Примечания. 1Данилов А.А. Отечественная история на рубеже веков: поиск новых подходов и их

1Данилов А.А. Отечественная история на рубеже веков: поиск новых подходов и их отражение в учебниках // Историческая наука и проблемы современного образования: Сб. науч. статей по итогам региональной научной конференции. Хабаровск: Изд-во ХГПУ, 2004. С.13.

2Подготовка и начало интервенции на Дальнем Востоке России: До­кументы и материалы. Владивосток: ДВО РАН, 1997. С.86—87, 93—94.

3Морли Д.У. Вторжение Японии в Сибирь. Нью-Йорк, 1957. С.175. (Англ. яз.).

4Там же. С.72—73, 77—82.

5Атаман Семенов. О себе: Воспоминания, мысли и выводы. М., 1999. С.159.

6История Дальнего Востока России. Т.3. Кн.1. Владивосток: Дальнаука, 2003. С. 220, 549.

7Атаман Семенов. О себе… С.160.

8Атаман Семенов. Вопросы государственного строительства: Сб. документов и материалов. Чита: Поиск, 2002. С.22.

9ГАРФ. Ф.1383. Оп.1. Д.3.

10Александр Васильевич Спицын — советник в управлении КВЖД, выпускник Владивостокского Восточного института (1906 г.).

11История Дальнего Востока России. Т.3. Кн.1. С.361—362.

С. Н. Савченко

Калмыков Иван Павлович.
Штрихи к портрету

Имя Войскового атамана Уссурийского казачьего войска И.П. Калмыкова известно всем исследователям истории Гражданской войны на Дальнем Востоке. Несмотря на более чем частые упоминания о его деятельности во время этих событий, его биография, во многом в силу разных причин, оставалась малоизученной.

Иван Павлович Калмыков родился 4 августа 1889 г. По своему происхождению из крестьян Харьковской губернии, православный. Окончил 4 класса Александровской миссионерной духовной семинарии. Как вспоминал в 1913 г. сам Калмыков, с ма­лых лет он желал быть военным. Он признавался, что, «неуклонно преодолевая всякие препятствия, создаваемые нуждой и бедственным положением моего отца-старика, — стремился к поступлению в военное училище». Калмыков отмечал, что родился и вырос среди казачьего населения, поэтому сроднился с жизнью, бытом и духом казаков. Он заявлял, что по коренному происхождению своих предков является казаком, по­этому в своем стремлении «быть воином, как слугою царя и Оте­чества» желал служить в рядах казаков. Однако, не являясь казаком лично, он должен был поступить в пехотное училище.

С 8 сентября 1909 г. Калмыков — юнкер Тифлисского Великого князя Михаила Николаевича военного училища, рядовой. 7 нояб­ря 1910 г. он унтер-офицер, а 6 августа 1912 г., по­сле окончания военного училища по 1-му разряду, произ­веден в под­поручики. Окончив училище, Калмыков понял, что его мечта служить в казачьих войсках неосуществима. При вы­боре вакансий он избрал инженерные войска, надеясь, что служба в саперном батальоне даст ему возможность близко ознако­миться со специальным делом и в будущем «применить эти познания в конно-саперной команде, при условии перевода в ряды казаков».

Подпоручик Калмыков попал служить в Приморье, в с.Спасское, младшим офицером во 2-ю саперную роту 3-го Сибирского саперного батальона, с февраля по март 1913 г. он временно командир 1-й саперной роты. С 1 октября 1913 г. Калмыков являлся делопроизводителем батальонного суда. Проходившему службу на Дальнем Востоке подпоручику Калмыкову в год полагалось жалования 804 руб., 180 руб. добавочных по табелю, 108 руб. амурских суточных и 253 руб.92 коп. квартирных. Всего в год — 1345 руб.92 коп. В это время он был холост.

Прослужив год в саперном батальоне, и отбыв специально-инженерный лагерный сбор, Калмыков, благодаря участию в окруж­ных маневрах, познакомился со службой офицера-сапера в условиях военного времени. Эта служба, по уверению Калмыкова, только укрепила в нем желание служить в ка­зачьих войсках.

30 октября 1913 г. подпоручик Калмыков в рапорте командиру 2-й саперной роты просил перевести его «для пользы службы» в Уссурийский казачий дивизион, под «Штандартом которого я имею ревностное желание служить». В тот же день рапорт был препровожден командиру 3-го Сибирского саперного батальона. Командир роты доносил, что за полугодовую совместную с Калмыковым службу он вынес убеждение, что тот, при всех положительных как офицера качествах, «для службы в инженерных войсках… совсем не подготовлен и мало пригоден, так как не любит технической деятельности и не стремится изучить ее»1.

Рапорт подпоручика Калмыкова пошел по инстанциям.

13 ноября 1913 г. вр.и.д. начальника штаба 5-го Сибирского армейского корпуса Генерального штаба подполковник Кривенко сообщал командиру Уссурийского казачьего дивизиона, что вр.командующий корпусом «на перевод подпоручика Калмыкова препятствий не имеет»2.

Согласно существовавшей в то время в русской Императорской армии традиции, для того, чтобы тот или иной офицер мог служить в какой-либо части, согласие на это должны были дать ее офицеры.

19 ноября 1913 г. офицеры Уссурийского казачьего дивизиона, обсудив ходатайство Калмыкова о переводе, постановили, что препятствий для этого нет — более того, «офицер этот в дивизионе желателен». Свое решение офицеры представили на усмотрение командира дивизиона полковника Савицкого, который 20 ноября 1913 г., ходатайствуя перед начальником Уссурийской конной бригады о переводе Калмыкова, подтвердил мнение своих офицеров3.

14 декабря 1913 г. полковник Кривенко доносил рапортом в Главный штаб, что ввиду возбуждения подпоручиком Калмыковым непосредственного ходатайства «о переводе перед Государем Императором», командир корпуса эту просьбу оставил «без удовлетворения». Одновременно Калмыкову за ходатайство не в установленном законом порядке объявлен выговор. Вместе с тем через командира 3-го Сибирского саперного батальона Калмыкову было предложено вновь выйти с просьбой о переводе, что тот и сделал. Как сообщал Кривенко, вся переписка о переводе Калмыкова командиром Уссурийского казачьего полка направлена через бригаду по команде с ходатайством о переводе подпоручика в полк4.

2 января 1914 г. вр.и.д. Наказного атамана Уссурийского казачьего войска полковник Е.Б. Крузе сообщил в Главный штаб, что переводу Калмыкова в Уссурийский казачий полк с переименованием его в хорунжие «с моей стороны препятствий не встречается». И Высочайшим приказом от 20 января 1914 г. перевод Калмыкова в Уссурийский казачий полк был разрешен. 20 мая 1914 г. начальник штаба 5-го Сибирского армейского корпуса рапортом в Главный штаб донес, что, в соответствии с Высочайшим приказом от 20 января 1914 г., 3-го Сибирского саперного батальона подпоручик Калмыков переведен на службу в Уссурийский казачий полк5.

С февраля 1914 г. в районе станицы Гродеково в 1-м Нерчинском казачьем полку служил хорунжий Г.М. Семенов6. Мы можем предположить, что во время пребывания в Гродеково будущие атаманы могли познакомиться. Однако ни в вос­по­минаниях Семенова, ни в высказываниях Калмыкова об этом нет никаких сведений.

