Читайте также: |
|
— Стой! — сдавленно произнес Маус.
Все, кроме Буки, остановились, положив руки на оружие. Лидер продолжал идти, как ни в чем не бывало, не обращая никакого внимания на неожиданное препятствие.
Препятствием были возникшие в сгущающихся сумерках здоровенный кабан и чернобыльский пес чуть поодаль. Оба пялились на пришельцев, но отчего-то не бросались на них, чего можно было ожидать с большей вероятностью, и даже не прятались в зарослях, как могли поступить, почуяв, что добыча не по зубам.
— Они не тронут вас, — сказал Бука, коснувшись облезлой холки кабана-мутанта. — Здесь территория Дока.
Мауса передернуло: гладить такое омерзительное создание, пусть оно даже ласковее котенка, — это было выше его понимания. Он пересилил себя — и двинулся вперед. Следом неуверенно потянулись остальные. Кабан провожал их взглядом маленьких злобных глазок, и казалось, только какая-то невидимая сила сдерживала его, чтобы не броситься и не отгрызть путнику ногу. Чернобыльский пес низко, не очень громко зарычал, заставив всех чуть замедлить шаг.
— Ну же! — подбодрил спутников Бука. — Вперед! Это всего лишь стражи — а вы со мной. Не бойтесь…
Они осторожно прошли мимо этих жутковатых стражей, и тут Маус заметил еще кое-кого, замершего в отдалении, за кустами, будто готового к молниеносной атаке. Наверное, он круто изменился в лице, раз Бука сделал ему незаметный знак: «Ни слова!»
Там, справа, притаилась химера. Черная, почти слившаяся с сумраком. Но опытный взгляд не обманешь — химера и есть, чтоб ее! Сердце забилось часто, тело немедленно покрылось отвратительным холодным потом, рука сама собой поползла к винтарю. Потому что ощущать рядом присутствие беспощадного чудовища и делать вид, будто ничего не происходит, — это слишком даже для бывалого сталкера. И оттого был понятен жест Буки: ему не хотелось, чтобы паника охватила остальных. Но это же естественный рефлекс при встрече с этим монстром: заорать что есть мочи. Тогда, даже если ты первый попадешься ей в лапы, у остальных есть шанс отбиться — если ударить по твари сразу из всех стволов.
Но химера поразительным образом не проявляла агрессии. Она глубоко и часто дышала там, в тени местной растительности и будто бы находилась в состоянии транса.
«Тоже — докторский страж? — подумал Маус. — Ну и союзнички у этого дядьки, с ума сойти можно…»
Борясь с собственными рефлексами, он медленно убрал руку с рукояти винтаря. Заставил себя отвернуться, смотреть прямо перед собой. Самый противоестественный поступок, который доводилось ему совершать — оставить химеру за спиной. Шел и старался не думать ни о чем, просто машинально отмахиваясь от надоедливой мошкары.
Наконец они выбрались на более сухое место: прямо из топи на чуть заметный пригорок вела песчаная тропа. Через несколько минут из густого мрака показались очертания дома.
Маус никогда не бывал здесь. Но, говорят, если в Зоне с тобой приключится беда, если вляпаешься в какое-нибудь адское месиво, подхватишь неведомую заразу или получишь передоз радиации — собирай последние силы и тащи свой попавший в историю зад сюда. Если тебе и смогут где-то помочь — то только здесь, в доме на Болоте. Проблема в том, что в большинстве случаев, попав в подобную историю, ты уже не в состоянии куда-либо добраться, тем более — ползти через опасное, труднопроходимое Болото. От-того только самые отчаянные или очень уверенные в себе сталкеры бродят по Зоне в одиночку. Этот майор оказался счастливчиком: его сюда притащили, и он должен быть благодарен этой уставшей компании. Конечно, если трупы в состоянии испытывать благодарность.
Дом был приземистый, очевидно, бревенчатый. По крайней мере та его часть, что была видна сейчас в туманном сумраке. Под навесом, за низким крыльцом виднелась грубовато сделанная дверь. Бука ступил на крыльцо, подергал за потемневшую ручку. Стучать он не стал.
— Закрыто, — сказал он. — Придется подождать. Док, наверное, обходит окрестности.
— Если это место сторожат слуги Сатаны, то кто же хозяин этого дома? — сурово поинтересовался Монах.
