Читайте также:
|
|
Круглый стол «Вопросов национализма»
Константин Крылов, главный редак- | но: как в национальном государстве | |
тор журнала «Вопросы национализма»: | именуются полноправные граждане? | |
— Я позволю себе потеоретизиро- | Слово для наименования полноправ- | |
вать по поводу отношений нации и ре- | ного гражданина всегда соответству- | |
волюции. То есть тема моего выступле- | ет тому слову, которым раньше обозна- | |
ния — нация и революция, как связано | чали очень высокого уровня и высоко- | |
одно и другое. | го ранга господина. Я, собственно, уже | |
По большому счету национализм яв- | произнес это слово — «господин». На- | |
ляется определенным этапом развития | пример, в русском языке это очень чет- | |
народа. Народ становится нацией в со- | ко маркировано — «господа». Именно | |
вершенно определенный момент, когда | это слово, одновременно обозначаю- | |
народ начинает претендовать на те пра- | щее высший слой общества (точнее, тот | |
ва и обязанности, которые до сих пор | слой, который «снизу» выглядит как | |
всегда ассоциировались только с ари- | высший), становится официальным об- | |
стократией. | ращением ко всем. | |
Разумеется, народ не может претен- | ||
довать на все права господ. Есть пра- | Егор Холмогоров: | |
ва, которые по своей природе эксклю- | — Если говорить о том, чтобы в рус- | |
зивны — например, право владеть круп- | ском языке внедрять соответствующее | |
ной собственностью или рабами. Но та- | обращение, то надо ориентироваться | |
кие права отрицаются за всеми вооб- | действительно на самый высший титул, | |
ще. Именно эта сторона дела обычно и | называть не господин, а государь. | |
замечается в первую очередь: револю- | ||
ция — это отрицание некоторых ари- | К.К.: | |
стократических прав, сопровождаемое | — Это реализовано во французском | |
обычно взрывом ненависти к аристо- | языке. Я попрошу Павла Святенкова | |
кратам. Но все остальные права присва- | рассказать, что означает слово «месье». | |
иваются народом, который таким обра- | ||
зом становится нацией. Условно гово- | Павел Святенков: | |
ря, нация — это проект всеобщей ари- | — Во французском языке «месье» — | |
стократии, когда все являются госпо- | это изначально обращение к брату ко- | |
дами. | роля, соответственно «мадам» — это | |
То, что я сейчас говорю, проверяется | обращение к принцессе. То есть когда | |
очень легко. Позволю себе сослаться на | писали обычно в эпоху Людовика XIV | |
присутствующего здесь Павла Святен- | «месье», то имелся в виду конкретный | |
кова, который в свое время провел весь- | человек — Филипп Орлеанский, брат | |
ма интересное исследование. А имен- | Людовика XIV. Когда был жив брат |
Национальная революция: сущность, движущие силы, русский опыт
Людовика XIII Гастон Орлеанский, ко- торый тогда имел титул «Анжуйский», было два «месье» — «великий месье» и
«малый месье». Сейчас «месье» — об- щепринятое стандартное обращение граждан Франции друг к другу.
К.К.:
— Точно так же общеславянское
«пан», которое используется в Чехии, от примерно Чехии и Польши до, на- сколько я понимаю, южных славян — это обозначение крупного землевла- дельца. «Дон» в Испании и так далее.
Всё это очень четко указывает на то, что делает национализм. Национализм, в своем идеальном воплощении — это программа всеобщей аристократиза- ции общества. Не демократизации, как некоторые думают, а именно превраще- ния всей нации в аристократов.
Очень важно, куда идет уравнива- ние — вниз или вверх. Так вот, наци- онализм предполагает уравнивание вверх, то есть нация в целом, народ в це- лом получает права и обязанности выс- шего сословия. Она их себе присваива- ет. Как это можно назвать? Это мож- но назвать только одним словом — ре- волюция. Слово «революция» на латин- ском языке означает буквально «пере- ворот». То есть предполагается, что не- что высшее становится низшим, а низ- шее в свою очередь становится высшим. На самом деле в реальной революции обычно реализуется только одна сто- рона — либо все поднимаются, либо все падают. Либо революция асцендента, либо революция десцендента, — рево- люция, которая поднимает народ, или
революция, которая народ опускает.
Так вот, национальная революция в своей идее — это революция, которая поднимает весь народ до чести и до- стоинства, пусть даже не материаль- ного достатка, но именно до чести и достоинства самых высших слоев об- щества. Все становятся господами.
Возможно ли это? Да, это возможно. Естественно, революция не может дать каждому крестьянину по поместью,
но она может ему дать, во-первых, те права, которые в свое время завоевала аристократия в долгой борьбе, напри- мер, с верховной властью. Потому что на самом деле все абсолютно права — именно права, а не законы, не обязан- ности — имеют чисто аристократиче- ское происхождение. Все права были завоеваны именно аристократией. Так вот, народ в данном случае, когда он требует тех же прав для себя, он требу- ет, по большому счету, чтобы его воз- несли до уровня господ.
Разумеется, это предполагает и при- нятие на себя аристократических обя- занностей. Например, так называе- мые выборы, демократические выбо- ры — это на самом деле чисто аристо- кратическая практика, потому что имен- но аристократы в свое время претен- довали, и совершенно законно претен- довали, на то, что они выбирают пер- вого среди равных. Сама эта формули- ровка — абсолютно аристократическая. Кстати, такой институт, как, например, суд присяжных имеет чисто аристокра- тическое происхождение и связан с тем, что господина могут судить только рав- ные ему. Но если говорить об обязанно- стях, стоит вспомнить всеобщий воен- ный призыв: если раньше участие в воен- ных действиях было долгом аристокра- тов и только аристократов, то в нацио- нальном государстве воюет весь народ.
То есть все те практики, которые мы сегодня называем демократическими, на самом деле являются аристократи- ческими, спроецированными в народ- ную массу. И только пока народ удер- живает те права и обязанности, кото- рые он таким образом себе присвоил, до тех пор он является нацией.
Да, кстати, о самом слове «нация». Оно всегда обозначало аристократи- ческое сословие. Например, в той же самой Польше нацией именовала себя только шляхта. Остальные — «быд- ло». Сейчас современная Польша, яв-
ляющаяся абсолютно националистиче- ским государством, предполагает, что 45
все «шляхта». Там есть потомки старых
Национальная революция: сущность, движущие силы, русский опыт
шляхтичей, они пользуются определен- ным уважением, но не слишком боль- шим. Но при этом «быдла» там нет, все стали панами.