В августе 1914 г. началась Первая мировая война. В ноябре 1914 г. Уссурийский казачий полк уже участвовал в боевых дейст­виях на фронте. В рядах полка сражался и хорунжий Калмы­ков, причем воевал храбро, о чем свидетельствуют многочисленные боевые реляции. Так, 14 марта 1915 г. в приказе № 73 по Уссурийскому казачьему полку, подведя итоги боя за дер. Нисковизны, командир полка вынес хорунжему Калмыкову «особенную благодарность за разведку и охранение нашего левого фланга и за работу в тылу противника». 21 мая 1915 г. в приложении к приказу № 475 по Уссурийскому казачьему войску объявлялось, что хорунжий Калмыков награжден орденом Св.Станислава 3-й степени с мечом и бантом7.

В описании боя под дер. Лелайцы 11 июня 1915 г. указы­валось, что хорунжий Калмыков временно командовал 1-й сотней Уссурийского казачьего полка. В этом бою сотня находилась в авангарде полка и сумела, при поддержке других двух сотен, устроить засаду подразделениям немецкого полка карабинеров. В результате немецкий полк понес большие потери и был вынужден отступить. В списке офицеров и чиновников Уссурийского казачьего полка по состоянию на 1 декабря 1915 г. указывалось, что сотник И.П. Калмыков, начальник штатной пулеметной команды, имеет 4 награды, один раз ранен, вернулся в строй. Ранен Калмыков был в бою 17 сентября 1915 г.8.

12 декабря 1915 г. приказом № 1290 по Уссурийскому казачьему войску объявлялось, что Высочайшим приказом 21 ноября 1915 г. хорунжий Калмыков произведен в сотники за выслугу лет со старшинством с 6 августа 1915 г. На 24 ноября 1916 г. сотник Калмыков — командующий 4-й сотней Уссурийского казачьего полка9.

Вместе с тем, согласно некоторым воспоминаниям, Калмыков на фронте «был драчливый»10.

Заклятым врагом атамана Калмыкова во время Граждан­ской войны на Дальнем Востоке стал Г.М. Шевченко. В годы Первой мировой войны он был вахмистром в 4-й сотне Уссурий­ского казачьего полка, которой командовал Калмыков. В это же время в 4-й сотне полка вахмистром был и Ф.Саломахин, который в годы Гражданской войны стал одним из приближенных атамана Калмыкова11.

Февральскую революцию 1917 г. Калмыков встретил положительно, есть свидетельства того, что он вступил в партию эсеров12. Как заявил Калмыков на 5-м Чрезвычайном Войс­ковом круге Уссурийского казачьего войска в октябре 1918 г., после свер­жения самодержавия он, вос­питанный вне политики, «с помощью компетентных лиц» ознакомился «с началами истинного народовластия», и проникся его идеями13. После Февральской революции Калмыков активно включился в политическую жизнь, вошел в полковой комитет и исполнял обязанности секретаря.

11 мая 1917 г. начальник штаба Уссурийской казачьей дивизии объявил телеграмму командующего 4-й армией генерала Рагозы, в которой говорилось, что им, «по удостоению Думы… награжден Георгиевским Оружием сотник Уссурийского казачьего полка /Иван/ Калмыков». Официально о награждении было объявлено 20 мая 1917 г. в приказе № 195 по Уссурийскому казачьему полку, где была опубликована выдержка из приказа войскам 4-й армии от 10 мая 1917 г. В нем говорилось, что Георгиев­ским оружием награжден сотник Калмыков «за то, что в бою 17 декабря 1916 года…, командуя 2 1/2сотнями и охраняя правый фланг 12-й Румынской пехотной дивизии, от­ходившей в долину р.Солчия, удержал свою позицию и тем обеспечил отход Румынской дивизии, несмотря на не­однократные и упорные атаки германцев, настойчиво стре­мившихся сбить казаков, чтобы выйти в тыл и окружить Румын»14.

Летом 1917 г. произошли события, круто изменившие судьбу Калмыкова. Он был, по ряду свидетельств, «изгнан из полка» и затем отправился в Приморье. Вся эта история имеет несколько версий. Согласно одной из них, Калмыков летом 1917 г. был предан суду офицеров за обман, т.к. заверил их, что является терским казаком. На запрос администрация Терского казачьего войска ответила, что Калмыков казаком войска никогда не был. Он был отчислен в резерв чинов Киевского округа как харьковский мещанин. По приезду на Дальний Восток Калмыков выдавал себя то за социалиста, то за государственника, то демонстрировал эсеровский билет15.

По свидетельству М. М. Михайлова (в конце 1918 г. — на­чале 1919 г. был начальником юридического отдела Особого казачьего отряда атамана Калмыкова), Калмыков был това­рищем и единомышленником Ю.А. Савицкого, Н.И. Савельева и П.Н.Был­кова, преданных генералом Крымовым суду за свою деятельность в Уссурийском казачьем полку и осужденных на 7 лет каторги. По заявлению Михайлова, они смогли из­бежать наказания благодаря революции, а также потому, что «перекрасились из густо черных в ярко-красный цвет». Сам же Калмыков за ту же деятельность распоряжением генерала Крымова был только изгнан из полка и дивизии16.

Барон А.П. Будберг, со слов бывшего командира Уссурийского казачьего полка полковника Пушкова, сообщал, что Калмыков — сын мелкого харьковского лавочника, затем подпоручик 1-го Сибирского саперного батальона. Он выпросил у командира 1-го Сибирского стрелкового корпуса прикомандирование к Уссурийскому казачьему полку, представив подложные бумаги, что является кубанским казаком. «После революции был уличен в том, что интриговал между казаками против офицеров; его хотели предать суду, но командир 3-го конного корпуса генерал Крымов не захотел марать этим делом имя уссурий­ского казака», поэтому Калмыкова было приказано вы­гнать из полка и как не казака отправить в резерв офицеров в Ки­ев. Тогда Калмыков уехал в Приморье, «явился в войско, начал ораторствовать на митингах, сделался популярным и попал в заместители войскового атамана; сначала дружил с совдепами, произнес в Никольске приветственную сов­депу речь…»17.

В документах же говорится, что 17 июня 1917 г. на общем собрании Уссурийского казачьего полка был одобрен наказ делегатам, отправлявшимся в войско «для участия в работах выборных войсковых организаций». Среди этих делегатов был и сотник Калмыков18. Видимо, затем и произошли те события, о которых речь шла выше.

Приехав в Приморье, по некоторым сведениям, Калмыков приписался к Уссурийскому казачьему войску в станицу Гродеково19. С 3 по 14 октября 1917 г. в Никольске-Уссурийском проходил 3-й Войсковой круг Уссурийского казачьего войска. В его заседаниях принимал участие и подъесаул Калмыков, являясь председателем комиссии по разработке инструкции Малого круга. Делегаты избрали его заместителем Войскового атамана20.

25 октября 1917 г. в России произошла Октябрьская революция. Перемена в политических взглядах Калмыкова, видимо, стала происходить после начала сепаратных переговоров большевиков с Германией о мире в ноябре 1917 г. Он, как офицер-фронтовик, не смог их принять, и стал ассоциировать большевиков с предателями Родины и пособниками германцев.