Маус хотел было его одернуть, но плюнул на это дело: если уж суждено тому поплатиться за свой острый язык, то Зона своего не упустит. Конечно, если Монаху действительно не помогают высшие силы. Сам Маус ни в какие подобные силы не верил — кроме Черного Сталкера, Хозяев и немногих других, что заправляют Зоной.
Смертельно уставшие люди расположились вокруг крыльца. Бука поколдовал у двери — и над головой вспыхнула лампочка в металлическом каркасе и под жестяным абажуром.
— Цивилизация… — сладко потянувшись, сказал Петля.
Тут же, не дожидаясь хозяина, прикончили остатки запасов. Потянуло в сон — несмотря на бесконечные комариные укусы и жужжание над головой тварей размером с кулак, привлеченных светом и яростно пытающихся пробиться к лампочке сквозь железный каркас.
Бука не спал. Он сидел на крыльце, облокотившись на дробовик, и неподвижно глядел в болотную тьму.
* * *
Наверное, все проснулись одновременно: будто волна холодной воды накатила со стороны болота, мгновенно разбудив и заставив уставиться туда, где в свете щербатой луны маячила длинная фигура в бесформенном плаще с островерхим капюшоном. Страшноватая была фигура, ничего не скажешь. Так ведь в Зоне любой незнакомец — заведомо враг, если не сумеет доказать обратного. И уже тем более здесь, на Болоте. Но что-то подсказывало: этот человек — не враг, он просто другой.
— Док, — каким-то необычным для себя тоном произнес Бука.
— Здравствуй, Бука, здравствуй, — не менее странным голосом ответила фигура, и Маусу сразу стало понятно: не все просто в отношениях этих двоих порождений Зоны.
Фигура приблизилась, откинула капюшон, показав худое костлявое лицо с клиновидной бородкой. Именно таким Маус и представлял себе Болотного Доктора, которого за глаза некоторые называли Звериным. Нужно было поздороваться с хозяином эти мест, но отчего-то слова застряли в горле.
— Вот, Док, — сказал Бука, указывая на тело майора, вытянувшееся у его ног. — Больного принесли.
Доктор подошел, присел рядом, склонился над телом. Поднял голову, с интересом глядя на гостей. Поинтересовался:
— Шутить изволите?
Маус сплюнул в сердцах:
— Я так и знал, что мы зря его тащим! Ну, Бука, устроил ты нам полосу препятствий с полной боевой выкладкой!..
— Так что же, оживить его нельзя? — робко спросил Петля.
— Оживить и дохлого зомби можно, — веско сказал Доктор. — Только вопрос — зачем?
— Слава тебе, Господи! Разумные речи разумного человека! — густым басом сказал Монах.
— А он не человек, — сверкнул взглядом Бука. Он не собирался сдаваться так просто.
— Не наговаривай! — нахмурился Монах. — Что значит — не человек?
Болотный Доктор вздохнул, с грустью улыбнулся и развел руками:
— Ну, был человеком когда-то. Думаю, это хорошо по мне видно. Но как врач смею заявить: сейчас я здорово отличаюсь, скажем, от вас…
Он ткнул пальцем в Монаха, внимательно глядя тому в глаза. Монах спокойно выдержал этот взгляд и сказал:
— Зона может искорежить тело, но не в силах добраться до вашей бессмертной души.
— Моей души? — рассмеялся Доктор. — Я вижу, вы — лицо духовное, редкий гость в наших местах. Скажите, любезный, а вот как по-вашему — у зомби есть душа?
— Это бездушные порождения Сатаны, — убежденно сказал Монах. — Нет и не может у них быть души.
— То есть, по-вашему, они не страдают, не испытывают страх, боль, другие человеческие чувства — хотя бы остаточные?
— Грешники в аду тоже страдают, — не моргнув глазом ответил Монах. — Это не значит, что у зомби есть душа.
— Правильно, — не стал спорить Болотный Доктор. — Я вообще не верю в душу, способную существовать отдельно от тела.
— Вы атеист? — с сожалением произнес Монах.
— Скорее агностик, — сказал Доктор, вставая. Он задумчиво посмотрел куда-то в темную болотную мглу. — Жить в Зоне и оставаться атеистом довольно трудно. Особенно став таким, как я. Или как он.
Доктор указал на Буку.
— Так что же, его нельзя спасти? — настойчиво спросил Бука, кивнув на тело военного.
