Ь iiiiTi 14 страница

Версию сверхпамяти подкрепляют данные преподавателей иг­ры на барочных инструментах, имеющих более низкую настройку, чем современные. Если в современной скрипке нота ля равна 440-444 герц, то барочная скрипка настраивается на ля, равное 415 герц. Студенты-абсолютники сначала испытывают дискомфорт, когда в нотах написано одно, но из-за более низкой настройки ин­струмента они слышат нечто иное. Но потом они осваиваются, и их абсолютный слух работает в двух режимах, «раздваивается». Те­перь они мгновенно узнают и называют два ряда звуков: первый, старый, из расчета ля = 440 герц, а второй, новый, из расчета ля = 415 герц. То есть в новой настройке все звуки меняют имена, и звук, который теперь зовут «ми», раньше назывался «ре». Однако абсолютники не путаются, и, помня высоту каждого звука в обеих системах, остаются абсолютниками и в старинной и в современной музыке. Вместе с тем, нераздельность в любом звуке высоты и тем­бра не позволяет остановиться ни на одной из двух соперничаю­щих версий. Вполне возможно помнить лицо и характер каждого звука как из-за его неповторимого тембра, так и благодаря фикса­ции в памяти высоты вместе с ее именем.

Абсолютный слух бывает активный и пассивный. Пассивный слух позволяет узнавать и называть высоту звука, но если такого абсолютника попросить «спойте ноту фа», то он вряд ли споет ее мгновенно и безошибочно. Обладатель активного абсолютного слуха сделает это без труда, не говоря уже о том, что легко узнает

¹ Цит. по С.Майкапар Годы учения. М-Л., 1938, с.103.

политический слух

любой звук. В обсуждении природы активного абсолютного слуха и пассивного абсолютного слуха исследователи находят место как тембровой так и высотной версии его происхождения. Многие по­лагают, что пассивное узнавание звуков опирается на тембровый абсолютный слух, а возможность их активного воспроизведения — на высотный. Вопрос о природе абсолютного слуха пока остается открытым, но что бы ни запоминали абсолютники — тембр, высо­ту, или и то и другое, они встречаются чрезвычайно редко, абсо­лютным слухом обладает один из тысячи человек; вопрос же о природе их исключительной памяти на звуки достаточно частный, и исследователи не уделяют ему слишком большое внимание.

Музыканты-профессионалы во время обучения в музыкаль­ных школах, училищах и консерваториях постоянно выполняют массу слуховых упражнений: они пишут музыкальные диктанты, поют по нотам, угадывают на слух аккордовые последовательнос­ти. Во время работы дирижера, хормейстера, певца и в самых раз­ных видах музыкальной деятельности абсолютный слух многое облегчает и часто служит удобным подспорьем. Коллеги счастли­вых абсолютников порой задаются целью завладеть абсолютных слухом, выработать его, даже если от природы у них нет абсолют­ного слуха. Об успехе подобных попыток пишут с умеренным оп­тимизмом, поскольку так называемый пассивный абсолютный слух, особенно если речь идет о знакомых тембрах, можно создать искусственно. Желающие добиться победы заставляют себя сосре­доточиться на еле заметной разности тембра у звуков различной высоты: вот «до» первой октавы — увесистое, чуть густое, тягучее; вот «до-диез» — он уже чуть острее, как бы более нацеленный, ком­пактный; «ре» — уверенное, посветлевшее, более плоское, чем «до»; «ми-бемоль» — матовый, белесый, перламутровый. И так в ходе многочасовых тренировок фанатики в конце концов выраба­тывают вожделенный абсолютный слух и некоторое время пользу­ются им хотя бы в пассивной форме. Но стоит им прекратить тре­нировки, как завоеванный было абсолютный слух исчезает без сле­да — полученные с таким трудом навыки оказываются весьма эфе­мерными и непрочными.