Каким образом происходит это воз- вышение народа до нации? Существуют разные модели. Иногда это происходит через уничтожение реальной аристо- кратии. Например, так произошло во Франции. Французских аристократов физически почти не осталось: большая их часть в свое время уехала из страны или была истреблена во время Великой французской революции. Есть какие-то остатки, но людей с приставкой «де» физически мало.
В Германии, допустим, произошло иначе, там не было истребления аристо- кратии, «фоны» остались. Просто все остальные стали не хуже, чем «фоны», и сейчас это очень заметно.
Совсем гладко прошла национальная революция в Британии: фактически она там совпала с революцией промышлен- ной. Соответственно, аристократия со- хранилась практически целиком и до сих пор пользуется огромным влияни- ем. Но слово «джентльмен» перестало быть обозначением сословной принад- лежности1и стало обозначать «поря- дочного человека», «истинного англи- чанина». Как и везде, социальное стало общенациональным.
Итак, национальная революция — это революция, которая не свергает верхний слой, а наоборот, возносит нижний слой до прав и обязанностей верхнего. Люди уже способны вос- принять более высокую культуру, более высокие обязанности, более высокие права, и вот тогда они стано- вятся всеобщей нацией, и именно это
1 Слово джентльмен происходит от лат. gentilis (принадлежащий к расе или родне) и англ. man (мужчина). Буквальный перевод — родовитый. В Средние века словом джентль- мен называли членов нетитулованного дворян-
ства — gentry, к которому относились рыцари и
46 потомки младших сыновей феодалов (не полу-
чавшие наследства по майорату). — К.К.
и является подлинной национальной революцией.
В чем российская проблема? Она есть. Российская проблема состоит в том, что перед нами нет аристократи- ческого образца, нет аристократов, обладающих правами. Российская ари- стократия, как известно, уничтожена, причем уничтожена, я бы сказал, осно- вательно. У нас нет образцов русской аристократии, кроме каких-то очень смутных исторических напоминаний. Разве что Никита Михалков специаль- но оставлен для того, чтобы издевать- ся над самой идеей аристократизма. В этом отношении перед нами стоит особо сложная задача, которая, может быть, не стояла перед другими нациями. Нам нужно создать свой собственный образец аристократизма, просто из са- мих себя.
Это сложно, но это возможно. Рус- ские, вообще говоря, довольно талант- ливые люди, и в данном случае для нас возможно и это. Но очень четко нуж- но понимать, что речь идет именно об этом — о вознесении всего народа, именно всего народа, до той высоты, на которой он, может быть, никогда не был. Это вознесение является не только политическим, но и духовным действи- ем, и в этом отношении национальная революция — это революция духа, про- стите за пафос.
В этом отношении мы действительно должны создать совершенно новых рус- ских, русских, которые могли бы быть, русских, которые не уступали бы по своим волевым, моральным, интеллек- туальным и прочим качествам лучшим образцам европейской аристократии — именно на это нужно ориентироваться. И прежде всего на это должно ори- ентироваться русское движение. У нас нет других образцов, кроме нас самих, и именно поэтому мы должны копиро- вать аристократические качества, на- чиная с довольно жесткой морали (под словом «мораль» я понимаю прежде всего различение добра и зла). То есть мы все должны вести себя прилично, мы
Национальная революция: сущность, движущие силы, русский опыт
все должны различать добро и зло, мы | Наталья Андросенко, шеф-редактор | |
все должны показывать, что мы это де- | сайта «Русский обозреватель»: | |
лаем, мы не должны, например, лгать, | — Небольшая иллюстрация к тезису | |
быть небрежными в словах и так далее. | Константина о том, что народ притяза- | |
Когда мы ведем себя как аристокра- | ет на права аристократов. Такой была | |
ты, благородные, когда мы ведем себя | одна из основных линий Французской | |
благородно — это та игра, в которую | революции — народ притязал на мель- | |
мы можем играть. И когда мы пытаем- | ницы. Крестьяне отбирали прежде все- | |
ся себя вести неблагородно, мы всегда | го у аристократов мельницы. Это имеет, | |
проигрываем, и это заметно. По боль- | конечно, и чисто материальное объяс- | |
шому счету мы можем считать рус- | нение, они хотели молоть свое зерно | |
ское национальное движение попыткой | без податей, но мельница — это был | |
авангарда русской нации: это те люди, | реально атрибут аристократов. Мель- | |
которые пытаются подняться до образ- | ницей мог владеть только аристократ, | |
ца. Когда мы сможем это сделать, мы | только богатый феодал. | |
сможем считать, что предпосылки для | ||
русской революции созданы. | Е.Х.: | |
По большому счету именно сейчас, | —Сейчас вместо мельниц — нефть и | |
в ситуации, когда всей нации навязы- | газ! | |
ваются немыслимые модели поведе- | ||
ния, когда из всякого радиоприемни- | К.К.: | |
ка слышится блатной шансон, когда | — Кстати, интересная версия — | |
единственным реально действующим | нефть, газ и алюминий как привиле- | |
законом являются уголовные «поня- | гия нынешних феодалов. Из сказанно- | |
тия» — мы должны этому противопо- | го прямо следует, что право народа на | |
ставить другой, совершенно иной, под- | нефть нужно будет утвердить и что в | |
линно аристократический кодекс. Мы | таком случае реприватизация именно | |
должны принять на себя обязанности | нефтянки является абсолютно необхо- | |
этой самой национальной аристокра- | димой. Это прямо следует из сказанно- | |
тии просто потому, что больше никто | го. Если это аристократическая приви- | |
не может этого сделать. | легия сейчас, то совершенно очевидно, | |
В частности, мы все, здесь сидящие, | что каждый гражданин должен быть | |
обязаны это сделать, и более того: на- | держателем хотя бы небольшой части | |
сколько у нас это получится, настолько | национальных ресурсов. | |
на самом деле успешными будут наши | ||
действия. Я не знаю, какую форму при- | Сергей Сергеев, научный редактор | |
мет национальная революция, может | журнала «Вопросы национализма»: | |
получиться совершенно по-разному. | — Я хотел бы рассмотреть данную | |
Условно говоря, от национального вос- | тему в историко-социологическом клю- | |
стания и до очень мягкой передачи вла- | че, который мне наиболее близок, и по- | |
сти от одной группировки другой, но | пытаться ответить на вопрос: была ли | |
не это важно. Важно, что мы сами на | национальная революция в русской | |
этот момент будем из себя представ- | истории? | |
лять. Либо мы примем на себя права и | Я думаю, что все здесь присутствую- | |
обязанности аристократов с полным | щие на этот вопрос ответят скорее все- | |
сознанием ответственности за это (по- | го отрицательно. Хотя следует отме- | |
тому что, еще раз: права предполагают | тить, что некоторые русские револю- | |
обязанности) — либо мы провалим ре- | ции решали отдельные задачи наци- | |
волюцию, и она будет бесплодной. | ональной революции. Но националь- |
Я все-таки надеюсь на первое. Благо- дарю за внимание.
