Марта 1888 – №12

– Я думаю, что знают, – отвечал я кадию.

– Справиться у бывших в Ташкенте, известны ли лица, указанные молла Аббасом, – заметил кадий своему секретарю. – Тот записал это приказание. Смущение мое росло.

– Где вы учились? – продолжал кадий, обращаясь ко мне.

– Я пробыл 12 лет в медресе в Ташкенте.

– Какие науки вы проходили?

– Арабскую и персидскую грамматику, толкование Корана, право и логику.

– А еще чему учились?

– Больше ничему; у нас других наук [не] преподают.

– Как так? Вы учились 12 лет и не проходили математики, физики, географии и истории?

– Нет, г[осподин] кадий.

– Но, может быть, вы знаете какие-либо прикладные науки? Медицина, механика, архитектура, химия преподаются ли у вас?

– Нет, г[осподин] кадий, но кое-чему я обучался в Париже, у французов…

– Чему вы у них учились?

– Я прошел краткий курс географии, истории, зоологии, физики и частью математику и гигиену.

– Кто воспитал вас в детстве?

– Меня вырастила мать, а потом я поступил в медресе.

– В чем состоит у вас воспитание?

– У нас детей кормят, одевают, кто как может, иногда ласкают, иногда ругают и бьют. Таким образом идет наше воспитание…

Заметно было, что ответ мой крайне удивил кадия; он как будто начинал меня бояться, но я испугался еще более, когда он как бы с упреком посмотрел в глаза шейха Джеляла, выражая тем, как мне казалось, что он напрасно привел с собой такого дикаря, как я!

Шейх Джелял, обращаясь к кадию, сказал: "Действительно, в странах Запада и Востока воспитание людей стоит на первобытной ступени, но молла Аббас столь доброго нрава, что легко освоится между нами и никакого вреда не сделает мусульманам". Кадий, как бы несколько успокоенный, продолжал:

– С какой целью вы оставили вашу родину и появились в стране френгов? Сколько мне известно, туркестанцы вовсе не посещают эти страны.

– Я выехал из Ташкента, с тем чтобы поклониться мусульманским святым, кои, по преданиям, покоятся в некоторых местах земли френгов.

– Сколько времени вы находились в стране френгов?

– Около двух лет.

– Разве так много тут святых?.

– Нет, но я, попав в Париж, решил поучиться кое-чему у френгов, ибо у них есть много такого, чего нет у нас в Туркестане.

– Так. Как же вы прожили эти два года среди французов; они живут совсем иначе, чем туркестанские мусульмане.

– Не умею как вам объяснить, но жилось не дурно.

– Весьма возможно. Но, сын мой, скажи прямо, не случилось ли с тобой чего-либо особенного, приятного или неприятного?. Вспомни.

Холодная дрожь пробежала по моему телу! Я боялся, что кадий знает о моих отношениях к Маргарите, к бедной Маргарите, которую я только сейчас вспомнил… Впрочем, как же это он мог узнать? Да, наконец, в отношениях этих не было ничего преступного с точки зрения туркестанской и с точки зрения французской.

– Вы молчите, значит есть, что ответить мне? – прервал мои думы кадий.

– Да, я могу сказать только, что в Париже я полюбил одну девушку и через это чуть не попал под гильотину, хотя ничего безнравственного не совершил.

– Как же это было?

Я рассказал кадию известную читателям историю моей любви и приключений в Париже. Выслушав внимательно мой рассказ, кадий заметил: "Вы подвергались, конечно, слишком тяжелому наказанию, но имейте в виду, что отношение ваше к французской девушке было совершенно безнравственное, и это чуть не привело вас к гильотине… С точки зрения туркестанской и французской, оно, может быть, не безнравственно, как вы выразились, но оно во всяком случае фальшивое и – как таковое – поставило вас в страшно фальшивое положение, которое чуть не стоило вам головы, разбило жизнь той девушки и послужило причиной смерти ее отца! Нравственные отношения не могут приводить к таким печальным последствиям… Понимаете ли, мой сын, что я вам говорю?

Я не знал, что ответить, и чувствовал себя перед ласковым, но неумолимым кадием гораздо хуже, чем в парижском суде, когда меня по недоразумению судили в убийстве!

Дата добавления: 2015-08-02