С. Вел. Горожанна

(Сообщеніе пок. о. М. Матковскаго)

Въ с. Вел. Горожанну — по разсказу пок. свящ. М. Матковскаго, местнаго настоятеля прихода, — пришли 28 августа австрiйскія войска. Въ моемъ доме находились тогда, кроме моей дочери, свящ. Михаилъ Заяцъ изъ Малой Горожанны и гимназистъ М. Стасевъ.

Пополудни того-же дня явился ко мне офицеръ съ отрядомъ гонведовъ. Войдя въ комнату, онъ заявилъ намъ, что мы арестованы, ибо, по полученнымъ имъ сведеніямъ, мы давали сведенiя русскимъ войскамъ о движеніи австрійской арміи. Следуетъ заметить, что въ моей деревне есть много мазепинцевъ. Въ своей ненависти ко всему русскому они способны на ложные доносы, провокацію и т. п., лишь бы только уничтожить своего партійнаго противника.

Несмотря на наши клятвы и уверенія, что это ложный доносъ, насъ вывели подъ конвоемъ во дворъ. Туть моя дочь лишилась чувствъ. Тогда офицеръ, подскочивъ къ ней, приложилъ револьверъ къ ея голове и закричалъ по польски: „Вставай собака, а то я сейчасъ-же пущу тебе пулю въ лобъ.”! Когда крикъ офицера не помогъ, гонведы облили ее холодной водой, а затемъ занесли въ комнату. Насъ повели после этого къ местному крестьянину-мазепинцу Григорію Василишину, который долженъ былъ показать — кто мы такіе: мазепинцы или русскіе? Василишинъ заявилъ, что мы все „староруссы”, и насъ сейчась-же повели къ дивизіонному командиру, квартира котораго находилась въ помещеніи месткой читальни „Просвіты”. Тамъ застали мы арестованнаго крестьянина-патріота Ивана Ксенчина и мазепинца, студента учит. семинаріи, Хамуляка, который донесь, что Ксенчинъ „руссофилъ”, а теперь долженъ былъ поддержатъ свое обвиненіе За „руссофильство”, та есть, за открытое признаніе себя русскимъ, полагалась смертная казнь.

Несколько минутъ спустя явился командиръ и, указывая на меня, приказалъ солдатамъ: „Вотъ его завтра утромъ на открытомъ месте въ Горожанне разстрелять”.

И все это делалось безъ суда, безъ свидетелей, только на основаніи одного показанія украинофила Василишина. Мои представленія, что нетъ человека, который отъ-

бы съ чистой совестью подтвердить возводимыя противъ меня обвиненія, не произвели на австрійскаго офицера никакого впечатленiя.

Тутъ вмешался другой офицеръ (по національности — сербъ), заявив командиру, что, по собраннымъ имъ у крестьянъ сведеніямъ, сделанный на меня доносъ не имеетъ никакихъ основаній.

Одна изъ экзекуцій

Въ ответъ на это заявленіе офицера-серба, командиръ въ нашемъ присутствіи сделалъ ему строгій выговоръ за то, что онъ вмешивается не въ свое депо, но несколько минутъ спустя переменилъ свое решеніе и приказалъ отвести насъ подъ конвоемъ въ с. Хлопы, возле Рудокъ, предоставляя окончательное решеніе нашей участи стоявшему тамъ на квартире главнокомандующему.

Мы шли целую ночь. Конвойные и встречные солдаты били насъ прикладами и плевали въ лицо, бросая по нашему адресу грубыя ругательства, въ роде: „Russische Spione, Hunde, Рорen”.

Наконецъ, мы пришли въ Рудки. Насъ повели прямо къ главнокомандующему, у котораго находился въ то время архикнязь Карлъ Францъ-Іосифъ. Несколько времени спустя намъ объявили, что мы, за отсутствiемъ виновности, свободны и можемъ идти домой.

Въ с. Малой Горожанне въ начале войны были арестованы: свящ. Михаилъ Заяцъ, студ. А. М. Заяцъ и несколько крестъянъ. Во время сраженій, происходившихъ на линіи Николаевъ — Рудки, австрійцы увели съ собой 88 крестьянъ разнаго пола и возраста. Изъ нихъ возвратились домой всего 16 женщин и детей и одинъ парень, успевшій бежать. По разсказамъ этихъ очевидцевъ, крестьянъ судили за то, что они давали проходившимъ черезъ село русскимъ солдатамъ воду и фрукты. Объ этомъ „преступленіи” своихъ соседей донесъ вновь явившимся австрійцамъ мазепинецъ М. Козакъ. На основаніи его доноса были арестованы между прочими: И. Яремчукъ, 80 летъ, В. Гриневъ, В. Петровъ, целая семья Матвейцевыхъ и рядъ другихъ крестьянъ. Изъ нихъ В. Гриневъ былъ по пути повешенъ въ лесу.

С. Борче. Еще до войны были арестованы и высланы: свящ. Ю. Легуцкiй, студентъ В. С. Михалиничъ и несколъко человекъ крестьянъ. Явившіеся въ село, после объявленія войны, отряды австрійскихъ солдатъ зверскимъ образомъ издевались надъ оставшимся населеніемъ. Пятнадцать человекъ арестованныхъ, ночью, въ одехъ рубахахъ и связанныхъ, водили изъ деревни въ деревню, избивая ихъ до крови прикладами. Жену одного изъ арестованныхъ солдаты изнасиловали на его-же глазахъ. У некоторыхъ крестьянъ уничтожали ихъ имущество — рубили шашками овощи, выносили изъ клунь немолоченый хлебъ во дворъ, и топтали его лошадьми, опрокидывали ульи и т. п. Въ этихъ подвигахъ принимали участіе также офицеры. Крестьянину Н. Заболотному офицеръ приказалъ бежать рядомъ со своей лошадью, угрожая разстреломъ въ случае, если онъ отстанетъ или упадетъ. Несколько крестьянъ были привязаны къ деревьямъ на кладбище. Въ такомъ положенiи имъ пришлось оставаться въ продолженiе сутокъ. Но мало того. Австрійцы, не считаясь съ религіозными чувствами населенія, ворвались въ церковь и, ища рублей и амуниціи, сорвали полъ, разбили церковную кассу, заграбили найденныя въ ней деньги и разгромили престолъ.

(„Прикарп. Русь”, 1914 г., № 1430)

Дата добавления: 2015-08-10