Самборскій и Старосамборскiй уезды

Награды за выдачу „москвофиловъ”

Приводимъ полный текстъ оффиціальнаго австрійскаго „Воззванія къ полякамъ, украинцамъ и евреямъ”, изданнаго въ начале мобилизацiи военнымъ комендантомъ г. Самбора на польскомъ и украинскомъ языкахъ и расклееннаго повсеместно, какъ въ самомъ городе, такъ и въ другихъ, более значительныхъ местностяхъ самборскаго уезда:

Odezwa

do polakow, ukraincow i zydow.

Nieprzyjaciel wyzyskuje ten powazny stan wojenny, w ktorym znajduje sie teraz wasz kochany i piekny kraj, w tym celu, aby pewne podejrzane elementa neprzyjacelskiego panstwa pomiedzy was sie wslizgnely, celem uzycia tutaj zamieszkalych moskalofilow do zdradzania nieprzyjacielowi ruchow wojskowych i naszego polozenia.

Wyprуbowany patryotyzm i niezachwiane oddanie sie naszemu Najwyzszemu Domowi, ktory do swoich wiernych poddanych zawsze pieczolowicie i po ludzku sie odnosil, nie dopusci, aby patryotycznie usposobiony polak, ukrainiec i zyd scierpial kolo siebia takie indywidua.

Przeciwnie, jest obowiazkiem podobne osoby uczynic nieszkodliwemi, to znaczy, skoro ktos powezmie wiadomosci o takich osobach, nalezy donisc je najblizszej cywilnej Iub wojskowej wladzy. Dostawlenie osoby, ktorej dowiedzionem zostanie szpiegostwo lub propagnda moskalofilstwa, wynadgrodzonem bedzie kwota 50-500 kor.

C. i k. komendant stacyjny.

То-же въ руcскомъ переводе:

Воззваніе

къ полякамъ, украинцамъ и евреямъ.

Непріятель пользуется серьезнымъ военнымъ положеніемъ, въ какомъ сейчасъ находится вашъ любимый и прекрасный край, съ той целью, чтобы известные подозрительные элементы непріятельскаго государства могли проскользнуть въ вашу среду для использованія живущихъ здесь москвофиловъ съ целью выдачи непріятелю сведеній о движеніяхъ нашихъ войскъ и о нашемъ положеніи.

Испытанный патріотизмъ и непоколебимая преданность нашему Высочайшему Дому, который всегда заботливо и человечно относился къ своимъ вернымъ подданнымъ, не допустятъ, чтобы патріотически настроенный полякъ, украинецъ и еврей могъ терпеть такого рода субъектовъ рядомъ съ собою.

Напротивъ, является обязанностью обезвреживать подобныхъ лицъ, т. е. какъ тольно кто-нибудь получитъ сведенія о такого рода личностяхъ, следуеть донести о нихъ ближайшей гражданской или военной власти. Доставленiе лица, которое будетъ уличено въ въ шпіонстве или пропаганде москвофильства, будетъ вознаграждаться суммой 50 — 500 кронъ.

Ц. и к. комендантъ города

С. Корничи

(Сообщеніе Евгеніи Степ. Береской)

Покойный мой отецъ, Степанъ Андреевичъ Берескiй (рожд. 1861 г.), состоялъ настоятелемъ прихода Корничи, Cамборскаго уезда.

Въ 1914 г., сейчасъ после объявленія войны, начались преследованія и обыски. Отца пока не трогали. Мы думали, что его минуетъ судьба, постигшая всехъ виднейшихъ русскихъ галичанъ. Толъко 13 сентября явились ночью представители военныхъ властей и арестовали отца, вследствіе доносовъ и происковъ местнаго учттеля, украинофила Евстахія Коблянскаго. Арестованіе состоялось въ отсутствіе домашнихъ. Арестовавшіе обращались съ отцомъ очень грубо и не разрешили ему взять съ собой ни белья, ни денегъ, въ виду чего ему пришлось провести несколько месяцевъ въ страшной нужде. Со времени арестованія судьба отца была намъ неизвестна, такъ какъ русскiя войска заняли нашу местность черезъ два дня после этого событія, въ виду чего мы были совершенно отрезаны отъ австро-венгерскаго міра.