ная революция как решение основного 47
комплекса задач, которые обычно пе-
Национальная революция: сущность, движущие силы, русский опыт
ред национальной революцией ставят- | рону низы, а во-вторых, они оказались | |
ся (грубо говоря, «рождение нации»), | достаточно сильны, чтобы, одолев пра- | |
она, конечно, в России не произошла. | вящий режим, одолев короля, удержать | |
И вот здесь интересно было бы задать- | страну в тех рамках, которые их устра- | |
ся вопросом, почему, собственно гово- | ивали, отбиться от тех вызовов, кото- | |
ря, так случилось. | рые шли со стороны низов. Вспомним | |
Прежде чем обратиться к русско- | расправы над левеллерами и диггерами. | |
му историческому материалу, следует | Французский вариант — третье со- | |
вспомнить все-таки о классических ев- | словие, которое взяло на себя роль во- | |
ропейских национально-буржуазных | ждя национальной революции. Ситуа- | |
революциях, которые завершились | ция уже более сложная. Францию со- | |
так или иначе успехом, и понять, поче- | трясали весь XIX век социальные ка- | |
му, собственно говоря, стала возмож- | тастрофы вплоть до Парижской ком- | |
ной их победа. Наверное, здесь можно | муны, пока наконец там не устано- | |
приводить массу причин, и возможно, | вился режим более-менее стабиль- | |
те, кто будет выступать дальше, меня | ной республики. А почему? Потому | |
в этом отношении поправят и допол- | что социально-политическая позиция | |
нят, но я хотел бы рассмотреть толь- | французской буржуазии не были столь | |
ко одну причину. Ясно, что революцию | сильной, как у английских джентри. | |
осуществляли, как правило, практиче- | В Германии, где буржуазия была еще | |
ски все слои населения, во всяком слу- | слабее, мы видим совершенно другой | |
чае, кроме самого высшего, но ее плоды | сценарий: буржуазная революция про- | |
пожинали и закрепляли определенные, | валилась, власть провела националь- | |
влиятельные и хорошо организованные | ную революцию сверху, пошла на союз | |
социальные группы. Они обеспечивали | с буржуазией, и возник некий компро- | |
реализацию этих результатов, посколь- | миссный вариант национального госу- | |
ку они были в этом заинтересованы и у | дарства, бисмарковский, где правящий | |
них были для этого возможности. Либо | режим не был сметен. То есть масса ва- | |
это оппозиционная часть правяще- | риантов, но во всяком случае ясно одно: | |
го класса, либо это средние слои насе- | что существуют влиятельные социаль- | |
ления. Важно не только то, что эти со- | ные группы, так или иначе определяю- | |
циальные группы могли бросить вызов | щие развитие событий. | |
правящему классу или правящему ре- | Что с этой точки зрения представля- | |
жиму, но и то, что они могли, одержав | ет Россия, русская история? Я сейчас не | |
победу с помощью низов, контролиро- | буду углубляться в тему, почему так по- | |
вать эти самые низы и навязать низам | лучилось, но это факт, то, что для рус- | |
именно тот сценарий, который они хо- | ской истории характерна так называе- | |
тели осуществить. Потому что в наци- | мая гипертрофия государства. Во вся- | |
ональном государстве все-таки заин- | ком случае, мы здесь будем говорить о | |
тересованы и не самые верхи, и не са- | России как минимум с эпохи Петра I. | |
мые низы. В национальном государстве | Гипертрофия государства и очень сла- | |
обычно заинтересованы так называе- | бые, слабо структурированные и ма- | |
мые средние слои. | ловлиятельные средние и даже высшие | |
Так вот, если мы посмотрим на наи- | социальные группы. И зато гигантский | |
более успешную национальную рево- | совершенно пласт низов, кстати, тоже | |
люцию в Европе, на английскую, то со- | в общем-то не структурированный и | |
вершенно очевидно, что она прошла | более того, погруженный в архаику, а | |
под руководством среднего и мелкого | иногда сознательно погружаемый в ар- | |
дворянства — джентри, выступивше- | хаику государством и дворянством. | |
го в союзе с торговой буржуазией. Эти | Самодержавие не было, безуслов- | |
слои, во-первых, подняли на свою сто- | но, заинтересовано в создании нацио- |
Национальная революция: сущность, движущие силы, русский опыт
нального государства в России, во вся- ком случае в том смысле слова, который вкладывает в него современная гумани- тарная наука, европейского националь- ного государства. Для него было впол- не комфортно и достаточно династиче- ское сословное государство. И хорошо видно, что вплоть до Александра III сце- нарию национального государства рус- ские государи сопротивлялись. Даже когда уже пошли Великие реформы, ко- торые по своей сути были национальной революцией сверху, Александр II делал шаг вперед, два шага назад. Видно хо- рошо, как это происходило в Западном крае: то, когда поляки восставали, ис- пользовался националистический сце- нарий «Русского дела» М.Н. Муравьева с опорой на западнорусское крестьян- ство, то, как только поляки утихомири- вались, опять вступали в традиционные династически-сословные договоренно- сти с польской шляхтой. Только начи- ная с Александра III мы действитель- но видим, что националистический сце- нарий господствует в теории и практике русских монархов. Да и то, я бы сказал, здесь было больше символического на- ционализма, чем реальных практик. На- пример, такая вещь, как всеобщее обра- зование, совершенно необходимое для национального государства, при Алек- сандре III, наоборот, только тормози- лось, и оно было введено только в 1914 году.
Далее, если сверху спустимся совсем вниз, мы увидим многомилионное кре- стьянство, которое составляло пять ше- стых населения России. Крестьяне мно- го восставали, были даже восстания, которые из-за их размаха можно было бы назвать революциями. Но были ли эти революции направлены на создание национального государства? Безуслов- но нет, в представлениях крестьян го- сподствовала социальная и культурная архаика, с модерным национальным го- сударством несовместимая, это были совершенно консервативные или даже реакционные революции.
