ДИКОСТЬ 16 страница

_____________ ПРЕДИСЛОВИЕ К БРОШЮРЕ «К. МАРКС ПЕРЕД СУДОМ ПРИСЯЖНЫХ»__________ 209

ным и ирония истории такова, что эта же самая буржуазия теперь судит, с одной стороны, революционного пролетарского коммуниста, а с другой — контрреволюционное правитель­ство.

А во-вторых, — и это делает речь особенно важной также и для наших дней, — в проти­вовес лицемерной законности правительства она отстаивает революционную точку зрения в такой форме, которая могла бы кое для кого послужить примером и в настоящее время. — Мы призывали народ к оружию против правительства? Да, мы это делали и это был наш долг. Мы нарушили закон, мы покинули почву законности? Да, но правительство еще рань­ше порвало и бросило к ногам народа те законы, которые мы нарушили, и почвы законности больше не существует. Нас можно уничтожить, как побежденных врагов, но нас нельзя осу­дить.

Официальные партии, от «Kreuz-Zeitung» до «Frankfurter Zeitung»²³⁰, упрекают социал-демократическую рабочую партию в том, что она — революционная партия, что она не хочет признавать почву законности, созданную в 1866 и 1871 гг., и тем самым, — так, по крайней мере, говорят все, вплоть до национал-либералов, — сама поставила себя вне общего пра­ва²³¹. Я не говорю уже о чудовищном утверждении, будто кто-то, отстаивая то или иное мне­ние, может себя поставить вне общего права. Таково подлинное полицейское государство, которое предпочитает действовать втихомолку, а на словах проповедовать правовое государ­ство. А разве почва законности 1866 г. не революционная почва? Ломают союзную консти-туцию, а членам Союза объявляют войну232. Нет, говорит Бисмарк, это другие нарушили со­юзный договор. На это можно ответить, что слишком простоватой была бы та революцион­ная партия, которая для каждого вооруженного выступления не нашла бы, по меньшей мере, столь же веских правовых оснований, какие Бисмарк нашел для своих действий в 1866 году. — Затем провоцируют гражданскую войну, ибо ведь война 1866 г. ничем иным и не была. Но всякая гражданская война есть революционная война. Войну ведут революционными средствами. Вступают в союз с заграницей против немцев; вводят в бой итальянские войска и суда, ловят Бонапарта на приманку — перспективой приобретения германских областей на Рейне. Организуют венгерский легион, который должен бороться за революционные цели против исконного государя своей страны; в Венгрии опираются на Клапку, а в Италии — на Гарибальди. Побеждают — и проглатывают три короны божьей милостью: Ганновер, Кур-гессен, Нассау, из которых каждая была, по меньшей мере, столь же законной, столь же «ис­конной»

_____________ ПРЕДИСЛОВИЕ К БРОШЮРЕ «К. МАРКС ПЕРЕД СУДОМ ПРИСЯЖНЫХ»__________ 210

и «божьей милостью», как корона Пруссии²³³. Наконец, прочим членам Союза навязывают конституцию империи, которая Саксонией, например, была принята столь же добровольно, как в свое время Тильзитский мир Пруссией

Сетую ли я на это? Нет, это мне и в голову не приходит. На исторические события не се­туют, — напротив, стараются понять их причины, а вместе с тем и их результаты, которые далеко еще не исчерпаны. Но от людей, которые все это проделали, можно с полным правом потребовать, чтобы они не упрекали других в том, что те — революционеры. Германская империя создана революцией, конечно революцией особого рода, но, тем не менее, все же революцией. Но что справедливо для одного, то вправе требовать и другой. Революция оста­ется революцией, совершается ли она прусской короной или бродячим паяльщиком. Если нынешнее правительство пользуется существующими законами, чтобы избавиться от своих противников, то оно действует, как всякое другое правительство. Но если оно воображает, будто еще может как-то ошеломить их грозным окриком: революционер! — то этим оно мо­жет запугать разве только филистера. «Сами революционеры!» — отзывается эхо по всей Европе.

