Жертвоприношение

- Зачем ты пришёл, Тень?

Человек, сидевший в круге плотного лунного света, проговорил это глухо и как-то безжизненно. Я стоял в тени деревьев за его спиной. Весенняя ночь сегодня была удивительно хороша. Тёплая, напоённая запахом цветущих деревьев, стрёкотом пробудившихся насекомых, ночь нового года была наполнена жизнью и призывала жить всех, кто был погружён в думы о смерти. Я вдохнул свежий пьянящий воздух и улыбнулся.

- Пришёл поговорить. Можно?

Человек покачал головой.

- Ты пришёл отговорить меня, Тень. Но это наш последний разговор. Больше ты меня не потревожишь.

Он поднялся и повернулся ко мне. Я смотрел, как лёгкий ветерок перебирает его русые, чуть вьющиеся волосы, смотрел на его лицо, странно некрасивое для того, в ком течёт кровь ainoo. Единственное, что выдавало в нём ангельскую сущность, это глаза. Посмотрев в которые один раз, можно забыть самого себя. Но он не был ангелом. Он не был человеком. И даже не был сыном Создателя. Он был искусно сотворённой формой жизни, которая объединяла в себе сразу все сущности этого мира: и ainoo, и человека, и Свет Создателя, данный ему специально для его предназначения.

L'm'ainoo. Второй в этом мире эльмайну. Лавры изобретателя которых принадлежат мне.

- Вряд ли я смогу отговорить тебя, Айше… Но я хочу понять, зачем ты делаешь это? Разве ты изменишь что-то своим уходом из этого мира?

Он тихо рассмеялся.

- Тебе не понять. Я отвечу за всё зло, сделанное этими людьми, перед Отцом. Я возьму их грехи на себя.

- Тогда ты придёшь ко мне.

Он кивнул.

- И ты отпустишь меня, Тень.

Я развёл руками.

- Конечно, я отпущу тебя, Айше, инферно просто не доберётся до тебя. Ты слишком силён для этой твари. Значит ли это, что люди, уверовавшие в тебя, тоже уйдут за тобой после смерти?

Между нами возникло молчание, нарушаемое лишь радостным пением ночной птицы. Айше, стоял, опустив голову, размышляя над чем-то.

Я вышел из тени, встал рядом с ним вплотную, прошептал, почти касаясь губами его уха:

- Что такое зло, Айше? За что именно ты собрался отвечать?

Он вздрогнул.

- Забыть Создателя, отступиться от Него и Его Замысла. Вот зло, Тень…

- Так как же ты можешь взять на себя грехи людей, которые уверуют лишь в твой образ, но об истинном Свете и не вспомнят? Стоит ли мучительно умирать ради единиц, в сознании которых форма и содержание сойдутся в истину? Единиц, которые будут следовать духу, но не букве? Люди так ненадёжны… Ещё ненадёжнее князи мира сего, которые пасут вверенное им стадо так, как считают нужным.

Отступив от него на шаг, я снова принялся разглядывать его. Ему было больно. Он сомневался и рвался между долгом, внушённым ему с самого детства всемогущими ainoo, и желанием жить и, может, довести своё учение до совершенства.

Пророчество должно исполниться завтра.

«У тебя есть выбор. Всегда есть выбор. Жить или умереть. Делать или не делать. Отступиться или выполнить предназначение. И последствия такого выбора не всегда однозначны, как принято об этом думать».

- Ты прав, Айше. Зло – это не я и даже не инферно, мы всего лишь исполнители, карающие инструменты в руках правды, которая зачастую становится палачом. Зло – это забыть о том стержне, что есть у всех. Так может ли один-единственный проповедник сделать так, чтобы все вдруг вспомнили?

Он вскинул подбородок. О, да, этот упрямый взгляд! Взгляд, присущий всем эльмайну, которые идут на жертвенный костёр во имя выбранной ими цели. Это существо подставлялось ради человечества.

- Мне не важны князья мира сего, включая тебя, Князь Тьмы. Я думаю лишь о том, что хочет от меня Отец. А Он хочет, чтобы люди не забывали о Нём, и о том, чтобы вернулись к Нему, ведь только это имеет значение.

- Так останься, Айше, - меня охватила злость от его упрямства. - Твоя смерть ничего не изменит!

- Ответь мне на один вопрос, Рафаэль, - я вздрогнул, когда он назвал моё имя, о котором здесь давно никто не помнил. – Если моё учение поможет хотя бы одному погрязшему во зле человеку вспомнить о своём Свете и стать другим, поглотит ли его инферно?

Я покачал головой.

- Нет.

Лицо Айше осветила улыбка.

- Ну, вот видишь. Значит, моя смерть не будет напрасной. Моё учение не забудется, потому что я умру ради людей.

- И ты умрёшь даже ради одного человека?

- Да.

Он безмятежно улыбался, и я опустился перед ним на колени.

- Что ты делаешь, Тень? – Айше удивлённо отпрянул.

Я поднял глаза на него.

- Это не я склонился перед тобой, а Создатель, который принял твой ответ.

Встав на ноги, я отвернулся от него и вышел из лунного круга. Завтра у тебя трудный день, Айше, и у меня больше нет желания добавлять тебе волнений.

Мои мысли путались и были тревожны. Вернувшись во дворец, я буркнул что-то нечленораздельное Элессе и уселся напротив камина, мрачно уставившись на огонь.

Жертвенность – вот, что волновало меня. Её причины и её сущность.

Когда-то я решил пожертвовать собственной материей, чтобы вновь отправиться к Создателю, и расплачиваюсь до сих пор. Айше идёт на мученическую смерть, чтобы спасти людей, и будет превознесён в веках. Элесса… я смерил взглядом стройную фигуру, застывшую поодаль у стены… постоянно рискует ради меня собственной шкурой.

Что движет всеми нами?

Любовь? Моя – к Создателю, Айше – к людям и Создателю, Элессы – ко мне. Я эгоистичен, Айше альтруист, а Элессе нужен только я.

Когда-то я думал, что жертвенность – это вирус, вложенный Создателем в существ, таких как Айше и Элесса, чтобы они подчинялись своим творцам. Но, возможно, этот вирус – принципиальное свойство материи.

«Разве ты бы не пожертвовал собой ради него, брат? – насмешливый голос Габриэля вторгся в мои размышления. – Или ты настолько эгоистичный подонок, что оставил бы его на произвол судьбы? Разве жертвенность – это вирус, ошибка, недочёт, а не истина? Вот поэтому, Рафаэль, ты находишься там, где находишься. За свою извращённую мораль».

«Пожертвовал бы, - мысленно ответил я воображаемому оппоненту. – Но не так, как это делает сейчас он. Разве ему будет лучше от того, что меня не будет рядом? Так и мне не будет лучше, если его не будет рядом. Никогда не будет, если он всё-таки свернёт свою дурную голову».

Я посмотрел на Элессу.

В любом случае, мне не нужен agnus dei, жертвенный ягнёнок. Любовь это или вирус. Я сделал взрослое существо, но с душой восторженного мальчишки, который впитывает всё, что я ему скажу, который беспрекословно подчиняется мне, и который всегда соглашается со мной. Он был полностью зависим от меня, а его поистине фанатичная, жертвенная привязанность ко мне делала эту зависимость пугающе неправильной. Неправильной для меня.