В начале января 1918 г. с фронта в Приморье стали прибывать эшелоны с уссурийскими казаками. Часть казаков и офицеров Уссурийского казачьего полка осталась в Маньчжурии в Особом Маньчжурском отряде (ОМО) атамана Г.М. Семе­нова21.

По свидетельству Михайлова, Калмыков по возвращении полка с фронта, воспользовавшись ситуацией, вновь вошел в его состав. Благодаря агитации против офицеров полка, создав себе ореол потерпевшего при старом режиме, при по­мощи большевиков, вахмистра Шевченко и других, он был выбран временно командующим полком. Став вр.и.о. командира полка, при содействии Ю.А. Савицкого и П.Н. Былкова, начал агитацию среди казаков по вопросу о самоопределении казачества, который был в то время очень модным в казачьей среде22.

В январе 1918 г. 4-й Войсковой круг Уссурийского казачьего войска передал власть в войске вновь избранному Войсковому правительству во главе с вр.и.о. Войскового атамана Калмыковым и, в знак непризнания Советской власти, объявил об автономии войска. Круг вновь констатировал тяжелое финансово-экономическое положение войска. Освещавшая работу круга пресса сообщала о единогласно избранном на пост атамана Калмыкове, что по происхождению он — терский казак. 31 января 1918 г. приказом по Уссурийскому казачьему войску №277, подписанным Войсковым атаманом Н. Л. Поповым, командую­щий Уссурийским казачьим полком подъесаул И. П. Кал­мы­ков был произведен в есаулы23.

Видимо, в начале круга политическая физиономия Калмыкова для большевиков еще не стала очевидной, почему их представитель на круге П.Уткин писал с явной симпатией о есауле, которого прочили в атаманы войска24. По утверждению Михайлова, на 4-м круге Калмыков стал Войсковым атаманом при помощи своих единомышленников. С этого момента, по его заявлению, «начинается перемена фронта и убеждений Калмыкова». Он, учитывая недовольство старого казачества деятельностью большевиков, из большевика «делается их врагом» и бежит с войсковой казной25.

Следует отметить, что большинство ближайшего окружения атамана и членов Войскового правительства придерживалось правосоциалистических воззрений. Сам Калмыков заявлял, что в своей работе опирается на демократические завоевания Февральской революции 1917 г. и не признает деятельности большевиков. Он, не будучи казаком, как это часто бывает, всячески подчеркивал свою приверженность казачьим обычаям и традициям — даже больше, чем сами казаки. Круг показал, что большая часть станичников отрицательно относится к Советской власти. Большинство же фронтовиков, прибывших с фронта, было пробольшевистски настроено. Между руко­водящей структурой войска во главе с атаманом И.П. Калмыковым и активной частью фронтовиков во главе с Г.М. Шевченко развернулась дальнейшая борьба за власть в войске.

Еще до проведения 4-го круга Калмыков начал активно контактировать с представителями союзников на Дальнем Вос­токе. В январе 1918 г. он установил тесные отношения с английским майором Данлопом, затем с японцами — генералом Накашима и подполковником Сакабе, обещавшими уссурийцам помощь и поддержку в борьбе с Советами. Японцы приставили к атаману своего представителя. В середине февраля англичане и Калмыков разработали план по ликвидации Советской власти в Южном Приморье и образовании здесь сепаратного государства26.

Проходивший 3–5 марта 1918 г. в Имане 5-й Войсковой круг Советскую власть не признал, но фронтовики отказались считать Калмыкова атаманом. Здесь у Калмыкова вновь были многочисленные контакты с иностранными консулами, обещавшими ему свою помощь. Предупрежденный об аресте Советами Калмыков, похитив 30 тыс.руб. из Иманского казначейства Госбанка, бежал во Владивосток. Здесь 6 марта Калмыков провел переговоры с представителями англичан и японцев. План свержения Советской власти в Южном Приморье получил одобрение. Калмыков должен был увеличить свой отряд до 4 тыс.чел. и объединить все силы дальневосточного казачества. Атаману были обещаны деньги и оружие. Генерал Накашима вручил Калмыкову 1 млн.руб., дали деньги и англичане27.

12 марта Калмыков с десятком сподвижников бежал на ст.Пограничная (полоса отчуждения КВЖД), где объявил о мобилизации уссурийских казаков для борьбы с Советской властью и создании Особого Уссурийского казачьего отряда (ОКО). В формировании ОКО в Маньчжурии вместе с Калмыковым приняли участие хорунжие П.Н. Былков и А.П. Эпов. Своей целью они объявили «избавление от деспотизма большевиков, защиту Учредительного собрания и открытия австро-германского фронта»28. Существовал ОКО за счет иностранных консульств и т.н. «реквизиций» в поездах.

Весной 1918 г. белогвардейские организации, находившиеся в полосе отчуждения КВЖД, подпадали под политическую и материальную зависимость от той или иной союзной державы. Калмыков, вначале получая помощь от Англии, Франции и Японии, сделал свой выбор в пользу последней. Помощь деньгами и снабжение оружием со стороны Японии были строго дозированными, что позволяло ей держать дальневосточных атаманов под своим контролем29. В марте 1918 г. строевые части Уссурийского казачьего войска признали Советы, а в конце марта Войсковое правительство было отстранено от власти, вместо него избран Временный совет войска30.

23 апреля со ст.Пограничная Калмыков отправил свой первый циркуляр в адрес уссурийского казачества. В нем он объявил, что продолжает считать себя Войсковым атаманом и не признает отставки Войскового правительства как отстраненного силой. Учитывая тяжелое экономическое положение войска, атаман обещал снабжать станицы хлебом при условии предоставления ими резолюций о непризнании Советов31.

Антисоветская агитация Калмыкова плодов не принесла, проходивший в мае 1918 г. в Имане 5-й (ликвидационный) круг постановил Советскую власть признать, Уссурийское казачье войско ликвидировать. В мае начались набеги отряда Калмыкова на территорию Южного Приморья. К концу мая против ОКО, насчитывавшего около 150 чел., был развернут Гродековский фронт.

29 июня 1918 г. во Владивостоке чехословаки и белогвардейцы свергли Советы, к власти пришло правосоциалистическое Временное правительство автономной Сибири (ВПАС) и Приморская областная земская управа (ПОЗУ). Против чехословацких отрядов, двинувшихся из Владивостока на Никольск-Уссурийский, был образован Уссурийский фронт. Части Гродековского фронта отступили к Никольску-Уссурийскому.

4 июля ОКО занял ст.Гродеково, где атаман выступил с рядом программных заявлений. В обращении к казакам Гродековского станичного округа он объявил свои цели: восстановить земские и городские самоуправления, изгнать из пределов края «немцев и большевиков», привести Россию к Учредительному собранию. Калмыков обещал, что после свержения Советской власти в регионе обязанности Войскового атамана, возложенные на него 4-м Войсковым кругом, он с себя снимет. В тот же день, в приказе № 1 по войску, Калмыков напомнил уссурийцам, что 4-й круг обязал его придерживаться следующих политических принципов: вся власть в центре — Учредительному собранию, на местах — городским и земским самоуправлениям. Пока же, до создания «твердой государственной власти» (т.е. антибольшевистской), власть в войске принадлежит самому войску в лице его Войскового правительства. Таким образом, Калмыков подтвердил свою приверженность объявленной на 4-м круге автономии и провозгласил себя Войсковым атаманом. Заявив, что не считает 5-й ликвидационный круг законным, он объявил о восстановлении Войскового правительства. Брестский мир, заключенный большевиками, Калмы­ков не признал и объявил мобилизацию казаков 1916,1917 и 1918 гг. сроков службы для восстановления германского фронта32. До проведения Войскового круга Калмыков отказался признавать какое-либо правительство.