— Не исключаю, что его можно оживить, — пожал плечами Доктор. — Быть может, даже вернуть личность — по крайней мере имитацию. Но будет ли это спасением?
— А говорите, что ни во что не верите, — удовлетворенно сказал Монах.
Доктор лишь усмехнулся и спросил:
— Зачем вам это нужно? Пусть себе лежит. Пройдет какое-то время — и жизнь тихо и безболезненно оставит эту неподвижную оболочку.
— Так он все-таки жив?! — не выдержал Антонов. — Скажите прямо, как специалист специалисту! Назовите все своими именами!
— Неужто я повстречал на Болоте коллегу? — без особого удивления спросил Доктор.
— Я физиолог, — сказал Антонов. — И это тело тащил вовсе не из научного интереса. А потому, что… В общем, обстоятельства вынудили. Но если вы говорите, что он жив… Это же открытие!
Доктор небрежно отмахнулся:
— Подлинным открытием была сама Зона. Все остальное — зомби, мутанты, аномалии — это всего лишь следствия, проявления того, что мы пока не понимаем, да и неизвестно, поймем ли в принципе. Ведь удивителен не сам факт зомби, а то, зачем они, эти зомби, понадобились Зоне.
— Так все, что из него можно сделать, — это зомби? — с некоторой брезгливостью спросил Антонов.
— При отсутствии должного образования и при наличии ампулы со специальной сывороткой превратить в зомби можно любого из вас, — усмехнулся Доктор. — А этот… Нет, это всего лишь консервант. Плоть его потрепала — верно?
— Точно, — кивнул Маус. — Думаю, впрыснула она ему своей ядовитой слюны.
— Это не слюна, — сказал Доктор, возвращаясь к телу и снова принимаясь его осматривать. — Это специальный секрет, вроде как у паука, только еще интереснее. Знаете, как он действует? Вот лежит этот военный — мертвец мертвецом. А ведь на самом деле он все видит и слышит.
— Как?! — ахнул Маус.
— Очень просто, — сказал Болотный Доктор. — У него крайне заторможен метаболизм, но он все слышит и чувствует. А если ему приподнять веки — то и увидит. И если его попытаться привести в чувство — все пережитое в период временного паралича разом обрушится на него. Не факт, что он при этом не сойдет с ума — от такой концентрации впечатлений.
Доктор взял майора за подбородок, подвигал голову из стороны в сторону, удовлетворенно кивнул. Продолжил:
— Если хотите, это особая форма анабиоза. Вам, Антонов, как физиологу, должно быть известно, что свойства этого секрета тщательно изучают — чтобы разобраться в механизмах анабиоза и использовать, скажем, в дальних космических полетах. Или чтобы тайно накапливать войска в каких-нибудь подземных бункерах — не тратясь на дополнительное обмундирование, пищу и все прочее…
Антонов сердито засопел:
— Но вам-то откуда все это известно? С кем вы общаетесь, кроме своих мутантов? Это же закрытая информация!
Маус резко глянул на Антонова. Аи да жук! Выходит, знал, что военный живой, но отчего-то не хотел, чтобы того привели в чувство! Что ни говори, но среди ученых встречаются на редкость жестокие циники.
— Мне ли не знать, — разглядывая физиолога, как одну из своих прирученных тварей, сказал Доктор. — Многое, очень многое Институт узнал именно от меня. Может, только поэтому на Болоте до сих пор так тихо. Знают, что мне лучше не мешать.
Маус не понял, что именно имеет в виду этот странный Доктор. Зато он отчетливо вспомнил то жуткое логово, набитое неподвижными людьми, похожими на застывшие восковые фигуры. Значит, они видели его, знали, что он рядом, и, может быть, кричали, молили о помощи — где-то глубоко внутри себя. И день за днем наблюдали, как мерзкая тварь выдергивает из их рядов и заживо пожирает очередную жертву. И каждый день ждали, зная, какая суждена им участь, — но были не в силах ничего изменить. А он думал, что они просто мертвые куклы…
— Так зачем он вам нужен? — снова спросил Доктор, уже пристальнее изучая майора.
— Он нужен мне, — насупившись, сказал Бука. Болотный Доктор покачал головой. На его лице появилось выражение какой-то застарелой тоски, даже скорби.