Среднее сословие — тоже секрета
не открою, буржуазии в России до вто- рой половины XIX века фактически не было, купечество — это нечто другое, послереформенная буржуазия была очень слаба и всегда зависела от госу- дарства. Политические аппетиты бур- жуазии стали проявляться только в на- чале XX века, да и то, в общем, Ленин прав, что русская буржуазия «трусли- во крадется к власти».
Откуда же вообще могла взять- ся идея национальной революции для создания русского национального го- сударства, кому вообще нужно было русское национальное государство ре- ально? Тут только один слой, который этого хотел и которому это было нуж- но, — это дворянство, которое, получив определенные, весьма обширные граж- данские права при Екатерине II, хотело претендовать уже и на большее, на уча- стие в управлении страной. Естествен- но, дискурс «царевых слуг» для этого не годился. Для этого дворянству ну- жен был дискурс «представителей на- ции», пусть это отчасти было и само- званое представительство.
В любом случае, с начала XIX века мы видим, что дворянство становит- ся в своем дискурсе совершенно нацио- налистическим. И где-то с эпохи На- полеоновских войн дворянство почти стопроцентно националистично. Дру- гой вопрос, что этот национализм тоже был различен. Большинство дворянства довольствовалось символическим на- ционализмом, то есть оно говорило:
«Мы представители нации, мы выра- жаем ее интересы, да, Россия для рус- ских», но практик общественных, кото- рые делали бы Россию национальным государством, они нимало не требова- ли, соответствующих программ даже не выдвигали. Посмотрим на Ростоп- чина, на Карамзина, на других консер- вативных националистов: мы увидим националистическую публицистику, риторику, но никаких разработанных
социально-политических программ. На самом деле практическими по- 49
литическими националистами была
Национальная революция: сущность, движущие силы, русский опыт
очень небольшая часть дворян, наибо- лее, скажем так, продвинутая, которая была более дальновидна и понимала, что гораздо лучше отказаться от роли крепостника и вместо этого получить права в управлении государством. Было ясно, что за этим будущее, Европа ста- новилась националистической на гла- зах. Но еще раз повторяю, таких людей было не так уж много, их была горстка. Но это была действительно элита — ин- теллектуальная и политическая. И пер- вая неудавшаяся русская национальная революция, собственно, была орга- низована дворянами. Это декабрист- ское восстание. Программы Пестеля и Никиты Муравьева всем известны, это стопроцентно программы создания национального государства, причем либерального демократического госу- дарства. И провал этого выступления отразился на дальнейшем развитии рус- ской истории, на перспективах русской национальной революции самым ката- строфическим образом. Дело в том, что при всей слабости соотношения с само- державием у дворянства в тот момент был очень важный рычаг — гвардия, была опора в армии. После разгрома декабризма эти позиции были утрачены окончательно. Николай везде поставил своих людей, усилил тайную полицию, и никаких революций провести было невозможно.
Единственное, что оставалось — взы- вать к низам, поднимать крестьянство, но дворяне, естественно, этого не хоте- ли. Декабристы, между прочим, совер- шенно отрицательно относились к сце- нарию крестьянской революции, славя- нофилы и западники тоже, даже Гер- цен, никто не хотел этого, прекрасно понимая, чем это может кончиться, дво- ряне Пугачевщину прекрасно помнили. Итак: либо неприемлемый вариант кре- стьянской революции, либо надеять- ся, что самодержавие само, эволюцион- но пойдет на революцию сверху. Отсю-
да популярность фигуры Петра I сре-
50 ди западников: Петр как революционер
на троне, как пример нынешним само-
держцам, само же самодержавие наци- ональную революцию и осуществит.
Казалось бы, Великие реформы, ко- торые реализовали на практике имен- но русские националисты, и западники, и славянофилы — Кавелин, Чичерин, братья Милютины как западники, Са- марин, Черкасский, Кошелев как славя- нофилы — это была именно националь- ная революция сверху. Но что проис- ходит дальше? Происходит дальше то, что эта революция оказалась половин- чатой. Почему? Потому что она не соз- дала новые группы, заинтересованные в национальном государстве, потому что крестьянство осталось в той же самой социокультурной архаике. Единствен- ный вариант, чтобы появилась новая влиятельная социальная сила, — это было бы формирование из крестьян но- вого класса, то есть должно было прои- зойти расслоение крестьянства и фор- мирование слоя крестьян — частных собственников, чем потом занимал- ся Столыпин. Это, естественно, нужно было делать в 60-х годах XIX века. Но практически единодушно все дворяне- реформаторы были противниками это- го сценария, то есть все стояли за со- хранение общины, в том числе и веду- щие националисты, тот же самый Са- марин, например. Я знаю только одно- го влиятельного мыслителя той эпо- хи — это Борис Николаевич Чичерин, который последовательно отстаивал идею крестьянской частной собствен- ности, но оказался почти в полном оди- ночестве.
И что же дальше мы видим? Вроде бы произошли реформы — освобож- дение крестьян, суд присяжных, осво- бождение прессы от цензуры и много других либеральных реформ, то есть вроде бы то, что должно было бы при- вести к созданию национального госу- дарства. Но конфигурация остается та же самая — все та же гипертрофия го- сударства, гипертрофия самодержавия и все те же слабые социальные группы. Не появляются новые группы, которым идея национального государства была
Национальная революция: сущность, движущие силы, русский опыт
бы выгодна. И все это замораживается на очень долгое время. При этом появ- ляется новая небольшая количествен- но, но качественно важная социальная группа под названием интеллигенция, которая далека уже от националисти- ческих ценностей. Если национальное государство — это модерн, то интелли- генция уже ориентируется на сверхмо- дерн, на социализм, для которого наци- ональная проблема уже вторична и не- интересна. Сначала между интеллиген- цией и крестьянством — стена, крестья- не вяжут пропагандистов, но со време- нем, к началу XX века, становится по- нятным, что архаика крестьянства и сверхмодерн социалистической интел- лигенции все больше и больше подают друг другу руку и эти вроде бы беспоч- венные интеллигенты обретают под собой очень серьезную почву. А нацио- налисты висят, как ни странно, в воз- духе.