Это было первое политическое выступление Калмыкова. Этими двумя документами атаман всячески подчеркивал временность своей власти, приверженность демократии и казачьим традициям. Он уверял, что после свержения Советской власти новый круг выберет нового Войскового атамана и Войсковое правительство. На самом же деле Калмыков преследовал, прежде всего, личные и корыстные цели. Со своими возможными конкурентами на пост Войскового атамана он явно и тайно боролся, не останавливаясь перед их физическим устранением. Всякую оппозицию в войске атаман стремился подавлять с помощью ОКО, бывшего главной его опорой.

Здесь хотелось бы отметить еще одно обстоятельство. Несмотря на свои публично выражаемые «демократические воззрения», Калмыков не только не спешил признать ВПАС и земство и действовать с ними совместно (как тот же атаман Семенов), но и занял к ним откровенно враждебную позицию. Этому способствовали попытки земства найти Калмыкову альтерна­тиву как Войсковому атаману. Отказался он при­знавать и власть объявившего себя 9 июля Временным правителем генерала Д.Л. Хорвата, представлявшегоБелое (кадетско-монархическое) движение. В середине июля, характеризуя деятельность Калмыкова, член ВПАС Г.Ш. Неометуллов назвал его человеком без определенной политической платформы, которого, правда, признают иностранные консулы, считая его выборным от казачества33.

Не все казачьи поселки и станицы признали полномочия Калмыкова, чему способствовали агитация приморского земства, а также начавшиеся репрессии калмыковцев по отношению к местному населению, в том числе и казакам.

1 августа ОКО, под общим командованием чехословаков, стал выдвигаться на Уссурийский фронт. 4 августа отряд прибыл в Свиягино, где произошел достаточно характерный случай. Два офицера-калмыковца приказали начальнику станции оставить здесь часть вагонов, тот приказание выполнил, од­нако оказалось, что распоряжение офицеров было самовольным. Калмыков приказал «всыпать по пятьдесят и офицерам и начальнику станции». Последний обратился к чехам, которые заявили атаману, что он, находясь в их подчинении, «не имеет право самовольничать»34.

В ходе боев в середине августа отряд атамана Калмыкова потерпел ряд тяжелых поражений35. После вступления в боевые действия войск интервентов (в начале августа англичан и французов, 23 августа японцев), Уссурийский фронт стал отступать в сторону Хабаровска. Город был занят японцами и ОКО 5 сентября, Калмыков объявил его своей резиденцией. Войс­ковое правительство расположилось во Владивостоке.

17 сентября Калмыков стал начальником гарнизона и учреж­дений военного ведомства в Хабаровске. С этим назначением его поздравил начальник 12-й японской дивизии генерал Оой, который выразил свое признание атаману в том, что он «как начальник строевой части русских войск, признанной союз­никами», вступил в эту должность36.

В середине сентября 1918 г. в Хабаровске прошло общее собрание фронтовиков, на котором выступил Калмыков, вновь озвучив свои цели и политическую программу. Атаман заявил, что он кадровый офицер, провел 3 года на фронте, что свой отряд на Дальнем Востоке стал формировать из-за того, что «не мог вынести того унижения, гнета, который видел вокруг себя, творимых Лениным», что он «не мог терпеть того безобразия и разорения родины и не признал ленинских декретов». По утверждению Калмыкова, его девиз таков: «Учредительное собрание, которому вся власть в центре, а на местах — городским и земским самоуправлениям». Калмыков заявил фронтовикам, что как кадровый офицер на 4-м Войсковом круге был избран атаманом Уссурийского казачьего войска. В настоящее время он созывает Войсковой круг, которому поручает «выяснить политическую платформу казаков», беря на себя обязанности начальника отряда, что имеет своей целью восстановить армию, в «которую вольется здравомыслящий элемент». Атаман заявил, что в нем «глубоко живет тот девиз, который начертан на наших красных революционных знаменах в первые дни революции: «Война до победного конца». По его утверждению, этим девизом он живет, и этот девиз дает ему уверенность «в победоносное шествие, которое совершаем мы со своим небольшим количественно отрядом, но сильным духом». В том, по уверению атамана, он чувствует залог успеха. В конце своей речи Калмыков призвал фронтовиков записываться в его отряд37.

19 сентября ПОЗУ представила Временному правительству автономной Сибири «Доклад о беззакониях и насилиях, учиненных Особым казачьим отрядом атамана Калмыкова». В докладе указывалось, что ОКО находится под союзным командованием, а сам атаман «действует совершенно самостоятельно, рассматривая себя как главу казаческого правительства, которое союзниками не признано». Главной причиной беззаконий, творимых отрядом Калмыкова, объявлялась его не подчиненность командующему земскими войсками. Приморская област­ная земская управа обратилось к ВПАС с просьбой немед­ленно потребовать от союзников подчинить ОКО, а также другие белые отряды, действующие на Дальнем Востоке, командующему войсками земства, и тогда беззакония будут пре­кращены38.

По утверждению Михайлова, после вступления Калмыкова в Хабаровск было расстреляно 16 австро-венгерских музыкантов и около «200 человек якобы красноармейцев»39. Как вспоминал служивший у Калмыкова палачом чех Юлинек, «На хабаровской станции стояли два товарных вагона. В одном по­мещался конвой и иногда начальник военно-юридического отдела Кандауров, а в другом — приговоренные к расстрелу. Кто попадал в этот вагон — конец! Приходили ночью, несмотря ни на какую погоду: — «выходи на допрос!» Я часто приводил наряд, прика­зывали. Их вели за семафор, подальше в поле. Заставляли рыть яму, давали в руки лопаты, хоть не хочешь, а рой!…». По мнению Юлинека, «атаман — герой; конечно, ему не хватает образования, чтоб фронтами командовать, всем делом управлять. Но он порядок в полку наводит — держись! Геройский человек атаман Калмыков! Не пощадит ни одного мадьяра, немца или большевика. Много учи­тельниц и учителей большевистскихвыловил, чтобы крестьян глу­пых не обманывали». По словам Юлинека, роста Калмыков маленького, как ученик, редко был весе­лым. «Офицеры все всегда спрашивали: «Ну, как атаман?» — Ну, а у атамана, привычка: если сердит, то козырек надвинут на нос, за­крыты глаза, а весел — фуражка на затылке. Приводят, бывало, че­ловек 50 большевиков, атаман подходит и кричит: «Мадьяры, три шага вперед! считай: раз, два, три»… Потом призывает офицера, приказывает: «через три минуты расстрелять эту сволочь!» Их отво­дят в сторону и тут же расстреливают. На первых порах много мадьяр и немцев порасстрелял»40.