— И кому ты все хочешь отомстить… — загадочно произнес Доктор. — Кто и в чем виноват? Ты же понимаешь, что нет здесь виновных, и мстить-то, в общем, некому. Потому что стихия не может быть виновной…
— Я никого не виню, — тихо отозвался Бука. — Я хочу, чтобы не было причины всего этого.
— И как, получается? — теперь Доктор смотрел на Буку с какой-то пронзительной болью. Все невольные свидетели этого разговора затаили дыхание, боясь пропустить хоть слово.
— Похоже, что получается, — сказал Бука, и глаза его блеснули мстительным огнем. — Я знаю, что тебе хорошо здесь, на Болоте. Тебе интересно. Со зверьем интересно. Со мной было интересно когда-то. А если станется так, что ЕЕ никогда и не было, — что тогда? Не будет ни Болота, ни тебя, такого довольного своей жизнью.
Бука сделал паузу, будто не решаясь сказать самое главное. И тем не менее продолжил, с вызовом глядя на Дока:
— Ты станешь обыкновенным. Таким, как все. Потому что никогда не появится Болотного Доктора…
Бука вдруг повернулся к Маусу и заглянул ему в глаза. Пронизывающий холод тек через эти глаза, проникал в душу, заставляя содрогаться, вызывая непреодолимое желание отвести взгляд.
— И сталкеров тоже не будет, — жестко сказал Бука. — Вы все, крутые парни, знатоки Зоны — вы станете обыкновенными, серыми и никому не нужными. Готов ли ты к этому, Маус?
Пожалуй, он впервые он обратился к нему имени. Сталкер рефлекторно смахнул с лица надоедливого комара и сказал бесцветным голосом:
— Я не знаю. Я как-то привык к Зоне.
— Люди ко всему привыкают, — заметил Монах. — Ко всякой скверне — особенно. Только я не верю, что можно сделать так, чтобы Зона никогда не возникла.
— Вы не верите в Марево? — быстро спросил Бука.
— Верую я только в Господа нашего, — веско сказал Монах. — Что же до Марева, так может и есть такое. Здесь, в этом поганом пекле, чего только нет — и Марево, и Парево, и демоны всех сортов. Только вот с греховным этим местом нельзя поступить так, будто его никогда не было. Грех можно искупить, замолить, испросить за него прощения. Только грех-то свершенный — он все равно останется. Пусть просто как память, как назидание на будущее и предостережение от свершения нового. Это место для кого-то станет погибелью, а для кого-то — точкой искупления…
— Интересное мнение, — заметил Доктор. — «Зона Искупления»… Хорошо звучит. Так, может, пусть она и остается, а? Эдакое Чистилище прямо на Земле…
— Нет! — решительно сказал Монах и даже треснул могучим кулаком по доскам крыльца. — Зло надо искоренять — где молитвой, а где и пулей. Но сделать это придется людям, и им же — самим увидеть, насколько они слабы перед демонами, какую силу им нужно одолеть. Им нужно возвыситься, преодолеть свою гордыню, корыстолюбие, страх — и изгнать это зло своими собственными руками! Здесь, прямо сейчас уже идет последняя битва Тьмы и Света!
Последнюю фразу он произнес уже стоя, нараспев, будто читая проповедь. И даже погрозил в темноту крепким кулаком — очевидно, тем самым тварям, что встретили его у дома Болотного Доктора.
— То есть Армагеддон в лице Зоны уже идет полным ходом, — кивнул Доктор. — Ваша точка зрения мне ясна. И все же она не единственная. Ведь помимо борьбы за хабар, постоянной схватки людей с аномальной природой Зоны, вокруг этого места не утихает и мощная борьба идей. Я говорю о науке. Может, Зона все-таки неспроста возникла на нашей планете? Может быть, она создана для того, чтобы человечество переосмыслило свое место в этом мире? Может, все это нужно зачем-то, а?
Последние слова Доктора были явно обращены к Буке. Наверное, это было продолжение какого-то давнего спора. И, наверное, не раз уже Бука отвечал так же, как ответил на этот раз — твердо, раздельно, резко:
— Нет. Никому не нужна эта проклятая Зона. Здесь только смерть, только боль и отчаяние — и ничего больше. Без нее люди были бы гораздо счастливее. И если ее вообще не возникнет — всем будет только лучше от этого. Я хочу, чтобы Зоны не было. Никогда.
— Что ж, — все так же спокойно сказал Доктор, переводя взгляд на Монаха. — Есть и такое мнение. И оно ничем не лучше, но и не хуже всех остальных. А потому — давайте-ка, берите вашего майора и несите его за мной.
