Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

ДИКОСТЬ 14 страница

ДИКОСТЬ 3 страница | ДИКОСТЬ 4 страница | ДИКОСТЬ 5 страница | ДИКОСТЬ 6 страница | ДИКОСТЬ 7 страница | ДИКОСТЬ 8 страница | ДИКОСТЬ 9 страница | ДИКОСТЬ 10 страница | ДИКОСТЬ 11 страница | ДИКОСТЬ 12 страница |


Читайте также:
  1. 1 страница
  2. 1 страница
  3. 1 страница
  4. 1 страница
  5. 1 страница
  6. 1 страница
  7. 1 страница

Однако Родбертусу не суждено было оставаться в покое даже в его любезной Пруссии. В 1859 г. в Берлине вышла книга Маркса «К критике политической экономии, первый вы­пуск»198. Там в числе возражений, выдвигаемых экономистами против Рикардо, вторым при­водится следующее — стр. 40:

«Если меновая стоимость продукта равна содержащемуся в нем рабочему времени, то ме­новая стоимость рабочего дня равна его продукту. Другими словами, заработная плата должна быть равна продукту труда. Между тем, в действительности имеет место обратное». Маркс делает к этому следующее примечание: «Это возражение, выдвинутое против Рикардо эконо-


____________ МАРКС И РОДБЕРТУС. ПРЕД. К 1-МУ НЕМ. ИЗД. «НИЩЕТЫ ФИЛОСОФИИ»_________ 183

мистами*, впоследствии было подхвачено социалистами. Предполагая теоретическую вер­ность этой формулы, они обвиняли практику в том, что она противоречит теории, и призы­вали буржуазное общество практически осуществить мнимый вывод из его теоретического принципа. По крайней мере, таким способом английские социалисты обратили формулу ме­новой стоимости Рикардо против политической экономии»199. В том же примечании Маркс ссылается на свою книгу «Нищета философии», которая в то время была еще повсюду в про­даже.

Родбертус имел, следовательно, сам полную возможность убедиться, были ли действи­тельно новы его открытия 1842 года. Вместо этого он продолжает постоянно возвещать о них и считает их столь бесподобными, что ему даже в голову не приходит, что Маркс мог самостоятельно сделать свои выводы из теории Рикардо с таким же успехом, как это сделал он сам, Родбертус. Где там! Маркс «ограбил» его, — его, которому тот же Маркс предоста­вил все возможности удостовериться в том, что эти выводы, по крайней мере, в той грубой форме, какую они еще имеют у Родбертуса, задолго до них обоих уже были высказаны в Англии!

Вышеизложенное и представляет собой простейшее социалистическое применение теории Рикардо. Это применение во многих случаях привело к таким взглядам на происхождение и на природу прибавочной стоимости, которые шли гораздо дальше, чем взгляды Рикардо; так было в числе других и у Родбертуса. Но, не говоря уже о том, что в этом отношении он нигде не дает ничего такого, что не было бы по меньшей мере так же хорошо выражено уже ранее, у него, подобно его предшественникам, изложение страдает тем, что он некритически заим­ствует экономические категории — труд, капитал, стоимость и т. д. — в их грубой, выра­жающей лишь поверхность явления форме, перешедшей к нему по наследству от экономи­стов, не исследуя содержания этих категорий. Этим он не только отрезает себе всякий путь к дальнейшему развитию, в противоположность Марксу, впервые сделавшему нечто из этих положений, о которых твердят вот уже 64 года, но и открывает себе, как увидим ниже, пря­мой путь к утопии.

Указанное применение теории Рикардо, — что рабочим, как единственным действитель­ным производителям, принадлежит весь общественный продукт, их продукт, — ведет прямо к коммунизму. Но, как отмечает Маркс в вышеприведенных строках, в формально-экономическом смысле этот вывод ложен,

У Маркса — «буржуазными экономистами». Ред.