Но крайне смешно требовать отказа от революционной природы, неизбежно вытекающей из исторических условий, когда с этим требованием обращаются к партии, которую сначала ставят вне общего права, то есть вне закона, и от которой затем требуют, чтобы она признала ту самую почву законности, которую как раз для нее упразднили

То, что по такому поводу приходится тратить слова, лишний раз доказывает политиче­скую отсталость Германии. В остальном мире всякий знает, что все современное политиче­ское положение есть результат именно революций. Франция, Испания, Швейцария, Италия — сколько стран, столько и правительств милостью революции. В Англии даже виг Маколей признает, что современный правопорядок основан на целом ряде революций (revolutions heaped upon revolutions). Америка уже сто лет празднует каждого 4 июля свою революцию²³⁶. В большинстве этих стран имеются партии, которые считают себя связанными существую­щим правопорядком лишь в той мере, в какой он их может связывать и не более того. Но ес­ли бы кто-нибудь, например во Франции, вздумал обвинять роялистов или бонапартистов в том, что они революционеры, то его просто высмеяли бы.

Только в Германии, где политически ничто основательно не доводится до конца (иначе она не была бы разодрана на две

_____________ ПРЕДИСЛОВИЕ К БРОШЮРЕ «К. МАРКС ПЕРЕД СУДОМ ПРИСЯЖНЫХ»__________ 211

части — на Австрию и так называемую Германию) и где именно поэтому продолжают ко­пошиться в головах не умирающие представления прошедших, но лишь наполовину изжи­тых времен (потому-то немцы и называют себя народом мыслителей), — только в Германии могут еще требовать от партии, чтобы она считала себя не только фактически, но и морально связанной существующим так называемым правопорядком; чтобы она заранее дала обеща­ние, что, как бы ни сложились обстоятельства, она не станет свергать этот правопорядок, против которого ведет борьбу, даже если сможет это сделать. Другими словами, она должна дать обязательство сохранить на вечные времена существующий политический строй. Имен­но это и ничто другое означает предъявляемое германской социал-демократии требование, чтобы она перестала быть «революционной».

Но немецкий мещанин, — а его мнение все еще является общественным мнением Герма­нии, — особого рода человек. Он никогда ни одной революции не сделал. Революцию 1848 г. сделали за него — к его ужасу — рабочие. Но зато тем больше революций он претерпел. Ибо в Германии на протяжении 300 лет революции делали князья, — по ним и революции были. Вся их верховная власть на своей территории и, наконец, их суверенитет были плодом их бунтов против императора. Пруссия давала им хороший пример. Пруссия смогла сделать­ся королевством лишь после того, как «великий курфюрст»* организовал успешный мятеж против своего сюзерена, польской короны, и, таким образом, сделал герцогство Прусское независимым от Польши237. Со времени Фридриха II бунт Пруссии против Германской им­перии был возведен в систему; Фридрих еще больше «плевал» на конституцию империи, чем наш бравый Бракке на закон против социалистов. А затем пришла французская революция, и князья, как и мещане, переживали ее со слезами и вздохами. В силу решения имперской де­путации 1803 г. французы и русские в высшей степени революционно поделили Германскую империю между немецкими князьями, так как последние сами не могли сговориться относи­тельно дележа²³⁸. Затем пришел Наполеон и позволил князьям Бадена, Баварии и Вюртем-берга, которые пользовались его особым покровительством, захватить все графства, барон­ства и города, находившиеся на их территориях и между ними и входившие непосредственно в состав империи. Вслед за тем эти же три государственных изменника устроили последний успешный бунт против своего императора, сделались с помощью Наполеона

— Фридрих-Вильгельм, курфюрст Бранденбургский. Ред.

_____________ ПРЕДИСЛОВИЕ К БРОШЮРЕ «К. МАРКС ПЕРЕД СУДОМ ПРИСЯЖНЫХ»__________ 212

суверенными и тем самым окончательно взорвали старую Германскую империю²³⁹. С того времени фактический германский император, Наполеон, примерно каждые три года заново делил Германию между своими верными слугами, германскими и другими князьями. Нако­нец, пришло достославное освобождение от иноземного господства, и в награду Германия была Венским конгрессом, то есть Россией, Францией и Англией, поделена и распродана ра­зорившимся князьям как территория, предназначенная для всеобщего возмещения, и немец­кие мещане, жившие примерно на 2000 отдельных клочках земли, были, как бараны, розданы тридцати шести монархам, перед большинством которых, как перед своими исконными го­сударями, они и теперь еще «верноподданнически благоговеют». И все это будто бы не было революционно, — как прав был, однако, Шнапганский-Лихновский, когда он воскликнул во Франкфуртском парламенте: историческое право не имеет никакой даты!240 Оно действи­тельно ее никогда не имело!