Младенцы, которые и так склонны к проявлениям абсолютно­го слуха, могут обучиться ему даже в активной форме. Психологи Кессен, Левайн и Вендрич (Kessen, Levine and Wendrich) просили матерей трехмесячных младенцев внушить им особую любовь к ноте «фа» первой октавы. Эта нота удобна для детского голоса, и когда младенцы гукали на своей ноте, матери должны были всякий

^Музыкальные способн

раз напоминать им «фа», как бы подсказывать именно эту высоту звука. Через сорок дней занятий двадцать три младенца, участни­ка эксперимента, дружно гукали исключительно на ноте «фа» — им удалось запомнить именно эту высоту и они уже не сбивались с нее. Через некоторое время, когда смысл этой особой любви к «фа» так и не прояснился, а матери перестали бесконечно напоми­нать именно эту ноту, младенцы перешли на свое обычное гуление. Так закончил свою короткую жизнь еле пробившийся абсолютный слух. Из многих подобных проб и ошибок как с младенцами так с взрослыми и детьми исследователи сделали предварительное за­ключение о невоспитуемости настоящего, прочного и не требую­щего дополнительной работы активного абсолютного слуха.

Причина всевозможных фиаско в попытках обрести абсолют­ный слух объясняется его генетическим происхождением, много­кратно подтвержденным. В докладе Американского Общества генетиков за 1997 год упоминаются результаты статистического исследования, проведенного с 600 абсолютниками. Вместе с ними исследовали их братьев и сестер и у 25% из них также обнаружили абсолютный слух. Когда подобные же замеры произвели у братьев и сестер профессиональных музыкантов без абсолютного слуха, то среди них оказался лишь 1% абсолютников. Так генетики под­твердили наследственное происхождение абсолютного слуха: сре­ди родственников абсолютников в 25 раз больше обладателей аб­солютного слуха, нежели среди родственников обычных музыкан­тов. Учитывая редкостность абсолютного слуха, родственников немузыкантов не обследовали, не надеясь обнаружить среди них даже слабые намеки на абсолютный слух.

Нейропсихологи также полагают абсолютный слух качеством врожденным и генетическим обусловленным. Группа нейропсихо-логов под руководством Готфрида Шлауга (Schlaug, Gottfried) со­средоточилась на исследованиях левополушарного отдела pianum temporale, который чуть увеличен у всех людей по сравнению с соответствующим отделом правого полушария. Этот отдел заведу­ет звукоразличением, в том числе и различением фонем, и как уже упоминалось, некоторое увеличение этого мозгового приспособле­ния «человека говорящего» сформировалось еще у шимпанзе 8 миллионов лет назад. Однако при ближайшем рассмотрении ока­залось, что у музыкантов-абсолютников pianum temporale еще больше, нежели у всех прочих Homo sapiens, и даже больше, чем у музыкантов-неабсолютников. «Результаты исследования показы­вают, - пишут авторы, - что выдающиеся музыкальные способнос-

политический слух

ти ассоциируются с преувеличенной левополушарнои асимметри­ей отделов мозга, обслуживающих музыкальные функции»¹. Пуб­ликация результатов исследования в престижном журнале Science подчеркивает тот большой интерес, который питает к изучению аб­солютного слуха научное сообщество.

Гельмут Штейнмец (Steinmetz, Helmuth), один из нейропсихо-логов, проводивших предыдущее исследование, дополнил его свои­ми результатами. Он замерил planum temporale у людей, испытыва­ющих затруднения с различением языковых фонем. У больных с ограниченной способностью звукоразличения planum temporale оказался даже меньше, чем у обычных людей: асимметрия planum temporale по сравнению с аналогичным отделом правого полуша­рия, присущая всем людям, в данном случае почти отсутствовала. Музыканты же абсолютники имели planum temporale значительно больший, нежели кто бы то ни было. Автор сделал предположение, что вся работа по дифференциации речемузыкального потока может быть отдана planum temporale, и абсолютный слух тогда мо­жет быть не только повышенной способностью к запоминанию музыкальной высоты, а более широкой способностью к сверхтонко­му звукоразличению, включая фонемы речи, тембры голосов и лю­бые иные звуковые качества. Опыты по сверхбыстрому и точному распознаванию тембров у абсолютников подтверждают эту версию.

Судя по данным нейропсихологов и генетиков, абсолютный слух как сверхвысокая способность звукоразличения и слуховой па­мяти не воспитывается и не вырабатывается, а даруется свыше. «Ос­тавь надежду всяк сюда входящий!» следовало бы написать не на вратах ада, а в классе сольфеджио особо ретивых педагогов, которые увлекают легковерных учеников обещаниями развить у них абсо­лютный слух. Однако более важный вопрос состоит в другом: а ну­жен ли этот подарок судьбы музыканту, является ли абсолютный слух таким уж ценным качеством, без которого музыканту трудно обходиться? С тех пор как общественное внимание привлечено к аб­солютному слуху, о нем собрано множество почти анекдотических историй, рассказывающих о невероятных слуховых возможностях человека. Но эти квазианекдоты не приближают абсолютный слух к музыке, а отдаляют от нее, усиливая сомнения в его полезности как сугубо музыкального качества, а не курьеза природы, имеющего весьма косвенное отношение к музыкальному искусству.