Жизнь отца въ тюрьмахъ и его путешествіе въ Талергофъ сообщаю въ выдержкахъ изъ его дневника:

„13 сентября явился ко мне офицеръ въ сопровожденіи конвоя и, арестовавъ меня, приместилъ временно въ зданіи местной школы. На следующій день, погнали меня пешкомъ въ с. Вялковичи, а въ с. Вольке подали подводу и отвезли въ с. Быличи. Проходящія мимо военныя части посылали по моему адресу всяческія ругательства, а офіцеры кричали: ”Verrater aufhangen!” Въ Быличахъ дали мне обедъ, состоявшій изъ сомнительнаго качества супа и куска хлеба; супъ я отдалъ солдатамъ, а хлебъ хотелъ было спрятать, но тутъ набросился на меня солдатъ и вырвалъ хгебъ. Не знаю, что руководило имъ - голодъ или злоба, а только наблюдавшій эту сцену капралъ наказалъ его пощечиной и велелъ отдать хлебъ. Изъ Быличъ пріехали мы въ Новое Место, где меня заперли на ночь въ помещичьемъ хлеву, на следующiй же день отвезли въ Добромиль, где меня присоединили къ партіи, состоявшей изъ 23-хъ человекъ, и вместе съ нею отвезли въ Перемышль. Въ Перемышле повторились обычныя ругательства и издевательства со стороны местнаго населенія и проезжихъ военныхъ частей. После получасовой передышки въ Перемышле, отбылъ нашъ эшелонъ, въ составе 102 человекъ, въ Краковъ. Проездомъ мимо Радымна слышно было выстрелы русскихъ орудій и видно было разрывающіеся шрапнели. Отступающіе австрійцы тянулись со всехъ сторонъ къ крепости.

16 сентября проехали мы черезъ Краковъ, а на следующій день пополудни прибыли въ Преровъ. Тутъ стоялъ уже другой транспортъ арестованныхъ, Около 10 часовъ вечера направили насъ въ „Рабочій Домъ”. После ужина отвели семи священникамъ кровати, а крестьянъ разместили на полу. Обращеніе было человеческое, даже въ городе было разрешено выходить безъ всякой охраны.

16 сентября утромъ выехали мы изъ Прерова подъ конвоемъ двухъ жандармовъ, въ закрытыхъ, безъ оконъ, вагонахъ. Въ виду недостатка воздуха, крестьяне поделали отверстія въ полу и стенахъ вагона.

19 сентября пріехали мы въ Вену и остановились на северномъ вокзале. Здесь приняли насъ местные граждане, не исключая интеллигенцiи, съ такой ненавистью и злобой, что жандармы,— ставъ въ нашу защиту и опасаясь кровопролитія, ибо многіе изъ венцевъ были вооружены, — пригрозили наступающей толпе оружіемъ въ случае безчинствъ съ ея стороны. Между темъ, закрыли вагоны на засовы и поездъ, проехавъ некоторое пространство, остановился на почтительномъ разстояніи отъ вокзала.

Следуетъ заметить, что не лучшій прiемъ оказало намъ также польское населеніе во время проезда черезъ Краковъ. Каждый изъ находившихся на вокзале, мужчина ли или женщина, считали своимъ патріотическимъ долгомъ кричать: „изменники, собаки” и т. п.

С. Вел. Ленина

(Сообщеніе о. Д. Куцея)

Въ старосамборскомъ уезде было арестовано 7 священниковъ, много крестьянъ и мещанъ изъ Стараго Самбора и Старой Соли. Изъ священниковъ были арестованы: Северинъ Ясеницкій съ женою изъ Турья, Александръ Полонскій изъ Головецка Вышняго, Григорій Белинскій изъ Вольшиновой, Владиміръ Горницкій изъ Гор. Быличъ, Евгеній Козаневичъ изъ Страшевичъ, Несторъ Полонскій съ женою (находившийся въ то время у своего тестя въ Грозевой) и я съ сыномъ Николаемъ. Немного спустя арестовали также второго моего сына, Льва, дочь Ярославу и жену.

Когда мадьяры пришли въ Вел. Ленину, арестовали семь крестьянъ, изъ которыхъ пять, после страшнейшихъ издевательствъ надъ ними, разстреляли, а двоихъ малолетнихъ высекли до крови и отпустили на волю. Одного 20-летняго парня поймали въ поле и разстреляли на месте.