Итак, требование, с которым немецкий мещанин обращается к германской социал-демократической рабочей партии, имеет только один смысл: эта партия должна сделаться такой же мещанской, как он сам, и отнюдь не должна участвовать в революциях, а только претерпевать их. А если правительство, пришедшее к власти через контрреволюцию и ре­волюцию, ставит то же требование, то это означает только одно: революция хороша, когда она совершается Бисмарком для Бисмарка и его присных, но плоха, если она делается против Бисмарка и его присных. Лондон, 1 июля 1885 г.

Фридрих Энгельс

Напечатано в брошюре: «Karl Marx vor Печатается по тексту брошюры

den Kolner Geschwornen». Hottingen-Zurich, 1885

Перевод с немецкого

«_, 941

В РЕДАКЦИЮ ЖУРНАЛА «СЕВЕРНЫЙ ВЕСТНИК»

Джерси, 25 августа 1885 г.

Милостивый государь.

В бумагах моего покойного друга Карла Маркса я нашел ответ на статью г-на Михайлов­ского «Карл Маркс перед судом г-на Жуковского». Поскольку этот ответ, не опубликован­ный в свое время по неизвестным мне причинам, может и сейчас заинтересовать русского читателя, предоставляю его в Ваше распоряжение.

Примите и т. д.

Впервые опубликовано на русском языке Печатается по рукописи

в Сочинениях К. Маркса и Ф. Энгельса,

1 изд., т. XXIX, 1946 г. Перевод с французского

К ИСТОРИИ СОЮЗА КОММУНИСТОВ ²⁴²

С осуждением кёльнских коммунистов в 1852 г. закончился первый период самостоятель­ного немецкого рабочего движения. Этот период в настоящее время почти забыт. А между тем он продолжался с 1836 до 1852 г., и это движение по мере распространения немецких рабочих за границей развертывалось почти во всех культурных странах. Но мало того. Со­временное международное рабочее движение по существу представляет непосредственное продолжение тогдашнего немецкого, которое вообще было первым международным рабо­чим движением и из которого вышло много лиц, игравших потом руководящую роль в Меж­дународном Товариществе Рабочих. А теоретические принципы «Коммунистического мани­феста», которые Союз коммунистов в 1847 г. начертал на своем знамени, служат в настоящее время наиболее крепкой интернациональной связью для всего пролетарского движения Ев­ропы и Америки.

До сих пор для связной истории этого движения имеется только один основной источник. Это так называемая черная книга: Вермут и Штибер. «Коммунистические заговоры девятна­дцатого столетия», Берлин, 2 части, 1853 и 1854243. Эта лживая, изобилующая сознательны­ми подлогами стряпня двух подлейших полицейских негодяев нашего столетия и теперь еще служит первоисточником для всех некоммунистических изданий, посвященных тому перио-

ДУ-

То, что я могу дать здесь, является только наброском, да и то лишь в той мере, в какой

речь идет о самом Союзе, и только то, что абсолютно необходимо для понимания «Разобла-

_____________________________ К ИСТОРИИ СОЮЗА КОММУНИСТОВ________________________ 215

чений». Надеюсь, мне будет еще когда-нибудь дана возможность обработать собранный Марксом и мной богатый материал по истории этого славного периода юности международ­ного рабочего движения.

