его о представленіи властямъ рапорта о необходимости починки крыши.

Гимназисты составили группу съ девушками и поютъ. По иниціативе о. B. Курилло въ нашемъ бараке впервые совершается вечерня, во время которой многіе плачутъ. Онъ приказалъ сшить епитрахиль изъ сераго полотна, на оборотной стороне которой все бывшіе въ лагере священники положили свои подписи въ память талергофскаго плена.

5 дек. — Введеніе въ храмъ Пресв. Богородицы. Съ разрешенія властей о. Гнатышакъ едетъ въ Грацъ на операцію. Следственныя власти допрашиваютъ Будзиновскаго и многихъ другихъ. Макаръ, комендантъ, утверждаетъ, что (старики) 60-летніе „украинцы” должны получать лучшій столъ. Впервые пенсіонеры получаютъ эмеритуру. Вечеромъ въ нашемъ бараке молодежь поетъ „коляды”.

По приказу властей составляемъ списокъ столяровъ, вероятно заставятъ ихъ что-то строить.

6 дек. — Утромъ исторія съ Морисомъ из-за ушата.

Постовой солдатъ выстрелилъ въ одного человека, намеревающагося перейти за решетку, однако пуля попала не въ этого человека, a въ другого, который въ тотъ моментъ молился въ бараке № 15. Сейчасъ прибылъ д-ръ Могильницкій и 2 лейтенанта, велели взять раненаго въ лазаретъ, где спустя 2 часа раненый скончался. Его похоронили въ 6 ч. после обеда.

Изъ нашего барака высланъ былъ на похороны, какъ представитель, Гоцкій. Умершій былъ русскимь душою.

Власти открываютъ госпиталь. Изъ нашего барака врачъ переводитъ въ госпиталь Зуба и Петришака Антона изъ Криницы, такъ какъ у одного было гнойное, a y другого обыкновенное воспаленіе легкихъ, полученное ими вследствіе нестерпимой стужи, господствующей изъ-за недостатка топлива въ нашемъ бараке.

Вечерня, на которой присуствуютъ многіе изъ другихъ бараковъ. Въ бараке Nr. 2 столяры делаютъ нары (причи) изъ досокъ.

Кулинарное искусство въ нашемъ бараке разстраивается, теперь все время царитъ зловоніе отъ пригоревшихъ съестныхъ припасовъ.

Многіе съ вымытыми, но мокрыми носовыми платками стоятъ или сидятъ у печки и сушатъ ихъ, a потомъ пряча въ карманъ сухой носовой платокъ, возвращаются къ своему ложу. Некоторые мастерятъ чемоданчики изъ дерева, получаемаго и покупаемаго за решеткой. Лемко Барна разсказываетъ товарищамъ исторію пріобретенія накидки и сапогъ, многіе осматриваютъ съ нескрываемой завистью эти вещи и разсуждаютъ, что изъ этого плаща можно было бы сделать.

7 дек., воскресенье.— Постовые шатра сделали изъ снега чорта къ великой радости детей, которую однако одинъ изъ нихъ омрачилъ словами: „это русскій батюшка, целуйте его”.

Сегодня выпускаютъ „патріарха лагеря” о. Дольницкаго. Я подхожу къ решетке, возле которой собралась значительная толпа интернированныхъ, и вижу, за решеткой стоитъ въ черномъ летнемъ пальто и черной поярковой шляпе почтенный старикъ съ 2 котомками въ рукахъ, приветливо прощающійся съ провожающими его людьми. Это и есть о. Дольницкій, душа лагеря, поддерживающій въ насъ бодрость духа.

Онъ стоитъ въ снегу и печально глядитъ на своихъ и обводитъ глазами весь лагерь, где пробылъ несколько тяжелыхъ месяцевъ. Ноги у старика подкашиваются, видя это, выносимъ скамейку, на которую старикъ садится и тихо беседуетъ съ Коломыйцемъ, но и этотъ отдыхъ его недологъ: появляются офицеры и велятъ ему идти. Тогда онъ робко поднимается, снимаетъ шляпу и прощается со всеми, благославляя ихъ словами: Слава Іисусу Христу.—Слава во веки — отвечаетъ толпа — счастливый путь, дядя, будь здоровъ, до свиданія!—Тысяча шляпъ поднимается въ воздухъ.

