Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Примечания. 3Гинс Г.К. Сибирь, союзники и Колчак

Ответственные редакторы. 1 страница | Ответственные редакторы. 2 страница | Ответственные редакторы. 3 страница | Ответственные редакторы. 4 страница | Ответственные редакторы. 5 страница | Примечания | Примечания | Примечания | Примечания | Примечания |


Читайте также:
  1. OБЩИЕ ПРИМЕЧАНИЯ
  2. Библиографические примечания
  3. Благодарности и примечания
  4. Дополнительные примечания
  5. Править]Примечания
  6. Примечания
  7. ПРИМЕЧАНИЯ

1ГАХК. Ф.401. Оп.1. Д.6. Л.81.

2ГАХК. Ф.1736. Оп.1. Д.42а. Л.219-222; Демидов В.А. Октябрь и национальный вопрос в Сибири. 1917-1923 гг. Новосибирск, 1983. С.168-169.

3Гинс Г.К. Сибирь, союзники и Колчак. Поворотный момент русской истории. 1918-1920 гг. (Впечатления и мысли члена Омского Правительства). Т. II. Ч. II-III. Пекин, 1921. С.377; Мельгунов С.П. Трагедия адмирала Колчака: В 2 книгах. Книга вторая: Часть III. М., 2004. С.257.

4Савченко С.Н. Дальневосточный казачий сепаратизм в годы Гражданской войны (1918 — 1919 гг.) и поездка атамана А.И. Дутова на Дальний Восток (июнь — август 1919 г.) // Из истории Гражданской войны на Дальнем Востоке (1918-1922 гг.). Сб. науч. статей. Хабаровск, 1999. С.45.

5ГАХК. Ф.1039. Оп.1. Д.3. Л.32-33; ГАЧО. Ф.П-4307. Оп.2. Д.847. Л.14-16; Светачев М.И. Империалистическая политика «помощи» и ее роль в анти­советской интервенции в Сибири // Вопросы истории Дальнего Востока. Хабаровск, 1972. С. 7, 8, 10, 11.

6Сергеев. Вс. Л. Очерки по истории Белого движения на Дальнем Востоке. Харбин, 1937. С.39; Светачев М.И. Империалистическая политика «помощи» и ее роль в антисоветской интервенции в Сибири. С.9.

7ГАЧО. Ф.П-4307. Оп.2. Д.847. Л.6-8; Светачев М.И. Империалисти­ческая интервенция в Сибири и на Дальнем Востоке (1918-1922 гг.). Ново­сибирск, 1983. С.62.

8Филатьев Д.В. Катастрофа Белого движения в Сибири, 1918-1922: Впечат­ления очевидца. Париж, 1985. С.38; Далекая окраина. 1918. 14 сент.

9Допрос Колчака (Протоколы заседаний чрезвычайной следственной комиссии по делу Колчака 21 января — 6 февраля 1920 г.). Стенографи­ческий отчет // Арестант пятой камеры. М., 1990. С.352; Будберг А. Дневник (Колча­ковская эпопея) // Дневник белогвардейца. Новосибирск, 1991. С.166; Амери­канские солдаты в Сибири // История СССР. 1991. № 1. С.166; Дени­кин А. И. Очерки русской смуты // Вопросы истории. 1994. № 8. С. 96, 97.

10Савченко С.Н. Дальневосточный казачий сепаратизм в годы Гражданской войны… С.48; Хироко К. Поддержка атамана Семенова японцами в первый период военной интервенции (январь — август 1918 г.) // История белой Сибири. Материалы 5-й междунар. науч. конфер. Кемерово, 2003. С.137.

11Демидов В.А. Октябрь и национальный вопрос в Сибири. С.151; Будберг А. Дневник (Колчаковская эпопея) // Дневник белогвардейца. С.230.

12Юзефович Л.А. Самодержец пустыни (Феномен судьбы барона Р. Ф. Ур­герн-Штернберга). М., 1993. С. 55-56. Серебрен­ников И.И. Гражданская война в России: Великий отход. М., 2003. С.93.

13Кожевников В.А. Государственное устройство России в планах антибольшевистской оппозиции (1917-1922). Воронеж, 2003. С.194.

14Киреев А.А. Уссурийское казачество в политическом процессе на Дальнем Востоке Рос-сии: Автореф. канд. дисс. … Владивосток, 2002. С.18.

15ГАХК. Ф. П-44. Оп.1. Д.216. Л.55; Ф.401. Оп.1. Д.9. Л.106 а; Уссурийское казачье войско: история и современность (к 110-й годовщине образования УКВ). Владивосток, 1999. С.45; Светачев М.И. Империалистическая политика «помощи» и ее роль в антисоветской интервенции в Сибири. С. 8, 11.

16Савченко С.Н. Уссурийское казачье войско в Гражданской войне на Дальнем Востоке (1917-1922 гг.). Хабаровск, 2002. С.102; Светачев М.И. Подготовка иностранного вторжения в Сибирь (ноябрь 1917 — март 1918 гг.) // Вопросы истории Дальнего Востока. Выпуск IV. Хабаровск, 1974. С.24.

17ГАХК. Ф. П-44. Оп.1. Д.216. Л.58; Ф.1736. Оп.1. Д.42 а. Л.27;. Савченко С.Н. Дальневосточный казачий сепаратизм в годы Гражданской войны… С.43.

18ГАХК. Ф.780. Оп.1. Д.1. Л.42; John J. Stephan «The Russian Far East»: a history. Stanford, 1994. P.120; Левкин Г.Г., Савченко С.Н. Создание белогвардейских вооруженных формирований на Дальнем Востоке (ноябрь 1917 — сентябрь 1918 гг.) // Гродековские чтения: Тезисы научно-практической конференции. 19-20 декабря 1996 г., г. Хабаровск. Ч. I. Хабаровск, 1996. С.90.

18Ципкин Ю.Н. Антибольшевистские режимы на Дальнем Востоке России в период Гражданской войны (1917-1922 гг.). Хабаровск, 2003. С.175-17; Дальний Восток России в период революций 1917 года и Гражданской войны. Владивосток, 2003. С.281.

19Будберг А. Дневник (Колчаковская эпопея) // Дневник белогвардейца. С.238.

20Парфенов П.С. Гражданская война в Сибири. 1918-1920. М., 1924. С.127; Дальний Восток России в период революций 1917 года и Гражданской войны. С.363; Мелихов Г.В. Белый Харбин: середина 20-х. М., 2003. С.181; Иванов Вс. Н. Исход. Повествование о времени и о себе // Дальний Восток. 1995. № 1. С.10;

21ГАРФ. Ф.588. Оп.1. Д.410. Л.51; Светачев М.И. Империалистическая интервенция в Сибири и на Дальнем Востоке (1918-1922 гг.). Новосибирск, 1983. С.203; Ципкин Ю.Н. Антибольшевистские режимы на Дальнем Востоке России в период Гражданской войны (1917 — 1922 гг.). С. 270.

22Дальний Восток России в период революций 1917 года и Гражданской войны. С.382; Вести Забайкалья. 1920. 28 апр., 14 мая.

