Домбровский.

В Женеве, во время наших бесконечных разговоров о послед­них днях, Брюнеро не раз возвращался к трагической сцене по­хорон генерала Коммуны в среду, 24 мая, на кладбище Пер-Лашез.

Там, наверху, на площадке, где со вчерашнего дня гремели, не переставая, орудия федератов, пушки умолкли.

Артиллеристы, канониры, бойцы —• все покинули свои посты, чтобы притти и последним поцелуем проститься со своим героем-вождем, смертельно раненным накануне на баррикаде у л и ц ы М и р а и у л и ц ы Рыбаков. Умирающий был отнесен в Ларибуазьер, г д е он и скончался, а затем в Ратушу, откуда ночью, при свете факелов, о н б ы л поднят н а катафалк.

Заботами Брюнеро тело б ы л о положено в гроб, одето в мундир и обернуто в красное знамя.

Около четырех часов, в ту самую минуту, когда на площади Вольтера должен был разыграться первый акт трагедии заложни­ков, тело Домбровского, после страстной речи Вермореля, было опущено й склеп.

Где? - - -

Были ли останки Домбровского все еще там, куда их опустили?

Не были ли они вырыты?

Перенесены в другое место?

Однажды, в июле 1898 года, я отправился на кладбище Пер-Лашез, с тем, чтобы просмотреть по входящему журналу списки покойников, поступивших за время майской недели.

Журнал был мне показан.

Под 24 мая значился только один покойник

Читаю:

«Домбровский, генерал Коммуны, опущенный в склеп Бризара, отделение М 7».

Гроб оставался в этом склепе до 18 февраля 1879 года.

В этот день владелец склепа, которому понадобилось отделе­ние, занятое Д о м б р о в с к и м, велел в ы н у т ь г р о б, который и б ы л отнесен на кладбище Иври.

На кладбище Иври, куда я отправился вслед за тем, м н е ска-зали—и я сам проверил это по входящему журналу, — что гроб, доставленный с Пер-Лашеза, б ы л немедленно по прибытии зарыт в бесплатной могиле.

Пять лет спустя, в ноябре 1884 года, могила была снова взрыта.

М н е хотелось узнать, не привлекли ли внимание рабочих при вскрытии гроба какие-нибудь особые признаки, ибо, как я уже упоминал, Домбровский был одет в военную форму.

Пуговицы от мундира? Бляха от кушака? Клочья одежды или красного знамени?

Ничего.

На крышке гроба, по свидетельству Брюнеро, брат Домбров-ского, присутствовавший на похоронах, надписал имя покойного:

Ярослав Домбровский.

Не было ли чье-нибудь внимание привлечено остатками этой надписи?

Опять ничего.

Ни в городских бюро, ни в муниципальном совете, никто не проявил ни малейшего интереса к перенесению останков генерала Коммуны.

Где они теперь?

З а р ы т ы в какой-нибудь яме? И л и покоятся в е ч н ы м с н о м в к а -такомбах?

С Т Е Н А.

Кладбище Пер-Лашез... Похороны старого товарища. Речи окончены. Беседуем на площадке крематория, трубы которого еще дымятся. Авриаль, Приве, Рулье, Алявуан и другие. Небольшими группами спускаемся по аллеям, ведущим к выходу. Машинально, продолжая разговаривать, направляемся к Стене. Обычное палом­ничество.

Вот мы и пришли.

Лицевая сторона Стены вся покрыта красными венками, вы­цветшими, высохшими, с лентами, истрепавшимися от дождя и ветра. «Мертвецам 1871 года. В годовщину кровавой недели. Жер­твам великой бойни». В перемежку с гигантскими венками, воз­ложенными от различных комитетов, ассоциаций, революционных кружков, попадаются другие, совсем маленькие, из черных бус, с лиловыми и желтыми цветами и надписями: «Моему отцу. М о е м у мужу». Благоговейные воспоминания о тех, кто лежит здесь под землей, или, по крайней мере, должны здесь лежать.

Но здесь ли они?

Спят ли у подножья этой Стены расстрелянные в ночь с суб­боты на воскресенье, расстрелянные в Ля-Рокетт, которые «уми-р а л и с нахальством» и, изрешетенные п у л я м и, тела которых б ы л и увезены в ужасных мебельных фургонах, струившихся кровью, на соседнее кладбище?

Спят ли у подножья этой Стены те сто сорок семь человек, которые были расстреляны в воскресенье утром на соседнем хол­мике, зеленеющем еще и сегодня, где были вырыты страшные общие могилы, чтобы скрыть жертв великой бойни?

Вопросительно поглядывая на соседние могилы, мы обменива­лись между собой редкими замечаниями. На каждого из нас на­хлынули, конечно, воспоминания. Там, по другую сторону пира­миды, золоченая верхушка которой виднелась сквозь покрытые инеем деревья, там стояли батареи федератов, в течение четырех дней и четырех ночей посылавшие Парижу свои снаряды.

— Ты там был? — спросил я у Алявуана.