Пусть братья и Создатель считают, что так и должно быть с их творениями. Пусть Создатель думает, что должен вернуть себе части себя, вложенные когда-то во всех сотворённых им существ, это его законное право – стать вновь целостным. Но я – не Создатель.

Князю Тьмы нужно совсем другое. Равный ему друг и самостоятельно мыслящий соратник.

- Рафаэль… - подал голос Элесса. – Ты так странно на меня смотришь… Что случилось? Я сделал что-то не так?

Я не стал ему отвечать.

Но с того дня меня неотступно преследовала мысль отослать Элессу от себя. Чтобы он не видел меня, ничего обо мне не знал, чтобы начал жить своим умом. Так поступает любой мудрый родитель, если хочет, чтобы его ребёнок узнал жизнь. Так когда-то поступил Создатель, отвергая ainoo и заставляя их познавать мир.

Всё это время я надеялся, что Элесса изменится. Я отсылал его надолго с важными поручениями, и он сам, бывало, уходил - но каждый раз, как он возвращался, я видел, что главное оставалось неизменным. Его жертвенность и его зависимость от меня, неспособность оценить мои поступки не через призму любви, восторженности и поклонения. И я понял - моё присутствие рядом мешает ему изменить это в себе.

Тогда я впервые покинул этот мир без спутника. Спутника главного героя, который должен творить свою историю сам. Я заблокировал все входы в мою обитель, закрыв доступ для Элессы. Я написал ему письмо, где подробно изложил причины своего поступка и рекомендации, как ему быть дальше.

«Это не навсегда, мальчик мой, - писал я в том письме. – Просто хочу, чтобы ты стал другим. Надеюсь, ты сможешь выдержать все испытания, что будут на твоём пути. Береги себя. И помни: я люблю тебя и всегда жду».

Я приказал одному из самых могущественных демонов передать письмо Элессе, но оно не достигло адресата.

И это превратило Отлучение в общую для нас трагедию на долгих восемь столетий.

Ибо благими намерениями дорога в ад вымощена.

Шимон

Отложив в сторону перо, Рафаэль пробежался глазами по написанному, засыпал лист тонко измельченным песком и закрыл походный кабинет. День выдался тяжёлый и суетливый. В город заявился некий Шимон по прозвищу Петрус, то есть «камень», засел среди рыбоедов, и те, как мухой ужаленные, стали кричать на всех углах, что мой принц выдаёт себя за Распятого. Это была мелочь, после которой трудности стали расти как снежный ком. Пётр заявил, что Рафаэль - которого тут знали как Шимона-Мага - вовсе никакой не маг (что было правдой), что все чудеса от Создателя (святая истина) и что никто из людей не способен сотворить истинное чудо (опять же правда). Следовательно, как изрёк Пётр собранию патрициев, Шимон-Маг - мошенник и проходимец, и нужно поискать, нет ли за ним каких других незаконных дел. Вот, говорят, он в Тире храмовую девку похитил и водит с собой, заставляя носить мужское платье…

Сенатор Марцелл, рассказывая это, хохотал до слёз.

- Вы только представьте, - говорил он нам с Рафаэлем, - напыщенного плебея, вообразившего себя равным нам. Возможно, этот Айше выделял его из прочих, но манерам обучить забыл, а самого Петра мелочи вроде чистой тоги не волнуют…

- Возможно, он дал обет, - Рафаэль задумчиво прихлёбывал вино.

- Не мыться, не стричься, не одеваться прилично? - патриций фыркнул недоверчиво. - Даже когда идёшь в собрание?

- Дух выше материи, - заметил я. - Не заботиться о себе - самый простой способ показать это всем.

- От него несло, как… как от козла, - Марцелл раздражённо грохнул кубком об стол, виночерпий подскочил было подлить вина, но сенатор отослал его движением руки. Мальчишка замер у двери. - Волосы спутаны, в бороде остатки еды… Это непочтение. И он не сказал ни слова про обет. Мы поняли бы это, мы благородные воины, и сами не раз обещали разное во славу богов или во исполнение задуманного.

- Значит, это не обет, - Рафаэль поставил свой кубок рядом с кубком сенатора. - О чём он еще говорил? Кроме того, что я везде хожу с девкой? - мой принц криво усмехнулся. Марцелл невольно посмотрел на меня.

Не знаю, насколько слепым надо быть, чтобы перепутать меня с девушкой. Ложь Петра была шита белыми нитками.

- Ещё он говорил, что ты смущаешь народ своими проповедями.

- Эле, я проповедую?

Я покачал головой: нет.

- У меня есть школа философиков, созданная с любезного разрешения сената и под вашим, уважаемый Марцелл, патронажем. Туда приходят слушать разумные суждения об устройстве Вселенной, о богах и духах, и делают это по своему выбору, а не по принуждению, - Рафаэль усмехнулся. - Уж если кто и проповедует, так это Пётр и его люди.

- В рыбоедов будто тёмные духи вселились, - вздохнул Марцелл. - А была самая тихая община…

- В тихих омутах всегда водятся демоны, - произнёс я, глядя ему в глаза. - Просто их не видно до поры.

- В чём он ещё обвинял меня? - спросил Рафаэль. Патриций закатил глаза, показывая, что большей глупости он, пожалуй, не слышал:

- Что ты проповедуешь ложного бога, что сам выдаешь себя за бога, что хочешь с помощью магии прибрать Рим к рукам…

Вот это уже было серьёзно. Фактически Пётр обвинял моего принца в попытке захватить власть. На всё остальное сенаторы могли бы наплевать, не впервой тут бузят проповедники, но вот посягательство на власть… Совсем другое дело.

- А ты как думаешь, Марцелл? - Рафаэль взял финик, надкусил его и задумчиво стал вертеть в пальцах. - Могу я быть богом?

Я замер, сенатор - тоже, серьёзно задумавшись над этим вопросом.

- Можешь, - наконец сказал он. - Иногда я думаю, что вы оба - боги. Не знаю, для чего вам нужно притворяться людьми… но я горд тем, что принимаю вас у себя.

Рафаэль тряхнул головой, и черные шелковистые волосы рассыпались по плечам.

- Бог один, Марцелл, - проговорил он, глядя в глаза сенатору. - И это не я, не Эле и уж тем более не Пётр с его пророком.

Я весь подобрался, чувствуя, на какую зыбкую почву ступила беседа. Еще немного - и Рафаэль объяснит патрицию, кто мы… или просто расскажет о Создателе. Но тут со двора донеслись крики, и мы все бросились к окнам.

Там, в кольце из дворни, стоял безумец, тощий и грязный. Одежду ему заменяли старые драные шкуры и толстые цепи. Потрясая кулаком, он кричал, как завёденный:

- Шимон, выходи! Шимон, обманщик, выходи!

Позднее говорили, что это был пёс, а не человек, что слуги и домочадцы сенатора выгнали Шимона-Мага из дома по первому слову Шимона-Петра… всё это ложь. На самом деле Рафаэль, надменно улыбнувшись, прокричал:

- Ты сам обманщик, Петрус! Послал вместо себя убогого человека! Выходи сам, и скажи всё, что хотел сказать, мне в лицо!

Мой принц вспрыгнул на подоконник, и, перелетев в прыжке двор, приземлился на улице. Рядом с названным тёзкой, от которого действительно несло, как от козла. Мгновение спустя за плечом Рафаэля возник я. Толпа зевак ахнула.