¹ Schlaug, Gottfried; Jaencke, Lutz; Huang, Yanxiong; Steinmetz, Helmuth (1995) In the evi­dence of structural brain asymmetry in musicians. Science, 267, p.699

^Музыкальные способности

Абсолютный слух работает в автоматическом режиме, фикси­руя все что ни попадя. Зубной врач пианистки-абсолютницы мисс Сауэр отвлекал ее от неприятных ощущений, задавая вопросы о том, на какой ноте гудит бормашина. Так же как юный Моцарт, который умел называть какой звук издает бокал, наполненный водой, на какой ноте тикают часы и скрипят двери, мисс Сауэр различала вы­соту всех вообще звуков. Как-то во время разучивания пьесы она ус­лышала непрошеное сопровождение в виде звука соседской газоно­косилки, которая жужжала на ноте «соль». Отныне всякий раз, ког­да мисс Сауэр исполняла эту злосчастную пьесу, в ее сознании про­буждался звук газонокосилки на той же самой ноте, и концертная пьеса была бесповоротно загублена. Коллега мисс Сауэр преподоб­ный сэр Фредерик Услей, профессор музыки Оксфордского уни­верситета, тоже обладал легендарным абсолютным слухом. В пять лет он говорил матери: «Подумать только, наш папа сморкается на «фа». В любом возрасте он мог определить, что гром гремит на «соль», а ветер дует на «ре». В восемь лет, слушая жарким летним днем знаменитую соль-минорную симфонию Моцарта, юный сэр Фредерик утверждал, что на самом деле он слышит вовсе не соль минор, а ля-бемоль минор, расположенный на полтона выше. Ока­залось, что мальчик прав: инструменты так нагрелись от жары, что их строй несколько повысился.

Сознательная и разумная природа аналитического слуха, его связь с осмысленной речью и крайний, едва ли не рефлекторный ав­томатизм слуха абсолютного заставляют думать об их различной природе. Многое говорит о древнейшем происхождении абсолютно­го слуха, еще более древнего, чем человеческая речь. Одни и те же мелодии люди поют и играют на разной высоте, одна и та же музы­ка сплошь и рядом звучит то выше то ниже. В музыкальном творче­стве господствует относительный слух, для которого важна не абсо­лютная высота исполняемой музыки, а звуковые отношения. Не то у птиц: они поют свою «музыку» на одной и той же высоте, запоми­ная не столько птичьи мелодии, сколько абсолютную высоту входя­щих в них звуков. Эта совокупность звуков является для них зна­ком, сигналом, но не художественным посланием. Так же поступают и дельфины, издающие звуки определенной высоты, где каждая час­тота выступает в роли определенного знака-сигнала. Животные, вы­нужденные общаться на больших расстояниях, используют частоту звука как наиболее устойчивую его характеристику, не подвержен­ную искажениям. С древнейших времен частота звуковых колебаний передавала информацию и в бурю, и в снег, и в дождь, прорезая леса

политический слух

и океаны и преодолевая все звуковые помехи. У некоторых видов жи­вотных таким образом сформировался абсолютный слух, способный различать несколько употребительных частот и пользоваться ими.

Японский психолог Акихиро Изуми (Izumi, Akihiro) предъяв­лял звуки различной высоты, не объединенные никаким музы­кальным смыслом, восьмимесячным младенцам и взрослым. Мла­денцы пытались запомнить их, ориентируясь на абсолютную высо­ту, взрослые же старались осмыслить звуки, превратить их в некое подобие мелодии, и запомнить как не самое удачное и красивое, но все-таки музыкальное высказывание. «В отличие от младенцев, -пишет автор, - взрослые слушатели полагались на ресурсы относи­тельного слуха. Эти результаты указывают на сдвиг, который про­исходит от изначального фокусирования на абсолютном слухе к фактическому доминированию относительного слуха, который бо­лее полезен и для музыкальной и для речевой деятельности»¹.