Конвойный солдатъ ведетъ о. Дольницкаго на станцію. Они съ нимъ вышли уже на дорогу. Мы все смотримъ имъ вследъ и видимъ, что солдатъ, заметивъ утомленіе о. Дольницкаго, взялъ у него одну изъ котомокъ. Тогда о. Дольницкій еще разъ оборачивается и издали креститъ рукой всехъ.

Печально смотримъ въ сторону ушедшихъ и каждый въ душе винитъ власти, что не подвезли его на станцію лошадьми. Долго стоимъ и смотримъ за удаляющимися отъ насъ, пока густой туманъ не скрылъ ихъ отъ нашего взора, Съ поникшей головой расходимся, ибо ушла отъ насъ душа лагеря.

8 дек. — Въ 9 ч. утра уезжаетъ 11 человекъ, a въ 11 часовъ 17 человекъ въ Грацъ. Изъ нашего барака Мужинецъ и Сколевый. День солнечный и ясный.

9 дек. — Удалось мне получить отъ властей 50 рубахъ, 18 одеялъ и 35 онучей для нуждающихся въ нашемъ бараке. Я покупаю лампу за 4 кроны. Эта первая лампа въ лагере вызвала восторгъ въ нашемъ бараке, ибо даетъ возможность читать и писатъ даже ночью.

10 дек. - Получаю изъ магазина для нашего барака 50 паръ онучей и 30 одеялъ датскихъ, которые набиты вместо ваты тоненькими обрезками бумаги, но толщина одеялъ незначительна. И такія одеяла произвели радость, ибо многіе спали въ томъ, въ чемъ ходили.

Передъ обедомъ уезжаетъ въ Грацъ на свой счетъ транспортъ изъ 56 человекъ.

Въ 4 часа пополудни скончался въ госпитале св. о. Сприссъ. Немедля отправляюсь въ госпиталь, где застаю священниковъ, отправляющихъ панихиду по покойномъ. Власти лагеря впервые выдаютъ депозиты людямъ 5-го барака.

11 дек. — Похороны о. Сприсса и 2 другихъ умершихъ. Польскій ксендзъ Замойскій тоже присутствуетъ на похоронахъ. Хоръ, регентомъ котораго является Смолинскій, поетъ соответственныя русскія песни и одну польскую похоронную песнь „Въ могиле темной”. Гоцкій — завсегдатай всехъ похоронъ. Грязь ужасная. О. Сприссъ похороненъ подъ соснами.

Власти берутъ 4 сотни интернированныхъ на земляныя работы, платя имъ по 20 геллеровъ въ сутки. У комендантовъ бараковъ съ ними больше хлопотъ, ибо приходится спеціально для нихъ держать ушаты съ едой.

По приказанію властей делаемъ списокъ больныхъ и калекъ и стариковъ, для осмотра и — допроса.

12 дек. — Ужасная грязь на площади и между бараками. Следственныя власти допрашиваютъ Гоцкаго, Гладія и другихъ.

Казенный врачъ далъ распоряженіе комендантамъ бараковъ приводить больныхъ, въ госпиталь съ книгой больныхъ, которую я получиль отъ Гельмана.

После вечерни священники играютъ въ „тарока” a молодежь поетъ сначала коляды, a потомъ и светскія песни. О. Дикій и Гривна присматриваются играющимъ и вставляютъ свои замечанія знатоковъ. Н. Копыстянскій пишетъ прошеніе властямъ, о. Мохнацкій Влад. беседуетъ со своими прихожанами. Многіе варятъ чай. Морисъ при печке вечно занимается мойкой белья. Печка хорошо греетъ, ибо трубочистъ привелъ ее въ порядокъ. Кузминскій, обыватель г. Дор., каменьщикъ, разсказываетъ встречному и поперечному, какъ его допрашивалъ аудиторъ (военный судья), и какъ онъ удостоился чести быть позваннымъ первымъ къ судъе, въ присутствіи какого-то коменданта барака. Крестьяне слушаютъ его съ любопытствомъ и съ почтеньемъ. После этого поетъ пискливымъ старческимъ голосомъ: „Миръ вамъ, братья, всемъ приносимъ”, a потомъ разсказываетъ крестьянамъ сказки. Онъ - седой старикъ, худощавый, одетый въ заплатанное разноцветными кусочками платье, съ самодельнымъ колпакомъ изъ разноцветнаго одеяла. Онъ производитъ впечатленіе какого-то восточнаго „мага”.