- Так что ты хотел мне сказать? - спросил Рафаэль у потерявшего дар речи Петра. - В чём обвинить? Что я украл из храма эту девицу? - принц обнял меня за талию, развязно прижал к себе. В толпе рассмеялись, а на лице Петра возникло отвращение.

- Ты… ты спишь с мужчиной!

- А ты, судя по запаху, с козлами, - толпа заулюлюкала. - Говори, что тебе от меня надо.

Краем глаза я заметил Марцелла - сенатор вышел из дома в окружении охраны и направился к нам.

- Ты выдаёшь себя за Живого Бога, - процедил Пётр.

- А кто это такой? Я знаю одного, но Его нельзя назвать ни живым, ни мёртвым, - Рафаэль холодно улыбался, глумясь над проповедником. - Ибо в Нём есть всё: и жизнь, и смерть.

- И ты воскрешаешь мёртвых именем Его?

- Нет, - фыркнул Рафаэль. - Зачем беспокоить Создателя ради такой мелочи?

- А спасать души грешные?!

- Нет.

- Вот! - закричал Петрус, воздев руки. - Вот оно! Не можешь ты, лживый Маг, быть Спасителем!

- Я и не собираюсь, - заметил Рафаэль, но Пётр продолжал вещать на всю улицу:

- Нет иного Спасителя, кроме распятого назаретянина! Уверуйте в него - и ждёт вас жизнь вечная!

Толпа зашумела, люди испуганно творили знаки против сглаза и порчи. По местным верованиям, жизнью вечной обладали только демоны и вампиры.

- Значит, вечная? - хмыкнул Рафаэль, отпуская мою талию. - Вот этот вот, - Эксайлез ткнул пальцем в одного из горожан. - Этот поклоняется Распятому?

- Ответь ему, Малахия, - пробурчал Пётр.

- Верю в него, - голос у парня был высокий и дрожал от волнения. - Верю, что даст он мне вечную жизнь!

- А какую именно вечную жизнь он тебе даст? - вкрадчиво спросил Рафаэль.

- Я никогда не умру, - парень тряхнул волосами. - Переживу вас всех!

- Тебя что, в демона обратили? - закричали в толпе. - Ужас какой, рыбоеды людей в демонов обращают!

- Я не демон! - Малахия решительно схватился за нож. На его беду, парень стоял рядом с охранником сенатора, и тот без раздумий заколол его. Горожанин булькнул и рухнул на землю, как мешок с мукой. Толпа ахнула. От свиты Марцелла отделился лекарь, бросился на колени рядом с окровавленным телом, принялся щупать пульс...

- Мёртв, - растерянно сказал он, переводя взгляд с Петра на Рафаэля и обратно. - Сердце не бьётся.

- Конечно, мёртв, - спокойно произнёс Эксайлез. - Потому что Распятый говорил не о такой вечной жизни, в какую верят эти деревенщины. - Он презрительно усмехнулся. - А ты, Пётр, зачем смущаешь их невежественные умы фокусами с воскрешением именем Распятого? Не потому ли, что тебе нужно покорное стадо, а не те, кто и правда желает жизни вечной?

В воздухе повисло напряжение. Я исследовал взглядом толпу, выделяя тех, кто мог броситься на нас по сигналу проповедника. И хотя ни один человек не смог бы причинить вреда мне или Рафаэлю, стычка была выгодна Петру. Обвинение в посягательстве на власть требовало доказательств.

- Жизнь его в руках Назаретянина! - страшно закричал Пётр, подымая руки. - Именем его повелеваю: встань и ходи!

Толпа ахнула. Парень, только что упавший замертво, медленно поднимался, шатаясь. Лекарь Марцелла подхватил его, подставил плечо - и по гримасе, в которой исказилось лицо человека, я понял: Пётр не оживил парня, не вернул ему его Свет, его душу. Он только заставлял двигаться ещё неостывший труп.

«Рафаэль... - мысленно позвал я. - Ты можешь?..».

«Поздно, Эле, - таким же образом ответил мне Эксайлез. - Его душа уж в инферно. Размышляет о недостатках вечной жизни».

- Вот! - гордый проповедник широко развёл руки, правой указывая на поднятого им мертвеца, а второй - на нас с Рафаэлем. - Вот тебе, Шимон-Маг, посрамление! Ты мошенник!

- А ты оскорбляешь меня и обвиняешь ложно… при свидетелях, - сухо парировал Рафаэль.

- Так ты отпираешься?!

Эксайлез рассмеялся. Холодным, злым смехом, не предвещавшим ничего хорошего.

- А ты как думал? Что я с радостью признаю себя виноватым?

Пётр зарычал.

- Мы пойдём на форум, к судьям, - продолжал Рафаэль. - И он разберёт это дело о клевете.

- Нет мне судьи достойного, - прорычал проповедник. - Нет мне судьи, кроме царя небесного!

После такой патетической речи оратору требуется замолкнуть. Желательно навсегда. Я вопросительно взглянул на Рафаэля, хотя отлично понимал: именно сейчас этого делать нельзя. Сейчас всё должно вершиться по закону человеческому, который предписывал спорщикам ввериться во власть судейских.

- И земного царя в качестве судьи тебе тоже будет недостаточно? - холодно спросил Марцелл, которому уже надоел весь этот балаган. - Шимон? - сенатор перевёл взгляд на Эксайлеза. - Ты действительно хочешь судиться с этим...

- С этим клеветником? - Рафаэль вежливо улыбнулся. - Да. Я готов пойти на форум прямо сейчас, чтобы вывести этого лгуна на чистую воду.

- Лгуна? - возмутился Пётр. Схватив за плечо «оживлённого» им парня, проповедник толкнул его на Марцелла, сенатор отшатнулся. - Вот вам свидетельство моей правды! Он был убит и возвращён к жизни!

Марцелл едва слышно выругался:

- Это человек префекта.

- И что? - Рафаэль держался с олимпийским спокойствием. - Ты не сумеешь защитить своего человека?

- Будь убитый простым бродягой - да. Но префект дорожит людьми...

- Если дорожит - почему дозволяет якшаться со всякими… проповедниками? - парировал Эксайлез. - Или даёт поручения сложнее, чем человек может выполнить? Да и Пётр задурил парню голову, уверил его, что тот будет жить вечно, но не объяснил, что за вечность ему уготована.

Марцелл нахмурился, размышляя.

- Сейчас я отведу этих людей на форум, - сенатор возвысил голос так, чтобы слышали в самых дальних концах улицы. - И там судьи решат, кто прав - Пётр-проповедник, который обвиняет Шимона в обманах и похищении, или Шимон-Маг, который утверждает, что Пётр клевещет на него.

Толпа зашумела. Из выкриков стало ясно, что люди были на стороне Рафаэля, которого они знали как Шимона-Мага. К Петру люди симпатии не испытывали.

Проповедник скрипнул зубами. Чувствовалось - он не любит ходить по судам и присутствиям.

- Также, - продолжал вещать сенатор, - судьи определят, жив ли мужчина, называемый Малахия, или мёртв. Мой врач будет говорить там как свидетель и эксперт. И Пётр, и Шимон могут взять свидетелей по своему выбору. Пётр?

- Со мной пойдёт Павел, - глухо сказал проповедник. - Он добрый человек и верует в Распятого, как и я.