____________ МАРКС И РОДБЕРТУС. ПРЕД. К 1-МУ НЕМ. ИЗД. «НИЩЕТЫ ФИЛОСОФИИ»_________ 184

так как представляет собой просто приложение морали к политической экономии. По зако­нам буржуазной политической экономии наибольшая часть продукта не принадлежит рабо­чим, которые его произвели. Когда же мы говорим: это несправедливо, этого не должно быть, — то до этого политической экономии непосредственно нет никакого дела. Мы гово­рим лишь, что этот экономический факт противоречит нашему нравственному чувству. По­этому Маркс никогда не обосновывал свои коммунистические требования такими доводами, а основывался на неизбежном, с каждым днем все более и более совершающемся на наших глазах крушении капиталистического способа производства; Маркс говорит только о том простом факте, что прибавочная стоимость состоит из неоплаченного труда. Но что неверно в формально-экономическом смысле, может быть верно во всемирно-историческом смысле. Если нравственное сознание массы объявляет какой-либо экономический факт несправедли­вым, как в свое время рабство или барщину, то это есть доказательство того, что этот факт сам пережил себя, что появились другие экономические факты, в силу которых он стал не­выносимым и несохранимым. Позади формальной экономической неправды может быть, следовательно, скрыто истинное экономическое содержание. Здесь не место более подробно говорить о значении и истории теории прибавочной стоимости.

Но из теории стоимости Рикардо можно, кроме того, делать еще и другие выводы, и это было сделано. Стоимость товаров определяется необходимым для их производства трудом. А между тем оказывается, что в нашем грешном мире товары продаются то выше, то ниже своей стоимости, и притом не только вследствие колебаний, вызываемых конкуренцией. Норма прибыли имеет такую же тенденцию выравниваться до одного уровня для всех капи­талистов, как цены товаров имеют тенденцию сводиться посредством спроса и предложения к их трудовой стоимости. Но норма прибыли исчисляется по отношению ко всему капиталу, вложенному в промышленное предприятие. А так как в двух различных отраслях промыш­ленности годовой продукт может воплощать одинаковые количества труда и представлять, следовательно, равные стоимости, причем заработная плата в обеих отраслях также может быть одинаковой, а капиталы, авансированные в одну отрасль промышленности, могут быть и часто бывают вдвое или втрое больше, чем в другой, то закон стоимости Рикардо вступает здесь в открытое уже самим Рикардо противоречие с законом равной нормы прибыли. Если продукты обеих отраслей промышленности


____________ МАРКС И РОДБЕРТУС. ПРЕД. К 1-МУ НЕМ. ИЗД. «НИЩЕТЫ ФИЛОСОФИИ»_________ 185

продаются по их стоимостям, то нормы прибыли не могут быть равными; при равных же нормах прибыли продукты обеих отраслей промышленности не всегда будут продаваться по их стоимостям. Мы имеем здесь, следовательно, противоречие, антиномию двух экономиче­ских законов, на практике разрешаемое, по мнению Рикардо (гл. I, отделы 4 и 5200), как пра­вило, в пользу нормы прибыли за счет стоимости.

Но рикардовское определение стоимости, несмотря на свои зловещие свойства, имеет од­ну сторону, которая делает его милым сердцу добропорядочного буржуа. Оно с непреобори­мой силой взывает к его чувству справедливости. Справедливость и равенство прав — тако­вы основные устои, на которых буржуа XVIII и XIX веков хотел бы воздвигнуть свое обще­ственное здание на развалинах феодальных несправедливостей, неравенств и привилегий. Определение же стоимости товаров трудом и совершающийся на основании этой меры стоимости свободный обмен продуктов труда между равноправными товаровладельцами — таковы, как уже доказал Маркс, реальные основы, на которых строится вся политическая, юридическая и философская идеология современной буржуазии. Раз установлено, что труд есть мера стоимости товара, то добропорядочный буржуа должен чувствовать себя глубоко оскорбленным в своих лучших чувствах бесчестностью этого мира, который, правда, при­знает этот основной закон справедливости на словах, на деле же, по-видимому, ежеминутно бесцеремонным образом им пренебрегает. И особенно мелкий буржуа, честный труд которо­го, — хотя бы даже это только труд его подмастерьев и учеников, — изо дня в день все больше и больше обесценивается конкуренцией крупной промышленности и машин, особен­но мелкий производитель должен страстно желать такого общества, в котором обмен про­дуктов по их трудовой стоимости будет, наконец, совершенной и безусловной истиной. Дру­гими словами: он должен страстно желать такого общества, в котором действует исключи­тельно и без ограничений только один закон товарного производства, но устранены те усло­вия, при которых он только и может иметь силу, а именно — остальные законы товарного, а затем и капиталистического производства.

