Читайте также:
|
|
Когда Пантелеймон Кулиш в эпилоге к своей «Черной Раде» (не называя даже имени Шевченко) сказал несколько восторженных слов о его поэтическом творчестве, Шевченко не без смущения записал у себя в дневнике: «Кулиш, говоря о Гоголе, Квитке и обо мне, грешном, указывает на меня, как на великого самобытного народного поэта. Не из дружбы ли это?»
В письме к Кулишу он написал укоризненно: «Очень много, слишком даже много подпустил ты мне пахучего курева. Так много, что я чуть не угорел».
Когда же поэт Желиговский, поляк, писавший под псевдонимом Антоний Сова, перевел в 1854 году несколько его стихотворений и задумал перевести «Катерину», Шевченко написал из ссылки Брониславу Залесскому: «Катерина» моя не так хороша, чтобы ее переводить и, главное, переводить Сове» (письмо от 9 октября 1854 года).
Поэтому можно представить себе, как изумился бы этот скромнейший из великих поэтов, если бы узнал, что его «Катерина» переведена не только на польский язык, но и на башкирский, кабардинский, азербайджанский, каракалпакский, узбекский, еврейский, адыгейский, осетинский, армянский, белорусский, грузинский, чувашский — так что если бы поэты национальных республик и областей вздумали прочитать свои переводы одной только «Катерины», мы слушали бы их целые сутки и все же не могли бы дослушать.
Именно об этих национальностях Шевченко писал:
Од молдованина до фша На Bcix язиках все мовчить.
Трудно даже перечислить имена всех переводчиков, из которых каждый мог бы сказать о вкладе своего народа в шевченковский праздник, и тогда мы поняли бы, какое это чудо, что вся Украина Тараса Шевченко, все ее чумаки, гайдамаки, наймички, и Катерина,
и Ярина, и Оксана («така малёнька, кучерява»), и местечко Берестечко, и Днепр, и Чигирин, и Умань, и Киев, и вербы, и тополя, и самое небо украинское — все это стало родным для всех народов советской земли.
Таков был мой доклад на юбилейном шевченковском пленуме в Киеве в 1939 году.
Из него следовало, что в смысле художественной близости к подлиннику новые переводы Шевченко явились колоссальным сдвигом по отношению ко всем предыдущим изданиям.
С тех пор прошло больше четверти века.
В течение этого долгого времени наши переводчики еще более усовершенствовали свое мастерство.
Тенденции советского стиля, отмеченные мною на предыдущих страницах, определились еще более явственно в позднейших переводах Шекспира, Бернса, Байрона, Данте, Петефи, Гюго, Тувима, Фирдоуси, Расула Гамзатова, Важа Пшавелы, Межелайтиса и многих других.
За это время гослитское издание стихотворений Шевченко переиздавалось много раз. Переводчики из года в год улучшали свои переводы. Вот, например, те изменения, которые внес переводчик Вл. Державин в свою версию шевченковского «Сна»:
Издание Издание
1939 года 1954 года
А тот тихий да тверезый А тот тихонький да трезвый,
Богобоязливый Богобоязливый,
Злую для тебя минуту Как кошечка
Выждет терпеливо. подкрадется,
(стр. 72) Выждет несчастливый
День для вас.
(стр. 250)
Нет у меня детей, жена Нет у меня детей, жена
Не лает, встречая. Не бранит, встречая.
(стр. 73) (стр. 251)
То же можно сказать и о «Тополе» в переводе А. Безыменского:
1939 1955
Очи карие, дивчата, Ведь недолго ваши брови,
Щек румяных зори, Дивчата, чернеют,
Брови черные густые, — И недолго ваши лица
Все завянет вскоре — Нежно розовеют.
Очи быстро потускнеют, Лишь до полдня, —
Брови полиняют... и завянут,
Брови полиняют...
Эти улучшения отмечены в интересной книге «Голос Шевченка над cbjtom», изданной Киевским университетом в 1961 году'.
Тут же авторы книги с горьким чувством приводят примеры странных ухудшений, введенных переводчиками в последующие издания Шевченко.
На эти ухудшения указывает в своих статьях и Владимир Россельс, талантливый переводчик украинской художественной прозы, теоретик «высокого искусства» 2.