5 октября 1918 г. в своем дневнике председатель Временного Сибирского правительства П.В. Вологодский, говоря «о насилиях, чинимых есаулом Калмыковым», отмечал, что «с этими казачьими атаманами и есаулами» просто беда, поскольку нет сил, «чтобы сразу их со­кратить вплоть до пресечения всякой их деятельности»41.

В середине октября Калмыков был вынужден расстрелять весь свой юридический отдел из-за вскрывшихся злоупотреблений. Был создан юридический отдел нового состава во главе с Михайловым, на который, по свидетельству последнего, Калмыков и его штаб смотрели, как на орган, который должен был создавать дела, оправдывавшие «все беззакония и убийства, совершенные под видом законности». Калмыков не постеснялся при представлении ему проинструктировать Михайлова словами: «Смотрите, мне нужен такой юрист, чтобы, когда я расстреляю, сумел бы отбрехаться». Атаман, как свидетельствовал Михайлов, прежде всего, сводил личные счеты со своими сослуживцами по старому Уссурийскому полку, которые хорошо его знали, разгадали его цели, и могли бы помешать их выполнению. Так погибли без суда и следствия есаул А.Шестаков, его сын сотник М.Шестаков (тайно расстреляны в октябре-ноябре 1918 г. как открытые противники Калмыкова и возможные конкуренты на пост Войскового атамана — С.С.), подъесаул Савинков, хорунжий князь Хованский, хорунжий Скажутин и др. За Шевченко Калмыков приказал расстрелять его братьев42.

По свидетельству японской стороны, «одно время Генштаб (Японии — С.С.) хотел видеть его главным лицом в Буферной республике, но он совершенно не был тем человеком, который оправдывал надежды. Где бы он не появлялся, всюду пахло кровью… Какая-то странная и невыносимая личность. Без всякой причины мог убивать людей». Японцы, под воздействием американцев, были вынуждены сделать Калмыкову ряд внуше­ний по поводу репрессий. Атаман обещал следовать требо­ваниям союзного командования43.

В октябре 1918 г. 5-й Чрезвычайный Войсковой круг Ус­сурийского казачьего войска восстановил ликвидированное в мае 1918 г. войско. Его делегаты, с подачи Калмыкова, вновь отказались признать какое-либо правительство, оставив всю полноту власти в войске в руках своего выборного Войскового правительства во главе с Войсковым атаманом Калмыковым. Проводить автономистскую политику Калмыкову позволяла всесторонняя помощь Японии. В выступлении на круге атаман подчеркнул, что в деле свержения Советской власти и восстановления «истинного народовластия на территории Уссурий­ского казачьего войска — доминирующее значение имела Япония», с чьей стороны он «получил моральную и материальную поддержку». После того, как круг закончил свою работу, Япония предоставила войску кредит в 2 млн.руб., фактически под имя Калмыкова. Кроме того, атаману было выделено оружие и военное снаряжение. Этим была подведена финансовая и материальная база под объявленную автономию Уссурийского казачьего войска.

Калмыков объявил кругу, что «мы, с полным рвением ка­зачь­их сердец, должны возродить Уссурийское войско, по­ста­вить его на ноги, чтобы оно служило подпорой нашей из­немогающей родине». Круг наградил Калмыкова чином генерал-майора. Атаман заявил, что работает «не покладая рук» не ради чинов и звездочек и счастлив быть атаманом, т.к. этим выбором осущест­вилась идея народовластия, что чин генерала он имел честь получить «не волей государя императора Николая Романова, а во­лей Уссурийского казачьего войска», что счастлив принять его «волей не монарха, а демократической власти, во имя ко­торой я до сих пор боролся»44. Интересно, что белые власти, в том числе и Колчак, так и не признали данное производство. Это сделал только атаман Семенов, 13 января 1920 г. утвердивший атамана Уссурийского казачьего войска Калмыкова в чине генерал-майора как произведенного Войсковым кругом45.

В конце октября 1918 г. Калмыков в генеральской форме прибыл во Владивосток. Он демонстративно не посетил военного министра Временного Сибирского правительства, командующего Сибирской армией генерала П.П. Иванова-Ринова. Генерал в своих докладах в Омск указывал на зависимость Калмы­кова от японцев и настаивал на борьбе с атаманов­щиной. Отношения Иванова-Ринова с Калмыковым достигли такой остроты, что, по свидетельству барона Будберга, последний пообещал явиться во Владивосток и выпороть там генерала. Отряд Калмыкова, как автономная русская боевая единица, находился в подчинении и под покровительством японского верховного командования на Дальнем Востоке России. Большая часть военного снаряжения и имущества, находившегося в распоряжении ОКО, также принадлежала Японии46.

31 октября в Хабаровске на встрече атаманов И.М. Гамова, И.П. Калмыкова и Г.М. Семенова решился вопрос об объединении Дальневосточных казачьих войск, Амурского, Уссурийского и Забайкальского, в союз под общим командованием Семенова, находившегося под патронажем Японии. Это соглашение позволяло установить казачью гегемонию на Дальнем Востоке. Интересно, что свою приверженность и преданность Семенову Калмыков сохранил до конца своей жизни. Атаманы получили полную поддержку со стороны Японии, не желавшей образования здесь сильной российской централизованной власти и стремившейся, в перспективе, к созданию в регионе марионеточного государства. В дальневосточных атаманах Япония видела проводников своей политики и поддерживала с ними, как уже говорилось, тесные отношения. Так, прибывший в начале ноября 1918 г. в Хабаровск флигель-адъютант наследника японского престола граф Мибу посетил Калмыкова, передал ему привет от имени наследника престола, подарки и пожелал ему дальнейших успехов. В свою очередь, атаман послал наследнику в дар мундир ОКО47.

5-й Войсковой круг констатировал, что ранее данные обещания Калмыков выполнил. Казаки были поставлены в особое положение, как борцы с большевиками, была подтверждена автономия войска. Атаману с помощью Японии, выдавшей кредит, удалось поправить тяжелое финансовое положение. Он силой вернул отвод Духовского, игравший большую роль в экономической жизни войска. Решениями круга Калмыков получил политическое прикрытие, как демократически избранный атаман. Правда, какой-либо внятной политической программы, кроме общих рассуждений об Учредительном собрании и о «народоправстве», у него не было, да он в ней не особо и нуждался. У него была военная сила в лице ОКО, террором пресекавшую всякую оппозицию в войске, а главное — поддержка Японии. Все это, учитывая слабость белых властей на Дальнем Востоке, давало Калмыкову неограниченные возможности мест­ного казачьего диктатора.

Несмотря на предостережения интервентов, террор и репрессии со стороны калмыковцев продолжались. Чтобы каким-то образом ограничить вакханалию скорых военно-полевых судов, а то и бессудных расстрелов, Михайлову, по его словам, пришлось искать выход, приглашая участвовать в суде представителей союзного командования. Это предложение нашло поддержку у начальника 12-й японской дивизии генерала Оой, т.к. совпала по времени с расстрелом 11 арестованных (это произошло в ночь с 17 на 18 ноября, сам Калмыков срочно уехал во Владивосток), тела которых даже не зарыли. Оой на своем автомобиле отвез начальника штаба ОКО Ю.А. Савицкого на место, где трупы были оставлены, и спросил: «Что это такое?», на что тот только и смог ответить: «Я ничего не знаю». Оой заметил: «Но мой начальник штаба знает»48.

