Obsession

Два грустных ангела коротали ночь в обшарпанной съёмной квартире. Один, золотоволосый, задумчиво смотрел в окно. Второй, жгучий брюнет, прижимался к нему, положив голову на плечо. Лечь по-другому на узкой, скрипучей кровати было просто невозможно.

- Скажи, брат, зачем ты спровоцировал Элессу? – тихо спросил блондин. – Хотел убедиться, что котёнок вырос?

- Котёнком он был только в твоём воображении, Габриэль.

- И всё же – зачем? Хочу понять, что вы оба в нём нашли. С Рафаэлем всё ясно с самого начала. Отверженный брат искал утешения в этой креатуре, сознательно или бессознательно… Но ты?

Михаэль замер, слушая, как ветер бьётся в окно раненой птицей.

- Что – я?

- Чем привлекает тебя это наполовину смертное, нестойкое к Свету существо? Возможностью поупражняться в искусстве войны? Взрывным характером? Умением довести до экстаза? – Михаэль грустно улыбнулся. – Как воину и стратегу тебе нет равных. К себе он больше тебя не подпустит, – ангел тронул повязки на плечах и бёдрах брата; тот недовольно поморщился. – Так почему ты ищешь встреч с ним?

- А почему ты спускаешься к Рафаэлю чаще положенного? – парировал Михаэль.

- Ты знаешь, я делюсь с ним Светом. Это милость Создателя.

Брюнет вздохнул.

- Допрыгаешься, Габи, станешь Отступником...

Золотоволосый ангел вздрогнул.

- Если я не стал им через столько времени, почему стану сейчас? Ты тоже домогаешься не ангела.

- Именно. Элесса всего лишь полукровка. Кто он такой в сравнении с ангелом Света, это несчастное создание Тьмы? К тому же я помню его только безвольной куклой. Или берсерком в боевой форме.

- Но ты же пытался его соблазнить, и не один раз.

- И всякий раз - неудачно. Мне достаются лишь такие его прикосновения, - ангел кивнул на повязки.

- Хочешь, проверим его стойкость? – Габриэль хитро улыбнулся, и показал брату полотняный мешочек. Михаэль недовольно фыркнул.

- Габи, когда ты завяжешь с дурью?

- Я и не начинал, - лицо ангела сделалось суровым. – Но для тёмных это хорошее испытание.

- Против тёмного нет приёма, кроме лома. Советую тебе выбросить эту дрянь.

Габриэль пожал плечами.

Снова воцарилась тишина. Не абсолютная, а наполненная звуками ночи. Скрипами и шорохами старого дома, постепенно рассыпающегося на куски.

*

Шестьдесят лет.

Просто удивительно, на что способны правильно стимулированные люди. За шесть десятков лет под чутким руководством Михаэля они добились многого – в технологиях, но много и потеряли.

В отличие от Рафаэля я не мог приходить в этот мир. Единственным исключением стала встреча с Хелем, когда я, запакованный в «бинты» из Мирового Древа, медленно сходил с ума. И сейчас, просматривая файлы, сгруженные на мой ноут конторой, я с жадностью впитывал информацию, доступа к которой был лишен шесть десятков лет. Впитывал и переваривал, осмысливал, проводил параллели, отслеживал нити ангельских интриг друг против друга.

В комнате было накурено, хоть меч на воздух клади. Я открыл дверь на балкон, и распечатал еще одну пачку с сигаретами.

Иногда мне казалось, что «светлые» ангелы светлы только по названию, если копнуть глубже – они окажутся не лучше, а то и хуже темных. Нам ведь не надо поддерживать сусальной чистоты образ, хуже, чем есть, мы в глазах людей уже не станем. А вот «светлые»… Будь я шантажистом, а они – миллионерами, я бы срубил кучу бабла. И хоть я не шантажист, мне хотелось знать все тонкости того, что творили ангелы на Земле, пока нас не было.

Что тут было, пока Сатана и его любовник прохлаждались на стороне?

Я замер. Последняя фраза меня насторожила. Потому что я никогда…

Что «никогда»? Называл. В чём дело? Боишься признаться самому себе?

Я не любил называть Рафаэля «Сатаной», вот что я хотел сказать.

Вывернулся…

Я отложил сигарету в сторону и прислушался к себе. И некто во мне прислушался к моему вниманию.

Я выключил ноут.

Ну и зачем? Ты ведь ещё не накормил своё любопытство, эмпир.

Я хочу накормить его тобой.

Самоедством заняться хочешь? Я – это ты.

Да неужели?

Конечно. Подойди к зеркалу.

Я встал и подошёл. Не было страха, и любопытство меня не грызло. Я просто стоял и ждал, что произойдёт.