23Кокоулин В. Г. Читинское краевое народное собрание (апрель — октябрь 1920 г.). С.65-66; Вести Забайкалья. 1920. 18 июля.

24Парфенов П.С. Гражданская война в Сибири. 1918-1920. С.149-15; Петров П.П. От Волги до Тихого океана в рядах белых (1918-1922 гг.). Рига, 1930. С.164.

25Кокоулин В. Г. Читинское краевое народное собрание (апрель — октябрь 1920 г.). С.65-66.

26Петров П.П. От Волги до Тихого океана в рядах белых. С.164.

27Зинякова В.М. Воспоминания атамана Семенова как выражение «национальной идеи»: опыт критического анализа // История белой Сибири. Материалы 5-й междунар. науч. конф. Кемерово, 2003. С.114.

 

О.И. Сергеев*

 

Жизнь казачества
в условиях зарубежья (Китай):
опыт сохранения традиций

Революционные потрясения и Гражданская война в России обусловили массовый исход за рубеж значительной части ее населения, «не вписавшейся» в структуру вновь возникшей государственно-политической системы. Около двух миллионов россиян оказались рассеянными более чем в трех десятках стран мира. Китай превратился в крупнейший район расселения российских эмигрантов. Здесь сосредоточилось несколько сотен тысяч бывших граждан Российской империи, представлявших различные слои населения. Значительное место среди них занимало казачество.

Из многих аспектов истории казачьей эмиграции выделяется своей уникальностью опыт сохранения традиционного уклада жизни казачества в условиях зарубежья. Именно в Китае, в отдельных его районах возникли и в течение ряда десятилетий существовали своеобразные казачьи анклавы, в которых казаки-эмигранты воссоздали и практически сохраняли присущий только им образ жизни.

Отмечая необходимость изучения вопросов повседневной жизни эмигрантов, их представлений о религии, культуре и искусстве, известный исследователь М. Раев пишет: «Об этих сторонах культуры России за рубежом можно сказать немногое, так как ее представители имели те же материальные условия жизни, что и жители принявших их стран. Эмигранты не смогли привезти с собой, а тем более сохранить значимые предметы культуры, которые окружали их в дореволюционной России. Лишь казаки обладали ярко выраженной специфической социальной организацией и «народной культурой» (курсив наш. — О.С.), большинство же других эмигрантов, вследствие их прежней «западной» жизни в городской России, были готовы воспринять материальную культуру зарубежных городов…»1. Несомненно, наличие этих специфических лишь для казачьей эмиграции черт и позволило появиться столь уникальному опыту.

Попытки воссоздания казачьего жизненного уклада предпринимались казаками-эмигрантами в разных странах рас­селения. Они проявлялись в самоорганизации в казачьи станицы и иные общества, в стремлении заниматься традицион­ными видами трудовой деятельности (земледелие и скотоводство, охотничий, рыболовный промысел и т. д.) и поддерживать известную воинскую готовность и дисциплину. Однако реальная возможность воссоздания традиционного уклада могла возникнуть только при определенных условиях, близких по сути к тем, в которых развивалось казачество на землях Отечества. И такие условия существовали в отдельных районах Китая.

Формирование казачьей эмиграции в Китае прошло три этапа. Первый начался еще в XIX в. и продолжался до 1917 г., он был связан со строительством КВЖД и экономическим освоением прижелезнодорожной полосы, Трехречья и других районов. По численности казачьего населения, поселившегося в Китае, этот этап наименее представителен. Второй этап (1917 — 1922 гг.), обусловленный революционными потрясениями и Гражданской войной, дал наибольшее число казаков-эмигрантов. И, наконец, третий этап (20-30-е гг. ХХ в.) определялся теми социально-экономическими и политическими преобразованиями, которые, нередко репрессивными методами, осуществляло Советское государство. Он отмечен массовым уходом за рубеж казачьего населения, наиболее часто подвергавшегося насилию.

На первом этапе основной задачей, возложенной на каза­чество, являлась охрана Китайско-Восточной железной дороги. Именно с этой целью была создана охранная стража КВЖД, ядром которой стали казачьи сотни. Решение об учреждении такой стражи было принято правлением дороги 10 мая 1897 г. Первоначально ее численность определялась «в 699 конных нижних чинов при 120 офицерах», в дальнейшем она неоднократно возрастала и к 1910 г. достигла 30 тыс.2.

Поскольку российско-цинский договор о постройке КВЖД не предусматривал возможность ввода в Маньчжурию регулярных российских войск, было решено укомплектовать охранную стражу на началах вольного найма. Набиралась она сначала из казаков-льготников Европейской России (осуществить подобный набор из казаков Дальнего Востока ввиду их малочисленности было нельзя). Казачество, безусловно, наиболее под­ходило для охранной службы. С особенностями такой службы казаки из Европейской России основательно знакомились, отбывая свою очередь в полках на азиатской границе России.

На первом этапе формирования стражи было укомплек­товано 5 конных сотен, набранных в Терском казачьем войске (одна), в Кубанском (две), а также Оренбургском (одна). Одна сотня оказалась смешанной. Каждая сотня состояла из командира, двух младших офицеров, вахмистра, 12 урядников, двух трубачей, 120 нижних чинов, ветеринарного и медицинского фельдшеров. В конце октября 1897 г. сотни были собраны в Одес­се и первого ноября отправлены на Дальний Восток на паро­ходе Добровольного флота «Воронеж». 16 декабря казаки прибыли во Владивосток3.

Подобным путем продолжалось формирование охранной стражи и в последующие годы. В частности, в 1900 г. были сформированы 10 новых сотен в Донском (шесть), Кубанском, Терском, Уральском и Оренбургском (по одной сотне в каждом) казачьих войсках. Однако в этом году сотни следовали в Маньчжурию не морским, а сухопутным путем (специаль­ными эшелонами по железной дороге)4.

Естественно, отдельные казаки, закончив службу в охранной страже, оставались на жительство в поселках полосы отчуждения КВЖД. Основная же масса казаков-эмигрантов в Ки­тае появилась в 1917 — 1930-х гг. Общая их численность в этой стране в 20-х гг. ХХ в., по нашим данным, превышала 25 тыс. человек.

Это весьма значительный процент от общего числа казаков-эмигрантов, покинувших Россию. По подсчетам исследова­телей, таковых в начале 20-х годов за рубежом оказалось более 80 тыс. человек. К началу Второй мировой войны в эмиграции проживало до 60 тыс. казаков5. Таким образом, в Китае, прежде всего в Маньчжурии, находилась примерно третья часть казаков из числа покинувших Россию.