В октябре-ноябре 1918 г. происходили реорганизация и доукомплектование Особого казачьего отряда, создано Хабаровское атамана Калмыкова военное училище. Была объявлена мобилизация уссурийского казачества. В ноябре в интервью прессе Калмыков заявил, что готовит свой отряд к боевым действиям на Восточном фронте49.

18 ноября 1918 г. в Омске произошел переворот, Верховным правителем России стал адмирал А.В. Колчак. Большая часть Сибири и Дальнего Востока признала его власть. Против Колчака выступил атаман Семенов, которого поддержали получившие соответствующие указания от японцев атаманы Гамов и Калмыков50. Фактически внося раскол в ряды Белого дви­жения и являясь проводниками политики Японии, атаманы про­должали разглагольствовать о своей любви к родине, при­верженности демократии, борьбе с большевиками и т. д. Так, Будберг отмечал, что атаманы «драпируются в ризы любви к оте­честву и ненависти к большевизму. Каторжный Калмыков двух слов не скажет, чтобы не заявить, что он идейный и активный борец против большевиков, а японцам должно быть лучше всех известно, с кем и какими средствами борется и расправляется этот хабаровский подголосок Семенова». Харак­теризуя приказы Калмыкова, Будберг заявлял, что они «на­писаны таким вульгарно-хулиганским стилем, что вызвали бы зависть у любого красного комиссара»51. Хотелось бы также отметить и некоторые резолюции атамана, среди которых сплошь и рядом присутствовала обыкновенная бульварщина. Так, на призыве защищать законность и порядок, подписанном адмиралом А.В. Колчаком и председателем правительства П.В. Вологодским, появилась резолюция: «(Мат) Петьку Вологодского, а вместе с ним и Колчака». Интересна резолюция, написанная на одном из рапортов: «Арестовать, расследовать и расстрелять». На просьбы оплатить реквизированное по­следовал ответ: «Деньги оплатит Государство, которое об­щими усилиями надо восстановить: я не приспешник Тобельсона и достояние Родины не продаю и не покупаю»52.

В ночь с 27 на 28 января 1919 г. в Хабаровске против Калмы­кова восстало большинство 1-го Уссурийского казачьего полка. Причинами восстания стали непризнание власти Колчака, прояпонская политика и террор, развязанный Калмыковым против мирного населения, в котором были вынуждены принимать участие казаки. Восстание не увенчалось успехом, его участников взяли под свою защиту американцы. На их запрос, в феврале 1919 г. японская сторона официально подтвердила, что вооружение, снаряжение и содержание ОКО происходило за счет Японии и ее армии53. Для преодоления последствий восстания и решения вопроса о признании власти Колчака Калмы­ков был вынужден созвать 6-й Войсковой круг. В середине февраля атаман даже ездил во Владивосток, чтобы прозондировать условия своего подчинения Колчаку. Видимо Калмы­ков пришел к выводу, что дальнейший курс на авто­номию войска и сепаратизм лично для него бесперспективен и грозит завершиться политическим крахом54.

Очевидно, под впечатлением событий в Хабаровске, на заседании ПОЗУ 18 февраля вновь рассматривался вопрос «по поводу насилий», чинимых в т.ч. и калмыковцами в Хабаров­ском и Иманском уездах. Земство обратилось к колчаковским властям с просьбой оградить население области от произвола и насилий, а материалы передало прокурору Владивостокского окружного суда55.

На 6-м Войсковом круге, проходившем в феврале-марте 1919 г., Калмыков подтвердил, что вопрос о признании власти Колчака «был отчасти причиной непорядка в его отряде». Он, протестуя против предоставления права казакам строевых частей избрать представителей на круг, заявил, что оставит пост Войскового атамана, станет независимым от войска и отдаст «ваших казаков» кому угодно. Сам же останется атаманом отряда, который желает с ним служить56.

Калмыков обвинил американцев в подрывной деятельности в отряде против него. Атаман просил круг передать по сотням, что им приняты меры для «беспощадного подавления всякой попытки к мятежу». На круге было озвучено, что уссурийские казаки все время не считали ОКО своими вооруженными силами. Делегаты потребовали выделить казаков в отдельные строевые части с командным составом из казаков войска. 1 марта 1919 г. 6-й Войсковой круг признал власть Верховного прави­теля адмирала А.В. Колчака57.

События в отряде и ход заседаний круга так повлияли на состояние Калмыкова, что он сильно заболел, вскрылись его раны, полученные как на фронте, так и уже на Дальнем Вос­токе, в ходе Гражданской войны58. 11 марта Калмыков отбыл в Юж­ные округа. Главными целями поездки стали встреча с атаманом Семеновым и обсуждение вопроса об отправке на Восточный фронт. Весна 1919 г. стала одним из кризисных периодов в деятельности Калмыкова как атамана. Он, будучи уверенным в падении своего авторитета среди казаков, был настроен во главе отряда из частей ОКО и забайкальских казаков отправиться на Восточный фронт. В случае отъезда замести­телем Калмыкову должен был стать Ю.А. Савицкий. Семенов и Калмыков определили состав этого отряда, при этом они ставили перед правительством Колчака определенные условия. Поездки по станицам и поселкам Южных округов позволили Калмыкову решить ряд политических и пропагандистских задач, прямо на местах атаман оказывал денежную помощь нуждающимся казакам, войсковым учреждениям. Эти встречи уверили Калмыкова, что его авторитет среди казачьего населения войска остался на достаточно высоком уровне.

Время шло, а ожидавшийся отъезд на фронт вновь отклады­вался. Становилось очевидным, что, несмотря на шумную кампа­нию, ехать на фронт атаманы не собирались. С убытием казачьих частей на фронт с ними или даже без них роль атаманов в местной политике могла сойти на нет, что затрагивало и интере­сы Японии. В конечном итоге, под предлогом невыполнения Омском своих обязательств и начавшегося широкого подпольного и партизанского движениям на Дальнем Востоке, атаманы отложили отправку своих частей на фронт59.

Задержка в отправке на фронт привела к новым осложнениям в ОКО. 10-11 мая 1919 г. около 70 офицеров и юнкеров отряда, преимущественно из артиллерии, выступили с предложением или отправиться на фронт всем отрядом, или же отпустить туда только их. Калмыков, прибывший в Хабаровск 12 мая, арестовал выступивших, в т.ч. и своего заместителя есаула Эпова. Информотдел инспекции краевой милиции при Верховном уполномоченном на Дальнем Востоке события 10-11 мая оценивал следующим образом. Калмыков, «желая стать на лояльный путь в отношении правительства и казачьего населения, решил избавиться от лиц, так или иначе способствовавших ему в накоплении огромных средств — 2 миллионов золотом, долларами, иенами и романовскими деньгами». Сам атаман о требовании офицеров был уведомлен своим помощником Эповым, хотя и отрицал получение от него соответствующей телеграммы. По мнению информотдела, это стремление чинов его отряда и было названо восстанием60.

12 мая Калмыков телеграммой генералу Хорвату отмечал, что эти события «создали провокационные слухи: якобы я не признаю правительства, порвал связь с Вами и союзниками и прочее». Атаман заявил, что признает и центральную, и краевую власти61.