Новый виток, который мог бы при- вести Россию к национальной револю- ции, который мог бы ее осуществить, связан с 1905 годом, во всяком случае, революция до 17 октября 1905 года решала национальные задачи и была общенародной революцией: манифест
17 октября был шагом вперед к на- циональному государству, и реформа Столыпина должна была решить про- блему массового социального слоя, являющегося гарантом национально- го государства. Но было уже слишком поздно. Нашедшие друг друга социа- листическая интеллигенция и архаи- ческое крестьянство в конечном итоге остановили этот сценарий, и получи- лось нечто совсем иное, а не русское национальное государство.
В СССР гипертрофия государства была такая, что и не снилась Россий- ской империи, разумеется, никаких не- зависимых социальных групп там быть не могло. Революция 90-х годов, кото- рая тоже могла бы стать национальной революцией, провалилась по тем же са- мым причинам, — потому что не было влиятельных социальных сил, которые
могли бы контролировать и реализо- вывать националистический сценарий, зато имелись хорошо организованные группы коммунистической номенкла- туры и криминалитета, взявшие ситуа- цию под свое крыло, и отсюда возника- ет прекрасная страна РФ.
Ну и, наконец, подходим к злобе дня. Сегодня только ленивый не говорит о национальной революции; так вот, воз- никает в этой связи вопрос: реальность падения правящего режима доволь- но велика, как мне представляется, но вот что будет дальше и кто (что), какая социальная группа или группы смогут этот сценарий реализовывать, контро- лировать, упорядочивать?
Нужно быть слишком уж розовым оптимистом, полагая, что смена поли- тического режима решит все наши про- блемы. В современной России наблюда- ется все то же отсутствие четко вы- раженных социальных групп, заинтере- сованных в строительстве националь- ного государства. Не бывает так, чтобы все общество в этом стихийно участво- вало, — должны быть определенные группы влияния, нужен опирающийся на них политический класс, организую- щий нациостроительство. Эти все надо еще создавать. А то как бы не вышло, что вместо одной антинациональной клики к власти придет другая не менее антинациональная клика, которая вы- строит новую антирусскую «вертикаль власти», и мы вернемся к прежнему ва- рианту, только с другими лицами и на- бором тяжелых проблем, порожденных социальными потрясениями.
Это я говорю не для того чтобы бро- сить тень на саму идею национальной революции, другого варианта нет, — это к вопросу об «оптимизме воли и пессимизме разума» (Грамши) и о воз- можных сценариях будущего. Спасибо.
Валерий Соловей, доктор историче- ских наук, профессор:
— Господа, несмотря на свое про- фессиональное историческое обра- 51
зование, я очень не люблю историче-
Национальная революция: сущность, движущие силы, русский опыт
скую казуистику. Изучение истории позволило мне понять, что в истории при желании можно найти как аргу- менты в пользу какой угодно точки зрения, так и контраргументы. При- чем в истории одной и той же страны. Поэтому я буду говорить о том, что, на мой взгляд, и должно нас занимать в первую очередь, то есть о современной России.
Революции последних двадцати лет в Европе, революции на исходе СССР, оранжевые революции и последние по времени арабские революции сочетали два компонента — националистиче- ский и буржуазно-демократический. Пропорция различалась, но эти ком- поненты были основными, составляя, так сказать, главное содержание рево- люционных блюд. Другое дело, что из характера самой революции вовсе не следует ее результат. Революция может быть национально-демократической по своему характеру, но в результате ее совсем не обязательно конституи- руется демократическое национальное государство. Характер государствен- ного строя и режима, который воз- никает после и вследствие революции, есть результат случайного сочетания обстоятельств, уникальной конкретно- исторической констелляции, никаких универсальных закономерностей здесь не существует.
Революция в России, которая про- исходила в рамках Советского Союза на рубеже 80–90-х годов, также была национально-демократической по сво- ему потенциалу. Почему этот потен- циал не реализовался, Сергей Сергеев отчасти сказал. Но не реализовался он в том числе и потому, что, и это нуж- но честно признать, националисты не представляли из себя сколько-нибудь значимую силу. Если бы они эту силу представляли, если бы они в этой ре- волюции участвовали, а не выступа- ли на стороне гибнущей системы, то
могли бы повлиять на траекторию и
52 конфигурацию новой, возникающей
системы.
Е. Х.:
— Сейчас нас обвиняют в прямо про- тивоположном, что якобы Ельцин был националистом…
В.С.:
— Ельцин не был националистом, но использовал силу и возможности наци- оналистической мобилизации значи- тельно эффективней, чем все другие по- литические силы, включая самих наци- оналистов. Однако строй, который воз- ник в России, не является демократиче- ским. Он является буржуазным, но со- вершенно и последовательно антирус- ским, потому что всеми своими прак- тиками уничтожает русских. Еще одно важное замечание: в результате рево- люции рубежа 80–90-х годов прошлого века не было создано государство бо- лее сильное, чем разрушенное. А созда- ние такого государства считается кри- терием завершения революции.
Таким образом, революция в Рос- сийской Федерации совершенно точно не завершилась. Более того, она сто- ит на повестке дня. Причем теоре- тически это должна быть революция не только демократическая, но еще и национально-освободительная в пря- мом смысле слова, ибо речь идет об освобождении русского общества от фактически колониального гнета.
Какие формы примет эта революция, каковы будут ее этапы и динамика — этого не знает и не может знать ни- кто. Сейчас очевидно одно только: мы скользим в направлении масштабного общенационального кризиса. Его при- знаков изрядно, но я назову лишь два наиболее, с моей точки зрения, важных. Первый: сейчас происходит этническая мобилизация русских, каковой не на- блюдалось со времен Великой Отече- ственной войны. Второй: резкий рост агрессивности русского общества, при- чем агрессия эта сейчас уже не рассеи- вается, как прежде, а направлена про- тив двух основных мишеней — власти и инородцев. Ничего даже близко по- хожего последние двадцать лет не на-
Национальная революция: сущность, движущие силы, русский опыт
блюдалось. Мы имеем дело с качествен- ным сдвигом, свидетельствующим, что русское общество готово к радикаль- ным методам борьбы за изменение сво- его положения.
Развязка этого кризиса будет реша- ющим образом зависеть от действий и позиции активных гражданских и по- литических групп. В истории не раз возникали ситуации, когда 20–30 чело- век оказывались в состоянии изменить судьбу своей страны и своего народа и даже повлиять на ход мировой истории. Для этого нужны всего две вещи: трез- во и без иллюзий смотреть в будущее и отдавать себе ясный отчет, что от- ступить невозможно.