В демографическом плане казачья эмиграция в Китае имела существенное отличие от других стран расселения. По имеющимся данным о казаках Кубанского войска, оказавшихся в ос­новном в европейских странах, доля мужчин превышала 93% от общего числа эмигрировавшего населения. Иная ситуация была в Китае. Доля мужчин в среде казачьей эмиграции здесь не достигала 60%, а в Трехречье, на западе Маньчжурии, из 4091 человека казачьего населения (на 1932 г.) было 2222 мужчины и 1869 женщин (т.е. соответственно 54 и 46%). Это соотношение примерно сохранилось в данном районе и в 1940 г., при увеличении здесь казачьего населения до 6964 чел. (53% мужчин и 47 % женщин), и в 1944 г., когда население достигло 8449 человек при том же соотношении полов. Рост числа эмигран­тов в Трехречье, наряду с внутренней миграцией казаков в Китае, происходил и за счет повышения рождаемости, что, безусловно, было связано здесь с благоприятной демо­графической обстановкой6.

Казачья эмиграция в Китае, и, прежде всего, в Маньчжурии, по местам выхода из России представляла в основном каза­чество Забайкальского, Амурского, Уссурийского, Иркутского, Енисейского войск, т.е. казачество Дальнего Востока и Восточной Сибири. Казаки, вынужденные эмигрировать из войск Европейской России, оказались в расселении преимущественно в странах Европы. В Китае таковых были лишь единицы. Например, в ноябре 1925 г. среди 223 членов Казачьего союза в Шанхае (КСШ), проживающих в этом городе и ряде других населенных пунктах, казаков из войск Европейской России было 23 (чуть более 10 %). Они объединялись в Астраханскую и сводную Донскую станицы7. Среди членов правления Казачьего союза в Шанхае были генерал-лейтенант М.И. Афанасьев (Ермаковской станицы войска Донского) и полковник Н.К. Сережников (Черноярской станицы Астраханского казачьего войска)8.

В 1937 г. среди 9 казачьих станиц, расположенных в г. Харбине, действовала и Кубано-Терская станица, численность которой составляла 81 чел. (44 муж. и 37 жен.). Эта станица возникла по инициативе кубанца И.С. Цыбуля, который был избран ее первым атаманом на общем сходе 17 апреля 1937 г. В 1939 г. состав станицы насчитывал уже 131 чел., число мужчин увеличилось до 63 чел., в том числе 20 офицеров, 5 чиновников, 38 нижних чинов9. Кубанские и донские казаки состояли также в общеказачьей станице на станции Ханьдаохэцзы, но в 1937 г. из 179 членов станицы их было всего 310.

С учетом значительных отличий исторического развития казачьих войск европейской и азиатской частей России не­обходимо рассматривать и особенности существования казачьей эмиграции в Китае. Казаки расселились в различных районах этой страны, но наибольшая их концентрация отмечалась в полосе КВЖД (прежде всего в Харбине), в районе Барги (включая Трехречье), в Шанхае, Тяньцзине и ряде других мест.

Коллективные идеалы и ценности, свойственные казачеству, обусловили его стремление к объединению и в зарубежье. Как и в других странах расселения, казаки в Китае объединялись в артели, хутора, станицы. Главными задачами этих объединений являлись учет и координация деятельности казаков, организация бюро труда и касс взаимопомощи, юридическая и медицинская помощь, забота об инвалидах, больных, детях и безработных, информация о положении в казачьих районах СССР и о проблемах беженской массы за рубежом, изыскание средств для социальной поддержки. Так, на общем сходе вышеупомянутой Кубано-Терской казачьей станицы в Харбине 17 апреля 1937 г. была заявлена следующая цель состоявшегося объединения: моральная и материальная поддержка членов станицы, культурная и воспитательная работа по подготовке молодого подрастающего поколения. Казаки считали, что, лишь объединившись, они смогут «принести пользу национальному делу по восстановлению нашей Родины»11. Таким образом, в большинстве своем эти объединения являлись своего рода землячествами, сплачивавшими казаков в чужой стране для оказания взаимопомощи. Создавались эти объединения в городах, пристанционных поселках и иных поселениях, где нередко отсутствовали возможности для занятий казаков их традиционными видами деятельности.

Казакам в Китае, в отличие от других стран, удалось создать и самобытные традиционные казачьи поселения, которые успешно существовали в течение длительного периода. Эти станицы основали казаки — выходцы из дальневосточных казачьих войск, прежде всего Забайкальского, в районе Барги, включая так называемое Трехречье, примыкающее к территории бывшей Забайкальской области России. Обширные приграничные китайские земли, на которых поселились казаки, пустовали и нуждались в интенсивном заселении и хозяйственном освоении. Таким образом, казаки-эмигранты в Китае смогли реализовать те задачи, которые исторически им уже приходилось решать в своем Отечестве.

Напомним, что задачи эти всегда были сложными и весьма значимыми для государства, независимо от того, на каких границах страны (южных, восточных, северных) действовали казаки. Как справедливо отмечал дореволюционный исследователь истории казачества В.А. Потто, казаки выступали не в качестве колонизаторов осваиваемых территорий, а всегда являлись их защитниками, носителями и строителями российской государственности12.

Как известно, жизнь и быт казачьего населения восточных районов России складывались в ходе формирования на этих территориях новых казачьих войск (Забайкаль­ского — 1851 г., Амурского — 1858 г. и Уссурийского — 1889 г.). Это происходило в географических условиях, близких к условиям Барги: наличие больших массивов свободных земель, обилие лесов, многоводных рек.

Ввиду большой удаленности от центра и слабости системы коммуникаций становление вновь созданных казачьих войск происходило в определенной изолированности от тех, что исторически сложились в Европейской России. Аналогично, в условиях изолированности, происходило и локальное развитие казачьих поселений Барги.

Схожий характер имело формирование хозяйственного уклада в казачьих войсках востока России и казачьем районе в Барге. В обоих случаях этот процесс происходил в чрезвычайно краткие сроки и имел энклитический характер. В нем сохранились такие составляющие, как общинное землевладение и землепользование, натуральные повинности и некоторые другие. Вместе с тем казачьи хозяйства, традиционно не знавшие крепостничества, довольно быстро втягивались в товарное производство.

Вновь созданное казачество восточных районов России приняло самое активное участие в хозяйственном освоении Дальневосточного края и одновременно смогло сформировать свой бытовой уклад, соответствующий в основном историческим традициям казачества.

Казаки-эмигранты, поселившиеся в районе Барги, активно участвовали в хозяйственном освоении этих китайских северо-восточных территорий, параллельно воссоздавая здесь традиционный уклад жизни казачества.

Впервые русские узнали о Барге еще в XVII в., во время движения казаков на восток, к побережью Тихого океана. Именно казаки-забайкальцы, но уже в конце XIX в., по договоренности с цинской администрацией начали заниматься хозяйственной деятельностью на приграничных с Забайкальем монгольских землях Дайцинской империи по рекам Аргунь, Ган, Дербул и Хаул: пасли здесь стада, заготовляли сено и охотились. Тогда же там возникли отдельные заимки и зимовья.

С момента постройки КВЖД и ее западного участка, про­ходившего по территории Барги, началось заселение прижелезнодорожной полосы русскими. Часть из них, с семьями, после окончания строительства осталась здесь на постоянное жительство.