— Да. Я там был. В субботу утром нам пришлось оставить
орудия — с десяток семидюймовых орудий — из-за недостатка
снарядов. Версальцы б ы л и совсем близко, на авеню Сент-Манде...
Шел проливной дождь... Рядом с нами валялся труп лошади, уби­
той снарядами, отравляя воздух уже четвертый день. Нас остава­
лось не более пятнадцати человек... Я никогда не забуду послед-
н ю ю ночь, проведенную мною там. Вместе с двумя артиллеристами,
из которых о д и н б ы л с раненой рукой, завернутой в к р а с н у ю
ткань, я ночевал в склепе Морни. Рядом с нами валялась груда
снарядов не по калибру. Раненый артиллерист ругался... «Чорт
возьми! Новое предательство!..» Мы задыхались в склепе... Я вы­
шел на минутку... Что за зрелище!.. Весь Париж пылал под на­
шими ногами, как огромный костер... Половина города исчезала
в колоссальном облаке дыма... Черного, черного... В этот момент
уже не сражались... Какая зловещая тишина!.. Я поднялся всего
шагов на пятьдесят до белой пирамиды —• знаешь памятник Б о -
журу. Дверь в круглую подземную галлерею была широко от­
крыта. С десяток артиллеристов храпели на куче желтых венков.
Около одиннадцати часов утра мы ушли все. Как раз во-время.
Е щ е несколько часов и м ы б ы л и б ы захвачены м о р с к и м и стрел­
ками...

Приве слушал, делая время от времени утвердительный жест. Он, ведь, тоже сражался там.

— Бросив орудия, — рассказывал он, — я остался на клад­
бище, в нижней его части. Кроме меня, там было еще несколько
встреченных м н о ю федератов. Около четырех часов м ы у с л ы х а л и
первые выстрелы солдат. О н и вошли, проломив стену с улицы де-
Рондо. Близехонько отсюда... Вон там...

И Приве указал рукой на ограду. Недалеко от стены.

— При первых выстрелах, —• продолжал он, — мы быстро по­лезли в кусты. Нас было шесть или семь. Мы спрятались в чаще кипарисов, возле надгробного памятника Казимира Перье... Там мы пробыли долгие часы, время от времени делая по одному или по два выстрела. Солдаты не подвигались вперед. Только с насту­плением ночи мы услышали топот ног и лязг ружей. Они двигались массой. Н а м оставалось только бежать в незанятую еще часть кладбища. Солдаты расположились бивуаком. Около полуночи я влез на стену ограды и спрыгнул вниз... Я б ы л вне опасности.

— Значит, на кладбище не было, в сущности, большой борьбы?

— И да, и нет. Дрались небольшими кучками. Отдельными вы­стрелами. Это была настоящая охота. И она продолжалась весь вечер субботы... Но это и все... Те, которые б ы л и расстреляны здесь, были схвачены в других местах... Везде понемногу... На са­мом кладбище, в стычках,' предшествовавших появлению солдат...

Мы удалились.

Несколько дней спустя я вернулся на кладбище Пер-Лашез.

Уже давно искал я свидетеля бойни, происходившей здесь в то воскресное утро.

И вот я нашел его

Это—хранитель кладбища, г - н Лепретр М о л о д ы м с л у ж а щ и м кладбища в 1871 году он видел все, все Несчастных, сбившихся в кучу в ожидании расстрела. Мертвых. Ужасные ямы.

• — Это б ы л о в воскресенье утром,—'рассказывал м н е г - н Л е -претр (здесь я пользуюсь сделанной мною записью нашего разго­вора). — Около семи часов Их было человек сто пятьдесят или около того, собранных в центральной аллее, метрах в пятидесяти от больших ворот бульвара Менильмонтан. О н и были уже там, когда я подошел. С каких пор? Не знаю. Откуда они явились? И этого не знаю. Были среди них л ю д и в форме федератов. Другие, большинство, в блузах или жакетах. Вокруг них человек двадцать солдат, с ружьем у ноги Когда я их увидел, я еще не знал об ожидавшей их участи... Вдруг появляется какой-то старший офи­цер. Большими шагами направляется он к группе «Эй, отведите-ка всю эту сволочь туда, наверх'!»—крикнул он. Затем он подходит к одному офицеру—офицеру морских стрелков—и что-то тихо говорит ему Офицер делает знак. Печальный кортеж удаляется, поднимается вверх, сворачивает в правую аллею... Я слежу за н и м взглядом... Проходит четверть часа, полчаса, которые показались мне целой вечностью, и я услыхал раскаты выстрелов.

— Вы не ходили туда?

— Нет. Да мне и не позволили бы итти за ними.. Только на другой день, рано утром, я получил приказ похоронить их... В не­сколько минут я взбежал наверх. Я хотел, как можно скорее, увидеть их.. Что за ужасное зрелище! Оказывается, их расстре­ляли там, на холмике... Тут же были вырыты большие ямы... Трупы лежали почти все лицом к земле.. Все босые... Я велел их опустить в общую могилу.

— Значит, они зарыты не под Стеной?

Мой собеседник задумался.. Он, видимо, напрягал свою память —• Не эти.. На моих глазах опускали только в общие могилы.

— • Сколько и х было приблизительно?

— Не знаю Не считали, ведь Впоследствии я неоднократно
беседовал об этом с другими свидетелями. Вероятно, тысяча
Может быть, немного меньше Может быть, немного больше,
их не считали \

¹ На кладбище Пер-Лашез было доставлено больше тысячи трупов Один только военный суд в Ла-Рокетт доставил этим общим могилам тысячу две­сти трупов

—• А у подножья Стены'» __ Не знаю. Возможно, что там тоже расстреливали Как и •везде понемногу... Возможно, что некоторых и зарыли на этом месте Я, повторяю, видел только, как их сбрасывали в общие мо­г и л ы. Их привозили полными телегами из Ля-Рокетт, с площади Вольтера, отовсюду Еще одна подробность Когда, при отбытии мрачного кортежа, собранного в центральной аллее, офицер, ко­мандовавший морскими стрелками, прошел мимо меня, чтобы под­няться на холмик, я пристально взглянул на него. И я ясно увидел слезы, блестевшие у него на глазах У меня тоже сердце сжима­юсь от боли.

Дата добавления: 2015-08-10