* * *
Дом у Доктора был необычный. Впрочем, другого просто не могло быть у такого человека — который и не человек вовсе. Тесный бревенчатый тамбур переходил в просторную комнату, очевидно, основное жилое пространство. Здесь все было из дерева — стены, мебель. Пахло хорошо — не тиной, не ряской, не тухлыми болотными испарениями, а живым деревом. Словно подчеркивая эдакую патриархальность интерьера, висела на вбитом в стену крюке старая двустволка. На другой стене некоторым диссонансом с интерьером расположилась картина — что-то сюрреалистическое и неуловимо знакомое. Наверное, так должен был бы выглядеть дом хорошего, зажиточного лесничего или, скажем, егеря. У генеральных секретарей сгинувшего вслед за Припятью Союза были, наверное, такие вот, охотничьи домики. Хотя что-то подсказывало, что дом этот — вроде декорации и нужен Болотному Доктору лишь для вида. А может, он владел им просто по инерции, по привычке — чтобы оставалась какая-то ниточка, связывающая его с остальными людьми, у которых есть дом — место, куда возвращаются.
Но духу болот не нужен дом — дом нужен гостям. И пациентам. В последнем удалось убедиться, когда прошли вторую, внутреннюю дверь. Это помещение несколько не вязалось с егерским антуражем «охотничьего зала». Здесь был хром и кафель. Отличный кафель и самый высокосортный хром: надо полагать, это была операционная. И, судя по возгласу Антонова, — очень даже неплохая.
— Куда его? — спросил Маус, помогая Антонову и Петле тащить тело.
— Вот сюда, на кушетку, — указал Доктор. — Сейчас посмотрим, что тут можно сделать… Думаю, обойдемся парой надрезов — некроза практически нет…
— Можно я буду вам ассистировать? — придерживая очки у переносицы, нерешительно спросил Антонов. Видно было, как не терпится ему посмотреть, что же делает этот таинственный доктор со своими не менее странными пациентами.
— Ассистенты мне без надобности, — улыбнулся Доктор. — Впрочем, если тебе интересно — изволь. Мне скрывать нечего. Главное, чтобы ты понял одну вещь, физиолог: многое из того, что возможно здесь, в Зоне, — совершенно не работает по ту сторону Периметра.
— Я это понимаю, — твердо сказал ученый. — Но я был бы последним идиотом, если бы упустил возможность посмотреть, как оперирует сам Болотный Доктор.
— А вот лесть везде работает одинаково, — рассмеялся Док. И в этот момент он показался самым обычным доктором из затрапезной районной больницы.
* * *
Дверь в операционную закрылась. Антонов остался с Доктором — колдовать над телом майора.
Маус прошелся по комнате. Петля свернулся калачиком на деревянной лавке и уже успел отключиться. Монах степенно спал, сидя в глубоком плетеном кресле. Сталкер тихо открыл дверь и вышел в ночь. Лампа над дверью была выключена. Но в ней уже не было необходимости: над низкими, уродливо изогнувшимися болотными деревцами повисла «сталкерская луна»: так ее называли, когда серп изгибался острыми концами вниз, как это можно увидеть разве что в Южном полушарии, да еще здесь, в Зоне. У сталкеров такая луна отчего-то считалась хорошим знаком. И никто не считал, сколько народу полегло, понадеявшись на обманчивую луну.
Бука сидел на крыльце, обхватив колени, по своему обыкновению глядя в никуда. Маус присел по соседству, положив рядом с собой винтовку: хоть и считалось, что в гостях у Доктора безопасно, без оружия посреди Болота он чувствовал себя не в своей тарелке. Сталкер скосил взгляд чуть в сторону: у ног Буки лежала «лапа» с ПДА. И в центре экрана по-прежнему горела блеклая красная точка.
— Ну, что теперь делать будем? — поинтересовался Маус. — Откачают, допустим, твоего майора — а дальше что?
— Марево, — сказал Бука. — Я почти выполнил условие, спас пятерых, один остался. Но этот последний будто бы все время рядом с нами. Потому сидеть и ждать чего-то бесполезно. Нужно искать Марево…
— Как искать то, чего ты даже не представляешь? — пожал плечами сталкер. — Кто-нибудь вообще видел это самое Марево?
— Я видел, — сказал Бука.