- Шимон?

- Я везде хожу с Элешей, - улыбнулся Рафаэль. - Мой ответ угадать нетрудно.

Сенатор дал знак, и его охрана живо проложила нам дорогу в толпе. Идя рядом с Эксайлезом, Марцелл пытался узнать, каким образом мой принц собирается доказать лживость обвинений Петра.

- Ты столько раз говорил, что магии не существует… что есть лишь неведомые нам законы мира.

- И повторю это ещё много раз, Марцелл. А пока оставь меня. Хочу поговорить с Элешей, - Рафаэль шагнул ко мне, взял под локоть так, будто мы прогуливались в саду. - Эле, сейчас нам понадобится твой меч.

Я не расставался с острым, как бритва, клинком – он дремал в ножнах за спиной. Оружие нельзя оставлять без присмотра, особенно если оно выковано дэмайну и намного превосходит человеческие.

Я приподнял бровь: зачем?

- Ты отрубишь мне голову.

- Что? - я дёрнулся.

- Спокойно, Эле, - сильные пальцы сжали мой локоть. - Так надо.

Я встретился взглядом с Рафаэлем. Глаза, только что ярко-зелёные, как молодая трава, стремительно наливались темнотой.

- Так надо? Я твой телохранитель, Эксайлез. Не убийца.

- Именно. Ты единственный, кому я могу доверить свою жизнь. Отруби мне голову, Элесса, но не убей при этом.

Я слушал и не верил своим ушам. Неужели нет другого способа указать на лжеца? Неужели снова придётся поднять руку на моего принца? Но я же поклялся себе... Я покачал головой: нет.

- Боишься, что рука дрогнет? - хмыкнул Рафаэль.

- Нет.

- Я не хочу приказывать тебе, Эле. Но так надо. Есть только этот путь.

- Какой?

- Когда ты отрубишь мне голову, все решат, что я мёртв. Но я выживу, - мой принц усмехнулся. - С помощью «магии». А чтобы «магия» сработала как надо, рана должна быть ровной и чистой. Понимаешь, Эле?

Я понимал. Разумом я понимал всё, но сердцем…

- Ты уверен, что иного пути нет?

- Уверен, Элесса.

Я кивнул, привычно давя в себе эмоции:

- Хорошо, Рафаэль. Я сделаю это.

Мой принц улыбнулся так, словно другого ответа и не ждал. Выпустил мой локоть и вернулся к Марцеллу, обсуждать философские тонкости. А я стал присматриваться к человеку, которого Пётр взял с собой на форум.

Павлу было за тридцать, и седина уже вплелась в курчавые тёмные волосы. Опрятный, чисто одетый, внешне он отличался от проповедника, и я задумался - что же их объединяет? Вера? Общее дело?

Любопытство съедало и Павла. Он долго смотрел на меня украдкой, пока не решился подойти.

- Здравствуй, Элеша.

Я молча кивнул, надеясь, что моя нелюдимость отпугнёт Павла, как и прочих людей. Но мужчина продолжал шагать рядом, осыпая меня вопросами, на которые я не желал отвечать.

Правда ли, что в Шимоне две сущности - человека и дьявола? Неужели он явился, чтобы приготовить путь хозяину своему? Как я могу служить такому нечестивцу? И не хочу ли я отречься от сатаны в сердце своём?

Как можно отвечать тому, кто без обиняков мешает ложь с правдой? А истины и знать не хочет - потому, что она противоречит выстроенной в его уме картине мира. Я мог бы сказать Павлу, что Рафаэль ангел, хоть и падший, а я полукровка, что мы не сражаемся за этот мир способами, которые нам так упорно приписывают люди, что я не раб и не слуга, и что никогда не отрекусь от Эксайлеза.

Мог бы. Но какой в этом смысл?

Павел не нуждался в ответах: он всё равно не услышал бы всей правды, его разум принял бы в себя только понятное и привычное. И в человеческом сознании возникла бы ещё одна химера, искажающая реальность.

Когда мы наконец пришли на форум, то разделились. Марцелл пошёл звать Нерона, а нас атаковали полчища адвокатов, наперебой предлагавших свои услуги. Впрочем, толпа схлынула, как только выяснилось, что защищать придётся рыбоедов. Местные жители отчего-то не испытывали к ним симпатии.

Пользуясь возможностью, я окинул взглядом кипящий жизнью южный город. Недели сухого зноя взяли своё, пыль тонким, но прочным слоем легла на крыши, тенты, зелень деревьев. Яркие краски потускнели и выцвели, бассейны высохли, превратились в каменные мешки. Солнце клонилось к закату, жара спала, и улицы наполнялись спешащими по делам людьми.

По форуму прокатился рокот.

Оглянувшись, я увидел, как Марцелл ведёт к нам коренастого человека в пурпурной тоге. Следом бежала целая вереница людей - слуги и охрана. Обогнав патрициев, те быстро разложили складное кресло и натянули тент. За креслом замерли двое - слуга с опахалом и виночерпий с кувшином и кубками. Человек в пурпуре казался недовольным. Прислушавшись, я разобрал его слова:

- …только ради твоей дружбы, Марцелл. Я выхожу на форум только по средам и пятницам. У меня и так полно дел, - ворчал патриций, устраиваясь в кресле. - Ладно. Рассказывайте суть.

- Господин мой Нерон, - начал сенатор. - Этих людей тут знают как Петруса-проповедника и Шимона-Мага. - Услышав «своё» имя, Рафаэль учтиво поклонился. - Шимон обвиняет Петруса в клевете, в том что он злонамеренно его оговаривает. Петрус же обвиняет Шимона в шарлатанстве, в фальшивых чудесах, которые тот вершит именем чужого бога.

Нерон поднял на сенатора недовольный взгляд:

- И ради этого ты оторвал меня от действительно важных дел?

- Господин мой Нерон. - В голосе Марцелла слышался металл. - Петрус и спутник его, Павел, возглавляют общину рыбоедов, третью по величине среди общин нашего города. А Шимон-Маг известен во всех землях.

Патриций тяжело вздохнул, поднял руку - и виночерпий вложил туда наполненный вином кубок.

- Чем же?

- Он ходит по воде и по огню, летает по воздуху, воскрешает людей… Его даже сравнивают с Распятым.

- С тем, кто был казнён в Иудее по лжесвидетельству, а потом воскрес?

- Да, Нерон.

Патриций поднял усталые глаза на Рафаэля:

- Сравнивают? Может, ты он и есть?

- Нет, - улыбнулся мой принц. - Это не я.

- Он называет себя именем его! - громыхнул Пётр. Кесарь поморщился и сделал вид, будто не слышал проповедника.

- Но чудеса ты показываешь, - уточнил он у Рафаэля.

- Оттого и зовусь Магом.

- Покажи мне своё волшебство, - Нерон откинулся в кресле. Эксайлез улыбнулся и начал изменяться. Старец, девушка, юноша, чудовище… одно тело трансформировалось в другое, толпа на форуме ахала то от ужаса, то от восторга, а кесарь, едва Рафаэль вновь стал самим собой, восторженно захлопал в ладоши.

- Обманщик! - вскричал Пётр со своего места. Павел буквально повис на нём, не давая накинуться на соперника перед кесарем. - Обманщик! Злодей! Вор! Мошенник! Колдун!

Марцелл усмехнулся.

