Психологические характеристики, различающиеся у женщин и мужчин. Основные теории формирования половых различий

Расовые признаки, пол и социальное положение как факторы индивидуальных различий

Психологические характеристики, различающиеся у женщин и мужчин. Основные теории формирования половых различий

Половая социализация, в результате которой у детей формируется сознание половой идентичности и они включаются в существующую в данном обществе систему половой дифференциации,– процесс, детерминированный как социальными, так и биологическими факторами. Слова “мужчина” и “женщина” ассоциируются с множеством разнообразных признаков, включая различия репродуктивных функций, телосложения, характера, рода занятий, социального статуса и многого другого. Эта противоположность кажется настолько всеобъемлющей и глубокой, что люди усматривают в ней источник всех прочих бинарных оппозиций человеческого сознания.

В XIX в. маскулинные и фемининные черты считались строго дихотомическими, взаимоисключающими, а всякое отступление от норматива воспринималось как патология или шаг в направлении к ней (ученая женщина – “синий чулок”). Затем жесткий нормативизм уступил место идее континуума маскулинно-фемининных свойств. На этой основе в 30 – 60-х годах психологи сконструировали несколько специальных шкал для измерения маскулинности/фемининности (М – Ф) умственных способностей, эмоций, интересов и т. д. (тест Термана-Майлз; шкала М – Ф Миннесотского личностного теста – MMPI; шкала маскулинности Гилфорда и др.). Все эти шкалы предполагали, что в пределах некоторой нормы индивиды могут различаться по степени М и Ф, но сами свойства М – Ф представлялись альтернативными, взаимоисключающими: высокая маскулинность должна коррелировать с низкой фемининностью, и наоборот, причем для мужчины нормативна, желательна высокая М, а для женщины – Ф. В дальнейшем, однако, выяснилось, что далеко не все психические свойства поляризуются на “мужские” и “женские”. Кроме того, разные шкалы (интеллекта, эмоций, интересов и т. д.) в принципе не совпадают друг с другом: индивид, высоко маскулинный по одним показателям, может быть весьма фемининным по другим.

Новые, более совершенные тесты рассматривают маскулинность и фемининность уже не как полюсы одного и того же континуума, а как независимые, автономные измерения. Вместо простой дихотомии “маскулинных” и “фемининных” индивидов появились четыре психологических типа мужчин: маскулинные (высокие показатели по М и низкие – по Ф); фемининные (высокие показатели по Ф и низкие по М); андрогинные (высокие показатели по обеим шкалам) и психологически недифференцированные (низкие показатели по обеим шкалам) и такие же четыре категории женщин.

Какая же полоролевая ориентация, измеренная соотношением М и Ф, обеспечивает личности максимальное психологическое благополучие и счастье? Дифференциальная психология имеет на этот счет три точки зрения. Первая, традиционная модель полагает, что наиболее благополучными будут люди, полоролевые ориентации которых максимально соответствуют их половой принадлежности, т. е. маскулинные мужчины и фемининные женщины. Вторая модель считает оптимальной андрогинию, т. е. высокие степени как М, так и Ф для обоих полов, а третья–что самый благоприятный фактор для обоих полов–высокая маскулинность.

Как отмечает Б.Уитлей, экспериментальная проверка этих гипотез в тридцати двух отдельных исследованиях показала, что наиболее благополучными в смысле общей психологической адаптированности и несклонности к депрессии кажутся индивиды обоего пола с высокой степенью маскулинности. Существенное, хотя несколько меньшее подтверждение получила андрогинная модель, зато совсем не оправдалась теория “соответствия”.

Эти выводы, конечно, не следует абсолютизировать, поскольку шкалы М – Ф неоднозначны. Их измерения соотносятся, с одной стороны, с индивидуальными свойствами, а с другой – с социальными определениями пола и полоролевыми предписаниями, принятыми в определенной социальной среде, а это – совершенно разные явления.

Существующие психологические тесты удовлетворительно измеряют и предсказывают такие аспекты маскулинности/фемининности, как инструментальность и экспрессивность, но как эти свойства сочетаются с другими чертами маскулинного и фемининного поведения – неясно.