Наши трубочисты чистятъ все печки въ лагере.

На кануне св. Андрея по обыкновенію гадали.

13 дек. — День св. Андрея Первозваннаго. Обедня.

Главный комендантъ лагеря приказалъ черезъ комендантовъ бараковъ всемъ священникамъ явиться къ нему. Когда у него собралось несколько сотъ священниковъ, онъ обратился къ нимъ съ требованіемъ повліять на крестьянъ, дабы они работали и въ праздники, мотивируя это темъ, что военное время не признаетъ никакихъ праздниковъ. Священники, выслушавъ его требованіе, разошлись, понуря головы и решивъ не говорить объ этомъ крестьянамъ.

Видно, какъ работники, несмотря на праздникъ, копаютъ на площади въ ужасной грязи. Въ бараке собираемъ деньги для уплаты трубочистамъ и на расходы по канцеляріи.

14 дек. — Орскій, д-ръ Масцюхъ, Клецко и Бутринскій должны выйти изъ лагеря въ Грацъ. Въ лагере подъ управленіемъ офицера сапернаго баталіона производятся дороги между бараковъ; волами навозятъ камни и песокъ, a по бокамъ дороги делаютъ рвы для стока воды. Строятъ при этомъ новые бараки и приготовляютъ предварительныя работы для проведенія сетей электрическаго освещенія.

Власти выдаютъ депозиты людямъ и разрешаютъ совершать покупки одежды въ Граце черезъ агентовъ.

15 дек. — Продолжаютъ работу около дороги. Сносятъ ограду у бараковъ. Грязь ужасная.

Составляю списокъ обитателей нашего барака. Священникамъ впервые выплачиваютъ жалованіе. Кузминскій, „обыватель и каменьщикъ”, заболелъ.

Вечеромъ выхожу на площадь покурить и вижу Гоцкаго, держащаго въ одной руке стаканъ чаю, a въ другой папиросу, одновременно и куритъ и пьетъ чай.

За бараками проводятъ дорогу. Съ целью утрамбованія дороги саперный офицеръ, съ помощью сотни человекъ и трехъ паръ воловъ, доставилъ тяжелый трамбовочный валъ, который эти люди съ трудомъ вытащили изъ грязи. Возле кантины проводятъ водопроводы. Гурра назначается комендантомъ отделенія барака. Собираю на память подписи всехъ живущихъ въ бараке.

16 дек. — День теплый. Въ 2 ч. пополудни выходитъ изъ лагеря транспортъ интернированныхъ въ Грацъ, среди нихъ: Петръ Яворскій — старикъ, который сначала не хотелъ ни за что ехать, но после раздумалъ, собралъ вещи, распрощался со всеми и уехалъ.

Въ моемъ бараке 212 человекъ, изъ которыхъ много больныхъ, такъ что ежедневно веду по несколько человекъ въ лазаретъ. Вшей такъ много, что не успеваемъ ихъ уничтожать, солома пропитана и ими и грязью.

Барна и Демчакъ, крестьяне — лемки, у которыхъ бороды значительно отросли, бреютъ другъ друга обыкновеннымъ перочиннымъ ножикомъ и даже обещаютъ даромъ обрить старика Базара, обросшаго наподобіе первобытнаго человека. Базаръ лежитъ скорченный на горсточке грязной соломы и, опираясь на руку, недоверчиво глядитъ на нихъ. Одинъ дьякъ, и вместе съ темъ, народный учитель, подходить ко мне съ таинственнымъ видомъ и полушепотомъ предлагаетъ мне пойти въ одинъ изъ бараковь на рюмку „сливянки”, которую тому бараку удалось раздобыть.