Как глубоко проникла эта утопия в мышление современного — по действительному по­ложению или по воззрениям — мелкого буржуа, доказывает тот факт, что уже в 1831 г. она была систематически развита Джоном Греем201, в тридцатых годах в Англии ее пытались осуществить на практике и широко пропагандировали в теории; в 1842 г. она была провоз­глашена в качестве новейшей истины Родбертусом в Германии, в 1846 г. —


____________ МАРКС И РОДБЕРТУС. ПРЕД. К 1-МУ НЕМ. ИЗД. «НИЩЕТЫ ФИЛОСОФИИ»_________ 186

Пру доном во Франции, в 1871 г. еще раз возвещена Родбертусом в качестве решения соци­ального вопроса и как бы его, Родбертуса, социального завещания202, а в 1884 г. она снова находит приверженцев среди армии карьеристов, которые намереваются использовать прус-ский государственный социализм, опираясь на имя Родбертуса

Критика этой утопии, направленная Марксом как против Прудона, так и против Грея (см.

приложение к этой книге), носит настолько исчерпывающий характер, что я могу ограни­читься здесь несколькими замечаниями о специально родбертусовской форме ее обоснова­ния и изложения.

Как уже сказано, Родбертус воспринимает ходячие определения экономических понятий целиком в той форме, в какой они перешли к нему по наследству от экономистов. Он не де­лает ни малейшей попытки исследовать их. Стоимость для него есть

«количественная значимость одной вещи сравнительно с другими, когда эта значимость понимается как ме-

ра»205.

Это, мягко выражаясь, в высшей степени неясное определение в лучшем случае дает нам представление о том, как приблизительно выглядит стоимость, но абсолютно ничего не го­ворит о том, что она такое. А так как это все, что Родбертус в состоянии нам сказать о стои­мости, то понятно, что он ищет такую меру стоимости, которая находится вне стоимости. После того как он на тридцати страницах самым беспорядочным образом смешивает потре­бительную стоимость с меновой, проявляя такую силу абстрактного мышления, которая вы-зывает бесконечное восхищение г-на Адольфа Вагнера206, он приходит к выводу, что дейст­вительной меры стоимости не существует и что приходится довольствоваться суррогатной мерой. В качестве таковой мог бы служить труд, но лишь в том случае, если бы продукты равного количества труда всегда обменивались на продукты равного же количества труда, независимо от того, «имеет ли этот случай место сам по себе или же осуществляются меро-приятия», которые его гарантируют207. Стоимость и труд остаются, следовательно, без какой бы то ни было реальной связи, хотя первая глава целиком посвящена разъяснению нам того, что товары «стоят труда», и только труда, и почему именно.

Труд опять-таки некритически берется Родбертусом в той форме, в которой он фигуриру­ет у экономистов. Мало того. Хотя Родбертус и указывает в нескольких словах на различия в интенсивности труда, тем не менее он берет труд в самом


____________ МАРКС И РОДБЕРТУС. ПРЕД. К 1-МУ НЕМ. ИЗД. «НИЩЕТЫ ФИЛОСОФИИ»_________ 187

общем виде как «обладающий стоимостью» и, следовательно, измеряющий стоимость — безразлично, расходуется он при нормальных средних общественных условиях или нет. Тра­тят ли производители на производство продуктов, которые могут быть изготовлены в один день, десять дней или только один день; применяют ли они наилучшие или наихудшие ору­дия, употребляют ли они свое рабочее время на производство общественно-необходимых предметов и в общественно-необходимом количестве или изготовляют предметы, не поль­зующиеся никаким спросом, либо предметы, на которые есть спрос, но в количестве боль­шем или меньшем, чем они требуются, — обо всем этом и речи нет: труд есть труд, продук­ты равного количества труда должны обмениваться одни на другие. Родбертус, который в других случаях всегда готов, кстати и некстати, становиться на точку зрения нации в целом и с высоты всеобщего общественного наблюдательного пункта обозревать отношения отдель­ных производителей, здесь боязливо этого избегает. И, конечно, только потому, что он с первой же строки своей книги прямо устремляется к утопии рабочих денег, а всякое иссле­дование свойства труда создавать стоимость загромоздило бы его путь непреодолимыми препятствиями. Инстинкт Родбертуса оказался здесь значительно сильнее, чем его сила аб­страктного мышления, которую, кстати сказать, можно открыть у него только обладая весь­ма конкретной скудостью мысли.