Блестящая поверхность зеркала помутнела, изображение в нём размылось, потом снова вошло в фокус. Только в резной ореховой раме был уже не я.

Было существо примерно моего роста и сложения. Искорёженное, в шрамах от ран и ожогов, в куцей набедренной повязке, которая не могла прикрыть то, что должна была… Через секунду я понял: там просто нечего прикрывать.

Красавец, правда?

Я коснулся зеркала, ощутил холод стекла. Замер, глядя в серые, настороженные глаза существа.

Кто это?

Не узнаёшь себя? Паршивец…

Я коснулся своего лица, нащупал шрамы. Их не должно было, не могло там быть. Шрамы, оставленные аутодафе, исчезли давным-давно. Даже боль от ожогов забылась. Так почему же я чувствую их?

Потому что боль живёт глубже, чем ты думаешь. Разная боль живет на разной глубине, голем.

Я не голем.

Шелестящий голос усмехнулся.

Не упорствуй. Голем должен знать своё место.

- Я не голем, – повторил я вслух, сжав зубы.

Послышался дикий, безумный смех.

И кто же ты? Погляди на себя! Ты страховидло, чудовище…

Мой взгляд невольно упал вниз. На куцую набедренную повязку, стыдливо укрывавшую обрубок. А это?.. Почему?..

А это уже ты сам. Сделал выбор. Чудовищу нет места рядом с ангелом.

Я снова поднял глаза. Существо в зеркале было молчаливым, покорным, сломанным. Големом, неведомо почему ставшим любимой игрушкой. Ощущение реальности пронзило меня словно кол. Я понял наконец – там, в зеркале, было моё отражение, и если я бредил, то лишь воображая себя другом и любовником, помощником и доверенным лицом.

А воображая, позволял себе слишком много…

Я закусил губу. Да как я смел?

- Чего сквозняк устроил? Опять накурил, хоть топор вешай, – пробурчал, входя в комнату, Рафаэль. – Эле, что с тобой?

- Прости… – прошептал я, склоняясь перед ним.

- Чего ты бормочешь? Что с тобой? – он попытался поднять меня к себе, но я только сжался в комок, пытаясь стать маленьким и незаметным, как и положено.

Положено? Кем? И кому?

Тебе, чудовище. Тебе, голем.

Я не голем…

Снова безумный смех. И сильные руки, с трудом разворачивающие клубок, в который я свернулся.

Что со мной? Кто шепчет мне эти мысли? Почему я думаю о том плохом, что творилось… или не творилось со мной? Ведь у меня все в порядке, все шрамы исчезли, даже те, что на душе… почти… И Рафаэль – воистину мой друг, а не хозяин. И я не его игрушка, я никому не игрушка.

А здесь ты не прав…

Безумный шелестящий смех носился по моему сознанию, вызывая к жизни всё, с чем я боролся долгие годы – комплексы, неуверенность, страхи, прочие выверты в моём искорёженном разуме. Я не мог отличить реальность от вымысла (или что это было). На какое-то время мне показалось, что я снова там, в мире, где был обречён на постоянные сомнения.

И только крепкие руки Рафаэля не давали мне соскользнуть в этот ад. В моё личное инферно.

*

Да уж, квартирка на самом деле была загаженная. Даже представить не мог, что Габи предпочитает этакую дыру, пусть и для тёмных дел, не позволительных ангелу.

Я сидел на шаткой скрипучей кровати и, зевая, листал какой-то гламурный журнал, вырванный из стопки себе подобных, подпирающих кровать. Больше никакого душеполезного чтива в этой халупе не оказалось.

В который раз удивился, какую ерунду о мире предпочитают узнавать люди.

Вот мне, например, абсолютно без разницы любительское порно с Бритни Спирс, выложенное её муженьком-прелюбодеем в интернет, или совсем неважно знать с каким-таким олигархом попалилась некая Тина Канделаки. Ну да, можно и из этой информации извлечь некоторую пользу. Вроде «не спи со всякими козлами, и твоя жопа не появится в интернете крупным планом» или «не води машину подшофе». Но это же, по-моему, знания по умолчанию. Для тех, кто обременён хоть каким-то интеллектом...

Но я с любопытством разглядывал цветные картинки. В графике и иллюзиях люди преуспели. Они подсознательно стремились к совершенству, убегая от тягот собственной материи, доводили материю до доступного им идеала. И иногда получалось действительно неплохо. Только мёртво. Идеальная материя, не наполненная ни внутренним светом, что несёт с собой настоящее искусство, ни разумом, всегда мертва. А потому, увы, не привлекает даже меня. Никогда не был некрофилом, предпочитаю живое, тёплое, искреннее, пусть и с изъянами. Зря меня считают высокомерным, конечно.