Впервые удалось мне купить чернилъ и перьевъ; до сихъ поръ я писалъ письма только карандашомъ.

Одинъ изъ священниковъ, съ дьяками и крестьянами, поетъ коляды, вторитъ имъ одинъ народный учитель и, видно, отдался этому пенію всей душой. Вдругъ пересталъ петь и заплакалъ, крестьяне поснимали шляпы и дальше поютъ. У другихъ также появились на глазахъ слезы. Приготовляющіе супъ сидятъ, понуривъ головы. Старики же, лежа на соломе, разговариваютъ со своими соседями. Одинъ железнодорожный чиновникъ ложится спать съ видомъ оскорбленнаго человека, ибо Балабанъ сказалъ ему, что у него борода такая, какъ у „москаля”.

17 дек. — Морозъ сковалъ грязь. До обеда уезжаютъ вь Граць; д-ръ Масцюхъ Вас., д-рь Николай Ив. Антоневичъ, Орскій Влад., Сав. Вудзиновскій, Феофилъ Хомицкій и другіе, числомъ 26 человекъ. Они прощаются съ нами сердечно, a мы сопрождаемъ ихъ до ограды.

Въ 1-омъ бараке заведено электрическое освещеніе. Нашъ баракъ солдаты покрываютъ извне папкой. Некоторые изъ насъ пріобретаютъ тайкомъ отъ солдатъ обрезки папки съ целью подложить ихъ подъ солому, чтобы вода не пропитывала соломы.

Сегодня съ почты прибыло значительное количество посылокъ изъ Галичины съ съестными припасами для интернированныхъ.

Я получилъ отъ одного изъ интернированныхъ нашего барака несколько яблокъ. Впервые после долгомесячнаго заключенія я, вместе со своимъ отцомъ, елъ яблоки и восхищался ихъ вкусомъ. У о. Еднакаго есть здесь одинъ изъ прихожанъ по фамиліи Гаврилюкъ, который ради того, чтобы быть близко своего батюшки, услуживаетъ ему безвозмездно, Это человекъ добрый, съ голубыми глазами, весьма преданный своему священнику. Онъ моетъ его белье, чиститъ платье, готовитъ чай и всякую еду, стаканы моетъ, потирая пепломъ, сполоскивая водой, и вытирая рукавомъ своей дыравой свитки.

18 дек. — Канунъ св. Николая Чудотворца. Угнетенное настроеніе, ибо праздникъ приходится справлять далеко отъ родныхъ.

Въ лазаретъ, въ виду множества больныхъ, прибыли два новыхъ медика и одна сестра милосердія. День почти холодный.

Макаръ, посредникъ между нами и властями лагера, составляетъ списокъ крестьянъ, вызываемыхъ къ допросу. Податной чиновникъ, живущій въ нашемъ бараке, разсказываетъ мне, на какихъ основаніяхъ Макаръ составляетъ списокъ допрашиваемыхъ Съ Гоцкимъ назначенъ Борухъ комендантомъ I отделенія. Власти приказываютъ провести въ нашемъ бараке электрическое освещеніе.

Уже несколько дней Базаръ боленъ и лежитъ на соломе, держа ноги въ мешке съ соломой. За котелкомъ съ едой протягиваетъ свою тощую руку и съ жадностью принимается за еду. Порой ведетъ беседу со своимъ соседомъ Куриловымъ о своей сторонушке. О. Хилякъ Дм. ведетъ уроки съ 2 гимназистами въ темномъ углу барака. После науки играютъ въ „торока” съ Гривной и о. Макаромъ Гр. Девушки и гимназисты колядуютъ „Богъ предвечный”, a затемъ затягиваютъ лемковскія песни. Костовецкій поетъ что-то другое, кажется „Bog sie rodzi”, a Котельницкій вторитъ ему. О. Отто старательно поправляетъ свое ложе, чтобы солома не оказалась слишком жесткой и одеяло его хорошо прикрывала. Жолкевичъ молится, со сложенными на груди руками и устремивъ взоръ въ электрическую лампу. У печки собралась группа особенно продрогшихъ людей. Морисъ, по обыкновенію, кипятитъ воду на чай, жаритъ картошку и болтаетъ безостановочно со всеми. Тутъ же о. Игнатій Мохнацкій уже, можетъ быть, съ полчаса силится продеть нитку въ иголку, но напрасно: то нитка влево, a иголка вправо, то на оборотъ, Видя эти безплодныя попытки, Куриловъ подходитъ къ нему съ помощью и наконецъ дело налаживается. Любезно благодаря за содействіе, о. Мохнацкій, съ торжествующимъ видомъ, принимается за шитье.