Англичане Сарджент и Рош (Sergeant and Roche) просили детей от трех до шести лет запомнить мелодии, и качество запоминания измерялось несколькими параметрами: абсолютной высотой звуков, мелодическим контуром, точностью внутримелодических интерва­лов и правильностью опорных звуков в середине и в конце мелодии. Трехлетние испытуемые победили в точности воспроизведения аб­солютной высоты; во всем же остальном они весьма отставали от де­тей более старшего возраста. Осмысленное восприятие мелодии с пониманием смысла мелодического контура, отражающего общий рисунок интонации, а также интервалов, этот рисунок уточняющих, складывается у детей как раз к шести годам. Этот результат под­тверждают знатоки детской музыкальной психологии Кира Тарасо­ва, Дэвид Харгривс (Hargreaves, David) и Хауэрд Гарднер (Gardner, Howard), который много экспериментировал с детским художест­венным восприятием, в том числе музыкальным.

Работы Сарджента проливают свет на многие явления, связан­ные с абсолютным слухом. Он утверждает, что едва ли не каждый человек мог стать абсолютником, если бы начал заниматься музы­кой в раннем детстве. Проведенный им опрос полутора тысяч чле­нов английского Общества музыкантов показывает, что есть опреде­ленная связь между временем начала музыкальных занятий и обла­данием абсолютным слухом. Абсолютный слух отмирает из-за того, что одна и та же музыка, когда звучит в разных тональностях, вос-

¹ Izumi, A. (2000) Absolute pitch in infant auditory learning: evidence for developmental reor­ganization. Journal of Acoustical Society of America, 108, p.3077

Музыкальные способности

принимается как практически та же самая; если бы это явление, ко­торое музыканты называют «транспозиция», не существовало, то абсолютный слух мог бы сохраниться. Предположить подобное было бы, однако, полной фантазией — пение как основа музициро­вания не могло бы жить без исполнения одних и тех же мелодий то сопрано, то басом, то тенором. Все данные — и явление абсолют­ного слуха у животных (абсолютный слух музыканты иногда на­зывают «собачьим»), и легкость, с которой младенцы воспринима­ют абсолютную высоту звуков — заставляют думать, что абсолют­ный слух вовсе не высшее достижение человеческого слуха, как иногда полагают, а напротив, слуховой рудимент, исчезающая тень эволюционного процесса, след слуховой стратегии наших далеких предков. В онтогенезе, в детском развитии, отражающем филоге­нез, развитие историческое, можно наглядно увидеть как абсолют­ный слух, едва наметившись, отмирает, не получив практического подкрепления: ни в музыке ни в речи он не является необходимым, и будучи невостребованным, этот рудимент спокойно отмирает как отпал когда-то у людей звериный хвост.

Музыкальное восприятие абсолютников во многом несовер­шенно, что несколько притупляет невольную зависть к ним со сто­роны коллег-музыкантов. Психолог Кениши Миязаки (Miyazaki, Ken'ichi) проверял, сумеют ли музыканты-абсолютники адекватно действовать в условиях расстроенной, нечистой звучности. Им нужно было сравнивать предъявляемые 'звуки с фальшиво звуча­щими эталонами. От этой фальши, от расстроенных звуков «до», «ми» и «фа-диез» абсолютники настолько растерялись, что ничего не смогли сказать. Музыканты же с относительным слухом работа­ли как ни в чем не бывало; фальшь исходных эталонов они не слишком ощущали. Она не мешала им правильно определять рас­стояние между фальшивыми эталонами и остальными звуками. Музыкантам известно, что абсолютники часто пасуют в заданиях, где нужен относительный слух: они могут полагаться только на аб­солютный слух, который хоть и очень удобен, но далеко не всеси­лен.