— Конечно же, во сне, — предположил Маус.
— Да, — сказал Бука. — Но я знаю, каким оно должно быть.
Это просто безнадежно, с тоской подумалось сталкеру. Искать то, не знаю что, по одной той только причине, что оно, видите ли, привиделось парню с мухой в голове. И самое неприятное, что теперь-то про это самое Марево наверняка узнает вся Зона, а если не вся — то самая худшая, самая опасная ее часть. Потому что, благодаря одному треплу узнал о нем Попугай. А память у Попугая просто феноменальная, и он не пожалеет времени, чтобы уточнить всю выболтанную информацию у сведущих людей — в том числе и за пределами Периметра. А они будут тыкаться во все стены, как слепые котята, пока не нарвутся в конце концов на крупные неприятности.
— Слушай, Бука, — заговорил сталкер, чиркая тяжелой бензиновой зажигалкой. Закурил. — Ну, скажем, найдем мы это самое Марево. А дальше что?
— Как это — что? — Бука наконец соизволил взглянуть в сторону собеседника, и лицо его, освещенное бледным лунным светом, выражало некоторую растерянность. — Я войду в Марево…
— Ну? — Маус кивнул, сделал ободряющий жест.
— …и попаду в прошлое, — продолжил Бука. — В двадцать четвертое апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. Больше чем за сутки до того, как все должно произойти.
— Прекрасно, — сказал сталкер. — А дальше что?
— Дальше… — Бука помолчал некоторое время. — Я пока не думал над этим. Ну, пойду на АЭС, предупрежу их об опасности. Чтобы они успели предотвратить аварию…
Бука вдруг торопливо полез в свою холщовую сумку и извлек из нее обшарпанный целлофановый пакет. Из пакета достал папку — обычную прозрачную папку с пластиковым замком-молнией. В папке был целый ворох пожелтевших газетных вырезок. Были там «Известия», «Правда», «Труд», еще какие-то обрезки и обрывки. Встряхнув содержимое папки, Бука веско сказал:
— Я читал, как все произошло. Я знаю всю хронологию событий, которые привели к катастрофе. И я знаю, как это предотвратить! Нужно просто предупредить тех, кто работает на станции…
— Ты читал ту версию, которую предложила нам партия и правительство, — с тоской ответил Маус. — А что там было на самом деле — никто не знает.
— Другого пути нет, — отрезал Бука. — Что бы там ни случилось — я остановлю это!
— Да дело даже не в этом! К жизни Зону вызвал не тот, первый, а второй взрыв!
— Я знаю, — мрачно усмехнулся Бука. — Но не случился бы первый — не было б и второго. Предотвратить первый гораздо проще.
— Ну, допустим, — устало вздохнул Маус. — Еще один вопрос: как ты попадешь на АЭС, к четвертому энергоблоку? В советские-то времена? Там наверняка охрана была — милиция, внутренние войска, КГБ, еще какая-нибудь пакость…
— Но там точно не было ни контролеров, ни бюреров, ни химер, — сказал Бука. — Там не было Периметра — такого, как здесь, вокруг Зоны. И уж точно — та охрана не ждет меня.
Маус задумчиво прикусил губу. Действительно — штатная охрана Чернобыльской АЭС вряд ли ожидает визита человека-монстра из далекого будущего. Но все же план Буки представлялся совершенно сырым и невыполнимым. Наивный какой-то был план, порочный…
— Ладно, — сказал Маус. — Допустим, ты прорвался сквозь все кордоны, и вот ты уже у пульта управления. И вот на тебя смотрит персонал станции, охреневший от того, что какие-то посторонние оборванцы бродят по стерильной территории АЭС. С чего ты взял, что тебе поверят? Что тебя просто не примут за психа?
— Я заставлю их поверить, — мрачно пообещал Бука. — Им просто придется поверить мне…
Маус покачал головой, затянулся.
Прошлое. Это только кажется, что, вернувшись в прошлое, можно легко все изменить, поставив все с ног на голову. Но что будет, если действительно попытаться переиграть хотя бы свою собственную жизнь? Что, если допустить, что такая возможность дана каждому, и каждый может войти в свое Марево и вернуться в ключевые моменты собственной судьбы?
Вот тут-то возникает печальный ответ: все произошло именно так, как и должно было произойти. И твой собственный выбор был обусловлен лишь неумолимой логикой жизни. Не было никаких «ошибок юности». Это судьба — безжалостная сволочная судьба, которая и впоследствии заставляет тебя мучиться, сваливая собственную вину на тебя.