Из основанного в 1834 г. германскими эмигрантами в Париже демократическо-республиканского тайного Союза «отверженных» выделились в 1836 г. самые крайние, по большей части пролетарские, элементы и образовали новый тайный союз — Союз справед­ливых. Первоначальный Союз, в котором остались только самые бездеятельные элементы, а 1а Якоб Венед ей, скоро совсем угас: когда полиция в 1840 г. выследила несколько его секций в Германии, от него оставалась едва ли тень. Напротив, новый Союз развивался сравнитель­но быстро. Первоначально он был немецким отпрыском того, примыкавшего к бабувистским традициям²⁴⁴ французского рабочего коммунизма, который складывался тогда в Париже; требование общности имущества выдвигалось как необходимое следствие «равенства». Цели были те же, что и у тогдашних парижских тайных обществ. Это было наполовину пропаган­дистское, наполовину заговорщическое общество, причем, однако, Париж всегда считался центром революционного действия, хотя отнюдь не исключалась при случае подготовка вос­станий и в Германии. Но так как Париж оставался ареной решающих битв, то Союз фактиче­ски был тогда лишь немецким ответвлением французских тайных обществ, а именно руково­димого Бланки и Барбесом Societe des saisons*, с которым он находился в тесной связи. Французы выступили 12 мая 1839 года; секции Союза присоединились к ним и потерпели, таким образом, вместе с ними общее поражение

Из немцев были арестованы в частности Карл Шаппер и Генрих Бауэр. Правительство Луи-Филиппа удовлетворилось тем, что выслало их после длительного пребывания под аре­стом²⁴⁶. Оба они отправились в Лондон. Шаппер был родом из Вейльбурга в Нассау; будучи студентом лесоводческого института в Гисене, он в 1832 г. вступил в заговорщическое об­щество, основанное Георгом Бюхнером, 3 апреля 1833 г. участвовал в нападении на помеще­ние франкфуртской полиции²⁴⁷, бежал за границу и в феврале 1834 г. принимал участие в

гу ДО

походе Мадзини на Савойю248. Богатырского сложения, решительный и энергичный, всегда готовый рисковать житейскими благами

— Общества времен года. Ред.

_____________________________ К ИСТОРИИ СОЮЗА КОММУНИСТОВ________________________ 216

и самой жизнью, он был образцом революционера-профессионала, игравшего известную роль в 30-х годах. Как показывает уже его развитие из «демагога»249 в коммуниста, ему, при известной медлительности мышления, отнюдь не было недоступно глубокое понимание тео­ретических вопросов, и он с тем большей твердостью держался того, что однажды им было признано. Именно поэтому его революционный пыл шел иногда вразрез с его разумом, но впоследствии он всегда замечал свои ошибки и открыто их признавал. Это был цельный че­ловек, и то, что он сделал для первоначальной организации германского рабочего движения, никогда не будет забыто.

Генрих Бауэр из Франконии был сапожником; это был живой, бойкий и остроумный па­ренек, в маленьком теле которого, однако, таилось также много ловкости и решительности.

Прибыв в Лондон, где Шаппер, который в Париже был наборщиком, добывал средства к существованию преподаванием языков, они вместе восстановили оборвавшиеся связи и сде­лали теперь Лондон центром Союза. Здесь — а может быть еще раньше, в Париже, — к ним присоединился часовщик из Кёльна Иосиф Молль; это был силач, среднего роста, — сколько раз они вдвоем с Шаппером победоносно отстаивали двери зала против сотни вламывавших­ся противников, — человек, который в энергии и решимости во всяком случае не уступал своим обоим товарищам, а умом превосходил их. Он не только был прирожденным дипло­матом, что доказали успехи его многочисленных поездок с ответственными поручениями, но и теоретические вопросы ему были более доступны. Со всеми троими я познакомился в Лон­доне в 1843 году; это были первые революционные пролетарии, которых я видел. И как бы ни расходились в частностях тогда наши взгляды, — ибо их ограниченному уравнительному коммунизму* я в то время еще противопоставлял немалую дозу столь же ограниченного фи­лософского высокомерия, — все же я никогда не забуду импонирующего впечатления, кото­рое произвели на меня эти три настоящих человека в то время, когда сам я еще только хотел стать человеком.

В Лондоне, так же как в меньшей степени в Швейцарии, свобода союзов и собраний со­служила им хорошую службу. Уже 7 февраля 1840 г. было основано легальное Просвети­тельное общество немецких рабочих, существующее еще и сейчас250. Это Общество служило Союзу местом вербовки новых членов,

Под уравнительным коммунизмом я понимаю просто, как уже сказано выше, коммунизм, который опира­ется исключительно или по преимуществу на требование равенств.

