Глава 3. Чем мне запомнилось это лето.

Утром я проснулся и, радостный, помчался вниз, зная, что сегодня снова пойду в школу. Вот уже второй год она является моим убежищем. Я с радостью проводил время вдали от мамы, несмотря на то, что в классе меня не жаловали. Одноклассники не любили меня. Они обзывались, подшучивали, хотя их "шуточки" всегда были обидными. Они всегда смеялись над моей одеждой, над моим скудным завтраком и говорили, что от меня воняет, хотя я точно знаю, что это не так.
Мать сильно кричала на братьев, пока я домывал посуду. Она велела им живее собираться, иначе они опоздают в первый же день. Через несколько минут послышался хлопок, и дверь за ними закрылась. В спешке домыв посуду, я ринулся переодеваться. В этом году я пошел в школу в старой форме и с рюкзаком, на котором был изображен человек-паук. Раньше этот портфель принадлежал Стиву, но в этом году ему купили новый. Поскольку я не был членом семьи, мне не разрешалось ездить в школу на машине вместе с братьями, поэтому мне приходилось идти, а точнее, бежать через три квартала, чтобы не опоздать.
Открыв дверь в главный коридор, я понял, что сегодня удача на моей стороне, так как звонка еще не было. Первый день во всех школах обычно бывает одинаковым. Небольшой классный час, где учителя говорят о безопасности, а мы рассказываем о том, как провели лето, после чего всех детей освобождают, и они идут в парк играть и есть мороженное. Так как в школе я был изгоем, то лишался права играть со всеми. Мне приходилось слушать про себя идиотские стишки и песенки. Мне не с кем было даже поговорить.
Зайдя в класс, я сразу же поймал на себе презрительные взгляды и шипение. На глазах наворачивались слезы. Я прошел за последнюю парту и сел. Через минуту прозвенел звонок, и в кабинет залетела миссис Нестор - наша классная руководительница. Я любил эту женщину. Она по-доброму относилась ко мне, но иногда задавала слишком много вопросов.
Следом за ней прошли девочка и мальчик. Девочка была меньше меня, с аккуратно заплетенными косичками и в выглаженном сарафане. Мальчик был тоже аккуратен, хотя волосы его были растрепаны. Они стояли рядом. Гением не нужно быть, чтобы понять, что это новенькие.

- Итак, класс, я рада приветствовать вас. Поздравляю с началом нового учебного года. В этом году у вас двое новеньких - это Лили Купер и Джерард Уэй. Надеюсь вы их хорошо примите, - она одарила нас своей очаровательно улыбкой и прошла к столу. Новенькие поспешили занять свободные места. Лили села за одну парту с Мирандой, а Джерард, кажется, направлялся ко мне.

Парень действительно сел со мной. Мне было приятно, что он не шарахается меня, но в то же время понимал, что он сделал это не специально. Он ведь не знает, что со мной лучше не общаться, ведь я плохой. Я старался как можно дальше отодвинуться от него, потому что чувствовал себя не комфортно. Учительница начала рассказывать про то, что мы должны быть аккуратными, переходя дорогу, но я не слушал ее. Я ловил на себе изучающие взгляды моего нового соседа, стараясь смотреть в парту, я не обращал на это никакого внимания. Учительница еще долго говорила, потом говорили одноклассники. Они рассказывали о том, как чудно провели лето с родителями на отдыхе. Наконец, очередь дошла и до меня. Я поднялся со стула и, увидев множество пар глаз уставленных на меня с признанием и отвращением, мне стало не по себе. Хотелось провалиться сквозь землю.

- Фрэнк, чем тебе запомнилось это лето? - я не знал, что ответить. Только одна мысль лезла в голову, но я не мог ее озвучить.