Въ Старомъ Самборе были арестованы: судья Григорій Глебовицкій, и студенты Iосифъ Шемердякъ, Левъ Шемердякъ, Сковронъ и Хризостомъ Гмитрикъ.

Первоначально арестовано въ Вел. Ленине 12 крестьянъ, въ Турье около 30, въ соседнихъ селахъ по нескольку человекъ.

Въ старосамборской тюрьме сидели мы две недели. Когда русская армія приближалась къ Карпатамъ, эвакуировали насъ, около 120 чел., изъ старосамборской тюрьмы и направили въ глубь Австріи. Наше путешествіе представляло сплошной крестный путь. Уже въ Самборе плевала намъ толпа въ лицо, ругала изменниками, въ Загорье бросала камнями въ вагоны, а въ Лупкове ворвался въ вагонъ австрійскій прапорщикъ-полякъ и, стегая насъ нагайкой, совершенно растрепалъ его о наши спины, причемъ больше всехъ досталось старику - священнику Ясеницкому, студентамъ Сковрону, Шемердяку и Николаю Куцею.

Вечеромъ пріехали мы въ Межилаборецъ въ Венгріи. Здесь приказано намъ вылезать изъ вагоновъ, будто-бы къ ужину, а подходившіе мадьярскіе солдаты били чемъ и куда попало. Одинъ сержантъ билъ арестованныхъ священниковъ какимъ-то коломъ до техъ поръ, пока тотъ не сломался. Въ Живце обступили насъ фабричные изъ княжескаго пивовареннаго завода и пробовали повторить побои, но проезжавшій жандармскій майоръ запретилъ имъ издеваться надъ нами и даже сопровождалъ насъ несколько пролетовъ для нашей защиты.

Свящ. Дан. Куцей

С. Гуменецъ

По доносу украинофиловъ Степана и Ивана Шубаковъ были 20 августа 1914 г. арестованы въ Гуменцахъ местные настоятель прихода, благочинный о. Іоаннъ Шемердякъ и крест. Иванъ Андріечко, причемъ производившіе арестъ жандармы не разрешили имъ даже взять съ собой какія-нибудь вещи и пищу.

Арестованныхъ отвезли вечеромъ въ Самборъ. Въ самборскихъ арестахъ находилось уже порядочное число арестованныхъ изъ города и уезда. По истеченіи недели отправили о. I. Шемердяка в И. Авдріечка въ Перемышль. По пути пришлось имъ вынести не мало оскорбленій и побоевъ отъ разныхъ проходимцевъ, наибольше же пострадали оба арестованные въ Хирове, где ихъ поместили некоторое время въ вестибюле вокзала. Подъ вечеръ присоединили обоихъ арестованныхъ къ партіи арестованныхъ изъ Турки и въ кандалахъ разместили въ товарныхъ вагонахъ. Проездъ изъ Хирова въ Перемышль былъ весьма тяжелый. На станціяхъ бросали въ вагоны камнями, а на некоторыхъ станціяхъ толпа прямо приступомъ пыталась ворваться въ вагоны, причемъ можно было наблюдать, что въ большинстве случаевъ происходило это по наущенію представителей австрійскихъ властей и железнодорожной администраціи.

Въ Перемышле поместили часть арестованныхъ, 10 человекъ, въ томъ числе о. Шемердяка, въ казармахъ на предместьи Бакунчицы. Здесь провели они ночь среди насекомыхъ и невообразимой грязи, а на следующій день утромъ отставлено о. Шемердяка и И. Андріечка въ гарнизонную тюрьму, переполненную уже арестованными русскими людьми изъ интеллигенціи и крестьянъ.

Между темъ, военные караулы сменила львовская полиція. Это убедило узниковъ, что Львовъ находится уже въ русскихъ рукахъ, но въ то-же время эта смена принесла имъ много лишнихъ страданій, такъ какъ откормленные столичные полицейскiе стали всячески вымещать на нихъ сдачу Львова. Приклады и кулаки работали во всю. Дошло до того, что многіе изъ заключенныхъ, въ особенности же интеллигенція и духовенство, отказались отъ ежедневной прогулки въ корридорахъ, предпочитая затхлую атмосферу камеръ. Тюремная администрація вызывала ежедневно по нескольку человекъ и куда-то уводила. Охрана говорила, что это — осужденные къ смертной казни, а приговоры приводились въ исполненіе за Перемышлемъ, на такь наз. „гицлевской горе”.