_____________________________ К ИСТОРИИ СОЮЗА КОММУНИСТОВ________________________ 217

и так как коммунисты были, как всегда, наиболее деятельными и интеллигентными членами Общества, то само собой понятно, что руководство им всецело находилось в руках Союза. Скоро у Союза было в Лондоне уже несколько общин, или «лож», как их тогда еще называ­ли. Эта же само собой разумеющаяся тактика применялась в Швейцарии и в других местах. Везде, где только можно было основывать рабочие общества, их использовали подобным же образом. Там, где это воспрещалось законами, члены Союза шли в певческие, гимнастиче­ские и тому подобные общества. Связи поддерживались главным образом постоянно уез­жавшими и приезжавшими членами Союза, которые выступали также в качестве эмиссаров там, где это требовалось. И в том и в другом отношении Союзу оказывала большую помощь мудрость правительств, которые, высылая каждого неугодного им рабочего, — а в девяти случаях из десяти это были члены Союза, — превращали его таким образом в эмиссара.

Восстановленный Союз получил значительное распространение. В частности в Швейца­рии Вейтлинг, Август Беккер (человек весьма незаурядного ума, но, подобно многим нем­цам, погибший из-за внутренней неустойчивости) и другие создали сильную организацию, сохранявшую в большей или меньшей степени верность коммунистической системе Вейт-линга. Здесь не место критиковать вейтлинговский коммунизм. Что же касается того значе­ния, которое он имел в качестве первого самостоятельного теоретического движения немец­кого пролетариата, то я и теперь подписываюсь под словами Маркса, напечатанными в па­рижском «Vorwarts» в 1844 году: «Где у (немецкой) буржуазии, вместе с ее философами и учеными, найдется такое произведение об эмансипации буржуазии — о политической эман­сипации, — которое было бы подобно книге Вейтлинга «Гарантии гармонии и свободы»? Стоит сравнить банальную и трусливую посредственность немецкой политической литера­туры с этим беспримерным и блестящим дебютом немецких рабочих, стоит сравнить эти ги­гантские детские башмаки пролетариата с карликовыми стоптанными политическими башмаками буржуазии, чтобы предсказать этой Золушке в будущем фигуру атлета»²⁵¹. Эта атлетическая фигура стоит в настоящее время перед нами, хотя она далеко еще не достигла своего полного роста.

В Германии также были многочисленные секции, в силу самих обстоятельств — прехо­дящего характера, но число возникавших далеко превышало число распадавшихся. Полиция только через семь лет, в конце 1846 г., обнаружила в Берлине

_____________________________ К ИСТОРИИ СОЮЗА КОММУНИСТОВ________________________ 218

(Ментель) и в Магдебурге (Бек) следы Союза, но проследить их дальше не смогла.

В Париже Вейтлинг, в 1840 г. еще находившийся там, также вновь собрал рассеянные элементы, прежде чем отправиться в Швейцарию.

Ядром Союза были портные. Немецкие портные были повсюду: в Швейцарии, в Лондоне, в Париже. В этом последнем городе немецкий язык настолько преобладал в портняжном ре­месле, что я знал там в 1846 г. приехавшего во Францию морем прямо из Дронхейма норвеж­ского портного, который в продолжение восемнадцати месяцев не научился почти ни одному французскому слову, но прекрасно научился говорить по-немецки. Из парижских общин в 1847 г. две состояли преимущественно из портных, одна — из столяров-мебельщиков.

С тех пор как центр тяжести был перенесен из Парижа в Лондон, на первый план высту­пил новый момент: Союз из немецкого постепенно стал интернациональным. В Общество рабочих, кроме немцев и швейцарцев, входили также представители всех тех национально­стей, которые пользовались для общения с иностранцами преимущественно немецким язы­ком, а именно: скандинавы, голландцы, венгры, чехи, южные славяне, а также русские и эль­засцы. В 1847 г. постоянным посетителем был, в числе прочих, один английский гвардей­ский гренадер в форме. Общество вскоре стало называть себя Коммунистическим просвети­тельным обществом рабочих и на членских карточках был девиз «Все люди — братья», по меньшей мере на двадцати языках, — правда, кое-где не без ошибок. Так же как и легальное Общество, тайный Союз вскоре принял более интернациональный характер; сначала, правда, только в узком смысле: практически — в силу пестрого национального состава его членов, теоретически — из убеждения, что всякая революция, чтобы стать победоносной, должна быть европейской. Дальше этого еще не шли, но основа была заложена.