Переход к утопии совершен в одно мгновение. «Мероприятия», обеспечивающие обмен товаров по их трудовой стоимости в виде правила без исключений, не представляют для Родбертуса никаких затруднений. Другие утописты того же направления, от Грея до Прудо-на, мучились над тем, что, мудрствуя, измышляли общественные учреждения, которые должны были осуществить эту цель. Они пытались, по крайней мере, решать экономические вопросы экономическим же путем, путем действий самих товаровладельцев, обмениваю­щихся своими товарами. У Родбертуса дело решается гораздо проще. Как истый пруссак, он апеллирует к государству, и реформа декретируется государственной властью.

Тем самым благополучно «конституируется» стоимость, но отнюдь не приоритет в этом конституировании, на что претендует Родбертус. Наоборот, Грей и Брей — наряду со мно­гими другими — задолго до Родбертуса повторяли до пресыщения ту же мысль — благое пожелание таких мероприятий, при помощи которых продукты всегда и при всех обстоя­тельствах обменивались бы только по их трудовой стоимости.


____________ МАРКС И РОДБЕРТУС. ПРЕД. К 1-МУ НЕМ. ИЗД. «НИЩЕТЫ ФИЛОСОФИИ»_________ 188

После того как государство таким образом конституировало стоимость, по крайней мере, части продуктов, — ведь Родбертус к тому же и скромен, — оно выпускает свои бумажные рабочие деньги и ссужает ими промышленных капиталистов, которые оплачивают ими рабо­чих, а эти последние покупают на полученные бумажные рабочие деньги продукты, возвра­щая таким путем бумажные деньги к их исходному пункту. Как восхитительно все это про­исходит, мы должны услышать от самого Родбертуса.

«Что касается второго условия, то мероприятие, необходимое для того, чтобы в обращении действительно была обозначенная на расписке стоимость, заключается в том, что только тот, кто действительно отдает про­дукт, получает расписку, на которой точно указывается количество труда, затраченного на изготовление этого продукта. Кто отдает продукт двух дней труда, тот получает расписку, на которой обозначено «два дня». Точ­ным соблюдением этого правила при эмиссии должно с необходимостью выполняться и это второе условие. Так как действительная стоимость продуктов, согласно нашей предпосылке, всегда совпадает с количеством труда, потраченного на их изготовление, а это количество труда измеряется масштабом обычных единиц вре­мени, то лицо, доставляющее продукт, на который затрачено два дня труда, если оно получает расписку с от­меткой о двух днях, имеет свидетельство, или ассигновку, на стоимость не большую и не меньшую той, кото­рую оно действительно доставило; — и так как, далее, такое свидетельство получает только тот, кто действи­тельно доставил продукт для обращения, то несомненно также, что отмеченная в расписке стоимость имеется в наличности для удовлетворения потребностей общества. Если это правило строго соблюдается, то какой бы широкий круг разделения труда ни представить себе, сумма наличной стоимости должна быть в точности равна сумме стоимости, засвидетельствованной на расписках. А так как сумма засвидетельствованной стои­мости есть вместе с тем в точности сумма стоимости выданных ассигновок, то и последняя сумма должна в си­лу необходимости совпадать с количеством наличной стоимости, все претензии будут удовлетворены, и лик­видация этих претензий совершится правильно» (стр. 166— 167).

Если до сих пор Родбертус имел несчастье вечно запаздывать со своими новыми откры­тиями, то на этот раз, по крайней мере, ему можно поставить в заслугу одного рода ориги­нальность: в такой детски-наивной, прозрачной, я бы сказал, истинно померанской форме ни один из его конкурентов не отважился высказать всю нелепость утопии рабочих денег. Так как под каждую расписку доставлен соответствующий носитель стоимости и ни один носи­тель стоимости, в свою очередь, не выдается иначе, как только после представления соответ­ствующей расписки, то сумма расписок должна постоянно покрываться суммой носителей стоимости; сведение счета происходит без малейшего остатка, все совпадет, вплоть до се­кунды труда, и ни один поседевший на службе счетовод


____________ МАРКС И РОДБЕРТУС. ПРЕД. К 1-МУ НЕМ. ИЗД. «НИЩЕТЫ ФИЛОСОФИИ»_________ 189

главной кассы государственного казначейства не в состоянии будет открыть в нем ни ма­лейшего просчета. Чего же еще более желать?