Следствием выступления стал кризис в ОКО и в войске. Это вынудило Калмыкова 26 мая предложить Войсковому правительству созвать круг, чтобы сложить свои полномочия Войскового атамана. Одновременно между атаманом и Войсковым правительством (возглавляемым Ю.А. Савицким), обвинившим Калмыкова «в разъединенной работе», возникли трения62.

В мае-июне 1919 г. политическая ситуация на Дальнем Востоке изменилась. Атаман Семенов 27 мая признал власть адмирала Колчака, а 10 июня на 3-м Войсковом круге Забайкальского казачьего войска был избран его Войсковым атаманом63. Калмыкову, по всей видимости, тоже не хотелось оставлять пост атамана, поэтому для достижения своей цели он прибегнул к двум средствам: боевым операциям против партизан — и к про­пагандист­ским акциям. Борьба с партизанами шла, почти не прерываясь, с начала мая по конец августа. В большинстве этих операций Калмыков принимал участие лично. В конце мая в Хабаровске была раскрыта подпольная организация, в на­чале июня ОКО, совместно с японцами, разбил партизан в т. н. Хорско-Киинской операции. Все это немало способствовало укреп­лению авторитета атамана.После его отъезда в Гродеково на Войсковой круг в середине июня группа жителей Хабаровска подала кругу обращение с просьбой не принимать отставки атамана и дать ему возможность находиться с ОКО в Хабаровске. Аналогичное обращение было отправлено и Калмыкову64.

В июне 1919 г. «в районный комитет союза ж.д. служащих ст.Никольск-Уссурийск поступило следующее официальное донесение, … что с 15 на 16 июня 1919 г. при исправлении моста на 156 версте стоял калмыковский бронепоезд, из ко­торого было выброшено 2 трупа. У трупов были вытянуты жи­лы, суставы и штыковые раны… пытки были ужасными: с паль­цев на руках с третьего сустава вытащены жилы на 8 верш., лицо разбито, грудь порезана, плечи изрублены шашками и головы разбиты»65. Напомним, это случилось, когда Калмыков торопился в ст.Гродеково на открытие Войскового круга.

7-й Войсковой круг проходил с 17 по 24 июня 1919 г. Всеми наблюдателями было отмечено, что чуть ли не впервые с атаманом не было представителей от японцев. Приближенные Калмыкова вели активную агитацию среди делегатов за оставление его в должности. В итоге он был вновь избран Войсковым атаманом66. На круге Калмыкову удалось снять с повестки дня вопрос об отправке ОКО на Восточный фронт.

В июне-августе на Дальнем Востоке с визитом находился Походный атаман всех казачьих войск генерал А.И. Дутов. Он должен был привести дальневосточных казачьих атаманов в полное подчинение Колчаку и добиться отправки частей, им подчиненных, на Восточный фронт. Ввиду сложившейся ситуации, приказом Колчака Дутов был временно оставлен для борьбы с партизанским движением на Дальнем Востоке. Дутов, было, назначил Калмыкова своим заместителем, но Омск это назначение не признал. Калмыков объявил о временной мобили­зации уссурийских казаков, чьи отряды активно участвовали в экс­педициях против партизан. Подводя итог этим событиям, 1 сентября в приказе по войску Калмыков заявлял, что пусть не обвиняют уссурийцев в том, что их «нет на фронте»: «не будет прочного тыла — не будет и фронта. И коль скоро упрочится Восток — мы незамедлим появиться и там, где с честью мы провели три года — на внешнем фронте…»67.

Тем не менее, дальневосточные атаманы вели двойственную политику по отношению к Омску и Дутову, что подтверждается посланием Семенова Калмыкову в июле 1919 г.: «Не слушайся Дутова. Его политика слишком ясна. Работай над объединением Дальневосточного казачества. Имею тридцать миллионов иен. Провозглашу полную независимость Даль­него Востока. Ни одного человека на фронт не давай»68. И дейст­вительно, главного вопроса — по отправке частей дальне­восточных казачьих войск — Дутов так и не решил.

В августе 1919 г. было опубликовано интервью Дутова, в ко­тором, говоря о Калмыкове, он заявил, что против того «ведутся интриги и его имя инсинуируется», Калмыков «человек очень достойный, честный русский патриот и хороший русский офицер». По заявлению Дутова, Калмыков очень скромен в своей личной жизни, живет в одной комнате со своими ординар­цами, у него нет личных средств. Сам атаман совершенно не вме­шивался в городские и земские дела, «вся его энергия направлена на борьбу с большевиками». Дутов дал высокую оценку состояния ОКО, заявив, что он «прекрасен по дисциплине и военной подготовке». Вместе с тем Дутов высказал сожаление, что Калмыков «до сих пор не признан нашим правительством, и это, конечно, не может не отразиться на жизни края»69.

18 июля 1919 г. командующим войсками Приамурского воен­ного округа, главным начальником Приамурского края стал генерал С.Н. Розанов, его помощником — атаман Семенов. Военно-следственные органы Приамурского военного окру­га не раз поднимали вопрос об уголовных преступлениях Калмыкова. В июле 1919 г. прокурор военно-окружного суда генерал Старковский отправил в Омск главному военному прокурору материал об атамане. 9 августа, в день приезда Розанова во Владивосток, Старковский вручил ему следственный материал по целому ряду уголовных преступлений, совершенных Калмы­ковым, собранный на основе документов и свидетель­ских показаний. Только изложение этих преступлений заняло около 20 страниц. Здесь же было заключение о необходимости отрешения атамана от занимаемой должности. Старковский уведо­мил Розанова, что копии документов отправлены Семенову в Читу и в Омск военному прокурору главного военного суда. Позже Розанов заявил Старковскому, что хотя Калмыков и действовал иногда неправильно, но он принес много пользы Родине, а в настоящее время гайдамаки даже нужны. В сентябре управляющий военным министерством генерал Будберг послал заключение Старковского на рассмотрение казачьей конференции, но та решила вопрос не поднимать. Главный военный прокурор также дал уклончивый ответ70.

В конце августа, на встрече с атаманами Семеновым, Калмыковым и Кузнецовым, Розанов заявил о признании Омском решений Войсковых кругов об избрании их атаманами. Розанов подтвердил подчинение всех Дальневосточных казачьих войск Походному атаману Семенову, а решение всех казачьих дел этих войск передавал в штаб Семенова71.

Эти назначения ознаменовали собой переориентацию Омска на местных атаманов, как основную опору в борьбе с партизанским и подпольным движением. Одновременно атаманам вручались и новые полномочия. Так, Калмыков был назначен уполномоченным по охране государственного порядка и спокойствия в Хабаровском и Иманском уездах, а также начальником гарнизона Хабаровска. 15 сентября 1919 г., претворяя в жизнь договоренности во Владивостоке в конце августа, ОКО начал развертывание в Отдельную Уссурийскую атамана Калмыкова бригаду72.

Уже в начале сентября атаману пришлось выступить в новой роли — между частями ОКО и американскими войсками в Имане произошел вооруженный инцидент, урегулировать который удалось только с помощью японцев. Протестуя против действий американцев, Калмыков даже высказал пожелание о выводе американских войск с Дальнего Востока73.