После Октябрьского переворота, разгрома Колчака и Семенова в Барге поселились многочисленные казаки-эмигранты из России. Стали развиваться старые поселки, строились новые, в том числе в Трехречье. В результате в начале 20-х гг. ХХ в. население Барги представляло собой следующую картину: из об­щего числа жителей в 80 тыс. человек на долю корен­ного, в основном кочевого, населения приходилось около 39 тыс. (т. е. 48 %), русских — около 23 тыс. (28,75 %) и китайцев — около 18 тыс. (22,5 %). По отдельным районам Барги, где в основном расселились российские эмигранты, их доля была следующей: в поселках приречья Аргуни — 34%, в прижелезнодорожной полосе — 54%, в Трехречье — 91%. Население Трехречья практически целиком состояло из казаков-эмигрантов. Таким об­разом, Барга являлась уникальной, с точки зрения истории российской эмиграции, территорией, где концентрация этой группы населения была чрезвычайно велика, а в отдельных районах эмигранты составляли абсолютное большинство жителей. Ряд селений по национальному составу были чисто русскими: Камары и Зольная (в Приаргунье), Нармакчи, Усть-Кули, Одинокая, Усть-Урга, Кантагатуй, Ильгачи, Лобзагор, Ключевая, Караганы, Св. Колый, Ивановка, Ареуги, Черноусиха, Ерничная (в Трехречье). Столь высокий процент российского эмигрантского населения в Барге, естественно, предопределял и его значительную роль в хозяйственной жизни региона13.

Большинство эмигрантов занималось сельскохозяйственным трудом. Важную роль при этом играло земледелие, истори­чески имевшее в Барге древние корни. Однако новый толчок раз­витию земледельческого хозяйства в Барге дали именно русские. Еще в начале ХХ в. забайкальские казаки возделывали здесь земли. В 1914 г. российское вице-консульство заключило с мест­ными властями соглашение о предоставлении русским права аренды земельных участков в Барге. С 20-х гг., после мас­сового притока сюда российских эмигрантов, резко увеличилась и распашка земли. К концу 1920-х гг. русские засевали в регионе около 6,6 тыс. га. Среди зерновых культур на первом месте стояла пшеница, затем шли яровая рожь, овес, ячмень, гречиха. Кроме продовольственных и кормовых хлебов, эмигранты сеяли лен и коноплю, выращивали овощи и бахчевые культуры.

Успешно развивалось в Барге и скотоводство. Если по российскому Дальнему Востоку на один кв. км приходилось в среднем 2,7 гол. скота, то в китайской Барге этот показатель равнялся 11,7. Наиболее крупные скотоводческие хозяйства российских эмигрантов располагались в долинах рек Аргунь, Мергел и в Трехречье. Всего здесь насчитывалось: лошадей — 6326, крупного рогатого скота — 21728, овец и коз — 55796, свиней — 1600 голов. В Трехречье, в частности, в 1938 г. в 19 казачьих поселках, в которых проживало 7010 чел., имелось 9078 дес. пахотной земли, 5642 лошади и 16926 гол. рогатого скота14.

В целом российские эмигранты достигли заметных успехов в развитии сельского хозяйства региона и в повышении своего собственного благосостояния. Это характеризуется, в част­ности, средними показателями на одно хозяйство казаков-эмигрантов. В 1929 г. такое хозяйство (среднее количество душ в семье — 6) имело: 10 дес. пахотной земли, 7 лошадей, 26 коров, 52 овцы, 2-3 свиньи.

С российской эмиграцией, в частности с казачьей, связано и развитие в Барге маслоделия. К концу 20-х гг. только в прижелезнодорожной полосе было 8 маслодельных заводов. Кроме того, ближе к Маргелу и в Трехречье было еще 9 таких заводов. Крупнейшими из них являлись заводы «Бр. Воронцовых», «Кухтин и К°», Верх-Кулинский. Кроме районов Барги, масло сбывалось в Харбин и города Внутреннего Китая.

Интенсивное развитие земледелия вызвало становление мукомольного дела в Барге. При этом из четырех крупнейших мельниц здесь три принадлежали российским эмигрантам.

Среди других крупных промышленных предприятий Барги следует выделить комплекс заводов Окулова в г. Хайларе (коже­венный, шубный, пимокатный и др.), винокуренный завод братьев Во­ронцовых в Трехречье. По своему оборудованию и техно­­логии производства эти предприятия являлись луч­шими в Барге.

Таким образом, российская эмиграция, включая казачью, внесла заметный вклад в хозяйственное освоение Барги, способ­ствовала дальнейшему развитию земледелия и скотоводства в крае, в создании ряда новых отраслей промышленности региона.

Хозяйственно-экономический комплекс, сложившийся под влиянием определенных природно-географических, территориальных, демографических и политических факторов, выступал в качестве объективных условий для формирования специфики быта, характера разнообразных сторон жизни и форм общения людей, воспитания и развития потомков местного казачества.

Бытовой уклад казаков отражался в организации среды обитания, жилищах, одежде, питании и др. Содержание условий жизни и ментальность казаков раскрывается через функционирование социальных институтов, традиций, обычаев.

Интересное описание бытового уклада казачьих поселений Трехречья дает современник в газетной заметке: «Трудно сказать, есть ли разница в условиях жизни казачества с периодом мирного времени, когда казаки были у себя на Родине, в родных казачьих станицах. Те же поселки с лиственничными бревенчатыми домами, амбарами, сараями, дворами и дворовыми пристройками. Те же табуны лошадей, стада коров и баранов... Нравы, обычаи и обрядность принесены во всей полноте из родных казачьих станиц и соблюдаются с присущей казачьей природе строгостью»15. Самобытные черты отражает и рассказ о русском поселении в пригороде Хайлара, носящем название Остров. Казаки составляли значительную часть его жителей. «До последнего момента они отстаивали свои интересы, свои идеалы. Этим обстоятельством, вероятно, объясняется от­печаток русскости, лежащий на укладе жизни островитян, на их взглядах и обычаях. Они сумели не только сохранить принесенные из России традиции, но и передать их во всей чис­тоте и красоте молодому подрастающему поколению»16.

Необходимо подчеркнуть, что основой казачьего воспитания была верность Богу, Царю и Отечеству. Отсюда главным содержанием духовного мира казаков стали религиозность, монархизм и народность. При этом монархические идеалы на практике трансформировались в идею государственности, верному служению Отечеству.

Лидеры казачьего движения в дальневосточном зарубежье разработали своеобразную политическую программу казачества, выдвинутую атаманом Г.М. Семеновым и именуемую кратким термином россизм. Суть ее сводилась к следующему: «Россизм — это формула, определяющая принадлежность человека к Российскому государству, призывающая все на­селение страны, независимо от его племенных, расовых и веро­исповед­ных отличий, к осознанию общности долга перед родиной, к утверж­дению прав своего класса или народности в рамках общегосударственных интересов страны… Россизм — это полити­ческая вера дальневосточного казачества, тот национальный фронт, на котором оно мыслит полное объединение всех составных элементов Российского государства, тот фунда­мент, который должен быть заложен под новое здание Российской государственности»17.