В современном капиталистическом обществе каждый промышленный капиталист произ­водит на свой риск и страх — что, как и сколько хочет. Но общественная потребность оста­ется для него неизвестной величиной, с точки зрения как качества, рода требуемых предме­тов, так и их количества. То, что сегодня не может быть достаточно скоро доставлено, может быть завтра предложено в количестве, далеко превышающем потребность. Тем не менее, так или иначе, хорошо или плохо, потребность, в конечном счете, удовлетворяется, а производ­ство, в конце концов, направляется в общем и целом на требуемые предметы. Как же разре­шается это противоречие? Конкуренцией. А как достигает этого конкуренция? Очень просто: заставляя снижать цены товаров, по своему роду или количеству не соответствующих в дан­ный момент общественной потребности, ниже их трудовой стоимости; этим окольным путем конкуренция дает производителям почувствовать, что они произвели предметы, которые или вообще не нужны или сами по себе нужны, но произведены в ненужном, избыточном коли­честве. Отсюда вытекают два вывода.

Во-первых, постоянные отклонения цен товаров от их стоимостей составляют необходи­мое условие, при котором и в силу которого только и может проявляться сама стоимость то­вара. Только благодаря колебаниям конкуренции, а тем самым и товарных цен, прокладыва­ет себе путь закон стоимости товарного производства, и становится действительностью оп­ределение стоимости товара общественно-необходимым рабочим временем. И если при этом форма проявления стоимости — цена, — как правило, выглядит несколько иначе, чем стои­мость, проявлением которой она служит, то стоимость разделяет в этом случае судьбу боль­шинства общественных отношений. Король также выглядит в большинстве случаев совер­шенно иначе, чем монархия, которую он представляет. Поэтому тот, кто в обществе товаро­производителей, обменивающихся своими товарами, хочет установить определение стоимо­сти рабочим временем, запрещая конкуренции осуществлять это определение стоимости пу­тем давления на цены, то есть единственным путем, каким это вообще может быть достигну­то, — доказывает только, что, по крайней мере в этой области, он усвоил себе обычное для утопистов пренебрежение экономическими законами.

Во-вторых, поскольку в обществе товаропроизводителей, обменивающихся своими това­рами, конкуренция приводит


____________ МАРКС И РОДБЕРТУС. ПРЕД. К 1-МУ НЕМ. ИЗД. «НИЩЕТЫ ФИЛОСОФИИ»_________ 190

в действие присущий товарному производству закон стоимости, она этим самым осуществ­ляет такую организацию и такой порядок общественного производства, которые являются единственно возможными при данных обстоятельствах. Только обесценение или чрезмерное вздорожание продуктов воочию показывают отдельным производителям, что и в каком ко­личестве требуется или не требуется для общества. Между тем именно этот единственный регулятор и хочет упразднить утопия, представляемая также и Родбертусом. Если же мы те­перь спросим, какие у нас гарантии, что каждый продукт будет производиться в необходи­мом количестве, а не в большем, что мы не будем нуждаться в хлебе и мясе, задыхаясь под грудами свекловичного сахара и утопая в картофельной водке, или что мы не будем испыты­вать недостатка в брюках, чтобы прикрыть свою наготу, среди миллионов пуговиц для брюк, то Родбертус с торжеством укажет нам на свой знаменитый расчет, согласно которому за ка­ждый излишний фунт сахара, за каждую непроданную бочку водки, за каждую не пришитую к брюкам пуговицу выдана правильная расписка, расчет, в котором все в точности «совпада­ет» и по которому «все претензии будут удовлетворены, и ликвидация этих претензий со­вершится правильно». А кто этому не верит, тот пусть обратится к счетоводу Икс главной кассы государственного казначейства в Померании, который проверял счет, нашел его пра­вильным и как человек, еще ни разу в недочете по кассе не уличенный, заслуживает полного доверия.