Все предопределено. Все давно уже предопределено — и то, что возникла Зона, и то, что он, Маус, стал сталкером. Наверное, и смерть его уже заранее расписана в громадном сценарии судьбы. И только он наивно думает, что может избежать этой лютой смерти благодаря собственной ловкости и удаче…
Маус помотал головой, стряхивая наваждение. Наверное, он просто надышался гнусного болотного воздуха, который, как известно, имеет неприятное свойство вызывать депрессию и ночные кошмары.
— Выпить бы, — сказал Бука, вставая и зябко поеживаясь: становилось холодно и сыро. — Есть там что, в запасах у твоего Доктора?
* * *
Болотный Доктор бегло осмотрел тело майора, заметил:
— Пованивает ваш друг, однако.
— Все-таки разложение? — поинтересовался Антонов.
— Слышал поговорку: «мертвые не потеют»? — сказал Доктор, быстро расстегивая форменный камуфляж. — А этот потеет. Хоть и не совсем по-человечески… На операционный стол его. И перевернуть. А ну — взяли!
Вдвоем не без труда перекинули тело спиной вверх на затянутый белым операционный стол, стянули с него грязную зеленоватую армейскую майку. Теперь от тела разило похуже, чем от лежалого трупа.
— Замедленный метаболизм — забавная штука, — говорил Доктор, подкатывая к столу столик с мединструментами. — И не жизнь, и не смерть. Почти как зомби — но там все еще сложнее… Так, а теперь — антидот в спинной мозг. В нескольких точках — чтобы процесс пошел равномерно…
— А руки мыть? А перчатки, маска? — осторожно поинтересовался Антонов.
— Может, еще белый халат надеть? — не глядя на «ассистента», сказал Болотный Доктор. — Не волнуйся — ты не в интернатуре, и скрытой камеры здесь тоже нет.
В руках у Доктора появился сверкающий металлом и чистотой пистолет для инъекций с тончайшей и длинной иглой. Доктор взял со столика предварительно извлеченную из холодильника колбу и вставил ее в приемник дозатора с тыльной стороны пистолета. Надавил на кольцеобразную «гашетку» — в воздух ударила тонкая струйка жидкости, воздух наполнился странным запахом.
— Укол производится сквозь межпозвонковый диск, — пояснил Доктор. — Тут главное — чтобы рука не дрогнула. К счастью, жалобы на нас писать будет некому.
— Но… Как это — без снимков, без МРТ? — неуверенно спросил Антонов. — И можно ли так — напрямую в спинной мозг? А внутреннее кровотечение? А вдруг заражение?
— Не пытайтесь повторить это дома! — значительно сказал Доктор и, не примериваясь, воткнул иглу прямо в ложбинку на спине, между едва заметными бугорками остистых позвоночных отростков.
Антонов невольно вздрогнул: слишком смелым показался ему такой жест. С другой стороны, он все еще не верил в «чудесное оживление» майора. Да и, сказать по правде, теперь ему меньше всего хотелось такого оживления. Но Доктор, видимо, здорово знал свое дело, и могло показаться, будто то, чем он занимается, и не медицина, и не наука вовсе, а нечто сродни алхимии — настолько Док полагался на собственное чутье, твердость руки и глазомер, пренебрегая всеми академическими требованиями. Он с первого раза, одним резким движением вгонял иглу меж позвонков — и четким движением пальца вводил дозу вещества, которое он именовал антидотом. Последним стал укол между атлантом и осевым шейным позвонками — под самый коротко стриженный затылок. В этот момент Антонову показалось, что «пациент» вздрогнул.
— Отлично, — удовлетворенно сказал Доктор. — Теперь перевернем его!
Впервые за время этой странной процедуры физиолог почувствовал себя нужным. Перевернув тело на спину, некоторое время переводили дух, после чего Доктор налепил на запястья и виски «больного» датчики жизнедеятельности и щелкнул каким-то выключателем за спиной. Тонко загудел стандартный медицинский монитор, и по маленькому плоскому дисплею поползли ровные параллельные линии: типичные физиологические показатели трупа.
Теперь Доктор держал в руках самый обыкновенный стеклянный шприц. Правда, с чересчур уж длинной иглой.