Чем же мне запомнилось это лето?
***

Мне особенно запомнился один из июльских дней. Он начался так же, как и обычный день в моей никчемной жизни. К тому времени я не ел уже четверо суток. Летом не нужно было ходить в школу, и надежды на тост у меня не было. Вечером того дня я, как обычно, сидел на коленях, откинув голову назад. Этого требовала мама, но я не очень строго соблюдал ее указания, иногда я вставал с колен, но, боясь, что она зайдет, быстро усаживался обратно. В таком положении мне удалось заснуть, а разбудил меня крик мамы "Живо тащись сюда, ублюдок!"
Я вскочил с места и помчался вниз. Я молился, чтобы сегодня мне хоть немного удалось покушать.
Я принялся торопливо убирать посуду.

- Одной секундой дольше, и ты снова останешься голодным.

Она сидела и вливала в себя одну рюмку чего-то там за другой.

- И смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! Ты слышишь? Не успеешь вовремя, я тебя убью! - завизжала мама. Я не воспринимал эту угрозу всерьез. Она грозилась убить меня уже очень и очень давно. Заметив, что меня не напугала ее реплика, она схватила со стола большой кухонный нож. Я ничего не успел заметить, лишь почувствовал острую боль в левой части груди и то, что мама держит в одной руке злосчастный нож, а другой придерживает меня за плечо. Попытка не упасть провалилась, ноги не держали меня, я потерял сознание.

