Апреля 1888 – №14

– Человек, сознавший, понявший свою вину, почти оправдывается, ибо ошибки, увлечения присущи человеку, – продолжал кадий, как бы желая облегчить мое – смущение. – Недостаточно развитые мусульманские убеждения, усвоенные вами в Ташкенте, и крайне фальшивое положение, в кое поставлена вообще френгская женщина, почти оправдывают вас, но в нашей стране будьте осторожны и господином своих чувств. Вы увидите, что у нас взаимное отношение мужчин и женщин несколько иное, чем в Туркестане и Френкистане…

Я молча выслушал эти указания. Кадий продолжал:

– Слышали ли вы что-либо о стране Рахата до появления между нами?

– Нет, господин кадий.

– Расскажите мне, как вы попали в нашу страну.

– Из Парижа я прибыл в Испанию поклониться памятникам мусульманской старины и цивилизации… – Кадий пристально посмотрел на меня и вздохнул… – Желая ближе изучить великолепную Альгамбру, я поселился у сторожей и целые дни, иногда и ночи бродил по дворам и коридорам этого чудного дворца. Однажды ночью, сидя под колоннами Львиного Двора, я услышал в смежном саду людской шепот и шаги. В это время тут не должны были быть люди, а потому я заинтересовался и стал наблюдать. Во двор вошли двенадцать дев и, совершив краткий намаз, тихо пошли обратно… Любопытство, превозмогая робость, заставило меня незаметно последовать за ними, и в Башне Принцесс, помимо ожидания и желания, я наткнулся на тайный ход в эту страну. Шейх Джелял, провожавший этих дев, привел меня подземным ходом в вашу прекрасную страну.

– Следовательно, до этой удивительной встречи в башне вы ничего не знали о нашей стране?

– Нет, г[осподин] кадий. Я до сих пор удивляюсь всему случившемуся со мной и боялся бы будущего, если [бы] Фериде Бану, одна из наших спутниц, не познакомила меня с удивительной историей здешних мусульман.

– Ну хорошо. Да благословит вас Аллах. Вы будете жить у нас гостем, пока не изберете себе какое-либо занятие. Шейх Джелял назначается вашим воспитателем и руководителем. Все просьбы свои обращайте к нему и слушайте его указания. Это необходимо для вашего благополучия, но еще необходимее следующее: Бойся лжи, как Бога; избегай пуще ада дурных помышлений в отношении людей и люби человека, как Божий рай. Это я советую вам как мусульманин и приказываю как блюститель священного закона… В стране нашей нет ни лжи, ни несправедливости. Вот почему мы живем иначе, чем мусульмане Востока и Запада, и много лучше, чем народы Френкистана… Вы это сами увидите.

Я молча поклонился кадию в знак послушания.

– Когда молла Аббас достаточно подготовится, определи его в Великое Медресе, – приказал кадий шейху Джелялу и дал понять, что мы свободны.

Выйдя от кадия, мы направились обратно в караван-сарай. Я находился под впечатлениями [от] допроса и, хотя не было видимых причин опасаться чего-либо дурного, мне было жутко. Все в этой стране было так ново, так непонятно для меня, что невольно робость закрадывалась в сердце. В самом деле: мусульмане как мусульмане, но со времени нападения Испанского халифата они хоронятся в этом неведомом междугорье, не входя в сношения ни с френгским, ни с мусульманским миром!. Отделенные от всех стран и народов, они, однако, достигли такой степени цивилизации, что мои сородичи-туркестанцы – дикари в сравнении с ними, а френги могли бы многому поучиться у них!. Странно и непонятно, как здесь поставлены женщины; почему кадий обратил особенное внимание на мою любовь к Маргарите и наговорил таких вещей, кои я не совсем понимаю?

Подойдя к площади базара и караван-сарая, я не мог не обратить внимания, что какой-то араб обходил всех и здоровался с ними. Все ласково приветствовали его и жали руку. Думая, что в эту загадочную страну прибыл подобный мне странник, я обратился к шейху и спросил, кто он.

– Это раскаявшийся и прощенный, – отвечал он.

– В чем состояли его вина и наказание?

– Он совершил страшное преступление… Торгуя хлебом, он обмерил одного покупщика на полдинара.

– Как же его наказали?

– Кадий, дознав и удостоверив этот грустный факт, официально объявил об этом.

– Да, но после посадили его в тюрьму или били по пяткам?

– Нет, мой сын, у нас не существует тюрем, как в ваших странах; в них нет нужды.

– Как же так?

– Очень просто: как только мы узнали, что он действительно совершил обман, мы перестали подавать ему руку и начали сторониться, как прокаженного… Жена его тогда же возвратилась к своим родителям, не желая делить с ним оскверненный хлеб и заработок… он сделался одинок и безмолвен среди этого шумного базара и принужден был идти в "колонию кающихся", чтобы не умереть со стыда и голода. Пробыв там четыре месяца и искупив работой на общую пользу свою ошибку, сегодня он возвратился в общество возродившимся гражданином: ни страсти, ни черт его другой раз не одолеют. Он, бедный, заслуживает полного прощения и снисхождения, ибо в детстве и молодости он постоянно болел и не мог получить совершенного воспитания и образования. Поэтому он и поддался искушению. Он был единственным преступником в нашей стране в последние четыре года…

Я слушал шейха, разиня рот от удивления, и не заметил, как подошли к дверям караван-сарая.

Дата добавления: 2015-08-02