В основе формирования казачьего самосознания также лежали нормы православной морали. Велико было значение Право­славной Церкви как института, активно влияющего на мировоззрение и нравственные устои казаков. Из 19 казачьих поселков Трехречья в 10 были построены приходские храмы и приписные церкви, а в поселке Солнечный располагался мужской монастырь Владимирской Божьей Матери. В поселениях, где церкви отсутствовали, все же регулярно справлялись престольные праздники и исполнялись службы в честь святых, почитаемых как небесные покровители этих селений.

В 1934 г. Трехречье посетил архиепископ Нестор. Сохранилось описание этого события: «Все путешествие по Трехречью архиепископ Нестор совершил в течение 7 дней. В поездке его сопровождал почетный караул — десятки конных жителей-казаков. За все время было сделано 11 остановок в разных селениях, причем в каждом из хуторов, по просьбе населения, совершены торжественные службы. Были совершены также крестные ходы, освещение колодцев, ключей и семян для посевов. Во всех поселениях владыку встречали по русскому обычаю с хлебом и солью, которую подносили поселковые атаманы. Население одевалось в праздничные одежды, а женщины и дети стояли с цветами в руках, бросая их на дорогу. Всюду владыко раздавал евангелия и листки с евангельскими текс­тами»18.

Важным фактором формирования традиционной духовной культуры, укрепления социальной общности казаков являлись праздники, которые проводились в эмигрантских казачьих поселках с особым торжеством, с соблюдением соответствующих обычаев. «Главные праздники: Рождество, масленица, Пасха… проходили в калейдоскопе развлечений и забав, большинство из которых были перенесены из России. Елки, христославие со звездами, хороводы, ряженые, святочные гадания, езда на санях в дни масленицы, качели, игры в крашеные яйца, городки, лапта — все это украшало праздничные дни русских»19.

Торжественно, красочно и лихо отмечались войсковые празд­ники. По всей видимости, одно из последних подобных торжеств прошло 4 июня 1944 г. в Трехречье, в честь традиционного войскового праздника казачьих войск Забайкальского, Уссурийского и Амурского, падавшего на пятую неделю Великого поста. Местная газета отмечала: «Чтобы сохранить обычаи и традиции отцов и дедов и поощрить молодую казачью смену… конный пробег и лихую казачью джигитовку было решено организовать в станице Драгоценка… После молебна начинается церемониальный марш… Стройные колонны сразу же направляются на ипподром в конце станицы… Начинается лихая казачья джигитовка, реально выявляющая казачью доблесть и лихость и четко подтверждающая, что есть еще порох в пороховницах, не иссякла казачья сила…»20.

Современники отмечали: «Трехречье — это Россия за ру­бежом…Управляются казаки, как у себя на Родине, через выбор­ных станичного и поселкового атаманов. Живут в довольстве, достатке, прежним русским патриархальным укладом…На­поминает Трехречье Россию и привольные родные казачьи края своими нивами, … стадами скота, табунами лошадей… и всей своей русской жизнью, … видом своих поселков с храмами Божьими, … гордо вздымающими свои купола и колокольни, увенчанные святыми крестами, к синему ласковому небу»21.

Таким образом, казачья эмиграция в Китае сохранила для истории уникальный опыт воссоздания традиционного уклада жизни казачества. Несомненно, этот опыт интересен и важен не только для специалистов, он может быть полезен и воз­рождающемуся казачеству России.

 

 

_______

 

1Раев М. Россия за рубежом. История культуры русской эмиграции 1919 — 1939 гг. М., 1994. С.21-22.

2Исторический обзор Китайской Восточной железной дороги. 1896—1923. Т.1. / Сост.: Е.Х. Нилус. Харбин, 1923. С.32-33, 503.

3Там же. С.505, 506.

4Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф.323. Оп.1. Д.1449. Л.2.

5Кириенко Ю.К. Казачье зарубежье (страны рассеяния, численность, организация) // Казачество в истории России: Тезисы докл. междунар. науч. конф. Краснодар, 1993. С.165.

6Государственный архив Хабаровского края (ГАХК). Ф.829. Оп.1. Д.9. Л.68.

7Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф.5963. Оп.1. Д.1. Л.61.

8ГАРФ. Ф.5963. Оп.1. Д.17. Л.29, 29 об.

9ГАХК. Ф.829. Оп.1. Д.9. Л.4, 9 об., 91; Д.21. Л.1.

10ГАХК. Ф.829. Оп.1. Д.9. Л.3, 3 об.

11ГАХК. Ф.829. Оп.1. Д.21. Л.1.

12См.: Матвеев О.В. История казачества в трудах В.А. Потто // Казачество в истории России… С.193.

13См.: Кормазов В.А. Барга. Экономический очерк. Харбин: Тип. КВЖД, 1928. С.7-17, 43-58, 131-159, 196-211.

14См. также: Сергеев О.И. Казачья эмиграция в Китае // Международная науч. конф. «Гражданская война на Дальнем Востоке России: итоги и уроки». Владивосток, 1992. С.149-151.

15Захинганский голос. 1943. 25 апр.

16Захинганский голос. 1944. 19 сент.

17Казачий клич. 1938. 29 апр.

18Рубеж. 1934. № 30.

19Захинганский голос. 1944. 19 сент.

20Захинганский голос. 1944. 9 июня.

21Вестник казачьей выставки в Харбине 1943 г.: Сборник статей о казаках и казачестве. Харбин, 1943 г. С.192-193.

 

 

___

* Статья подготовлена при поддержке грантов ДВО РАН № 05-III-А-11-114, № 6-III-А-11-442.

 

 

С.И. Лазарева*

Деятельность
общественных и благотворительных организаций
по консолидации казаков Дальнего Востока в Китае
(20-30-е гг. ХХ в.)

Российская эмиграция — уникальное явление как в отечественной истории, так и истории тех государств, где проживали эмигранты. Первый мощный поток русских эмигрантов дала Гражданская война. Среди выезжавших из России — представители различных категорий граждан: состоятельные предприниматели, представители художественной и научной интеллигенции, высшая бюро­кратия, бывшие помещики, имевшие достаточные средства для жизни за границей, солдаты, значи­тельная часть офицеров и т. д.

Среди двухмиллионной массы российских эмигрантов казаки занимали особое место. Бывший член Государст­венной Думы князь П.П. Долгоруков писал в 1928 г.: «В эмиграции мы оценили солидарность и спаянность казаков, выгодно отличающих их от общерусской «люд­ской пыли»1.

Именно 20-30-е гг. ХХ в. в истории казачества стали таким периодом, когда в наибольшей степени проявилась свойственная им духовная сила, а также такие качества, как патриотизм, взаимная поддержка, чувство локтя, способность выстоять в экстремальных условиях, стремление сохранить для будущих поколений свои обычаи, традиции и культуру.

Известный политический деятель, бывший председатель Уфимской Директории Н.Д. Авксентьев отмечал следующие черты характера казаков, ярко проявившиеся в эмиграции: «Трудоспособность, настойчивость, находчивость и умение приспособиться к новым условиям, не отказываясь, однако, при этом от своего индивидуального или национального. Наконец, большая внутренняя любовь к своей малой Родине — казачьим областям, сочетаемая с любовью к Родине большой — к России…»2.