Зато абсолютники берут реванш, когда нужно чисто настроить инструмент, точно фиксируя частоту колебаний. Музыкальные интервалы или расстояния между звуками, которые слышат люди с относительным слухом, имеют некую допустимую погрешность, внутри которой интервал останется собой, даже если один из зву­ков будет слегка повышен или понижен. Слуховой «измеритель» расстояния в рамках относительного слуха можно уподобить сан-

политический слух

тиметру, для которого расстояние от одного до семи будет состав­лять шесть единиц, и если вместо одного представить один и три десятых или вместо семи шесть и восемь десятых, то для относи­тельного слуха расстояние все равно будет около шести. Абсолют­ный же слух в подобных обстоятельствах ни с какой приблизи­тельностью не примирится и ощутит любую погрешность, сколь бы ничтожной она ни была. Психологи Джейн и Уильям Зигель (Siegel, Jand and William) попросили музыкантов-неабсолютников найти фальшивые музыкальные интервалы, где некоторые звуки были чуть выше или ниже чем нужно, и испытуемые действовали в этой ситуации весьма неуверенно. В действительности 77% из предъявленных интервалов были фальшивыми, но музыканты-не-абсолютники сумели найти только 37%, а остальные 40% ускольз­нули от их внимания. Их коллеги-абсолютники в этой ситуации оказались, естественно, в гораздо лучшем положении: любой абсо-лютник может расслышать даже незначительную фальшь, и внут­ренний эталон высоты звука никогда его не подводит.

Зная редкую способность абсолютников помнить высоту отдельных звуков, четверо психологов во главе с Эдвином Ханцем (Hantz, Edwin) надеялись еще раз утвердить их превосходство, по­строив задание на распознавании единичного предъявленного зву­ка среди мешанины других звуков. «Вот он», — должны были ска­зать испытуемые, заслышав нужный звук, в то время как множест­во ненужных звуков сбивали их с толку. Вопреки ожиданиям му-зыканты-неабсолютники и музыканты-абсолютники действовали одинаково хорошо. Так и должно было быть: если есть эталон для сравнения, музыкант-неабсолютник может отстать только в скоро­сти реакции, поскольку минимальное время для сравнения ему все-таки нужно. Но когда это время не измеряется миллисекунда­ми и эксперимент проходит в нормальном режиме, разница во вре­мени реакции практически нивелируется, и обладатели хорошего относительного слуха ни в чем не уступают абсолютникам.

К числу преимуществ музыкантов-абсолютников часто отно­сят так называемый «цветной слух», когда музыкальные тонально­сти кажутся воспринимающему как бы окрашенными, цветными, стойко вызывают в памяти определенные цветовые ассоциации. Римский-Корсаков считал тональность ми-мажор «синей, сапфи­ровой, блестящей, ночной, темнолазурной» благодаря подсказке коллег-композиторов. Глинка написал в этой тональности хор «Ложится в поле мрак ночной», а Мендельсон использовал эту то­нальность для увертюры «Сон в летнюю ночь» и для известного

Музыкальные способности

«Ноктюрна». Как тут было избежать «ночных и темнолазурных» ассоциаций? Фа мажор Бетховен положил в основу «Пастораль­ной» симфонии, связанной с жизнью невинных пастухов и кресть­ян на лоне природы, и эта тональность в композиторском сообще­стве стала естественно тяготеть к зеленому. Ми-бемоль мажор Римский-Корсаков и Вагнер связали с водой — первый с «Океа­ном-морем синим», а второй с «Золотом Рейна», хотя Римский-Корсаков мог похвастаться абсолютным слухом, а Вагнер нет. Это еще больше укрепляет в мысли, что «цветной слух» — явление ис­торическое и культурное, с абсолютным слухом не связанное. Скрябин тоже тяготел к цветным ассоциациям тональностей, но абсолютным слухом подобно Вагнеру не обладал.

Сравнение музыкантов-абсолютников с музыкантами-неабсо-лютниками подчеркивает их принципиальное равенство в глав­ном: и те и другие слышат и фиксируют звуковые отношения и за­поминают высоту звуков, но используют при этом разные страте­гии — там где абсолютник не думает и не сравнивает, действуя мгновенно, там неабсолютник достигает того же с минимальными усилиями, но с тем же результатом. За исключением случаев, ког­да требуется с точностью до нескольких герц настроить инстру­мент или распознать фальшивое звучание. Так стоит ли завидо­вать абсолютникам, и как трактовать этот подарок природы, зная о его рудиментарном происхождении, а также о том, что некоторые великие композиторы, включая Чайковского и Вагнера со Скряби­ным, обошлись без абсолютного слуха...