Владимир Тор, исполнительный ди- ректор Фонда поддержки и развития гражданского общества «РОД»:
— С одной стороны, мне кажется, что всем присутствующим, и не только присутствующим, а вообще всем здра- вомыслящим людям в России понятно, что так жить дальше нельзя. Мы сто- им на пороге больших системных пе- ремен. Нынешний режим несостояте- лен, и так или иначе он будет вынуж- ден измениться. Либо изменится систе- ма власти, либо изменится субъект вла- сти. Либо одно, либо другое совершен- но неизбежно.
Второй момент. У русских нацио- налистов есть свои кардинальные ин- тересы. Я не представляю, чтобы эти интересы были реализованы вне пути национальной революции, потому что слишком далеко нынешний режим от- ходит от русских национальных ин- тересов, и любая попытка их заявить представляет собой революционное изменение общества, иначе это до- стигнуто быть не может. Идти шаг за шагом, постепенно, чтобы власть стала более русской — это невозможно. Лю- бой шаг в эту сторону будет революци- онным шагом.
Какая на этом пути существует про- блема? Если мы посмотрим на опыт ре- волюции, как она воспринимается в гла-
зах социума, то революция — это тра- гедия, по крайней мере по отношению к русским. Это была трагедия в 1905 году, это была трагедия в 1917 году, это была трагедия в 1991 году, это была трагедия в 1993 году. Ни в одной из этих прошед- ших революций русские националисты не смогли сыграть решающую роль, ко- торая позволила бы им говорить, что они являлись бенифициаром процес- са, держали бы какие-то преференции для русских в этих рамках. Это траги- ческое противоречие: с одной стороны, революция неизбежна, с другой — весь предшествующий опыт, который нахо- дится в памяти поколений, говорит, что русские националисты проигрывают в революционной ситуации.
Какой практический вывод из этого следует? Что русским националистам, которые хотят блага для своего наро- да и хотят достичь какого-то поли- тического результата, надо думать о революции как неизбежном событии, совершенно неизбежном, и думать о том, как наращивать свои организаци- онные усилия, чтобы обеспечить свое решающее влияние в революционных процессах и обеспечить то, чтобы рус- ским достались преференции в резуль- тате этих процессов. Грубо говоря, надо лучше работать, надо лучше ор- ганизовываться, надо на место ломаю- щейся системы представить другую си- стему, которая могла бы заменить ны- нешнюю власть, нынешний режим. Без этого просто невозможно выжить.
Егор Холмогоров, главный редактор сайта «Русский обозреватель:
— Мне представляется очень важ- ным осознать — и в смысле политиче- ского анализа, и в смысле практической политики — различение между револю- цией и бунтом.
У нас, к сожалению, очень примитив- ное восприятие социального феноме- на бунта, который основан на извест-
ной французской максиме: «мятеж не может кончиться удачей, в противном 53
случае его зовут иначе». То есть с на-
Национальная революция: сущность, движущие силы, русский опыт
шей точки зрения бунт — это неудав- шаяся революция, а революция — это удавшийся бунт.
Это не совсем так. Для традиционных обществ, для обществ средневековых и так далее бунт был принципиально дру- гой формой политического действия, принципиально другой формой для коммуникации народа и власти, в осно- ве которой лежала простая идея: люди предпринимают ряд насильственных действий против высших слоев обще- ства, против правителя, против элиты, убивают кого-то, после чего, конечно, бунт терпит поражение. После этого поражения с зачинщиками бунта обыч- но расправляются. Однако, что очень важно — это прекрасно, например, по- казано в работах Бориса Федоровича Поршнева, посвященных анализу со- циальных процессов во Франции эпохи перед Фрондой — как правило, требо- вания восставших удовлетворяются, либо частично, либо полностью, но они удовлетворяются. Например, если на- род восставал против налогообложе- ния, то на достаточно приличный срок это налогообложение прекращалось, снижалось.
«Неудача была не такой полной, как это кажется, — писал Фернан Бро- дель о бунтах раннего Нового време- ни. — Да, крестьянина всегда крутыми мерами приводили к повиновению, но с окончанием этих возмущений неред- ко достигался прогресс. Разве в 1358 г. жаки не обеспечили свободное состоя- ние крестьян вокруг Парижа?.. Была ли Крестьянская война 1525 года полной неудачей? Пусть даже так. Восставший крестьянин между Эльбой и Рейном не сделался крепостным, как крестьянин заэльбских областей; он сохранил свои вольности, свои старинные права»2.
В русской истории, особенно в рам- ках московской политической культу- ры, бунт был постоянным механизмом коммуникации между городом и царем.
54 2 Бродель Фернан. Игры обмена. М.: Про-
гресс, 1988. С. 501.
Наиболее известными и эффективными бунтами в этом смысле были бунты эпо- хи Алексея Михайловича — Соляной (1648) и Медный (1662). В обоих случа- ях народ добился кардинальной смены политики правительства. Бунт в России являлся инструментом коммуникации, инструментом давления.
Революция — это не «удавшийся бунт». Революция — это форма поли- тического действия, в котором его за- чинщики, организаторы, те люди, ко- торые выступают ее идеологами, и ее практиками, и ее менеджерами, ставят своей важной принципиальной целью свою безнаказанность. Революционер отличается от бунтовщика, строго го- воря, с формальной этической точки зрения в худшую сторону.
Бунтовщик рассматривает свое пове- шение как допустимую плату за получе- ние тех преференций, которых требует народ. Зачинщик бунта — это человек, который знает, что вот он поорет, и его повесят, но еще несколько десятков лет или несколько сот лет в этой местности будут петь о нем песни и рассказывать о нем сказки. Революционеру этого мало. Он хочет остаться после революции живым, здоровым и, желательно, име- ющим больше политических прав, боль- ший политический ресурс, чем до это- го. То есть революционер, который до этого ставит своей задачей просто по- жертвовать своей жизнью ради наро- да, — это плохой революционер, это революционер-неудачник. Любой по- литический организатор революций ставит своей задачей свою безнаказан- ность. Она не всегда может реализо- ваться фактически. Очень часто рево- люционеров в результате все-таки ве- шают, и ситуация приобретает харак- тер бунта. Например, бунт декабри- стов — он, с одной стороны, несомнен- но ухудшил положение российского дворянства, с другой стороны, по фор- мальным признакам николаевское цар- ствование было более национальным, чем александровское.