- В чём еще обвиняет тебя этот человек? - спросил Нерон, улыбаясь.

- По его словам, - спокойно произнёс Рафаэль, - я увел из храма в Тире то ли жрицу, то ли гетеру, то ли танцовщицу. Одел её в мужское платье и всюду вожу за собой…

Эксайлез мысленно подозвал меня, и я шагнул к креслу.

- …вот эта девица, - мой принц хлопнул меня по плечу.

Нерон расхохотался:

- Хороша девица! Что скажешь в своё оправдание, Петрус?

- Она заколдована!

Теперь хохотал и сенатор. Пётр, сбросив наконец с себя руки Павла, шагнул к кесарю:

- Смеёшься ты, и не ведаешь - Шимон отводит вам всем глаза. Ибо чудеса может являть лишь Господь, либо достойный человек именем Его. Шимон же явно человек недостойный, и все его чудеса - ложь и суета!

Рафаэль взглянул на меня так пристально, что замерло сердце, и стало ясно: сейчас начнётся.

- Ложь и суета? - голос Эксайлеза раскатился по форуму так, что его услышали в самых дальних углах площади. - Отвожу глаза? Хорошо. Сейчас вы увидите, как мне отрубят голову. По настоящему. Но я не умру.

Марцелл и Нерон замерли, глядя на Рафаэля, как на сумасшедшего. Эксайлез обернулся ко мне:

- Эле…

Вытащить из ножен меч, нанести быстрый и точный удар, подхватить за длинные волосы падающую голову - всё это заняло меньше минуты. Тело моего принца беззвучно осело, артерии и вены закрылись почти сразу, удерживая в теле кровь. Толпа на форуме ахнула, когда я высоко поднял, держа за волосы, доказательство истины.

Мне казалось, что всё это делаю не я. Потому что я просто не смог бы поднять руку на Рафаэля, не смог бы причинить ему боль. Не смог бы…

Но я стоял на форуме и держал в руках отрубленную голову Рафаэля. Показал её сначала людям, потом Нерону и Марцеллу… и, наконец, Петру и Павлу. Потрясённые рыбоеды молчали. Врач сенатора осматривал тело моего принца.

- Как скоро воскреснет твой хозяин? - спросил кесарь. Вид отсечённой головы нисколько его не смущал.

- Ещё до темноты.

Нерон кивнул, подзывая стражника.

- Заприте тело в одной из комнат дворца и охраняйте её как зеницу ока, - приказал он. - Никого не впускать и не выпускать. Я хочу быть уверен, что это чудо, а не обман зрения.

Стражники завозились, примеряясь к бездыханному телу Рафаэля. По сравнению с ними он выглядел спящим великаном. Только без головы. Её я крепко прижимал к себе.

- Кесарь.

Нерон поднял на меня глаза. Его удивило, что слуга заговорил первым.

- Я должен быть рядом.

- Не пускай его внутрь, кесарь, - Пётр шагнул к Нерону, Павел не сумел его остановить. - Он слуга Шимона и ученик, он умеет отводить глаза, он наколдует…

- Рану надо промыть и очистить, - продолжал напирать я, игнорируя проповедника.- Так плоть срастается быстрее. И ещё. Когда Шимон очнётся, он может впасть в ярость. Станет кричать, буйствовать, ломать мебель… Если я буду рядом, то смогу его успокоить.

- Не верь ему, кесарь! - прорычал Пётр. - Обмыть рану и приставить голову к туловищу сможем и мы с Павлом. А твои стражи с Божьей помощью буяна удержат. Оставь нас с Шимоном вместо Элеши.

Я скрипнул зубами. С рыбоедов станется вообще не возвращать Рафаэлю голову. И это тоже будет мошенничеством. Оба - и Пётр, и Павел - взвились, когда я произнес это вслух.

Нерон усмехнулся.

- Все правы, - негромко сказал он. - Прекратите кричать. - Выждав, когда над форумом повиснет тишина, кесарь продолжил:

- В запертой комнате с телом будет моя стража, Элеша, Пётр, Павел, и ты, Марцелл, как мой свидетель. Можешь взять ещё сенаторов: не каждый день удаётся видеть, как отрубленная голова прирастает обратно. Марцелл… ты будешь следить за всеми. За Элешей - чтобы не мошенничал. За Петром и Павлом - чтобы те дали голове прирасти спокойно. Я хочу быть уверен, что это настоящее чудо.

Меня это устраивало. Я не собирался мошенничать или отводить людям глаза. Хотя никакого чуда не было. Просто две части тела начали срастаться, едва я прижал друг к другу идеально ровные, обмытые чистой водой срезы.

Ainoo нелегко убить. В их совершенных телах есть несколько уязвимых точек, но следует помнить - главное в ангелах не материя, а Свет. И, пока ангел желает бороться, пока не истощится в нем Свет - он будет жить.

Я смотрел, как заживает плоть Рафаэля, как появляются знаки того, что срастаются нервы, и меня раздирали противоречия. Одна моя часть, холодное сознание воина, знала: другого способа доказать правоту моего принца не было. Другая, принадлежащая скорее сопливому мальчишке, заходилось в беззвучном крике.

Как? Как я смог?

Другого выхода не было, и я получил приказ.

Какой приказ? Ты поклялся у Древа!

Да. И я нарушил клятву.

Хотелось забиться в угол и зажать уши, чтобы не слышать этого спора, бесконечного и глупого, а ещё - тихого шёпотка инферно: «Ты нарушил слово, данное самому себе…».

Да, нарушил. Потому что так было надо. Как и в прошлый раз. И теперь мне предстоит жить с этим. И ответить за это - по счёту, который я выставлю самому себе.

Веки Рафаэля дрогнули, тело выгнулось, и я прижал его к полу своим весом. Рыбоеды начали орать, зовя стражу, Марцелл и ещё двое сенаторов бросились ко мне.

- Что ты делаешь?

- Держу его, - огрызнулся я. - Положи его голову себе на колени.

- Зачем?

- Он сейчас начнёт биться об пол.

Эксайлез зарычал, вырываясь из моих рук, и Марцелл поспешно зажал его голову в руках, опустил на свои колени. Тело ангела билось в судорогах, похожих на экстатические, только наслаждения он при этом не испытывал и малейшего. Я старательно закрылся от бурного потока эмоций, но проникшего через барьер хватило, чтобы сопливый мальчишка во мне завыл волком.

Судороги прошли, и Рафаэль обмяк в моих руках, застонал хрипло. Я выпрямился и кивнул сенатору - всё, мол, можно отпускать. Смочил в воде чистую тряпку, обтёр выступившую на теле ангела испарину. Рафаэль снова застонал и открыл глаза. Их взгляд ещё был туманен, бесцельно бродил по комнате, не задерживаясь ни на ком.

- Надо же, - пробурчал Марцелл, - ожил.

- Можешь сообщить об этом кесарю. И рыбоедов с собой уведи.

- Боишься их? - хмыкнул сенатор.

- Опасаюсь. Непредсказуемые они и на всё готовые.

- Это верно, - Марцелл, осторожно сняв голову Эксайлеза с коленей, поднялся и вышел, уведя с собой Петра, Павла и стражников. Мы с Рафаэлем остались наедине. Я притушил лампы, чтобы свет не слепил ему глаза, и сел рядом. Если бы не алый рубец, пересекавший шею моего принца, можно было подумать, что он спит. Спит и дышит тихо-тихо…

«Ты всегда говорил, что не сможешь поднять на него руку…».