Само словосочетание «абсолютный слух» наводит на мысль о чем-то совершенном, наивысшем и недосягаемом. Это название отражает общественный пиетет перед абсолютным слухом хотя бы по причине его очень малой распространенности. Сам факт обла­дания абсолютным слухом уже наводит на мысль о сверхвысокой музыкальности. Однако даже примерный обзор фактов и воззре­ний специалистов вынуждает от подобного пиетета отказаться. «Абсолютный слух - не панацея, - пишет мисс Сауэр, умеющая уз­навать, на какой ноте жужжат бормашины и газонокосилки. — Он есть лишь то, что вы способны с ним сделать и как вы можете им воспользоваться. Одно автоматически не вытекает из другого».

Немного статистики звучат в тон этим охлаждающим тирадам. Если всего абсолютников в мире около 3%, среди студентов консер­ватории Европы и Америки уже 8%, то среди японских студентов-музыкантов абсолютников уже 70%, вероятно благодаря тому, что восточные языки генетически ближе тональным языкам, и слуховые

политический слух

возможности азиатов вообще выше. Не оттого ли сложная классиче­ская музыка Европы так быстро завоевала популярность на Дальнем Востоке, что слуховые ресурсы этих народов по сравнению с европей­цами чрезвычайно велики? Им легко воспринимать глобальные зву­ковые конструкции сонат и симфоний, поскольку их слух очень со­вершенен. Однако процент выдающихся музыкантов среди азиатов отнюдь не больше, чем среди европейцев. Абсолютным слухом во всем мире обладают и вполне заурядные музыканты, и просто наст­ройщики роялей, и даже люди, вовсе не любящие музыку и не инте­ресующиеся ею подобно экспедитору военного бюро, описанному Стендалем. «Обладание абсолютным слухом ни в коей мере не де­лает вас хорошим музыкантом, - пишет один из абсолютников, профессор класса сольфеджио американского университета Де-Поль доктор Атовский. - Это не означает, что вы понимаете музы­кальные отношения, это не свидетельствует о чувстве ритма, это просто означает, что у вас есть абсолютный слух. Многие люди ду­мают, что это означает нечто гораздо большее»¹.

В то же время среди выдающихся музыкантов число абсолютни­ков очень велико. На вершинах музыкального Олимпа на высоте Моцарта-Баха-Дебюсси и им подобных неабсолютный слух состав­ляет большое исключение. То же можно сказать и о выдающихся ис­полнителях ранга Рихтера-Стерна-Ростроповича. В специальном исследовании о выдающихся виолончелистах отмечено, что 70% из них — абсолютники. Налицо некое несоответствие: с одной сторо­ны, абсолютный слух и музыкальный талант явно связаны, и среди гениев музыки неабсолютник — такая же редкость как белый музы­кант среди черных титанов джаза. Вместе с тем абсолютный слух не гарантирует даже сносных музыкальных способностей: обладание абсолютным слухом кроме стопроцентного удовольствия узнавать дверь родного дома по ее неповторимому скрипению, никаких иных удовольствий не обещает.

Даже поверхностный анализ слуховых возможностей великих может внести некоторую ясность в мифологию абсолютного слуха. «Когда мне было два с половиной года, - вспоминает композитор Сен-Сане, - я очутился перед маленьким фортепиано, которое не от­крывалось несколько лет. Вместо того чтобы стучать как попало, как это обыкновенно делают дети, я перебирал одну клавишу за другой и не отпускал ее, пока ее звук не замирал совершенно. Бабушка объ­яснила мне названия нот и пригласила настройщика, чтобы привес-

¹ Цит. по J.Davies (1978) The Psychology of Music. London, p.121.

Музыкальные способности

ти фортепиано в порядок. Во время этой операции я был в соседней комнате и поразил всех тем, что называл ноты по мере того, как они звучали под рукой настройщика. Все эти подробности известны мне не с чужих слов, так как я сам их помню великолепно»¹.