Ориентация на андрогинию, т. е. стремление выйти за пределы жесткой половой дихотомизации, чаще встречается среди более старших людей; подростки же ориентируются преимущественно на полярные образы “мужского” и “женского”. Хотя стереотипы маскулинности и фемининности в принципе историчны и изменчивы, они имеют немало транскультурных констант и отличаются большой устойчивостью, заметно отставая от сдвигов в реальной половой стратификации. Это делает эмпирические данные противоречивыми. Например, повторное исследование Л.Лиептоу полоролевых установок американских женщин в 1962 и 1977 гг. выявило громадный сдвиг от половой сегрегации к более эгалитарным принципам. В то же время сравнение представлений американцев о реальных и желательных свойствах мужчин и женщин в 1957 и 1978 гг. показало, что они остались почти такими же, что и десять – пятнадцать лет назад; мужчины считаются “агрессивными”, “трудолюбивыми” и “способными к лидерству”, а женщины – “чувствительными”, “эмоциональными” и “заботящимися о внешности”. Причем мужские стереотипы меняются медленнее, нежели женские.

Как справедливо считают Д.Спенс и Р.Хельмрайх, классы психологических свойств и поведенческих структур, различающих мужчин и женщин в данное время и в данной культуре, не только множественны, но и могут иметь разные корни и относительно независимо варьировать у разных индивидов.

В биологических и тем более в социальных и психологических науках понятие пола неоднозначно. В биологическом смысле пол – это совокупность генетических, морфологических и физиологических особенностей, которые обеспечивают половое размножение организмов. Однако для характеристики человека такое определение явно недостаточно. В более широком смысле пол–это комплекс репродуктивных, общесоматических, поведенческих и социальных характеристик, определяющих индивида как мальчика или девочку, мужчину или женщину.

Существуют два принципиально разных, противоположных подхода к изучению половых различий. Согласно первому, более традиционному подходу, половая дифференциация – универсальный биологический процесс, который культура только оформляет и осмысливает с теми или иными вариациями. Вторая точка зрения, возобладавшая в общественных науках в последние десятилетия, напротив, утверждает, что пол–исключительно социальный конструкт и “никакие факты половой биологии человека сами по себе не имеют непосредственных социальных значений или институциональных последствий”.

Первичная половая идентичность, осознание своей половой принадлежности формируются у ребенка уже к полутора годам, составляя наиболее устойчивый, стержневой элемент его самосознания. С возрастом объем и содержание этой идентичности меняются.

Двухлетний ребенок знает свой пол, но еще не умеет обосновать эту атрибуцию. В три – четыре года ребенок уже осознанно различает пол окружающих людей (интуитивно это делается гораздо раньше: уже грудные дети по-разному реагируют на мужчин и женщин), но часто ассоциирует его со случайными внешними признаками, например с одеждой, и допускает принципиальную обратимость, возможность изменения пола. В шесть – семь лет ребенок окончательно осознает необратимость половой принадлежности, причем это совпадает с бурным усилением половой дифференциации поведения и установок; мальчики и девочки по собственной инициативе выбирают разные игры и партнеров в них, проявляют разные интересы, стиль поведения и т. д.; такая стихийная половая сегрегация способствует кристаллизации и осознанию половых различий.

По каким признакам дети определяют свою и чужую половую принадлежность – до конца не ясно. Уже в три – четыре года половая принадлежность ассоциируется с определенными соматическими (образ тела, включая гениталии) и поведенческими свойствами. Но приписываемая им значимость и соотношение таких признаков могут быть различными, причем осознание ребенком своей половой роли/идентичности предполагает также определенное отношение к ней. Оно включает в себя, во-первых, полоролевую ориентацию, представление ребенка о том, насколько его качества соответствуют ожиданиям и требованиям мужской или женской роли, и, во-вторых, полоролевое предпочтение – какую половую роль/идентичность ребенок предпочитает. Это выясняется вопросами типа: “Кем бы ты предпочел быть – мальчиком или девочкой?” и экспериментами, в которых ребенок вынужден выбирать между мужским и женским образцом. Особенно остро стоит эта проблема у детей с нарушениями в каких-то звеньях биологического пола, например с эндокринной патологией. Несовпадение полоролевых предпочтений и половой идентичности так или иначе проявляется в поведении ребенка и становится предметом обсуждения и оценки со стороны взрослых и сверстников.

Психологическая литература, посвященная формированию половых различий в процессе социализации детей, огромна, но весьма противоречива. Авторы важнейшей обобщающей работы в этой области Э. Маккоби и К. Джэклин перечисляют ее основные гипотезы.

1. Родители обращаются с разнополыми детьми так, чтобы их поведение соответствовало нормативным ожиданиям, принятым для того или другого пола. Отсюда вытекает, что мальчиков поощряют за энергию и соревновательность, а девочек – за послушание и заботливость, тогда как поведение, не соответствующее полоролевым ожиданиям, в обоих случаях влечет за собой отрицательные санкции. Такая педагогическая стратегия взрослых не обязательно бывает сознательной и целенаправленной, да и степень “половой типизации” может быть весьма различной, тем не менее она существует.