Настроеніе узниковъ было крайне тяжелое. Гнетущая неизвестность, пальба изъ орудій, доносившаяся со стороны Городка, и каждую ночь повторявшаяся тревога не давали имъ минуты покоя.

Но, должно быть, русская армія сильно нажимала, ибо 16 сентября все заключенные были выведены во дворъ и проверены по спискамъ. При этомъ замешкавшихся узниковъ били чемъ и куда попало. Священники I. Шемердякъ, Ст. Сапрунъ и Марк. Раставецкій получили пощечины, а Л. О. Спольскій изъ Коломыи былъ тяжело избитъ.

Подъ вечеръ 16 сентября запломбировали арестантовъ въ товарные вагоны и направили въ Талергофъ.

Г. Самборъ

(Сообщеніе А. О. Бачинскаго)

Въ виду смерти моего отца, Іосифа Бачинскаго, отставного служащаго финансовой стражи въ Самборе, считаю своей обязанностью предать памяти его незаслуженныя мученія, которыя онъ испыталъ отъ австрійскихъ палачей.

Отца арестовали утромъ 15 мая 19І5 г., по доносу еврея Мейера Габлера, въ минуту, когда австрійскія войска вновь входили въ Самборъ. Габлеръ донесъ, что будто-бы мой отецъ стрелялъ въ австрійскiй аэропланъ и что его два сына, а мои братья, бежали въ Россію. Первое обвиненіе, было, конечно, глупой и гнусной клеветой, продиктованной личной злобой.

Отецъ былъ арестованъ вахмистромъ уланскаго разъезда, въехавшаго подъ эту пору въ городъ. Вокругъ арестованнаго собралась громадная толпа, большей частью изъ евреевъ, неистово крича: „на крюкъ съ нимъ”, бросая камни и плевая на него. Такимъ образомъ отвели отца въ полицейское управленіе, а после въ гостинницу „Рояль”, где находились квартиры высшихъ авсірійскихъ офицеровъ. Туда отвелъ его вахмистръ, приложивъ ему къ голове револьверъ и угрожая разстреломъ въ случае попытки къ бегству.

Каке раньше, такъ и теперь за отцомъ следовала безчинствующая толпа, бросая въ него камни и нанося ему пощечины, а конвоирующій его чинъ совершенно спокойно относился къ этимъ безчинствамъ.

Въ гостиннице офицеръ списалъ съ отцомъ протоколъ и заявилъ стоявшимъ тутъ-же евреямъ, удостоверившимъ, что отецъ стрелялъ въ аэропланъ: „der wird bald aufgehangt werden”.

После допроса отца присоединили къ партiи русскихъ военно-пленныхъ и вместе съ ними повели въ направленіи Стараго Самбора. Опасаясь самосуда проходящихъ въ направленiи Самбора мадьярскихъ войскъ, отецъ прятался все время между военнопленными. Но настоящія мученія начались только въ Старомъ Самборе. Конвоирующій уланъ отвелъ его въ этапную команду. Одинъ изъ находившихся тамъ офицеровъ, познакомившись съ содержаніемъ составленнаго въ Самборе протокола, сообщилъ отцу, что черезъ несколько минутъ его повесятъ, после чего офицеры оставили помещеніе команды, а явившіеся вооруженные солдаты связали отцу веревкой руки и повели его черезъ городъ въ место расположенія воинской части. Руки были до того сильно связаны, что долго еще были заметны следы въевшейся въ тело веревки и плохо зажившiя раны.

Солдаты, приведя отца въ какой-то домъ, стали уговаривать его сознаться въ содеянномъ преступленіи, обещая сейчась-же отпустить его на свободу. Не добившись ничего, одинъ изъ нихъ взялъ конецъ веревки, которой отецъ былъ связанъ, и сталъ обводить его по погребамъ, находившимся въ этомъ доме, какъ-будто выбирая более удобное место для разстрела, причемъ все время билъ его прикладомъ или нацеливался штыкомъ въ его грудь. Повидимому, солдатамъ было приказано вынудить отъ отца сознаніе хотя-бы путемъ физической и нравственной пытки...