С французскими революционерами Союз поддерживал тесную связь через лондонских эмигрантов, товарищей по совместному выступлению 12 мая 1839 года. Подобным же обра­зом Союз был связан и с радикальными поляками. Официальная польская эмиграция, как и Мадзини, была, само собой разумеется, скорее противником, чем союзником. Английские чартисты ввиду специфически английского характера их движения были оставлены в сторо­не как далекие от революции. С ними лондонские руководители Союза вступили в связь лишь позднее, через меня.

_____________________________ К ИСТОРИИ СОЮЗА КОММУНИСТОВ________________________ 219

Также и в других отношениях характер Союза изменился вместе с ходом событий. Хотя на Париж все еще смотрели — и в то время с полным основанием — как на родину револю­ции, тем не менее зависимость от парижских заговорщиков уже прекратилась, С ростом Союза росло и его самосознание. Чувствовалось, что движение все больше и больше пускает корни в рабочем классе Германии и что немецкие рабочие призваны историей быть знаме­носцами для рабочих севера и востока Европы. В лице Вейтлинга у них был теоретик ком­мунизма, которого можно было смело поставить рядом с его тогдашними французскими конкурентами. Наконец, опыт 12 мая показал, что от попыток выступления следует пока от­казаться. И если продолжали еще истолковывать всякое событие как предзнаменование на­ступающей бури, если старый полузаговорщический устав в общем сохраняли, то в этом бы­ло главным образом повинно упрямство старых революционеров, которое начинало уже приходить в столкновение с пробивавшими себе дорогу более правильными воззрениями.

Наряду с этим, социальная доктрина Союза, при всей своей неопределенности, отличалась одним крупным недостатком, который, однако, коренился в самих общественных отношени­ях. Члены Союза, если они вообще были рабочими, были почти исключительно настоящими ремесленниками. Человек, который их эксплуатировал, даже в крупных мировых центрах, был в большинстве случаев только мелким хозяином. Эксплуатация даже в портняжном промысле крупного масштаба, в так называемой теперь конфекционной промышленности, сложившейся путем превращения портняжного ремесла в домашнюю промышленность, ко­торая работает на крупного капиталиста, тогда даже в Лондоне только еще зарождалась. С одной стороны, эксплуататором этих ремесленников был мелкий хозяин; с другой стороны, они все сами надеялись в конце концов стать мелкими хозяевами. К тому же тогдашнему не­мецкому ремесленнику была еще присуща масса унаследованных цеховых представлений. Величайшую честь этим ремесленникам делает то обстоятельство, что, будучи сами еще не настоящими пролетариями, а лишь той частью мелкой буржуазии, которая только переходи­ла в ряды современного пролетариата и не стояла еще в прямой противоположности к бур­жуазии, то есть к крупному капиталу, они оказались в состоянии инстинктивно предвосхи­тить свое будущее развитие и конституироваться, хотя еще и не вполне сознательно, как партия пролетариата. Но было также неизбежно, что старые предрассудки ремесленников становились для них камнем преткновения каждый раз,

_____________________________ К ИСТОРИИ СОЮЗА КОММУНИСТОВ________________________ 220

когда дело шло о конкретной критике существующего общества, то есть об исследовании экономических фактов. И я не думаю, чтобы во всем Союзе нашелся тогда хоть один чело­век, который прочитал хотя бы одну книгу по политической экономии. Но это ничего не ме­няло: «равенство», «братство» и «справедливость» помогали пока что брать любые теорети­ческие высоты.