Я закусил губу.

- Как всё прошло, Эле? - прошептал очнувшийся Рафаэль.

- Отлично.

- Они убедились, что я не лгу?

Я вздохнул. Для меня «отлично» значило совсем другое - мой принц жив и снова невредим. Но Эксайлез хотел знать, насколько результативны были его действия.

- Да. И очень впечатлились. Как рыбоеды, так и Марцелл.

- Здесь был Марцелл?

- В качестве глаз и ушей Нерона.

- Надеюсь, я не сказал ничего… гм…

- Ты не сказал ни слова.

Рафаэль озорно улыбнулся:

- А ты молодец. Отличный удар.

Меня передёрнуло. Рафаэль сел и потянулся:

- Дай мне зеркало. Хочу проверить шрам от раны, нанесённой любящей рукой.

- Рафаэль…

- Шимон, дорогой, Шимон. Мы ведь во дворце, где уши растут прямо из стен, - он подмигнул мне.

Я подал серебряное зеркало и чашу с водой. Сполоснув в ней идеально отполированную пластину, Рафаэль начал вглядываться в изменчивую поверхность, рассматривая алый ещё рубец, исчезающий прямо на глазах. Ангел довольно улыбался и насвистывал подхваченную на улице мелодию.

- Как ты?

- А ты разве не чуешь, Эле? Отлично, - Эксайлез рассмеялся каким-то своим мыслям, читать которые я не умел.

- Я чую. Я всегда отлично тебя чую. А вот ты - нет.

Сопливый мальчишка наконец завладел моим горлом, и мои эмоции, облекаясь в слова, вырывались оттуда на свободу.

- Ты смеёшься, Сатана, а я страдал.

Рафаэль потрясённо замер.

- Ты приказал сделать то, что мне противно. Ты знал: я не ослушаюсь. А что я при этом буду чувствовать, тебя не интересовало. Я люблю тебя. И я ни за что не поднял бы на тебя руку, если бы не этот приказ.

- Эле…

- Слушай меня! - Я рыкнул на Эксайлеза, впервые в жизни, и он, встав, мгновенно очутился рядом со мной. Я видел его наливающиеся темнотой глаза, видел изумление, растерянность – и веселье. Извращённую радость там, где привык видеть понимание и сочувствие.

- Элесса!

- Да, твой Элесса. Весь твой, до кончиков ногтей. Я люблю тебя, а ты заставил меня сделать это с тобой!

Не помня себя, я ударил Рафаэля в лицо. Но удар не достиг цели. Мой кулак остановила его рука. Остановила - и повернула, выворачивая руку мне, вынуждая повернуться спиной.

- А теперь послушай меня, мальчишка, - шёпот Эксайлеза был холоден и твёрд. - Ты солдат, а не барышня. И веди себя как солдат. Как мужчина. Как мой мужчина.

Я прерывисто вздохнул и расслабился. Выдернул руку из враз ослабевшей хватки Рафаэля. Повернулся к нему, заглянул в посветлевшие глаза.

- Я люблю тебя, Эле. Помни об этом.

- Всегда.

Я хотел добавить, чтобы он тоже не забывал, как сильно люблю его я… но промолчал. Солдаты таких вещей не говорят. Однако думать и чувствовать мне никто не запрещал. И Рафаэль улыбнулся, ощутив поток моих эмоций.

Снова заглянул в зеркало.

- Ну всё, рубец сошёл, можно и людям показаться, - он подмигнул мне и вышел. Я отправился следом, как и надлежит доверенному слуге.

Солнце пока не село, и люди не расходились, ожидая. Увидев живого Шимона, толпа разразилась приветственными выкриками. Нерон встал, поднял руки - и всё замерло в тишине.

- При верных свидетелях было установлено, что Шимон прирастил себе отрубленную голову, - кесарь не кричал, но говорил так, чтобы его слышали все присутствующие. - Без мошенничества, без отвода глаз. Как ваш кесарь и главный судья, я, Нерон, говорю: Шимон не мошенник, а маг.

- Не может быть на земле магии, кроме той, что вершится именем Божьим! - процедил Пётр.

- Молчи, проповедник. - Кесарь был непреклонен. - Молчи, если не можешь доказать своих слов.

- Могу, - Пётр без страха шагнул вперёд, Павел - за ним. - Могу и докажу, кесарь. Прикажи дать мне меч.

Рафаэль с ухмылкой смотрел на проповедника.

«Ты знаешь, что он хочет сделать?»

«Нет, Эле. Но догадываюсь»

Взяв у стражника меч, Пётр спросил у своего единоверца:

- Готов ли ты, Павел, доказать всем правоту слова Божьего?

- Готов… - прошептал тот еле слышно.

Движение Петра вышло неловким, кровь хлестнула фонтаном, показав всем, насколько это грязное дело - убийство. В буквальном смысле: пурпурные брызги окатили всех, кто стоял рядом. Тело Павла тяжело рухнуло на помост, голова, подскочив, откатилась в сторону. Душа младшего из проповедников, свободный от оков плоти яркий поток Света, устремилась ввысь, к Тому, в Кого он так верил.

Пётр схватил голову, приставил её к телу и начал молиться взахлёб, призывая назаретянина. Возможно, будь Айше рядом, он бы помог. Например, объяснил бы разницу между человеком и ainoo.

Нерон смотрел на неподвижное тело взглядом человека, умеющим отличать живое от мёртвого.

- Скажи, Марцелл, - негромко сказал он. - А что тот парень, которого Пётр воскресил при тебе?

- Мой лекарь говорит, что он похож на куклу. Движется, выполняет простые задания, но не может говорить. Он здесь, Нерон. Можешь взглянуть… если захочешь.

Кесарь покачал головой:

- Хочу знать, что думает об этом маг.

Рафаэль без труда выдержал направленный на него взгляд.

- Маг думает, что Павел удостоился вечной жизни, как и было обещано его пророком, ибо обладал светлой душой. А Малахия верил лишь в бессмертие материи, поэтому душа его отправилась в Тартар, навстречу страданиям.

- Звучит разумно, - кивнул Нерон. - И всё объясняет. Кроме одного. Как ты, Пётр, - кесарь пристально взглянул на проповедника, - ученик назаретянина, - любимый ученик, если верить твоим же словам, - не знал такой простой вещи?

- Я… - голос Петра сорвался на хрип. - Я знал. Только… я и Павел… Мы думали - нам, истинно верующим, позволено больше, чем Шимону-Магу.

- Что же, - Нерон перевёл дыхание. - Вы оба ошиблись. Ты совершил убийство, Пётр. Весь форум, - кесарь обвёл рукой площадь, - видел это. А по нашим законам убийство карается распятием.

Проповедник вздрогнул. Кто-то в толпе засвистел, на него зашикали, со стороны сбившихся в кучку рыбоедов послышалось: «Казнят за веру…»

Нерон снова поднял руки:

- Хватит! Вера здесь не при чём, - добавил он тихо, так что услышали только мы с Рафаэлем и Марцелл. - И бунта я не допущу.

Кивком подозвав главного стражника, Нерон показал ему на рыбоедов, подначивающих и без того возбужденную толпу. Мужчина побежал выполнять приказ - и вскоре на форуме уже вовсю хватали и вязали тех, кто кричал против властей.