2. Вследствие врожденных половых различий, проявляющихся уже в раннем детстве, мальчики и девочки по-разному стимулируют своих родителей и тем самым добиваются от них разного к себе отношения. Кроме того, вследствие тех же врожденных различий одно и то же родительское поведение может вызывать у мальчиков и девочек разную реакцию. Иначе говоря, ребенок “формирует” родителей больше, чем они его, и реальный стиль воспитания складывается только в ходе их конкретного взаимодействия, причем как требования ребенка, так и эффективность родительского воздействия изначально неодинаковы для обоих полов.

3. Родители основывают свое поведение по отношению к ребенку на своих представлениях о том, каким должен быть ребенок данного пола. Такая адаптация ребенка к нормативным представлениям родителей может иметь разные формы.

Во-первых, родители стараются научить детей преодолевать то, что они, родители, считают естественными слабостями ребенка. Например, если родители считают, что мальчики по природе агрессивнее девочек, они могут тратить больше усилий на то, чтобы контролировать или противодействовать агрессивному поведению сыновей, нежели дочерей, которым, наоборот, помогают преодолевать их предполагаемую естественную робость.

Во-вторых родители принимают любое поведение, которое они считают “естественным” для данного пола, за неизбежное и не пытаются изменить его.

В-третьих родители имеют разный уровень перцептивной адаптации для мальчиков и девочек: они склонны замечать и реагировать преимущественно на такое поведение ребенка, которое кажется необычным для его пола (например, если мальчик робок, а девочка агрессивна).

4. Родительское поведение по отношению к ребенку в известной степени зависит от того, совпадает ли пол ребенка с полом родителя, иными словами, являются ли они одно- или разнополыми. Здесь возможны три варианта:

каждый родитель хочет быть образцом для ребенка своего пола. Он особенно заинтересован в том, чтобы обучить ребенка секретам и “магии” своего собственного пола. Поэтому отцы уделяют больше внимания сыновьям, а матери – дочерям;

каждый родитель проявляет в общении с ребенком некоторые черты, которые он привык проявлять по отношению к взрослым того же пола, что и ребенок. Например, отношения с ребенком противоположного пола могут содержать элементы кокетства и флирта, а с ребенком собственного пола – элементы соперничества. Привычные стереотипы господства/подчинения также нередко переносятся на детей. Женщина, привыкшая чувствовать себя зависимой от мужа и вообще от взрослых мужчин, проявит такую установку скорее к сыну, чем к дочери. Особенно сильно сказывается это в отношениях со старшими детьми;

родители склонны сильнее идентифицироваться с детьми своего, нежели противоположного пола. В этом случае родитель будет замечать больше сходства между собой и ребенком и обладать большей эмпатией (чувствительностью) к эмоциональным состояниям ребенка. Однако это во многом зависит от самосознания родителя. Уверенный в себе родитель склонен больше доверять ребенку своего пола, тогда как родитель с пониженным самоуважением чаще испытывает тревогу, опасаясь, что ребенок ведет себя неправильно, попадет в беду, вызовет неблагоприятное отношение к себе и т. д.

Эти предложения не исчерпывают всех сторон половой социализации. Речь идет только о родителях и преимущественно на поведенческом уровне анализа. Хотя каждый из перечисленных процессов реально существует, соотношение их может быть весьма различным.

Половая социализация имеет определенные транскультурные константы. По данным Э. Маккоби и К. Джэклин, подтвержденным последующими исследованиями, мальчиков, как правило, подвергают более интенсивной половой социализации, чем девочек. На мальчиков оказывают более сильное давление, чтобы они не участвовали в поведении, противоречащем полоролевым стереотипам и требованиям. Фемининные роли определяются не столь жестко и внедряются менее последовательно, чем маскулинные. Мальчиков чаще и строже наказывают, зато они, по-видимому, получают также больше поощрений и свободы в своем развитии. Вообще взрослые повсюду действуют так, как если бы мальчики вызывали у них больше интереса и требовали к себе больше внимания, чем девочки.

Простейшее объяснение этого факта состоит в том, что мальчики, привлекая к себе внимание взрослых, ведут себя более активно и беспокойно. Но общий уровень активности мальчиков и девочек не поддается точным замерам – количественные различия здесь тесно связаны с качественными: в чем преимущественно проявляется активность разнополых детей? Усиленное внимание к мальчикам может объясняться как тем, что мальчиков традиционно выше ценят, так и тем, что их физическая сила, энергия и агрессивность требуют усиленной дисциплины и социализации.