Я услышал, как открывается дверь, и живой, тёплый, и всё-таки идеальный во всех отношениях с точки зрения материи Габриэль зашёл в квартиру. Зашёл, как человек. Я видел его слабое, будто свет далёкой звезды, мерцание в сгущающихся сумерках. Одет он тоже был просто – потёртая драная джинса, волосы сзади стянуты в хвост, на лоб спускается длинная прядь. И напоминал он то ли хиппи, решившего стать мажором, то ли мажора, подражающего хиппи.

- Хиппуешь, клюшка? – спросил я его из тьмы комнаты.

Он молча прошёл ко мне. Включил свет, заставив зажмуриться - лампочка, свисающая с потолка, не была прикрыта абажуром. Повернулся ко мне, спросил, холодно прищурившись:

- Что ты тут забыл?

- Ну ты же приходишь ко мне в гости. Считай это визитом вежливости.

- Как ты узнал об этой квартире?

Я развёл руками.

- Твой Свет привёл меня, ангел. Дашь ли ты мне своё благословение?

- Изыди, сатана.

Усмехнувшись, я вынул из кармана куртки пакетик и потряс им перед носом брата.

- Скажешь, это зелёный чай?

Он побледнел.

Я вскочил и схватил Габриэля за ворот, встряхнул его.

- Ты употребляешь эту дурь, братишка? – его глаза стали испуганными, как у нашкодившего школьника. – Трахаетесь тут с Михаэлем в своё удовольствие и пыхаете, да? Где ты достал это дерьмо?

Я швырнул его на кровать. Она жалобно заскрипела, грозя развалиться. Кровь постепенно приливала к лицу Габриэля. Испуг ушёл, и надменная улыбка сделала его ослепительно красивым.

- Решил поиграть в старшего брата? – он потянулся к пакетику, но я шагнул назад. – Тебе это не идёт, Рафаэль. Я знаю, чем ты здесь иногда занимаешься. И, извини, курение травки в сравнении с этим – детские игрушки.

- Что это за дурь? – повторил я. – Не парь мне мозги. Это не то, что у людей. Это, дорогой, не из Чуйской долины.

Отобрав сигареты у Эле, я вскрыл их и высыпал «табак» в пакетик. Одну сигарету я всё-таки попробовал, и понял, почему ему напрочь снесло крышу.

Эта «травка» обостряла не ощущения, не восприятие, не всё то, что требовалось обострять людям. Она будто выпаривала всю твою болезненную суть, вынимала из тебя, подвешивала в пространство, и ты мог брезгливо это разглядывать. У Элессы, например, сразу прозрели все его комплексы, на которых так любит играть инферно, сводя с ума любого, кто связан с ним.

- Кто подкинул траву Элессе? – спросил я у Габриэля. – Вы можете хоть до посинения тут кайф ловить, но оставьте нас в покое, наконец.

- Тебя не было шестьдесят лет... – ответил Габриэль, хмуро уставившись на меня. – Может, я соскучился. – Неожиданно он ехидно улыбнулся. – Я хотел вас поссорить. Тебе нужен любовник, а не раб. Спорим, эта трава заставила его начать самоуничижаться?

- Дурак ты, брат. – Я вздохнул, сел рядом с ним, взял за руку. - Габриэль, ну почему ты такой? Ты же хороший, я знаю. Недаром Создатель сделал тебя тем, кто ты есть.

Он отвернулся от меня к стене, оклеенной выцветшими, покрытыми слоем пыли, обоями.

Прекрасный светлый ангел, спустившийся с небес, чтобы от любовной тоски покурить травку в грязной ободранной халупе – вот где ирония судьбы.

Я нервно хихикнул. Флэшбэки, мать их.

- Тоже пробовал? – не поворачиваясь, спросил меня Габриэль.

- Да, - признался я. – Не нужна тебе эта дрянь. И Михаэлю не нужна. Никому не нужна. Где ты её достал?

Тогда брат назвал давно погибший мир, откуда взялось это растение. Наверное, Габриэль долго бродил в одиночестве по тем выжженным безжизненным землям, которые зарастали травой. И её свойства его привлекли.

- Это ведь сплошной bad trip, - сказал я. – Неужели тебе стало легче?

- Bad trip, - печально согласился он.

Я поднялся и направился к двери.

- Рафаэль!

- Что?

Я повернулся, брат грустно взирал на меня с кровати.

- Ничего. Иди своей дорогой.

И мы остались каждый наедине со своими терзаниями.

Дата добавления: 2015-07-19