- Не надейся на своих людей, Пётр, - грозно проговорил кесарь. - Завтра тебя казнят. Не за веру, как тут кричали недавно, а за убийство ближнего своего. Насколько я знаю, твоя вера этого тоже не приветствует.

Угрюмый проповедник стоял в кольце стражи.

- Что же ты не веселишься, маг? - глухо спросил он, и я вздрогнул невольно. - Сегодня у тебя праздник. Не осталось никого, кто смог бы открыть людям глаза.

Рафаэль ответил так тихо, что его могли слышать только я и проповедник:

- Иди с миром, Пётр. Иди и не держи зла в сердце своём, чтобы попасть туда, куда отправился Павел. Ибо гордыня твоя уже ведёт тебя ко мне.

- Сатана... - прошептал Пётр, отшатнувшись. - Отойди от меня...

Мой принц насмешливо поклонился и отступил на шаг, давая дорогу стражникам. Проповедника увели, Нерон ушёл отдыхать на женскую половину дворца, а мы вернулись в дом Марцелла.

После лёгкого ужина, на котором Эксайлез, как обычно, не притронулся к еде, нас оставили в покое. Я лежал, уставившись в потолок, в голове моей бродили самые разные мысли, а Рафаэль заканчивал книгу, одну из тех, что он подарил людям. В прямом смысле: ни на одной я еще не встречал указания истинного авторства.

Отложив в сторону перо, Рафаэль пробежался глазами по написанному, засыпал лист тонко измельченным песком и закрыл походный кабинет.

- На что ты уставился, Эле? Что интересного там, на потолке?

- Ничего, Рафаэль. Я просто думаю.

- О чём?

- О разном. О рыбоедах, например. О Петре…

Ангел вздохнул:

- Всякий смертный, возомнивший себя наместником Создателя на Земле, подвергается искушениям. Пётр испытание не выдержал. - Рафаэль улыбнулся. - О чём ты ещё думаешь, о беглая храмовая девица?

Я рассмеялся:

- О втором обвинении. Оно ещё в силе.

- Ты о моих воображаемых претензиях на власть? - Эксайлез фыркнул. - Эле, ты отлично знаешь, какая это чушь!

- Я знаю это, ты знаешь… а всем остальным придется доказывать.

- Не придётся.

Я приподнял голову:

- Как это?

Ангел пересел ко мне на лежанку. Взял мою руку, провёл пальцами по костяшкам.

- Я не говорил тебе, Эле… впрочем, об этом никто не знает. Отец… Он иногда общается со мной. В конце концов, все мы, так или иначе, у Него на службе. И у Него бывают для меня… поручения. Наша поездка сюда - одно из них. Сейчас оно выполнено, и мне нужно возвращаться.

- Нам, - поправил я мягко.

- Да, нам, - Рафаэль посмотрел мне в глаза. - Придётся разыграть мою смерть, Эле. Чтобы никто не искал ни меня, ни тебя. Сегодня мы доказали, что я - маг, не выдаю себя за бога, хотя и способен на то, что не под силу обычным людям, даже истинно верующим. А завтра придётся доказывать, что я не воплощение распятого, и что власть земная мне не нужна.

- Как?

- Разве ты не слышал на ужине? Марцелл предложил мне полетать.

Я кивнул, вспомнив наш разговор.

- Разумеется, я так летать не смогу…

- И?..

- И разобьюсь. Завтра утром.

- Сегодня все видели, как ты воскрес, - я смотрел на Рафаэля в упор. - Ты смог прирастить себе голову, но не сумеешь срастить сломанные кости? Где логика?

- Нет логики, Эле. Но людям она и не нужна, всё равно всё переврут.

Я тяжело вздохнул.

- Ты уже решил, как это будет?

- Да. Взойду на одну из башен в пределах города, и полечу, - Рафаэль усмехнулся. - Надеюсь, я упаду красиво. - Его снова захватило шутливое настроение, а мне оставалось только скрипеть зубами и надеяться, что всё пройдёт как задумано. - Не печалься, Эле, - ангел обнял меня за плечи, притянул к себе. - От твоего вида всё вино в округе скиснется в уксус.

Я только молча уткнулся ему в шею.

- Не грусти, мальчик мой. Скоро мы будем дома... И пусть это не рай, и даже не Земля, нам там бывает хорошо вдвоём... - Тонкие пальцы теребили мои короткие волосы. - А сейчас давай отдыхать. Как тут говорят - утро вечера мудренее.

Но утро оказалось таким же суматошным, как и весь предыдущий день. Прослышав, что «великий маг Шимон» сегодня будет летать, у дома Марцелла собралось полгорода. Там были не только ученики Рафаэля, но и праздношатающиеся. Эксайлез, выглянув в окошко, заметил: «Ну и толпа собралась!», взял перевязанные в стопку листья пергамента – книгу, дописанную накануне – и в белой парадной тоге спустился вниз, к людям.

Я хотел было последовать за ним, но услышал в мыслях чёткий приказ: тщательно проверить дом сенатора, чтобы не оставить по небрежности следов нашего пребывания здесь.

«Хочешь сделать нас легендой?» - усмехнулся я мысленно.

«Не хочу давать братьям повода для претензий», - так же ответил мне Рафаэль.

«Ну да, нам запрещено вести на Земле военные действия, а мы тут с тобой именно этим и занимаемся».

«Мы выполняем Его поручение», - возразил Эксайлез. - «И так вышло, что одновременно ведем информационную войну с моими братьями, ведь Пётр – их ставленник. В Договоре не сказано, что холодная война под запретом. Но всё равно приберись за нами, Эле».

«Aie, Exaileh'z».

Я слышал только эхо того, что Марцелл назвал «прощанием с учениками». Сенатор добровольно взял на себя обязанности свидетеля, личного наблюдателя кесаря. Он надзирал над всем этим делом, был глазами и ушами во всем, что касалось Шимона-Мага.

- Странно, что ты здесь, а не там, - заметил он, увидев, что я складываю книги в библиотеке. У Марцелла, как у всякого образованного римлянина, имелось неплохое собрание трактатов по философии, истории и политике. Рафаэль, смеясь, называл его коллекцию «собранием человеческих заблуждений» - что не мешало ему пользоваться книгами как справочниками по этим самым заблуждениям.

- Возвращаю книги на место, - сухо пояснил я.

- Выглядит так, словно вы хотите завершить все дела перед полётом, - сенатор глядел на меня с подозрением. - Неужели в этот раз вы будете отводить людям глаза?

- Нам это незачем, - криво улыбнулся я, подумав, что Марцелл почти угадал. Похоже, он интуит, надо быть осторожным. - Всё будет как и вчера, по правде. А что до приведения в порядок дел… Марцелл, тебе случалось воевать - неужели ты уходил в кампанию, не составив завещания?

Сенатор хмыкнул: я попал в точку.

- Разве ты не уверен, что твой хозяин полетит? - продолжил он наседать на меня после паузы. - Вчера, на форуме, ты был уверен, что он выживет.

Я посмотрел на него в упор и отвернулся. Врать я никогда не умел, лицо у меня самое простецкое, из тех, по которым можно мысли читать. Давать Марцеллу шанс догадаться об истинном положении дел я не собирался, и сделал самую невозмутимую мину, какую мог.