В этом описании удивительно вовсе не то, что абсолютный слух проявился так рано — он всегда рано пробуждается; удивительно и не то, что ребенок так уверенно называл все звуки, лишь один раз услышав их — это и есть абсолютный слух. Удивительна рано про­снувшаяся в ребенке любовь к музыке, когда он вслушивался в звуки с таким вниманием, с таким небывалым интересом, восприни­мая фортепиано как своего собеседника, которого надо слушать, а не как игрушку, которую надо лупить, чтобы она отзывалась обижен­ным треньканьем. Композитор Дариус Мийо тоже вспоминает нечто подобное, когда он, малыш и коротышка, с трудом дотягива­ясь до рояля, находил благозвучные интервалы терции и плакал от счастья, радуясь их красоте. В рассказе Сен-Санса поражает и глу­бина впечатления, произведенная этими пока неорганизованными звучаниями: эти впечатления были так сильны, что он помнил их и в зрелые годы. Для многих же обычных абсолютников гораздо цен­нее и забавнее рассказывать, как они слышали звук своего мяча на звук «ля» и как они различают, что раньше ключи звякали менее чем на полтона ниже, чем звякают теперь. О таком абсолютнике по имени Карл рассказывает в своей книге Борис Теплов, но фамилию этого Карла благодарное человечество не сохранило.

Чрезвычайно характерен рассказ композитора Гуно, который как-то услышал жалобный крик торговки в интервале малой терции «до-ми бемоль». «О, эта женщина кричит на до, которое плачет!» — отозвался ребенок. Первым на крик торговки среагировал интона­ционный слух мальчика, который понял, что она кричит жалобно, что музыка плачет. Смысл сказанного, выраженный в музыкальной интонации, прочно слился в его сознании с нотами, этот смысл вы­ражающими. Это и есть модель настоящего, высокого абсолютного слуха, который пробуждается как усиление всех музыкальных ресурсов сознания: интонационного слуха, чувства ритма и опираю­щегося на них аналитического слуха. Абсолютный слух рудимента­рен в своем происхождении, это атавизм, но у одаренных музыкан­тов, с одной стороны, и у рядовых «настройщиков», с другой сторо­ны, он сохраняется по разным причинам. Выдающиеся музыканты одарены в слуховом отношении далеко не только абсолютным

¹ Цит. по Б.Теплов Психология музыкальных способностей. М., 1947, с.136.

политический слух

слухом: их общая высокая музыкальность, их чувствительность к осмысленности звука усиливает все звукоразличительные способ­ности, и абсолютный слух в том числе. Он не отмирает в сознании выдающегося музыканта, потому что включается в контекст других слуховых данных, среди которых обязательно имеется прекрасный относительный слух: выдающийся музыкант одинаково свободно пользуется и абсолютным слухом и неабсолютным слухом, если есть в том необходимость. Высокоодаренные музыканты рекрутиру­ются, как правило, из абсолютников «первого типа», которые и со­ставляют на музыкальном Олимпе закономерное большинство.

Абсолютники «второго типа», которых условно можно назвать «настройщиками», по сути своей немузыкальны. Их абсолютный слух — всего лишь рудимент, сохранившийся в качестве курьеза природы. Иногда в семье музыкантов этот рудимент задерживается оттого, что ребенок перегружен звуковыми впечатлениями, его слу­ховой аппарат работает в усиленном режиме. Кроме того, дети му­зыкантов обладают наследственной склонностью к сохранению аб­солютного слуха. Однако во всех подобных случаях тенденция к удержанию абсолютного слуха не идет изнутри сознания, изнутри пробуждающейся музыкальности, и в результате возникает мерт­вый абсолютный слух, который может подтолкнуть к выбору музы­кальной профессии — признанный фетишизм словосочетания «аб­солютный слух» сыграет здесь свою предательскую роль. Кажущая­ся легкость овладения азами профессии заслонит от такого «псевдо­таланта» горькую истину: природа одарила его вовсе не настоящим творческим даром, а лишь суррогатом в виде абсолютного слуха.

Даже если абсолютный слух и его сохранность вызваны внут­ренними причинами, и ребенок действительно наделен прекрасным интонационным слухом, хорошим чувством ритма и даже замеча­тельным относительным слухом, все эти качества, вместе взятые, еще не означают, что музыкальный талант налицо. Эти свойства слуха — свойства операционные, позволяющие удачно расчленять музыкальную ткань, понимая, почему она сконструирована так, а не иначе. Но эти свойства слуха еще не означают, что абсолютник име­ет хотя бы малую толику музыкальной фантазии, воображения и ар­тистизма. Он еще весьма далек от требований, которые общество предъявляет к одаренным исполнителям и композиторам. К тому же в музыкальной профессии вполне можно обойтись и хорошим относительным слухом, что лишний раз предостерегает общество от излишних восторгов по поводу волшебных свойств абсолютно­го слуха. Его рудиментарное происхождение и принципиально не-

Дата добавления: 2015-07-25