Следующая вещь, о которой хоте-
Национальная революция: сущность, движущие силы, русский опыт
лось бы сказать, — это то, о чем гово- | значаться межсословная или всесос- | |
рили Константин Анатольевич и Сергей | ловная русская нация, и она один раз | |
Михайлович, — о причинах неудачи, | очень четко себя проявила. Но она про- | |
несостоятельности русских националь- | явила себя не в форме революции, а, как | |
ных революций. Мне представляется, | в свое время писала Светлана Лурье, «в | |
что принципиальной причиной являет- | определенный момент русский народ | |
ся то, что в течение длительного вре- | осознал себя находящимся в состоянии | |
мени в России прекратился какой-либо | войны с Османской Турцией, и государ- | |
нормальный политический процесс, | ству пришлось присоединиться к этой | |
т.е. исчезла естественная государ- | войне». По той цепочке событий, кото- | |
ственность в том смысле, в котором | рые привели тогда к русско-турецкой | |
эта естественная государственность | войне, очень четко прослеживается, что | |
существовала в большей части стран | так действует нация. И, строго говоря, | |
Европы. Петровские реформы поро- | у этой нации даже появился свой лидер, | |
дили абсолютно искусственную госу- | свой идеологический, политический и | |
дарственность. То есть, строго говоря, | военный лидер — генерал Скобелев. | |
трансформация нормального преднаци- | Появился лозунг: «Россия для русских, | |
онального государства эпохи Ивана III в | славянство для славян», появились ле- | |
то, что я в своих публикациях полугодо- | гитимные этноцентрические цели. Это | |
валой давности назвал «таможенным го- | очень важный момент, когда нация на- | |
сударством» — это вело к отчуждению | ряду с гражданскими лозунгами выдви- | |
государственности от нации. | гает определенные этноцентрические | |
Петровская реформа окончатель- | лозунги. Через панславизм фактиче- | |
но создала культурное отчуждение, | ски появилось легитимное обоснование | |
создала ненормальную политическую | русского этноцентризма. | |
ситуацию, в которой развитие госу- | Но всё это было очень «своевремен- | |
дарства не сопровождалось развитием | но» и очень жестко свернуто при по- | |
сословий. Не развивалось нормально | мощи яда, ликвидации Скобелева, тай- | |
крестьянское сословие, было пресече- | ных операций, переключения внима- | |
но нормальное развитие городского | ния на борьбу с социалистическим дви- | |
сословия, кошмарная трансформация | жением… В итоге правительство пред- | |
произошла с русской аристократией, | почло остаться один на один с социа- | |
где естественная боярская аристокра- | листами и либералами и устранить на- | |
тия прекратилась и было создано аб- | ционалистов из игры полностью. Это- | |
солютно искусственное политическое | го, кстати, никогда не надо забывать, | |
сословие шляхты. Конечно, эта шляхта | что в критический момент наша весь- | |
стала приобретать черты русского дво- | ма паразитарная государственность | |
рянства, как справедливо сказал Сер- | предпочитает оставаться один на | |
гей Михайлович, она стала выдвигать те | один с левыми радикалами, а не с наци- | |
или иные притязания, но, по сути, про- | оналистами; вывод националистов из | |
изошла трансформация, т.е. исчезли | игры является начальным условием для | |
естественные сословия, и в этих усло- | каких-то политических процессов, ко- | |
виях некому было выступать в качестве | торые потом приводят к либеральной | |
силы, притязающей на национальную | революции, социалистической револю- | |
революцию. | ции, какой угодно революции (кроме | |
Очень интересный момент, на ко- | национальной, разумеется). | |
торый мне хотелось бы обратить вни- | Еще одна вещь, о которой хотелось | |
мание в связи с интерпретацией рус- | бы сказать в связи с тем, о чем говорил | |
ской истории, это конец 1870-х — на- | Константин Анатольевич: о распро- |
чало 1880-х, как раз тогда, когда в ходе александровских реформ начала обо-
странении на нацию аристократических 55
привилегий и образцов. В России, к со-
Национальная революция: сущность, движущие силы, русский опыт
жалению, несуществование нормаль- ных сословий, развитие ненормально- го сословия постпетровской шляхты этому мешало. Например, я вспоминаю призыв Ивана Аксакова, кажется, в 1861 году, когда он открыто опублико- вал призыв о том, что русское дворян- ство должно самоупраздниться и от- казаться от своих привилегий. То есть в каком-то смысле распространить их на народ. Идея в этом смысле абсолютно классически-националистическая. Но беда в том, что это была идея распро- странения прав на весь народ антина- циональной по сути своей социальной группы.
И вот здесь возникает проблема: где та аристократия, на которую нам ориентироваться? То есть, грубо гово- ря, является ли ею русское дворянство постпетровского образца или русское дворянство допетровского образца? То есть какой из двух аристократий мы в этом смысле хотим чувствовать себя родственниками? Понятное дело, что определенная преемственность сохра- нялась, ее можно проследить в полити- ческом сознании Пушкина, где его ли- берализм, его очень часто радикальный антимонархизм — не против идеи мо- нархии, а против определенных импе- раторов — был замешан именно на обо- стренной боярской спеси. То же самое мы можем наблюдать в самосознании Михаила Михайловича Щербатова — именно спесь представителя старого боярского рода делает его фактически оппозиционером, консерватором и за- щитником гораздо более национальной линии, которая проводилась в нерус- ское во многих отношениях царствова- ние Екатерины II.
К.К.:
— Кстати, между прочим, между гражданским пафосом и боярской спе- сью не такое уж большое расстояние.
Е.Х.:
56 — Пушкин был выходцем из служи-
лого боярства, то есть боярства, ощу-
щавшего, что оно само создавало это государство, которое было в какой-то момент просто украдено и превращено Петром в собственность даже не цар- ского рода — потому что царский род очень быстро пресекся, а некой интер- национальной олигархии, представите- ли которой весь XVIII век русский трон совершенно произвольно делили меж- ду собой и в итоге его сделали скорее немецким, нежели русским.
Выбрав подлинные аристократиче- ские ориентиры, мы получим и верный образ нации.
Надежда Шалимова, шеф-редактор журнала «Вопросы национализма»:
— Я хочу обратить внимание вот на что. Национализм, как мы, европейцы, его понимаем, — это не то же самое, что примитивная племенная солидарность. Племенная солидарность, когда
«свой» всегда прав, а «чужой» всегда неправ, — это еще не национализм.
На мой взгляд, национализм начи- нается там, где в племенные отношения привносится идея справедливости.