19 сентября Калмыкову удалось физически устранить последнего опасного претендента на пост Войскового атамана, своего постоянного оппонента, полковника В.Ф. Февралева. Хотя власти и знали, чьих это рук дело (показало расследование), «копать глубже» не стали, а Калмыков отделался уверениями, что он «ни при чем»74.

В октябре 1919 г. произошел громкий конфликт с китайскими канонерскими лодками, пытавшимися без разрешения Омска пройти из Николаевска-на-Амуре по Амуру в Сунгари. Около Хабаровска канонерки, по приказу Калмыкова, были встречены артиллерийским огнем и вернулись в Николаевск. Действия Калмыкова были одобрены белыми властями, в т.ч. и адмиралом Колчаком. Однако позже, весной 1920 г., эти события сыграли для атамана свою негативную роль и явились предлогом для ареста его китайскими властями75.

Осенью-зимой 1919 г. под ударами Красной армии войска Колчака терпели поражение и отступали к Забайкалью; в Сибири и на Дальнем Востоке большинство населения выступало против белых властей, росло подпольное и партизанское движение. Общеполитическая и военная обстановка заставляла дальневосточных атаманов вновь предпринимать попытки возрождения казачьего гегемонизма в регионе для подавления антиколчаковского движения, а также для достижения своекорыстных планов.

Так, атаман Калмыков 23 декабря объявил о временной мобилизации всех казаков 1908-1917 гг. сроков службы. 1 января 1920 г. Отдельная Уссурийская атамана Калмыкова бригада, после включения в нее различных частей, стала развертываться в Сводную Уссурийскую атамана Калмыкова дивизию76. Однако, как показали дальнейшие события, уссурийцы в своей массе оказывали противодействие этой мобилизации: дальневосточное казачество уже не хотело отвечать за террор и репрессии, проводившиеся по воле атаманов. В начале января 1920 г. прошли выступления уссурийских казаков в ряде станиц войска, на подавление которых Калмыковым были двинуты карательные отряды77.

События в Сибири заставили адмирала Колчака 24 декабря 1919 г. назначить атамана Семенова главнокомандующим войсками Забайкальского, Приамурского и Иркутского военных округов и присвоить ему звание генерал-лейтенанта. 30 декабря Семенов назначил Калмыкова своим помощником по должности Походного атамана Дальневосточных казачьих войск. 4 января 1920 г. Верховный правитель адмирал Колчак передал свои полномочия генералу Деникину и предоставил атаману Семенову всю полноту власти на территории Российской Восточной окраины78.

Общее критическое положение для белых властей в Сибири и регионе заставило Калмыкова 19 января 1920 г. открыть 8-й Войсковой круг. Он проходил в Имане и завершился 26 января после антиколчаковского переворота в Никольске-Уссурийском. И хотя круг одобрил все действия Калмыкова, фактически власть от Калмыкова уходила, уссурийские казаки стали переходить на сторону партизан79.

30 января атаман Семенов назначил атамана Калмыкова начальником Уссурийской группы войск с правами командующего неотдельной армией и комендантом крепости Владивосток80. Однако, и эта попытка покончить с подпольным и партизанским движением в крае путем установления жесткой военной диктатуры провалилась.

31 января в результате антиколчаковского восстания во Владивостоке к власти пришло Временное правительство — Приморская областная земская управа (ВППОЗУ). 4 февраля колчаковская власть была свергнута и в Благовещенске. 4 февраля революционные войска ВППОЗУ были двинуты на Хабаровск81, который, таким образом, оказался в партизанском кольце. Это заставило Калмыкова, с подачи японцев и по примеру Семенова, попытаться привлечь на свою сторону «демократическую общественность» Хабаровска. Однако та не захотела связывать свою судьбу с атаманом и отвергла его предложения о сотрудничестве82. Тогда 12 февраля Калмыков объявил о выступлении в поход добровольческого Особого Уссурийского своего имени отряда для разгрома неприятеля. Цель борьбы — «великая, свободная Россия и ее дисциплинированная, крепкая духом Армия под флагом Российского Государства». Калмыков, заявив, что «старое казачество прогнило — оно изживает свой век… казаки создаются историей, а не классовой и партийной борьбой», объявил о создании «Дальневосточного нового казачества», которое выступит против своих врагов. Всех чинов, выступивших в поход, атаман приказал именовать «казаками, независимо от службы». К ним Калмыков обращался, как к славным казакам «новой истории казачества», и заявлял об отсутствии у него каких-либо личных интересов, что ему не нужно ни власти, ни положения, ни чинов, ни орденов83.

В ночь с 12 на 13 февраля, по приказу Калмыкова, из Хабаровского отделения Государственного банка было изъято 38 пудов золота и, вместе с ценными вещами самого атамана, передано на тайное хранение японскому командованию84. 13 февраля отряд Калмыкова вышел из Хабаровска и, преследуемый партизанами, двинулся по р.Уссури на юг. 22 февраля отряд перешел на китайскую территорию, а 29 февраля прибыл в Фугдин. 8 марта Калмыков был арестован китайцами, и 27 марта отправлен в Гирин, куда прибыл 16 апреля. 13 июля, при помощи русского консульства в Гирине, атаман сделал попытку бежать, и спрятался в помещениях консульства. 25 августа китайскими солдатами Калмыков был обнаружен и вновь арестован85. Китайские власти приняли решение передать атамана в руки русских властей во Владивостоке. По распоряжению генерал-губернатора Гиринской провинции, Калмыков переводился из Гирина через Чанчунь в Пекин. В пути атаман погиб.

Первые сообщения о гибели Калмыкова сделало агентство Рейтер в начале сентября 1920 г. Согласно этим сообщениям, атамана в сопровождении конвоя под командой полковника Соу посадили на поезд. В 10 милях к западу от Гирина, в Калачи (ст.Иляши), поезд остановился, и Калмыков сделал попытку бежать. Он выхватил у Соу револьвер, ранил его в руку, соскочил с поезда и скрылся в гаоляновом поле. Китайские солдаты оцепили это поле, и во время перестрелки атаман был убит86.

Несколько иную версию гибели Калмыкова поведала газета «Норд Чайна Дейли Ньюс», которая заявила, что агентство Рейтер дало не совсем точную информацию. Газета отметила, что, как ее информировали в Гирине, Калмыков был послан не по железной дороге, а отправлен из Гирина в Мукден по проселочной дороге. Сделано это было с целью избежать Южно-Маньч­журской железной дороги и отправить его по Мукдено-Пекинской, которой китайцы всецело управляли. Повезли атамана в открытом фургоне с офицером и двумя солдатами под охраной отряда пехоты. На второй день пути у деревни И ла, в 100 ли (около 50 км) юго-западнее Гирина, воспользовавшись тем обстоятельством, что он не был связан, Калмыков вы­хватил у офицера карабин, выстрелил в него, легко ранил, и сразу же бросился в просяное поле. Охрана окружила поле, и когда патро­ны у Калмыкова закончились, схватила его. Далее, по сообщению газеты, «идут противоречивые сведения». По одним из них, атамана расстреляли солдаты, по другим — застрелил один из офицеров87.

8 сентября 1920 г. слухи о смерти Калмыкова были под­тверждены официальной телеграммой гиринского губер­натора генерала Пао Квейсинг88.

Дата добавления: 2015-07-25