После этого солдаты вывели отца изъ погреба на площадь и привязали его, со связанными сзади руками, къ дереву, въ которое тутъ - же вбили надъ его головою крюкъ. Такъ продержали его всю ночь.

На следующій день мученія продолжались. Къ привяванному отцу все подходили какіе-то люди, главнымъ образомъ — евреи, которые злорадно ивдевались надъ нимъ и пугали его предстоящей казнью. Въ такомъ положеніи простоялъ отецъ, привязанный къ дереву и голодный, целыя сутки. Вечеромъ явился офицеръ съ шестью солдатами и, поставивъ одного возле отца, отошелъ съ остальными въ сторону и давалъ имъ какія-то инструкціи. Полагая, что сейчасъ его разстреляютъ, отецъ попросилъ разрешенія закурить папироску, но въ этомъ ему было отказано.

Поздно вечеромъ отца отвязали отъ дерева и отвели въ ближайшее помещеніе, занимаемое солдатами. Тутъ разрешили ему присесть, а какая-то женщина подала ему бутылку молока. Это была первая пища после ареста.

17 мая утромъ дали отцу казенный обедъ. Солдаты - чехи, занимавшіе квартиру и обращавшіеся съ отцомъ по человечески, сообщили ему, что, въ виду отсутствія достоверныхъ уликъ его вины, смертной казни ему нечего бояться.

Въ тотъ-же день привели и поместили вместе съ отцомъ много арестованныхъ изъ окрестностей Стараго Самбора, въ томъ числе Андрея Янева (его вскоре повесили), Николая и Василія Бачинскихъ (сосланныхъ затемъ въ Талергофъ) — всехъ троихъ изъ Бачины — и войта Пенишкевича изъ с. Торчиновичъ. Вечеромъ пришлось отцу видеть, какъ жандармъ нечеловечески издевался надъ поименованными лицами и билъ ихъ тростью по лицу. Отъ изнеможенія и пережитыхъ волненій, а также отъ вида этой дикой сцены, отецъ потерялъ сознанiе.

На следующій день отправили отца на подводе обратно въ Самборъ для производства дальнейшаго следствія. Поместили его съ другими арестованными въ зданіи почты, продержавъ здесь до 2 іюня. Теперь положеніе отца улучшилось настолько, что прекратились издевательства и побои и можно было сообщаться съ семьей. Произведенное следствіе показало всю нелепость обвиненія, однако, доносъ все-таки имелъ для отца, кроме перенесенныхъ страданій и томленій, то последствіе, что, по административному распоряженію уезднаго старосты Лемпковскаго, онъ былъ сосланъ, какъ политическій „неблагонадежный”, въ Талергофъ. Передъ отправкой далъ еще отцу жандармъ Штернъ, безъ всякой причины, несколько пощечинъ и копнулъ его въ животъ, вследствіе чего у него образовалась грыжа.

Наконецъ, 2 іюня, не получивъ разрешенія даже проститься съ семьей, былъ отецъ, вместе съ эшелономъ въ 40 человекъ, отправленъ пешкомъ, несмотря на правильное железнодорожное сообщеніе, къ венгерской границе.

Мы совершенно случайно узнали объ этомъ, и сестра, собравъ наспехъ самыя необходимыя вещи и немного продуктовъ, догнала отца на извозчике и простилась съ нимъ отъ имени семьи.

На границе, въ Сянкахъ, заявилъ отецъ (65 летъ) и еще одинъ 75-летній старикъ начальнику конвоя, что, въ виду переутомленія и образовавшихся на ногахъ пузырей, они дальше пешкомъ идти не могутъ, однако, вместо подводы, оба старика получили т. наз. „анбинденъ”, т. е. наказаніе, употреблявшееся въ австро-венгерской арміи и заключавшееся въ подвешиваніи наказуемаго за руки, связанныя сзади веревкой.

По ту сторону Карпатъ, въ Ужгороде, присоединили отца къ другому транспорту, вместе съ которымъ и направили его уже по железной дороге въ,долину смерти” — Талергофъ.

Антонъ Бачинскій

Дата добавления: 2015-08-10