Нация — это прежде всего союз рав- ных, между которыми существуют от- ношения взаимного доверия. Или даже уточним, нация — это люди, которые верят друг другу на слово, и это слово твердое.
Именно это обстоятельство дела- ет возможным неграбительский, про- дуктивный капитализм, который воз- можен только там, где не обманывают друг друга, а с обманщиком перестают иметь дело. Это же делает возможным общенациональную войну, когда вся нация выступает против другой нации или другого государства, поскольку все верят в то, что их дело в целом справед- ливое. Это же делает возможным и за- конность, когда народ верит в справед- ливый суд.
И в этом смысле русские готовы к тому, чтобы стать нацией, потому что мы все устали от ситуации, когда никто никому не верит и никому верить нель- зя. Мы еще не готовы верить друг дру-
Национальная революция: сущность, движущие силы, русский опыт
гу, но мы хотели бы жить в обществе взаимного доверия, в обществе, где есть честное слово и оно соблюдается.
Может быть, это и есть тот «аристо- кратический момент», о котором го- ворили Константин и Егор. Во всяком случае, он есть, потому что всем надоел беспредел.
Павел Святенков, политолог:
— Нация появляется там, где люди получают права. Прежде всего — право на свободу от рабства, незаконных на- логов, всех видов внешнего угнетения. Рассмотрим, как процесс становления нации происходил на практике.
Российские историки утверждают, что были времена, когда российское дворянство было закрепощено, как и крестьянство, то есть просто суще- ствовали разные уровни закрепощения. Дворянин был обязан нести службу государеву, если он отказывался это делать, он лишался поместья. Крестья- нин должен был нести повинности, в том числе работать на помещика, и у каждого в крепостной системе был свое место.
Если мы обратимся к истории Ев- ропы, мы увидим, что освобождение и построение национального государства началось, как ни странно, с монархов. С точки зрения той концепции, ко- торую навязывают в школе, монарх в Средневековье — это неограниченный глава государства. Но на деле, конечно, глава государства или глава княжества был ограничен религией. Даже вступать в брак против воли католической церк- ви было опасно, можно было оказаться свергнутым с престола. Освобождение европейцев, построение национального государства начинается с того момента, когда европейские короли начинают освобождаться от власти папства.
Формула «чья страна, того и вера», зафиксированная по Аугсбургскому миру, дала старт к построению евро- пейских национальных государств. На- личие во главе государства человека, который обладает правами, ни от кого
не зависит и действует в своих частных интересах, оказалось весьма эффектив- ной практикой, потому что если король является частным владельцем страны, то он скорее всего будет действовать государству во благо, потому что уси- ление государства будет означать уси- ление монарха. Освобождение королей от власти папства уже создает нацию. Правда, нация на первом этапе состоит из одного-единственного человека, об- ладающего свободой и правами, — са- мого короля.
На втором этапе стала освобождать- ся аристократия. Она начала осозна- вать себя не просто как рабов монар- ха, но как сообщество людей, наделен- ное правами. Наиболее ярко это проя- вилось в Польше, где возникла разви- тая демократическая традиция. Суще- ствовал выборный Сейм, существовал выборный Сенат, куда, правда, входили наиболее богатые представители шлях- ты. Поляки могут гордиться, что в их стране в условиях, когда еще никаких буржуазных революций не было, как минимум 10% населения имело избира- тельные права. Больше того, выборным был даже польский король. Ситуация, нехарактерная для Европы, где боль- шинство монархов были наследствен- ными. Правда, император Священ- ной Римской империи также избирал- ся, но на его выборах право голоса име- ли только семь «князей-выборщиков» (курфюрстов).
Именно польская шляхта стала осо- знавать себя как нацию. Термин «на- ция» в Польше был применен к людям, обладающим политическими правами. Буржуазные революции создали эко- номическую основу для получения прав все большим количеством людей.
В XIX веке возникают целые сосло- вия граждан, которые наделены пра- вами, которых можно назвать наци- ей. Нация в этот момент еще не распро- странена на народ в целом, но постоян-
но расширяется. Например, весь XIX век Великобритания последовательно 57
проводила избирательные реформы,
Национальная революция: сущность, движущие силы, русский опыт
в результате которых все большее чис- ло людей получало право голосовать на выборах в палату общин. В конце кон- цов уже в 20-х годах прошлого столетия право голоса получили все.
В России на самом деле было две по- пытки нации. Первая попытка была свя- зана с дворянством, Сергей Сергеев аб- солютно прав. Дворянство — политиче- ское сословие, которое получило граж- данские права от Петра III (в дальней- шем они были подтверждены Екатери- ной Великой): право не служить в ар- мии, право дворянского самоуправле- ния и многие другие. Пост предводи- теля дворянства, который избирался самими дворянами, был очень значим:
«первый секретарь обкома», власть ему принадлежала изрядная.
А вторая попытка построения нации в России связана с возникновением ин- теллигенции. Интеллигенция, как ее по- нимали в XIX веке, — это аристократия духа, аристократия образования.
У нас ни первая, ни вторая попыт- ка нации не удалась. Дворянство поч- ти стало нацией, но нацией крепостни- ческой, чьи права и благополучие осно- вывались на угнетении крестьян. Рево- люция 1917 года прекратила процесс нациегенеза на этом направлении. Что касается интеллигенции, то она была ошельмована, вытеснена с историче- ской сцены, объявлена прослойкой. В наши дни образованные люди не стре- мятся ассоциировать себя с этим слоем. Сегодня никто не говорит: «я интелли- гент».
Поговорим о соотношении нации и революции. Нация возникает как про- тест против господства внешних сил, которые угнетают народ, лишают его возможностей для развития. Напри- мер, американская нация, которая эт- нически была очень близка к нации ан- глийской, — она возникла в результате протеста против экономического угне- тения, против введения налогов англий-
ским парламентом без согласия амери-
58 канцев.
Поэтому нация возникает, когда люди скидывают эту систему внешне- го давления, внешнего контроля, струк- туру господства. Нация возникает в ре- зультате революции. Если посмотреть на Россию, то Россия движется в этом же направлении. За последние двад- цать лет, да и за весь XX век русские ли- шились прав и свобод, и сейчас Россия катится к модели «третьего мира», где есть авторитарное правительство, есть очень небольшая группа людей — про- центов 5 или 10, жирующих вокруг это- го правительства, и есть угнетенное, лишенное прав большинство, которое всегда стремится восст
Дата добавления: 2015-07-25; просмотров: 46 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Задачи современного панрусизма | | | Олег Неменский |