У различных слоев и групп эмиграции были как общие черты, так и особенности их адаптации к новым условиям жизни на чужбине, организации хозяйства и быта в странах рас­селения.

Очевидно, что полную и целостную историю российской эмиграции невозможно исследовать, не изучая историю отдельных слоев и групп этой эмиграции со свойственными им мировоззрением, традициями, сложившимся укладом жизни. К такой особой группе, как уже было сказано выше, принадлежала казачья эмиграция. И главная особенность казачества состояла в том, что для него была характерна более активная деятельность по консолидации казачьих сил, стремление к объединению и взаимопомощи, к взаимной поддержке, большой дух коллективизма. Именно это и позволило казакам с меньшими издержками и потерями приспособиться к эмигрантской жизни, вынести все материальные, психологические, моральные трудности и лишения вдали от Родины. И в этом немалая заслуга принадлежала казачьим эмигрантским общественным и благотворительным организациям.

В конце 1980-х — 1990-е гг. в связи с возросшим общественным интересом к истории русской эмиграции появилось значительное количество исследований по проблемам русской эмиграции на Дальнем Востоке3, где есть и материалы по истории казачества. В работах Ю.Н. Ципкина, Н.И. Дубининой, Е.Н. Чернолуцкой по материалам харбинской эмиграции проанализирован социальный состав Белой армии на Дальнем Востоке, показана роль кадровых военных, казаков, их анти­советская и антибольшевистская деятельность в 20 — 40-е гг. ХХ в.

Специальное исследование, в котором рассматривается деятельность казаков азиатской России, в том числе в Маньчжурии, было опубликовано в Екатеринбурге в 1995 г.4. В нем приводятся сведения о численности, составе военно-политических организаций, о быте казаков в Китае. Представляют интерес и работы А.Л. Худобородова5, в которых затрагиваются различные аспекты культурной и политической жизни казаков в Китае. Деятельность казаков в Китае в 20 — 40-е гг. ХХ в. освещена в исследованиях О. И. Сергеева6.

Имеющиеся публикации позволяют говорить о том, что в исторической науке пока еще нет достаточно полного представления о становлении казачьей эмиграции в Китае, основных этапах ее развития, о той значительной работе, которую проводили эмигрантские общественные и благотворительные организации по консолидации казаков в сложных условиях зарубежья.

Данная статья представляет собой попытку показать, почему казачество в Китае сумела в основном преодолеть бедствия, лишения и невзгоды своей эмигрантской жизни и заполнить ее глубоким смыслом и содержанием, а также раскрыть основные этапы, по которым происходила консолидация казачества.

Путь дальневосточных казаков в Китай был очень трудным, их сопровождали голод, холод, потери близких, отчуждение со стороны китайских властей. Сложность положения казаков-эмигрантов в Китае состояла и в том, что многие из них лишились своих руководителей, войсковых атаманов. Довольно правдивую оценку положения дел в казачьей эмиграции Дальнего Востока дал в 1931 г. пражский журнал «Вольное казачество»: «На Дальнем Востоке казачья эмиграция велика, сюда отступили: Войско Оренбургское, часть Уральского, Семиреченского, Енисейское, Сибирское, Забайкальское, Амурское и Уссурийское под предводительством своих атаманов. Но в силу многих обстоятельств эти казаки остались сиротами и в одиночестве, без своих атаманов и правительств. Часть атаманов, как А. Дутов, была убита предательской рукой, а часть, прихватив войсковые суммы, смотались восвояси, оставив на произвол судьбы казачьи массы, и живут в свое удовольствие, транжиря средства, занимаясь разводами и женитьбой, посещая изысканные курорты Дайрена. Есть и такие, которые продают увезенные из Владивостока пароходы… Есть и такие, которые переметнулись к красным, предав казаков»7.

В начале 20-х гг. общая численность эмигрантов в Китае достигла своего пика и составила не менее четверти миллиона человек. Численность казачьей эмиграции здесь, по мнению специалистов, превышала 25 тыс. чел. Это был весьма значительный процент от общего числа казаков-эмигрантов, по­кинувших Россию. По подсчетам исследователей, таковых в на­чале 20-х годов за рубежом оказалось более 80 тыс. чел.8.

Прибывавшие казаки-эмигранты расселялись в различных районах Китая, однако наибольшая их часть разместилась в полосе КВЖД (Харбине и его окрестностях), в районе Барги, в Шанхае, Тяньцзине и других местах.

Для российских эмигрантов особое значение имели про­блемы адаптации к новым условиям жизни. А для казаков, как и в целом для профессиональных военных, в этом отношении были характерны наибольшие сложности сложности, связанные со спецификой казачьего уклада жизни, языковым барьером, необходимостью приобретения новой специальности или рабочей профессии. К тому же в Китае действовал целый ряд факторов, резко осложнивших жизнь казаков в этой стране и их приспособление к культуре, обычаям и традициям китай­ского общества.

Китайские власти с крайним нежеланием, а часто и от­кровеннй враждебностью встречали вооруженные отряды казаков. Большинство их было разоружено и ин­тернировано.

Что касается устройства на работу, то казакам-эмигрантам крайне трудно было конкурировать в этом плане с китайцами. Пражский журнал «Казачий путь» писал в 1926 г. о хозяйственной жизни казаков в Китае: «Большинство казаков занимаются здесь извозом. Всякий казак, имеющий хотя бы одну лошадь, может уже не думать о завтрашнем дне. Что касается физи­ческого труда, то найти его здесь довольно трудно, потому что конкурировать с китайцами невозможно. Китаец согласен рабо­тать в день за 15 центов, а прожиточный минимум для рабочего-европейца не менее 50 центов»9.

Значительно ухудшилось как правовое, так и экономи­ческое положение казаков-эмигрантов с установлением советско-китайских дипломатических отношений и совместного (СССР и Китай) управления Китайско-Восточной железной дорогой в 1924 г. С тех пор, как в Правление КВЖД вошли представители Советской власти, начались массовые увольнения и сокращения штатов, и, прежде всего, эмигрантов. «… Их просто выбрасывали на улицу без объяснения каких-либо причин… В осо­бенности эти гонения распространились главным образом на казаков»1 0.

Обособлению казаков-эмигрантов от китайского общества способствовала и чуждая им культурная и религиозная среда. Для многих казаков, как и для большинства русских эмигрантов, Китай оставался отсталой азиатской страной с непонятной, хотя и древней, культурой. В таких условиях чрезвычайно редкими были браки казаков-эмигрантов с китаянками, то есть ассимилятивных процессов в Китае не происходило.

С другой стороны, у казаков оставалась сильная тяга к мощному пласту русской национальной культуры, который со­хранялся в Маньчжурии, в полосе отчуждения КВЖД, прежде всего в Харбине, а также в Шанхае. В Маньчжурии были созданы русские школы и высшие учебные заведения, русская пресса, опера, балет, русская музыкальная культура, активная литературная жизнь. Так создавались условия для сохранения традиций как русской национальной, так и казачьей культуры на территории Китая.