Обратим теперь внимание на ту наивность, с которой Родбертус думает устранить посред­ством своей утопии промышленные и торговые кризисы. Когда товарное производство дос­тигает размеров мирового рынка, то соответствие между производством отдельных произво­дителей, руководствующихся своим частным расчетом, и рынком, для которого они произ­водят и потребности которого в отношении количества и качества товаров остаются для них более или менее неизвестными, устанавливается путем бури на мировом рынке, путем тор­гового кризиса*. Запретить же конкуренции посредством повышения или понижения цен ставить отдельных производителей в известность о состоянии мирового рынка — значит со­вершенно за-

Так было, по крайней мере, до недавнего времени. С тех пор, как монополия Англии на мировом рынке все более подрывается участием в мировой торговле Франции, Германии и, прежде всего, Америки, намечается, по-видимому, новая форма установления такого соответствия. Предшествующий кризису период всеобщего процветания все еще не наступает. Если он совсем не придет, то хронический застой лишь с небольшими коле­баниями должен будет сделаться нормальным состоянием современной промышленности.


____________ МАРКС И РОДБЕРТУС. ПРЕД. К 1-МУ НЕМ. ИЗД. «НИЩЕТЫ ФИЛОСОФИИ»_________ 191

крыть им глаза. Организовать производство товаров таким образом, чтобы производители совсем ничего больше не могли узнавать о состоянии рынка, на который они производят, — это, конечно, такой способ лечения болезни кризисов, в отношении которого Родбертусу мог бы позавидовать сам доктор Эйзенбарт.

Теперь понятно, почему Родбертус определяет стоимость товара просто «трудом» и до­пускает разве только различные степени интенсивности труда. Если бы он исследовал, при помощи чего и как труд создает и, следовательно, также определяет и измеряет стоимость, то он пришел бы к общественно-необходимому труду — необходимому для отдельного про­дукта по отношению как к другим продуктам того же рода, так и ко всей общественной по­требности. Это привело бы его к вопросу о том, как совершается приспособление производ­ства отдельных товаропроизводителей к совокупной общественной потребности, а вместе с тем сделало бы невозможной и всю его утопию. На этот раз он действительно предпочел «абстрагироваться», а именно «абстрагироваться» от самой сути дела.

Теперь, наконец, мы переходим к пункту, в котором Родбертус действительно предлагает нам нечто новое, нечто, отличающее его от всех его многочисленных единомышленников по организации менового хозяйства при помощи рабочих денег. Все они требуют такой органи­зации обмена с целью уничтожения эксплуатации наемного труда капиталом. Каждый про­изводитель должен получать полностью трудовую стоимость своего продукта. В этом они согласны все, от Грея до Прудона. Нет, ни в коем случае, — говорит Родбертус, — наемный труд и его эксплуатация остаются.

Во-первых, ни при каком мыслимом общественном строе рабочий не может получать для потребления полную стоимость своего продукта; из произведенного фонда всегда должны будут покрываться расходы на целый ряд экономически непроизводительных, но необходи­мых функций, а следовательно, и на содержание лиц, выполняющих эти функции. — Это верно лишь до тех пор, пока существует современное разделение труда. В обществе с обяза­тельным для всех производительным трудом, — а ведь такое общество также «мыслимо», — это отпадает. Но осталась бы необходимость в общественном резервном фонде и в фонде на­копления, и поэтому тогда эти рабочие, то есть все члены общества, будут, правда, владеть и пользоваться всем своим продуктом, по каждый в отдельности не будет пользоваться своим «полным трудовым доходом». Расходы на экономически непроизводительные функции за счет продукта труда не были упущены из виду и другими представителями утопической


____________ МАРКС И РОДБЕРТУС. ПРЕД. К 1-МУ НЕМ. ИЗД. «НИЩЕТЫ ФИЛОСОФИИ»_________ 192

теории рабочих денег. Но они предоставляют самим рабочим в обычном демократическом порядке облагать себя налогом для этой цели, тогда как Родбертус, вся социальная реформа которого выкроена в 1842 г. применительно к тогдашнему прусскому государству, передает все дело на усмотрение бюрократии, которая сверху определяет и милостиво выдает рабоче­му его долю из его собственного продукта.