- Что-то в вас и вправду нечисто, - вздохнул сенатор. - Но на мошенников вы не похожи.

- Может, мы боги? - пошутил я, вспомнив вчерашний разговор. Марцелл вздрогнул.

- Твой хозяин вчера сказал, что нет. Не боги. Но и не волшебники, - сенатор запахнул тогу и быстро вышел из библиотеки.

Вернув на место все книги, я поднялся в нашу с Рафаэлем комнату. Ангел уже был там, собирая нехитрые пожитки.

- Все следы подчистил? - спросил он, не поднимая головы.

- Все. Меня волнует Марцелл. Он интуит. И начал задумываться, кто мы такие.

- Пусть. Мы уйдём раньше, чем он придёт к правильным выводам. К тому же, - Эксайлез усмехнулся, - думать иногда полезно.

Я усмехнулся вместе с ним. Меня начало охватывать то возбуждение, которое люди называют «куражом».

Выйдя на улицу, мы сразу попали в толпу, которая завертела нас, закружила, отбила от сенатора и его охраны. Тут были ученики Рафаэля, рыбоеды и простые горожане, которые решили поглазеть на чудо. Людское море выплеснуло нас возле сторожевой башни. Несколько ветеранов, коротавших время за костями, охотно впустили меня и Рафаэля внутрь - им тоже хотелось увидеть, как полетит человек. Не на искусственных крыльях, как один здешний умелец, а просто так.

Поднявшись на башню, Рафаэль бросил взгляд на город, на толпу, бурлящую внизу, на чистое до самого горизонта небо…

- Как же тут хорошо, - прошептал он еле слышно. - Эле, спускайся вниз. Примешь меня… там… Я проброшу портал.

Я молча кивнул. Сбежал к подножию башни, встал так, чтобы Эксайлез видел меня. По тому, как разом притихла толпа, понял: сейчас начнётся. На земле возникла крестообразная тень.

Один бесконечный шаг - и долгий выдох. И крики восторга, неверия, радости.

Рафаэль летел. Крыльев его было не разглядеть отсюда. Казалось, он парит в воздухе, удерживаемый неведомой силой.

- Это что же он так? - раздалось удивлённое бурчание у меня под ухом. - Без крыльев-то?

- Обожди, счас повалится. За небо-то цепляться нечем, - мрачно заметил второй голос. Я невольно оглянулся и увидел заросших грязью и лохмами пьянчужек, от которых несло брагой. - Ну вот, я же говорил.

Я быстро обернулся. И увидел, как стремительно теряет высоту ангел. В толпе снова завопили, уже от страха. Бросились от башни врассыпную. Я - навстречу им, проталкиваясь, продираясь через сумятицу человеческих тел.

Рафаэль бился об землю, разбрызгивая кровь. Сломанные кости срастались прямо на глазах, и я набросил на него мантию, придержал руками выгибающиеся тело. Ангел глухо застонал и притих.

- Как ты? - спросил я у белого покрывала.

- Отлично, Эле. Можешь показывать хоть самому Нерону. Я мёртв.

Фыркнув, я убрал с лица накидку. Выглядел Рафаэль, как положено человеку, упавшему с пятидесятиметровой высоты. Нужно быть по меньшей мере эльмайну, чтобы разглядеть через завесу морока весёлую улыбку и лукавые зелёные глаза. Я замер с каменным лицом. Будь я женщиной, моя роль была бы намного проще. Спрятать в складках одежды немного лука, незаметно для всех потереть им глаза и зайтись в рыданиях по «покойнику» - вот и всё актёрство. Но мужчины не плачут. И я старательно изображал то, чего не чувствовал. Сидя на коленях возле тела, теребя в руках окровавленную накидку, я изо всех сил прятал радость и ожидание скорого возвращения.

- Крепись, Элеша, - подошедший Марцелл сжал мне плечо. - Недолгий был полет. Но красивый. - Сенатор тоже лицедействовал: в его голосе скорбь мешалась с облегчением. От чего? От того, что не пришлось разбираться с магом, якобы претендующим на власть?

Я счёл за лучшее промолчать.

- Ты храбрый юноша, ты сможешь пережить такую утрату, - продолжил сенатор. Я закусил губу, чтобы не рассмеяться ему в лицо. Рафаэль жив, и я никогда его не потеряю! - Сейчас нужно позаботиться о похоронах... По какому обычаю нам следует распорядится телом?

- Ни по какому, - я перевёл дыхание так, чтобы казалось: я, как и подобает мужчине, сдерживаю рвущиеся наружу слёзы. - Я сам всё сделаю.

- Ты знаешь обычаи его родины?

- Да, - я с вызовом посмотрел на сенатора. Дерзость лучше всего скрывает ложь, а врать я не умел отродясь. - Спасибо за еду и кров, Марцелл, ты был гостеприимным хозяином.

- Прощаешься? - римлянин озадаченно нахмурился. - Элеша, тебе ведь некуда идти!

- Есть, - я улыбнулся широко и радостно. – Я пойду вслед за Шимоном.

Марцелл изумлённо уставился на меня.

- Ты… решил умереть? Безумец…

- Не отговаривай меня.

- Я не возьму на себя ответственность за твою жизнь, безумец. - Сенатор невольно сложил пальцы в знак, отводящий зло. - Иди куда хочешь, только не беспокой меня своим духом. - Повернувшись, Марцелл скрылся в толпе.

Я замотал «тело» Рафаэля, подхватил его на руки и понёс вон из города. Толпа, собравшаяся возле башни, неохотно расступалась передо мной. Каждый человек в ней мечтал коснуться хотя бы накидки Шимона, будто это могло принести счастье на всю оставшуюся жизнь. Я ругался и отгонял их, а люди всё лезли и лезли, словно падальщики. Они бы отобрали у меня Рафаэля и разодрали на мелкие клочки, дай я им такой шанс. Как будто мёртвый он был им ценнее, чем живой. Как будто смерть освятила всё, что он делал.

Когда городские ворота исчезли из виду, любопытные, преследующие нас, сбили ноги и наконец отстали. Заходящее солнце немилосердно пекло. Указатель на обочине дороги гласил, что до местечка Ариция осталось столько-то стадиев. Прямо от обочины начиналась оливковая роща, я выбрал самое тенистое дерево и уложил Рафаэля под ним. Эксайлез тут же сбросил изодранную накидку, выдохнул застоявшийся воздух:

- Фухх… Я думал уже – это никогда не кончится.

Я криво усмехнулся:

- Вот они, плоды популярности. Неизвестно, что хуже: когда тебя совсем не замечают или замечают вот так.

Рафаэль почесался.

- Одёрни меня в следующий раз, когда я начну раскрывать людям глаза на истинную природу вещей. Можешь дать в лоб. – Он обнял меня за талию, притянул к себе. – Как, сумеешь?

Я посмотрел в его глаза, зелёные, как листья оливы, и понял, что сейчас утону в них. И ещё – чтобы оставаться рядом, мне придётся иногда пересиливать себя и поднимать руку на Рафаэля. Хотя мне всегда было и будет проще сделать больно себе, а не ему.

Вокруг нас разверзлось холодное нутро портала, и мы, обнявшись, исчезли с лица Земли, чтобы тут же оказаться в своём замке. Глубоко в инферно, на последнем рубеже. В убежище, которому не суждено стать домом.

Дата добавления: 2015-07-19