Между тем наряду с коммунизмом Союза и Вейтлинга создался другой коммунизм, суще­ственно отличный от первого. Живя в Манчестере, я, что называется, носом натолкнулся на то, что экономические факты, которые до сих пор в исторических сочинениях не играют ни­какой роли или играют жалкую роль, представляют, по крайней мере для современного ми­ра, решающую историческую силу; что они образуют основу, на которой возникают совре­менные классовые противоположности; что эти классовые противоположности во всех стра­нах, где они благодаря крупной промышленности достигли полного развития, следовательно, особенно в Англии, в свою очередь составляют основу для формирования политических пар­тий, для партийной борьбы и тем самым для всей политической истории. Маркс не только пришел к тем же взглядам, но и обобщил их уже в «Deutsch-Franzosische Jahrbucher» (1844 г.)²⁵² в том смысле, что вообще не государством обусловливается и определяется граж­данское общество, а гражданским обществом обусловливается и определяется государство, что, следовательно, политику и ее историю надо объяснять экономическими отношениями и их развитием, а не наоборот. Когда я летом 1844 г. посетил Маркса в Париже, выяснилось наше полное согласие во всех теоретических областях, и с того времени началась наша со­вместная работа. Когда мы весной 1845 г. снова встретились в Брюсселе, Маркс, исходя из вышеуказанных основных положений, уже завершил в главных чертах развитие своей мате­риалистической теории истории, и мы принялись за детальную разработку этих новых воз­зрений в самых разнообразных направлениях.

Но это открытие, которое произвело переворот в исторической науке и, как мы видим, в основном было делом Маркса и в котором я могу приписать себе лишь очень небольшое участие, имело непосредственное значение для современного ему рабочего движения. Ком­мунизм у французов и немцев, чартизм у англичан уже не казались более какой-то случайно­стью, которой с таким же успехом могло и не быть. Эти движения представлялись теперь движениями современного угнетенного класса, пролетариата, более или менее развитыми формами его исторически неизбежной борьбы против господствующего

_____________________________ К ИСТОРИИ СОЮЗА КОММУНИСТОВ________________________ 221

класса, буржуазии, формами классовой борьбы, отличающейся, однако, от всей предшест­вующей классовой борьбы тем, что современный угнетенный класс, пролетариат, не может добиться своего освобождения, не освободив в то же время все общество от разделения на классы и тем самым от классовой борьбы. Коммунизм теперь означал уже не фантастическое измышление возможно более совершенного общественного идеала, а понимание природы, условий и вытекающих из них общих целей борьбы, которую ведет пролетариат.

Мы отнюдь не намеревались поведать о новых научных результатах исключительно «уче­ному» миру, изложив их в толстых книгах. Наоборот. Мы оба уже глубоко вошли в полити­ческое движение, имели некоторое число последователей среди интеллигенции, особенно в Западной Германии, и достаточно широкие связи с организованным пролетариатом. На нас лежала обязанность научно обосновать наши взгляды, но не менее важно было для нас убе­дить в правильности наших убеждений европейский и прежде всего германский пролетари­ат. Как только мы все уяснили сами себе, мы приступили к работе. В Брюсселе мы основали Немецкое рабочее общество и завладели «Deutsche-Brusseler-Zeitung»²⁵³, которая оставалась нашим органом до февральской революции. С революционной частью английских чартистов мы поддерживали сношения через Джулиана Гарни, редактора центрального органа этого движения, газеты «The Northern Star»²⁵⁴, в которой я сотрудничал. Мы находились также в своего рода коалиции с брюссельскими демократами (Маркс был вице-председателем Демо­кратической ассоциации) и с французскими социальными демократами из «Reforme»255, ко­торой я посылал сообщения об английском и немецком движении. Словом, наши связи с ра­дикальными и пролетарскими организациями и органами печати были как нельзя лучше.

С Союзом справедливых мы находились в следующих отношениях. О существовании Союза мы были, понятно, осведомлены; в 1843 г. Шаппер предложил мне вступить в Союз, но тогда я, разумеется, отказался. Мы, однако, продолжали поддерживать не только посто­янную переписку с лондонцами, но и еще более тесные сношения с д-ром Эвербеком, то­гдашним руководителем парижских общин. Не вмешиваясь во внутренние дела Союза, мы все же узнавали о всех важных событиях. С другой стороны, мы устно, письменно и при по­средстве печати воздействовали на теоретические воззрения наиболее выдающихся его чле­нов. Той же цели служили также различные литографированные циркуляры, которые мы в особых случаях,

Дата добавления: 2015-07-20