Как видим, эмигрантская жизнь казаков в Китае была полна различных бедствий, лишений и невзгод. И все же, несмотря на это, многие казаки сумели приспособиться к нелегким усло­виям жизни в Китае. Процесс адаптации к новым условиям зависел от ряда важнейших факторов, в частности, общественной атмосферы вокруг эмигрантов, их способностей, умения приспособиться к традициям, обычаям, ценностям окружающего общество и создать условия для консолидации казачества. В этом плане большая роль принадлежала казачьим союзам в Харбине и Шанхае, другим эмигрантским общественным и благотворительным организациям.

Первый этап консолидации казаков начался с создания казачьих станиц в Харбине, Шанхае и их окрестностях. Это было отличительной особенностью казачьей эмиграции. Казачество не растворялось в основной массе русских эмигрантов, а проживало, как правило, обособленно, создавая здесь свои за­рубежные станицы. В Харбине в 1922 г. была создана Оренбургская дальневосточная станица (станичный есаул Арапов). Чуть позднее казаками-оренбуржцами была образована Оренбургская имени атамана Дутова станица во главе с бывшим командиром казачьей бригады генерал-майором В.В. Кручининым. В 1927 г. эти станицы объединились в одну, атаманом которой до конца 30-х гг. ХХ в. был генерал-майор А.В. Зуев1 1.

В начале 20-х гг. ХХ в. в Харбине также возникают Амур­ская, Уссурийская, Забайкальская и другие станицы, которые успешно функционировали до середины 40-х гг. ХХ в. Большую общественную работу в них проводили станичные атаманы А.П. Корякин (Амурская), О.В. Коренев (Уссурийская), М.Ф. Рюмкин (Забайкальская)1 2.

В это же время были созданы казачьи станицы в Шанхае: Амурская имени графа Муравьева-Амурского, Забайкальская, Уссурийская и др.1 3.

Создание станиц имело большое значение для жизни казаков на чужбине, поскольку способствовало их объединению и сплочению, позволяло не распылиться им в общей массе российской эмиграции. В станицах казакам оказывалась материальная помощь, в том числе устраивались кассы взаимо­помощи, подыскивалась работа для безработных и т. д.

Вторым этапом консолидации казачества было создание специальных казачьих организаций, направленных на улуч­шение условий жизни и быта казаков, имеющих в основном благотворительный характер.

Начало 20-х гг. ХХ в. было самым тяжелым периодом в органи­зации быта и хозяйственной деятельности казаков в стране расселения. Большая часть из них оказалась в эмиграции уставшими, подавленными психологически, нуждающимися как в материальной, так и в моральной поддержке. Для оказания помощи казакам и вообще российским эмигрантам были созданы различные общественные и благотворительные эмигрант­ские организации, комитеты и общества. Особенно важна была деятельность этих организаций в Китае, где со стороны центральных и местных органов власти эмигрантам ждать помощи не приходилось. Первой и наиболее устойчивой общественной организацией русских в Китае был Харбинский комитет помощи русским беженцам (ХКПРБ), созданный в 1923 г. и просуществовавший до 1945 г.1 4. В его создании активное участие принимали владивостокский адвокат Н.Г. Рачков, бывший тюменский предприниматель, председатель Торгово-промышленного союза Харбина В.И. Колокольников.

Этот комитет был единственной в Маньчжурии общеэмигрантской благотворительной организацией, разрешенной китайскими властями. На первых порах созданный исключительно в целях благотворительности ХКПРБ постепенно разросся в крупную организацию и к 30-х гг. в составе его правления были представители почти всех русских эмигрантских организаций в Маньчжурии.

ХКПРБ ставил перед собой задачу оказания экономической, юридической, медицинской и культурной помощи русским беженцам. Проводимая им работа сыграла важную роль в объеди­нении эмигрантских сил и повышении общественной активности всех российских эмигрантов. В 1929 г. в состав ХКПРБ входило уже свыше 70 организаций, в том числе и казачьих1 5, резко активизировалась его общественно-политическая и благотворительная деятельность, расширился диапазон проводимых мероприятий. Среди членов организации появилось значительное число военных, до 1929 г. сторонившихся всякой общественной работы. К этому периоду относится вступление в состав ХКПРБ казачьих землячеств — Забайкальской, Амурской, Уссурийской и др. станиц.

За первый период существования ХКПРБ численность его членов постоянно менялось. Так, в 1923-1927 гг. их насчиты­валось 60-70 чел. В 1928-1929 гг. в связи с осложнением советско-китайских отношений и событиями в Трехречье увели­чился приток русских беженцев в г. Харбин, в результате число членов комитета достигло пика роста, составив 419 чел. В 1931-1938 гг. в условиях японской оккупации Маньчжурии общест­венно-политическая деятельность ХКПРБ была ограничена, что привело к сокращению его членов до 232 чел.1 6.

К началу 30-х гг. ХХ в. были открыты отделения ХКПРБ в пяти пунктах КВЖД и пригороде Харбина: станция Цицикар (45 членов) под председательством П.М. Диденко, Куаньчен­цзы (37 членов) под председательством Л.Г. Чумакова, Имяньпо (40 членов) под председательством Е.И. Квятковского, в Корпусном и Саманном городках (по 35 членов в каждом) под председательством Санкова1 7.

В 20 — 30-е гг. ХХ в. ХКПРБ провел большую работу по предоставлению права российским эмигрантам на жительство, по получению ими бесплатных паспортов (только в 1929 г. их получили более 300 чел.), по трудоустройству безработных эмигрантов и др. Кроме этого, членам Комитета (в Модягу, Брусиловском, в Госпитальском городе) предоставлялся кров и пища, оказывалась медицинская помощь. Только за 7 дней в июле 1933 г. получили кров и пищу 390 мужчин, 163 жен­щины и 803 ребенка эмигрантов1 8. Выдавались эмигрантам и денежные пособия, ссуды.

Таким образом, ХКПРБ всеми возможными средствами и способами помогал казакам-эмигрантам адаптироваться к новым суровым условиям эмиграции.

Особенно плодотворно и результативно работало в 1922-1923 гг. Благотворительное Общество в Тяньцзине. В этот период здесь скопилось много новых русских беженцев, по­степенно прибывающих сюда из Кореи, Маньчжурии, Китай­ского Туркестана и Западной Монголии. В большинстве своем это были офицеры, солдаты и казаки бывших белых русских армий, без всяких средств к существованию, убого одетые, голодные, измученные от бесконечных скитаний. Многих поддержало на первых порах работавшее здесь русское Благотворительное общество. Оно содержало общежитие в здании постройки тяньцзинского купца С.М. Вязигина. Им же, на бывшей Русской концессии, была организована столовая, в которой питались неимущие за дешевую плату, а иногда и бесплатно. Некоторые эмигранты с помощью Общества получили работу. Для предоставления лечебной помощи Общество содержало небольшую больницу. Первыми русскими врачами, оказывающими помощь больным, были Н.Н. Коно­валов, Н.А. Же­лудков, Н.А. Арналодов, А.Л. Селезнев.

