Вооруженная охрана

В июле тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года впервые Раджниша ок­ружают вооруженные охранники саньясины, которых тренирует местная поли­ция штата.

— Почему вас окружают эти охранники?

— Эти охранники — отвечают за ашрам, меня это не волнует. Я не вмешиваюсь в чужую жизнь. Я никогда не вмешивался в чужую жизнь. Если кто-то хочет убить меня, я буду последним человеком, который будет сопротивляться. Я буду просто приветствовать его. Я буду говорить: «Рад встретить вас. Застрелите меня, и осво­бодите меня от тела и его клетки». Но если те люди, которые любят меня, хотят меня защитить от подобного, я не буду вмешиваться в их труд. Эти охранники не выставлены мной, это дело рук моих последователей, тех, кто любит меня.

Я не имею никакого отношения ни к охранникам, ни к убийцам. Я между ними. Они должны решить, как со мной быть вместе, а я просто сторонний наблюдатель.

Штраф

В попытках помешать Раджнишу, и сделать его ответственным за деятель­ность Шилы, его призвали дать показания в суде, обвинения против него выдви­нула местная жительница, она выступала против общины. В августе тысяча де­вятьсот восемьдесят четвертого года Раджниш заплатил ей штраф. Судья пре­кращает дело.

— Ваша честь, перед тем, как принять клятву говорить правду и только правду, я должен сказать несколько вещей, иначе клятва эта будет фальсификацией. Первое: я всегда был против клятв, по той простой причине, что если человек способен лгать он может солгать даже осле того, как поклянется. Его клятва может быть ло­жью, если же человек говорит всегда правду, клятва будет дилеммой для него. По­тому что клясться, что он будет говорить правду и только правду — значит допус­кать возможность лжи. Это будет означать, что если он не поклянется, а если по­клянется, то будет говорить правду, но он и так говорит все время правду. Так что, заставляя меня дать клятву, вы ставите меня в неловкое положение, но я не такой серьезный человек. При жизни я ни к чему не относился серьезно, и всегда шутил. Я приму эту клятву просто для того, чтобы сыграть в эту игру с вами. Я буду сле­довать вашим правилам, но мне бы хотелось, чтобы вы понимали, что когда я по­клялся говорить правду и только правду, тем самым я солгал.

Это против моей философии, и заставляя меня принимать эту клятву, вы освобо­ждаете меня, то есть вы даете мне право лгать впоследствии, хотя намерения тако­го у меня нет. Клятва позволит мне лгать, но, несмотря на то, что вы дали мне та­кую возможность, я все рано буду всегда говорить только правду, потому что я не способен лгать. Я не могу лгать, это выступает против моего бытия и существова­ния. Теперь чтобы сыграть с вами в эту игру, я поклянусь, и вы можете повторять то, что хотите.

Я клянусь, положив руки на книгу Раджнешизма, что буду говорить правду и только правду. Это хорошо, что вы позволили мне поклясться говорить правду и только правду, положив руки на книгу Раджнешизма, потому что это мои собст­венные слова, но это так нелепо, что я клянусь собственными словами. Эти мерт­вые слова на бумаге значат для вас больше, чем мои живые слова. Но если бы мне пришлось клясться Библией, Кораном, Гитой или какой-либо другой святой кни­гой, я бы сразу отказался, потому что они полны лжи, они вышли из моды, они не научны, они второстепенны.

Дальше читают вслух отрывок из бесед Раджниша в Пуне, чтобы показать, что именно он в ответе за образование общины, и Раджниш отвечает:

— Совершенно глупо читать этот большой отрывок, просто задайте мне вопрос. Это мои собственные слова, но они были произнесены шесть лет назад, они были произнесены в Индии, в совершенно другом контексте.

Это была совершенно другая фаза работы. Сначала, я трудился над собой. Потом я трудился для того, чтобы найти правильные выражения для того, чтобы дать воз­можность людям узнать то, что знаю я, и двадцать последующих лет я путешество­вал по всей Индии.

Третье, когда я нашел своих последователей, я оставался в одном месте, в Пуне. Это был специальный эксперимент. Это не был политический ход, и поэтому во­прос о демократичности не стоял. Иисус не был демократом, Будда не был демо­кратом, Моисей не был демократом. Эти люди, познавшие истину, не могут зави­сеть от голосования, независимо от того, правдиво оно или нет. Это был их собст­венный опыт. Я не демократ, если говорить о религии, политика здесь не при чем. Демократия — это политическое явление. Демократия для всех в обществе, даже для самых невежественных. Демократия действительно для самых невежествен­ных. Это мобократия. Религия же относится к самым высоким душам, Будда, про­светленный Христос, они знали истину. Суть религии не в том, чтобы решать, правда это или нет путем голосования тех, кто не имеет ни малейшего понятия об истине.

В этом эксперименте вопрос о голосовании не стоит. Это не значит, что я против демократии. В политике демократия приемлема, но политика — это низшее занятие. Религия — это самое высокое на Земле. Религия может быть только диктатурой, под диктатурой я не понимаю диктатуру масс, коммунистов, под диктатурой я пони­маю просто диктатуру мастера, ученик должен следовать за своим мастером, во­проса о том прав ли мастер или нет — не должно даже возникать. Это была моя тре­тья фаза работы.

После того, как эта фаза закончилась, я уехал из Индии, и перешел к безмолвию. Вот в каком положении я оказался, и в каком контексте следует принимать мои слова. Меня больше не волнует община, ежедневная работа, детали, экономика, финансы. Меня не волнует все это, вся эта мирская деятельность. Теперь мои уче­ники достаточно подготовлены к тому, чтобы заботиться об общине самостоя­тельно. Я просто сторонний наблюдатель. Они могут задавать мне только свои ду­ховные вопросы, и ничего больше. Если же вы хотите мне задать духовные вопро­сы, вы должны прийти сюда, как ученики, сесть на землю в полном приятии, не так, как вы сидите здесь из любопытства. Ситуация здесь совсем другая.

Дата добавления: 2015-07-25