В статье «Шоры на глазах» критик объясняет ухудшения, внесенные переводчиками в позднейшие издания Шевченко, ошибочными требованиями, которые в последнее время стали предъявлять к ним редакторы.
«От издания к изданию, — говорит он, — переводы лирики подвергались операции все большего приближения к букве подлинника». Из-за этого «шевченковская мелодичность заменялась какофонией, композиционная стройность — вялой невнятицей». Таковы, к сожалению, переводы многих классических стихотворений, таких, как «Чого мен! тяжко, чого мен! нудно...» (Е. Благинина), «Якби зустршися ми знову...» (Н. Браун), «Один у другого питаем...» (В. Лугов-ской), «I дос! сниться: шд горою...» (Т. Волгина), «Я не нездужаю, швроку...» (Н. Ушаков).
Все эти стихотворения, по словам критика, в первых изданиях Гослита переведены лучше, чем в последующих.
1 См. «Голос Шевченка над св!том». Студентськ! науков!
npaui. Киев, 1961, стр. 14, 21 и 38.
2 В я. Россельс. Подспорья и преграды. Сб. «Мастерство
перевода». М., 1963, стр. 161—178; «Шоры на глазах» (рукопись).
Между специалистами нынче возникли серьезные разногласия по вопросу о том, можно ли в русском стихе найти размеры, вполне соответствующие ритмам многих произведений Шевченко. Поэт Н. Н. Ушаков утверждает, что можно, так как украинская сил-лабика будто бы вполне соответствует русской силла-бике', а критики Вл. Россельс и В. Ковалевский, возражая ему, указывают, что, во-первых, эти шевченковские ритмы совсем не силлабика, а во-вторых, по-русски силлабические строки в окружении силлабо-тонических не звучат стихом. «Точнее, звучат просто плохим стихом»2, ибо «в русском языке нет условий для развития силлабики». Силлабика вообще не свойственна тонической структуре русского стиха. «Русское ухо такие стихи не воспринимает, — пишет Вл. Россельс.—Мы, знающие Шевченко в подлиннике, просто не читаем их, а наши дети недоуменно спрашивают у нас, где в этих исковерканных стихах музыка и за что их надо любить? К счастью, несколько наиболее крупных произведений поэта переведено нормальным силлабо-тоническим стихом. И все же русский «Кобзарь» производит удручающее впечатление,— утверждает Вл. Россельс. — По заслугам возвеличив Шевченко, сделав его имя известным буквально каждому русскому, мы умудрились зашифровать значительную часть его наследства» — таков пессимистический итог наблюдений критика над изданиями пятидесятых -— шестидесятых годов XX века 3.
Думаю, этот пессимизм объясняется не столько низким качеством переводов Шевченко, сколько новым уровнем требований, которые предъявляет современный читатель ко всем вообще стиховым переводам. Требования эти, как мы знаем, чрезвычайно изменчивы, и то, что казалось вполне удовлетворительным
1 Н. Н. Ушаков. О переводе шевченковского стиха раз
мером подлинника. В его книге «Узнаю тебя, жизнь!». Киев, 1958,
стр. 162.
2 В. Ковалевский. Размером подлинника. Сб. «Мастер
ство перевода». М., 1963, стр. 189.
3Вл. Россельс. Подспорья и преграды. Сб. «Мастерство перевода». М., 1963, стр. 166.
в тридцатых годах, кажется плохим в шестидесятых. Таков закономерный процесс.
Но не станем углубляться в эту тему. Пятидесятые и шестидесятые годы выходят за пределы настоящей главы. Ее тема — становление советских методов переводческой практики, а эти методы вполне определились к той эпохе, которой и заканчивается этот краткий обзор. Тогда — в 1938 и 1939 годах — я принимал в новых переводах Шевченко живое участие, редактируя детгизовское собрание его стихотворений. К работе над этим изданием мною были привлечены Александр Твардовский, Михаил Исаковский, Борис Пастернак, Елена Благинина, Петр Семынин, и мне было радостно видеть, с каким искусством (и с каким вдохновением!) они воссоздавали подлинный облик украинского гения, тем самым в значительной мере отменяя всю столетнюю работу своих безнадежно устарелых предшественников.
Дата добавления: 2015-07-17; просмотров: 206 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Till СОВЕТСКИЙ СТИЛЬ ПЕРЕВОДОВ ШЕВЧЕНКО | | | БИОГРАФИЯ КНИГИ |