20 дек., воскресенье. — Борухъ, какъ комендантъ отделенія, хозяйничаетъ съ выдающейся энергіей.

Прибылъ новый транспортъ интернированныхъ. Въ нашемъ бараке поместили 3 „украинцевъ” и одного немца.

Юстинъ Воргачъ, солтысъ изъ Флоринки (лемко), обращается съ просъбой къ Базару дать ему несколько небольшихъ гвоздей (цвяковъ), которые по его мненію должны бы быть у Базара. Больной Базаръ, недовольный темъ, что кто-то нарушаетъ его покой, въ сердцахъ бросаетъ фразу: „чтобъ зубы твои стали цвяками!” после чего всовываетъ ноги въ мешокъ съ соломой и, ложась на спину закрываетъ глаза, но все таки поочередно открываетъ то одинъ, то другой глазъ, следя за движеніями Воргача, какъ бы опасаясь непріязненныхъ съ его стороны действій. Увидевъ же, что Воргачъ надеваетъ свой кожухъ и выходитъ на дворъ, чтобы покурить, говоритъ: „вотъ, смотрите, Воргачъ не даетъ мне покоя, докучаетъ, хорошо что уже ушелъ”.

Приходятъ 2 юриста и разсказываютъ о новомъ военномъ законе. Еврей Мандель, кучерявый, по обыкновенію, читаетъ книгу, лежа на соломе. Гоцкій, въ самодельной феске на голове, со стаканомъ чаю въ одной и папироской въ другой руке, ведетъ диспутъ съ однимъ священникомъ, о. Дикій, прислушиваясь этому диспуту, гладитъ изредка свою жиденькую бородку и, кивая головой, приговариваетъ, „ну такъ, ну такъ”, и частенько вздыхаетъ. Затемъ Гоцкій надеваетъ длинную овечью шубу и самодельные сапоги. Калоши изъ соломы, съ деревянными подошвами, и, въ той же фезке, держа стаканъ чаю въ одной, a папиросу въ другой руке, отправляется медленнымъ шагомъ на дворъ гулять, стуча деревянными подошвами своихъ самодельныхъ калошъ. Тутъ онъ поочередно подходитъ то къ одному то къ другому изъ своихъ знакомыхъ, a въ лагере почти все знакомы между собой, угощаетъ каждаго папироской и жадно распрашиваетъ про новости. Собравъ ихъ такимъ образомъ, утомленнымъ возвращается въ баракъ и съ видимымъ наслажденіемъ передаетъ ихъ намъ. Одетый въ теплое плотно прилегающее пальто, о. Гр. Макаръ лежитъ на соломе, накрывъ голову каракулевой шапкою и все думаетъ, видно, не веселую думу, но неожиданно для стоящаго возле него соседа студента университета, обращается къ нему со словами: „а ты отправилъ на почту открытку къ жене?” и получивъ утвердительный ответъ отворачивается и засыпаетъ.

21 дек. — Впервые появились въ бараке 2 электрическія лампы. Стало въ немъ светло. Эта новость привела живущихъ въ бараке въ восторгъ. Священники тот-часъ же встали и начали служить вечерню. Врачи производятъ прививки противотифозной сыворотки. После этого одинъ изъ живущихъ въ бараке устраиваетъ концертъ. Сначала поетъ изъ оперы „Страшный Дворъ”, a потомъ мелочи. Составленъ списокъ песней, распеваемыхъ во всемъ талергофскомъ лагере.

Дата добавления: 2015-08-10