Бюджет Благотворительного общества за 1923 г. составил 55 тыс. долларов. Денежные пособия были выданы 775-ти эмигрантам. Дешевая столовая, действовавшая при Обществе, отпустила за одни этот год до 30 тыс. обедов и ужинов, из них 5 417 бесплатных. В общежитии Общества проживало более 500 чел.2 0.

В Шанхае с 1924 г. авторитетной организацией был Комитет защиты прав и интересов русских эмигрантов во главе с бывшим российским консулом В.Ф. Гроссе. Тогда же развило свою деятельность Русское благотворительное Общество в Шанхае, которое открыло несколько дешевых, а нередко и бесплатных общежитий. После раскола в среде российской эмигра­ции в Шанхае В.Ф. Гроссе вышел из Комитета защиты прав и создал в 1926 г. Русский эмигрантский комитет и благо­творитель­ное общество под названием «Помощь». Генерал-майор Забайкальского казачьего войска В.В. Зимин возглавлял в Шанхае Союз русских инвалидов2 1.

Из всех элементов послеоктябрьской эмиграции именно офицеры пребывали в самом тяжелом и гнетущем положении. Тут была и материальная нищета, и каждодневные моральные страдания, вызванные утратой статуса и реальности применения тех знаний и дел, которым ранее была посвящена их жизнь. Многие стали инвалидами или просто состарились. Заботу о них взяло на себя Харбинское общество помощи инвалидам (основанное 24 сентября 1919 г.). Инициатором создания Общества явилась широко известная своими благотворитель­ными делами в Харбине К.А. Хорват2 2.

Общество привлекало пожертвования для оказания по­мощи раненым, увечным, больным и другим лицам, оказавшимся в труд­ном положении в результате экстремальных ситуаций. В 20-30-е гг. ХХ в. большая помощь была оказана многим бывшим офицерам, казакам, им были выданы пособия и ссуды, оказана помощь по устройству на новом месте.

Особенно большая благотворительная работа была про­ведена осенью 1929 г. Затянувшаяся конфликтная ситуация вокруг КВЖД вылилась в открытое военное столкновение СССР и Китая. Советско-китайский конфликт нанес огромный имущественный ущерб населению. По данным, опубликованным в эмигрантской прессе, около 10 поселков Трехречья было разгромлено и разграблено. Русские эмигранты потеряли иму­щества на сумму 2210713 местных денежных единиц. Около 10 тыс. русских эмигрантов-земледельцев вынуждены были покинуть упорным трудом созданные хозяйства и искать более безопасные места2 3.

Перед благотворительными организациями стояла задача обеспечить прибывших жильем, питанием. В 1929 г. были открыты 6 общежитий для беженцев. 8-9 декабря 1929 г. был проведен «День голода», позволивший путем отказа от обедов органи­зовать помощь более чем сотне беженцев2 4.

Значение благотворительных обществ в Китае было велико, так как их функции (снабжение одеждой, обувью, денежные пособия, бесплатная медицинская помощь и др.) помогали казакам и всем русским эмигрантам выжить, обосноваться на новом месте, найти применение своим силам и знаниям, сохранить веру в себя, разобраться в сложной жизненной ситуации.

Третьим этапом консолидации казаков было создание в 20-е гг. ХХ в. казачьих союзов в Китае. В январе 1923 г. ка­зачьи станицы в Маньчжурии вошли в состав Восточного ка­зачьего союза с центром в Харбине. Председателем правления и совета союза был избран полковник Оренбургского казачьего войска Г.В. Енборисов, заместителями председателя — полковник Е.П. Березовский (от Сибирского казачьего войска) и доктор Коренев (от Амурского казачьего войска)2 5. В Восточном казачьем союзе были представлены казаки Уральского, Оренбургского, Сибирского, Забайкальского, Амурского и Енисейского войск.

Эта организация не только держала постоянную связь с евро­пейским казачеством, но и рассматривалась в качестве составной части Казачьего союза в Париже. Восточный казачий союз был создан прежде всего для защиты экономических интересов казачества, но впоследствии определились политические позиции и его место в ряду других эмигрантских организаций Харбина.

В 1925 г. был создан казачий союз в Шанхае. Его основу составили казачьи станицы города и его окрестностей. Председатели правления был избран бывший присяжный поверенный омской судебной палаты И.Н. Шендриков (Семиречен­ское войско).

О цели создания Казачьего союза в Шанхае в его уставе говорилось, что союз ставит своей целью объединение находящихся в Шанхае казаков всех казачьих войск для взаимной духовной и материальной поддержки, для сохранения казачьего единства и исторически сложившегося быта и казачьих традиций, для установления прав и обязанностей казачества и закрепления их при будущем строительстве России.

В уставе также отмечалось, что в порядке осуществления поставленных целей Казачий союз в Шанхае может вступать в отношения с официальными русскими (не советскими), китайскими и иностранными правительственными, административными, судебными и общественными учреждениями и лицами, организует по мере возможности кассу взаимопомощи, открывает убежище для своих членов, торговые предприятия, бюро труда, учреждает школы, клубы, устраивает чтения, лекции, доклады и пр.2 6.

И Восточный, и Шанхайский казачьи союзы постоянно занимались организацией быта, труда и хозяйственной деятельности казаков. Так, в июле 1929 г. правление Казачьего союза в Шанхае в письме председателю Объеди­ненного Совета Дона, Кубани и Терека А.П. Богаевскому сообщало, что прошлой зимой правлению пришлось потратить большие средства и много энергии по содержанию и организации общежития для бесприютных казаков. Кроме забот о безработных, правление занималось организацией просветительного отдела с изданием своих печатных изданий. Правление намеревалось организовать «Казачий дом», где бы, помимо библиотеки-читальни, канцелярии, общежития была спортивная площадка. Было при­нято решение воспитывать казачат в духе старых славных традиций, обучая стрельбе, фехтованию, проводя военные игры2 7.

Однако консолидация казаков в Китае проходила сложно и противоречиво. Большая роль в этом отводилось казачьим союзам в Китае. Они помогали казакам выстоять, не бояться бытовых, хозяйственных, моральных и других трудностей.

Таким образом, казачество на чужбине сумело в основном преодолеть все трудности. Связано это было с тем, что казаки проявили взаимную поддержку не только в хозяйственной деятельности, в борьбе за экономическое выживание, но и в повседневной жизни, в быту, отмечая вместе праздники, юбилеи, памятные даты России и казачества.

Всех эмигрантов, включая казаков, объединили общие хозяйственные и бытовые проблемы, которые им помогали решать многочисленные эмигрантские благотворительные организации. В то же время казаки очень быстро поняли, что только через самоорганизацию, взаимопомощь можно выстоять и выжить в совершенно новых и непривычных жизненных обстоятельствах.

Станицы, хутора, казачьи союзы и другие эмигрантские организации как раз и помогали казакам-эмигрантам быстрее адаптироваться к специфическим условиям жизни в чуждой им стране. Этот опыт, безусловно, представляет интерес в наши дни для многих вынужденных переселенцев.

 

 


Дата добавления: 2015-07-25; просмотров: 57 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Примечания| Примечания

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.045 сек.)