И.С.Кон считает повышенное внимание к социализации мальчиков одним из проявлений общего закона половой дифференциации, который крупнейший американский сексолог Д.Мани назвал “принципом Адама”, или маскулинной дополнительности. Суть его в том, что природа заботится в первую очередь о создании самки, создание самца требует от нее дополнительных усилий, так что на каждом этапе половой дифференциации для развития по мужскому типу необходимо нечто “прибавить”. В пренатальной фазе развития таким ключевым фактором являются зародышевые аядрогены, от наличия которых в критической фазе развития зависит подавление фемининного начала и формирование “мужских” центров головного мозга. Позже андрогены способствуют маскулинизации внешнего облика и поведения ребенка, появлению эротических интересов и т. д. Нечто подобное наблюдается и в психическом развитии: чтобы высвободить мальчика из-под женского влияния, которому первоначально подвластны все дети, требуются специальные дополнительные усилия как его самого, так и тех, кто его воспитывает. Причем это делается не автоматически, само собой, а специфическими средствами культуры.

Историко-этнографический материал, с его вниманием к качественным различиям, в этом вопросе особенно ценен. Здесь также есть транскультурные универсалии. Чем жестче половая стратификация и чем сильнее поляризация образов маскулинности и фемининности, тем строже и последовательнее дифференцируются теория и практика социализации мальчиков и девочек. Но разница эта не столько количественная, сколько качественная. Мальчикам, начиная с раннего детства, предоставляют больше свободы в том, что касается внесемейной, социальной активности. В формировании мужского стиля жизнедеятельности очень рано начинает играть важную роль такой внесемейный фактор, как группа сверстников. Зато к девочкам уже в раннем возрасте предъявляются повышенные требования в том, что касается домашней работы, ухода за младшими детьми и т. д. В результате у девочек остается значительно меньше времени для свободной игры, чем у мальчиков. Это явно связано с дифференциацией целей социализации: девочек готовят к выполнению домашних обязанностей, а мальчиков–к внесемейной, публичной деятельности, поэтому им предоставляют большую независимость.

Существенный фактор половой социализации–половая принадлежность главных агентов социализации. Независимо от пола и возраста ребенка физический уход за ним в большинстве случаев осуществляют женщины. Прочие агенты социализации (компаньоны, воспитатели) обычно бывают того же пола, что и ребенок, а в роли авторитетов и особенно дисциплинаторов чаще выступают мужчины, причем в воспитании старших мальчиков не-родители играют большую роль, чем у девочек того же возраста. Это вполне согласуется с тем, что мальчиков больше приучают к самостоятельности, нежели девочек.

Однако указанные различия зависят, в числе прочего, от структуры семьи и систем родства. Роль воспитателей не-родителей выше для мальчиков, чем для девочек в 34 из 71 патрилинейного (47%), в 11 из 25 матрилинейных (44%) и только в 16 из 66 билатеральных обществ (24%).

Варьируется и сравнительная социальная ценность мальчиков и девочек. Согласно этнографическим и историческим данным, в частности данным исследований М.Мид, в большинстве патрилинейных обществ (обществ, где мужчины занимают ведущую роль на ключевых общественных постах) мальчиков ценят выше, чем девочек. В матрилинейных обществах, где направляющую и контролирующую роль в жизни общества играют женщины, дело обстоит наоборот – девочек ценят выше, чем мальчиков, а билатеральные общества занимают в этом вопросе промежуточное положение: хотя более высокая оценка мальчиков встречается в них значительно чаще; в большинстве обществ мальчики и девочки оцениваются одинаково.

Однако противопоставление мужской и женской социализации как инструментальной (акцент на самостоятельности) и экспрессивной (акцент на заботливости и послушании) достаточно условно. Более тщательный анализ кросскультурных данных по 30 обществам показал, что говорить о половых различиях целей и способов социализации без учета подразумеваемых сфер деятельности нельзя. Инструментальные и экспрессивные ценности – не столько полюсы, сколько разные аспекты процесса социализации. Уровень соответствующих требований к мальчикам и девочкам неодинаков в разных обществах и в разных видах деятельности, так же как и самая стратегия половой социализации, которая в одних случаях стремится утвердить различия, а в других – сходства.