А во-вторых, земельная рента и прибыль также должны остаться в неурезанном виде. Ибо, мол, землевладельцы и промышленные капиталисты также выполняют известные общест­венно-полезные и даже необходимые функции, хотя экономически и непроизводительные, и в виде земельной ренты и прибыли получают в определенной мере содержание за это, — взгляд, как известно, отнюдь не новый даже в 1842 году. Собственно говоря, они получают теперь чересчур уж много за то немногое, что они выполняют, и притом довольно плохо, но Родбертусу нужен привилегированный класс по меньшей мере на ближайшие 500 лет, а по­тому современная норма прибавочной стоимости — я употребляю это точное выражение — должна быть сохранена, но не должна возрастать. Эту современную норму прибавочной стоимости Родбертус принимает в 200%, то есть при ежедневном двенадцатичасовом труде рабочий должен получать расписку не на двенадцать, а только на четыре часа, стоимость же, произведенная в остальные восемь часов, должна делиться между землевладельцем и капи­талистом. Трудовые расписки Родбертуса, следовательно, служат для обмана. Но нужно опять-таки быть владельцем дворянского поместья в Померании, чтобы вообразить, что ра­бочий класс согласится работать по двенадцать часов, а получать расписки на четыре часа. Если перевести фокус-покус капиталистического производства на этот наивный язык, то он выступает как неприкрытый грабеж и становится невозможным. Каждая выданная рабочему расписка была бы прямым призывом к восстанию и подпадала бы под действие §110 гер­манского Имперского уголовного кодекса208. Нужно быть человеком, никогда не видевшим иного пролетариата, кроме находящихся еще фактически в полукрепостном состоянии по­денщиков дворянских поместий в Померании, где господствуют кнут и палка и где все кра­сивые женщины деревни составляют принадлежность барского гарема, чтобы представить себе, что можно выступать перед рабочими с такими бесстыдными предложениями. Да, но наши консерваторы ведь самые большие наши революционеры.

Но если наши рабочие проявят достаточно кротости, чтобы позволить себя убедить, будто в течение всех двенадцати часов


____________ МАРКС И РОДБЕРТУС. ПРЕД. К 1-МУ НЕМ. ИЗД. «НИЩЕТЫ ФИЛОСОФИИ»_________ 193

тяжелого труда они в действительности проработали только четыре часа, то в награду за это им на веки вечные будет гарантировано, что их доля в их собственном продукте никогда не упадет ниже одной трети. Это действительно разыгранная на игрушечной трубе музыка бу­дущего, и о ней не стоит и разговаривать. Итак, то новое, что внесено Родбертусом в утопию обмена при помощи рабочих денег, есть просто ребячество и стоит гораздо ниже всего того, что написано его многочисленными коллегами как до него, так и после.

В то время, когда появилась работа Родбертуса «К познанию и т. д.», она, несомненно, была значительной книгой. Разработка им в известном направлении теории стоимости Ри-кардо была многообещающим началом. Хотя она и была новой только для него и для Герма­нии, но в целом она все же стоит на одном уровне с произведениями его лучших английских предшественников. Но это было именно только начало, из которого действительный вклад в теорию мог получиться лишь при дальнейшей основательной и критической работе. Этот дальнейший путь, однако, он сам себе отрезал тем, что с самого начала принялся развивать теорию Рикардо и в другом направлении, в направлении к утопии. Вместе с этим им было утеряно первое условие всякой критики — отсутствие предвзятого мнения. Он всю свою ра­боту подгонял к заранее намеченной цели, стал тенденциозным экономистом. Раз очутив­шись во власти своей утопии, он лишил себя всякой возможности научного прогресса. С 1842 г. до своей смерти Родбертус вертится как белка в колесе, постоянно повторяет одни и те же мысли, высказанные или намеченные уже в первом его произведении, чувствует себя непризнанным, считает себя ограбленным там, где нечего было грабить, и, наконец, не без умысла отказывается понять, что он вновь открыл в сущности давно уже открытое.

В некоторых местах немецкий перевод отличается от печатного французского оригинала. Изменения предприняты на основании исправлений, сделанных рукою Маркса; они будут внесены также в подготовляемое новое французское издание209.

Едва ли еще нужно обращать внимание читателей на то обстоятельство, что употребляе­мые в этом произведении термины не вполне совпадают с терминологией «Капитала». Так, например, вместо рабочей силы [Arbeitskraft] здесь еще говорится о труде [Arbeit] как това­ре, о купле и продаже труда.


Дата добавления: 2015-07-20; просмотров: 49 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
ДИКОСТЬ 13 страница| ДИКОСТЬ 15 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.013 сек.)