Когда я пришел в себя, то почувствовал, как что-то теплое стекает у меня по животу. Потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что я нахожусь в собственной ванной. Мама посадила меня на унитаз и, стоя на коленях, прикладывала толстый тампон к ране, откуда текла темно-красная кровь. Я знал, что она сделала это специально, но хотел, чтобы мама знала, что я не обижаюсь на нее, но у меня не было сил говорить. Потеряв счет времени, я снова отключился.
Вскоре я вновь очнулся. Мама по-прежнему продолжала прижимать насквозь промокший тампон к животу. Она прекрасно знала, что делает. Ее отец был врачом, и до встречи с папой она собиралась стать медсестрой. Я не сомневался в ее способностях, но хотел, чтобы она отнесла меня в машину и отвезла в больницу. Я был уверен, что она так поступит. Нужно только подождать.
Маме потребовалось около получаса на обработку раны. Я хотел заметить сочувствие или сожаление в ее глазах, но нет, закончив, мама равнодушно посмотрела на мое бледное и обмякшее тело, после чего сообщила, что я должен буду управиться с посудой за полчаса. Лишь после того, как она ушла, до меня дошел смысл ее слов.
У меня не было времени. Я встал, подождал, пока все перестанет плыть перед глазами, и отправился на кухню. Каждый шаг отдавался болью. Кровь начала просачиваться через бинты, а когда я, наконец, дошел до кухни, то задыхался так, словно пробежал марафон.
Я мыл посуду так, насколько позволяла рана, и очень скоро понял, что больнее всего становится, когда я шевелю плечами. Было утомительно перемещаться от раковины для мытья до полки с посудой. Я чувствовал, как меня покидают последние силы.
К тому времени, как я домыл посуду, моя футболка насквозь пропиталась кровью. Судя по кухонным часам, я потратил не тридцать минут, а три с лишним часа.
Крепко держась за перила, я медленно поднялся на чердак. С каждым шагом я чувствовал, как все больше и больше крови покидает мое тело. В конце лестницы стояла мама. Она помогла мне добраться до раскладушки и снять окровавленную футболку с бинтами. Мама старалась сделать это аккуратно, но на этом проявление ее заботы закончилось. Я настолько ослабел, что нечаянно упал на нее. Мне казалось, что она скинет меня, но мама позволила прижаться к ней на несколько секунд. Она подала мне стакан воды, и я, захлебываясь, осушил его до последней капли. Потом мама сказала, что накормит меня, но чуть позже. Все это было сказано монотонно, без чувств и эмоций, равнодушно.
Она поменяла мне повязку и перед сном сама покормила меня. Я чувствовал себя беспомощным животным, которого пытаются выходить. Перед сном я старался не думать о боли, но она проявлялась при малейшем движении. Когда усталость взяла верх, я провалился в сон. Всю ночь меня мучили кошмары. Один раз, проснувшись от боли, я понял, что весь вспотел. Мама прикладывала холодный компресс ко лбу. Она сказала, что меня лихорадило всю ночь, потом она ушла, а я остался один. Мне снилось, что я стою под дождем из собственной крови, а впереди я видел отца. Он уходил. Я попытался бежать за ним, но меня схватила за локоть мама и начала бить.
Проснувшись утром, я обнаружил, что был в крови. На руках, животе, шее была засохшая корка. Привстав на локтях, я увидел маму. Ночью она заботилась обо мне, и где-то внутри меня зародилась надежда на то, что все будет как прежде, но я ошибался. Ни улыбки, ни сожаления, ни вопросов о том, как я себя чувствую. Лишь холодный приказ. Привести себя в порядок и приступить к домашним делам. В этой семье я был отверженным. Моя надежда рухнула.
После «несчастного случая» прошло три дня, но меня продолжало лихорадить. Я не осмеливался попросить маму о помощи. От раны у меня была температура. Глубокий порез открывался еще несколько раз, поэтому я подбирался к раковине в ванной и тихо-тихо, чтобы мама не услышала, стараясь поворачивать кран, ровно настолько, чтобы выпустить несколько капель, смачивал там тряпку, потом садился и закатывал промокшую от крови футболку. Вздрагивая от боли, прикасался к ране, глубоко вздыхал, и как можно осторожнее сдавливал края. Было так больно, что я бился головой о холодный кафельный пол, почти теряя сознание. Когда у меня хватало сил снова посмотреть на грудь, я видел бело-желтую жидкость, медленно сочащуюся из воспаленной раны. Я не разбирался в таких вещах, но понимал, что туда попала инфекция. В первый момент я хотел подняться в дом и попросить маму промыть порез. Когда я почти встал на ноги, я сказал себе: «Нет. Я не буду просить о помощи эту ведьму». Я хотел сам за себя отвечать и не желал полагаться на нее. Она и так слишком сильно контролирует мою жизнь.
Я снова намочил тряпку и поднес к животу. Поколебавшись пару секунд, я все-таки прижал ее к порезу. Руки тряслись от страха, слезы бежали по лицу. Я чувствовал себя беспомощным и ненавидел это. «Будешь плакать – сдохнешь», – строго сказал я себе в конце концов. Стиснув зубы, я постарался не обращать внимание на боль.
Меня хватило ненадолго. Я схватил другую тряпку и запихнул в рот. Мне удалось выдавить большую часть мерзкой жижи, но боль теперь была такая, что я едва стоял на ногах. Тряпка во рту приглушала мои крики, голова кружилась. К тому времени, как я закончил промывать рану, ворот футболки промок от слез.
Боясь, как бы мама не поймала меня возле раковины, я торопливо убрал грязные тряпки и проковылял назад на чердак. Я мысленно заставлял рану закрыться, и почему-то мне казалось, что она меня послушается. Я гордился собой и представлял, будто я герой комиксов, прошедший через тяжелые испытания и выживший. Вскоре я уснул, и во сне летел по ярко-синему небу. За спиной у меня развевался красный плащ…я не был Суперменом. Я был мальчиком, в котором жила надежда на самого себя. Она находилась там, в левой части груди.
***

- Мне ничем не запомнилось это лето. Я был в городе и помогал по хозяйству, - тихо проговорил я.
С виду обычная ситуация, но какой кошмар скрывался за ней.

Учительница перевела свои взгляд на новенького, а я сел на место.

- Джерард, а как ты провел это лето?

Мальчик ненадолго задумался, но потом все же ответил:

- Я был у мамы с братом в Париже, - после ответа на лицах одноклассников появились улыбки. Они понимали, что мальчик не из бедной семьи. Они понимали, что он хороший друг.

Дата добавления: 2015-07-20