Дифференцированная социализация накладывает сильный отпечаток на поведение и психику мальчиков и девочек. Это хорошо показано в “Исследовании шести культур”, описанном Эмбером. При всех различиях между культурами девочки 3 – 6 лет, по сравнению с мальчиками, всюду обнаружили более высокие показатели, чем мальчики, по таким качествам, как зависимость и эмоциональная теплота отношений. У 7 – 11-летних детей эта разница исчезает. Зато что касается “заботливости”, то в младшем возрасте половых различий по этой черте не наблюдалось, но в 7 – 11 лет девочки в этом отношении значительно опередили мальчиков. По “агрессивности” и “доминантности-зависимости” показатели мальчиков большей частью выше, чем девочек; только в Ньянсонго девочки 7 – 11 лет показали более высокий уровень агрессивности. Дружественное и просоциальное поведение статистически не связано с телом и зависит скорее от возраста, ведь девочки развиваются во многих отношениях быстрее мальчиков.

Таким образом, девочки кажутся более “теплыми” и зависимыми, чем мальчики, но эти различия статистически значимы только для 3 – 6-летних; девочки также более заботливы, особенно в 7 – 11 лет. Напротив, для мальчиков характерны большая доминантность и значительно большая агрессивность.

Однозначно объяснить эти различия нельзя. Более высокие показатели 3 – 6-летних девочек по поведению типа “ищет помощи” и “прикасается”, возможно, связаны с тем, что от них не так настойчиво, как от мальчиков, требуют оставить эти привычки, которые в раннем детстве типичны для всех детей. Более высокие показатели мальчиков этого возраста по поступкам типа “добивается господства” и “нападает” также отражают меньшее социализирующее давление на них в этом отношении, чем на девочек, или даже поощрение такого поведения, соответствующего транскультурным стереотипам маскулинности. Однако это может быть и следствием врожденных половых различий. Б.Уайтинг уже ранее высказывала предположение, что поведение, связанное с прикосновением к другому у девочек и силовая игра (возня) у мальчиков являются, возможно, врожденными альтернативными способами поиска и предложения физического контакта; во всяком случае, половая дифференциация у людей та же, что и у молодых животных.

В старших возрастах разница между мальчиками и девочками кажется Уайтинг скорее воспитанной, чем врожденной. Трудно сказать, создается эта разница с помощью непосредственного обучения или путем специфического распределения заданий, а также вследствие идентификации ребенка со взрослой (мужской или женской) полоролевой моделью.

Поскольку во всех шести культурах девочкам чаще, чем мальчикам, поручают ухаживать за младшими сиблингами, они совершают больше поступков, воспринимаемых наблюдателями как “проявление заботы”. Этому способствует также специфическое “ролевое моделирование”, поскольку во всех шести обществах девочки проводят в окружении матерей больше времени, чем мальчики. Девочки значительно чаще мальчиков заняты уборкой дома, приготовлением пищи и другими домашними делами под присмотром и руководством матерей. Целью этой работы является благополучие других членов семьи; выполняя ее, девочки тем самым привыкают предвосхищать и удовлетворять нужды других, именно таким образом складывается поведение, которое повсеместно ассоциируется с заботливостью.

То, что такое предрасположение является скорее воспитанным, чем врожденным, показывают наблюдения Эмбер среди народности луо (Юго-Западная Кения). Половое разделение труда и стереотипы маскулинности/фемининности выражены у луо вполне отчетливо. Однако исследовательница имела возможность наблюдать случаи, когда из-за отсутствия в доме старшей сестры мальчики луо вынуждены были выполнять традиционно “женские” обязанности (уход за малышами, домашняя работа, ношение воды и топлива, помол зерна и т. п.). Социальное поведение этих мальчиков по целому ряду параметров выглядело “промежуточным” между поведением “нормальных” мальчиков и девочек. Такие мальчики обнаруживали меньше эгоизма, агрессивности и эгоистической зависимости и больше просоциальных черт. Интересно, что женская работа вне дома не только не уменьшала, но даже усиливала некоторые стереотипно-маскулинные черты (возможно, чтобы лучше выглядеть в глазах других мальчиков); напротив, “внутренние” фемининные функции, особенно уход за малышами, вызывали у мальчиков определенную психологическую перестройку.

В результате проведенного анализа можно выделить четыре группы свойств, достоверно различающихся у мужчин и женщин:1) девочки превосходят мальчиков по вербальным способностям; 2) мальчики превосходят девочек по пространственным способностям; 3) мальчики превосходят девочек по математическим способностям; 4) мальчики более агрессивны, чем девочки.

Эти данные отлично “вписываются” в современные научные представления о зависимости психических свойств личности от содержания ее деятельности и о социально-психологических механизмах формирования и изменения полоролевых ориентаций.

Относительно внутренних механизмов усвоения ребенком той или иной половой роли существует несколько психологических теорий (табл. 1).

Таблица 1

Дата добавления: 2015-07-17