— А вот и самое интересное, — поведал он физиологу. — Именно из-за этого этапа я так не люблю подобные «воскрешения».
— Попробуйте удивить меня, Док… — не отрывая взгляда от иглы, проговорил Антонов.
Док набрал в шприц другой жидкости — из ампулы, не имеющей маркировки. Трудно было представить, кто снабжал Доктора медицинским инструментарием и этими странными препаратами, но снабжение, видимо, было налажено неплохо.
— Думаю, вас, сотрудника Института и его филиала по изучению влияния Зоны на человеческий организм, удивить трудно, — холодно сказал Доктор. — Вам известно, что такое трансорбитальная лоботомия?
— Конечно, — сказал Антонов. — Давно уже запрещенный метод психохирургии. Разрезание волокон лобных долей головного мозга — снимает агрессивность, делая из людей идиотов…
— А вы помните, как она производилась?
— Ну, вроде как введением тонкой спицы через глазную впадину… — физиолог вздрогнул. — Что вы собираетесь с ним делать?
— Ну уж точно не лоботомию, — успокоил физиоп, лога Доктор. — Просто мне придется сделать ему инъекцию непосредственно в головной мозг — чтобы активировать парализованные отделы. И тут возможны безнадежные повреждения…
Антонов мгновенно прикинул, что майор после лоботомии был бы не столь опасен, и сказал:
— Что поделаешь, Док, придется рискнуть…
— Замечательно, — сказал Доктор. — Тогда держите его голову — и покрепче.
Теперь голова военного была запрокинута далеко назад, свисая с операционного стола, приподнятого под удобным углом. Док ухватил шприц всей ладонью — будто копье — и с размаху воткнул иглу в тончайший промежуток между закатившимся глазом и поверхностью глазницы. Даже у привычного ко всякому ученого к горлу подобрался неприятный ком.
— Вроде попал, — пробормотал Доктор, осторожно надавливая на поршень шприца. — Ну, вот и все…
Вынул иглу из глазницы — и на этот раз с гораздо большей осторожностью. Вместе они придали телу нормальное лежачее положение.
— И что теперь? — поинтересовался Антонов.
— Теперь — просто ждать, — ответил Доктор и указал на застывшие на экране линии. — Через час- другой узнаем результаты. Можете подежурить здесь пока что, а мне нужно отлучиться…
Антонов сидел на полу рядом с неподвижным телом на операционном столе и чувствовал себя обманутым — словно его, доктора наук, прекрасно разбирающегося в возможностях человеческого организма, тонко разыграл хитрый фокусник. И самое неприятное было в том, что и фокуса-то не вышло: труп оставался трупом, несмотря на все эти сталкерские россказни. И теперь как никогда становилось жалко понапрасну пропавшего «Зет-восемь», так много обещавшего в его карьере. Впрочем, все еще оставался совсем маленький, тайком спасенный ничтожный запас, годившийся разве что для пары экспериментов. Или же совсем для других целей…
Ученый осторожно коснулся маленького кармашка на груди, нащупав патрон, в котором место порохового заряда занимала волнующая разум тайна. Его мгновенно бросило в жар, в голову полезли путаные мысли, и он уже был готов сформулировать для себя одно очень важное решение, когда…
— Антонов… — низко прохрипело над головой. Физиолог в ужасе подскочил на месте, готовый
отпрыгнуть от стола, но кто-то крепко держал его за воротник. Антонов резко глянул на показания монитора: там по-прежнему текли мертвые параллельные линии.
— Что же ты наделал, Антонов? — продолжал хрипеть это голос, и наконец он узнал его — он принадлежал тому, кому и должен был принадлежать.
Лежащему на операционном столе майору Самохину. Ученый резко обернулся и вмиг покрылся холодным липким потом.
Перед ним было мертвое, без кровинки лицо Самохина. Вокруг его левого глаза — того самого, у которого прошла в мозг игла — набухала страшная черная гематома. Пересекающий грязное лицо засохший шрам лишь добавлял впечатления воплотившегося в реальность кошмара.
— Вы… Вы не можете, — пробормотал Антонов, отчаянно пытаясь вырваться. — Вы мертвы! Мертвы!
И тут же, словно в насмешку над ним, весело и часто запищал динамик монитора и по экрану побежали неровные зубцы кардиограммы.
Дата добавления: 2015-07-25; просмотров: 58 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глава восьмая. Болотные огни | | | Глава десятая. Плохие новости |