Читайте также: |
|
Неделя ушла на подготовку. Причем все эти семь дней Илюшин готовил не собственно побег, а самого себя. Он не мог позволить себе потерять сознание от слабости где-нибудь возле побережья, плюхаясь на волнах в украденной лодке.
Побег вплавь, как он объяснил Адриану, не стоило даже обдумывать всерьез. Да и зачем, когда на разъездной шлюпке стоит отличный мотор? Дело оставалось за малым: спустить шлюпку на воду и добраться на ней до побережья, не перевернувшись по пути.
Эта простая на вид задача осложнялась, во-первых, тем, что Илюшин в его нынешнем состоянии не способен был даже полноценно удержать руль. Во-вторых, по яхте курсировала охрана, которая вряд ли стала бы снисходительно наблюдать за его манипуляциями с лодкой. В-третьих, Макар понятия не имел, куда плыть. Ему нужно было не просто добраться до суши, а высадиться в таком месте, где имелся населенный пункт с полицейским участком. От безлюдного полуострова пользы было бы немного.
С учетом осложнений, для одного человека задача выглядела невыполнимой. Именно поэтому Илюшину потребовался сообщник.
Поначалу пользы от Адриана было немного. Он даже не знал, в какой точке побережья они находятся. Его это попросту не интересовало. С таким же успехом они могли дрейфовать возле берегов Южной Америки – Адриан был слишком озабочен тем, что происходило на яхте, чтобы замечать то, что существовало вне ее.
Макар понял, что именно неуравновешенность и возбудимость делали юношу притягательным в глазах Будаева. Вот что Никита называл стихией! Двух разговоров с Адрианом Илюшину хватило, чтобы понять: Никита целенаправленно раскачивал психику парня, с удовольствием наблюдая вспышки гнева, подобные той, что довелось испытать на себе Макару.
«Я его когда-нибудь прикончу!» – с яростью заявил юноша, придя после очередной встречи с Никитой. «А можно пораньше?», – хотел попросить Илюшин, но удержался. Нельзя покушаться на образ кумира. А Будаев, даже доводивший Адриана до белого каления, все равно оставался его кумиром.
Заставлять его украсть карту было слишком рискованно. Но Адриан мог пересказать то, что увидел.
После встречи с Шошаной Илюшин почти уверился, что их не подслушивают. Он не просто так бросил реплику о том, что Будаев торговал поддельными лекарствами: дойди эта фраза до Никиты, тот не преминул бы наказать обнаглевшего сыщика. Вряд ли Илюшина, по примеру незадачливых охранников, стали бы макать в воду. Для него хозяин яхты придумал бы что-нибудь более изощренное.
Но никакой реакции на эту выходку не последовало. Значит, в каюте Макара они с Адрианом могли беспрепятственно обсуждать план побега.
«Если меня поймают, – заверил его Илюшин, – я буду очень убедителен и докажу, что именно ты убил Ирину. Сомневаешься в моих способностях?» Адриан отрицательно замотал головой. «Вот и отлично. Ты так же заинтересован избавиться от меня, как я в том, чтобы больше никогда вас не видеть».
Илюшин лукавил. Он собирался еще встретиться с Будаевым после своего побега. Но посвящать Адриана в эти планы было не обязательно.
Он начал плавать в бассейне, сначала по пять минут, но с каждым заходом в воду увеличивая время. За ним постоянно присматривал голем Сеня: ходил по краю бассейна, не прячась от солнца, взирал подозрительно, словно опасаясь, что пленник может внезапно уйти на дно и раствориться в синих глубинах. Только на третий день тренировок он позволил себе скрыться под тентом. Но и оттуда Макар затылком чувствовал пристальный взгляд.
Плавал Илюшин плохо. После двух кругов принимался дышать по-собачьи, доплывал до бортика и выползал на нагретый кафель. Долго лежал на животе, закрыв глаза. Потом съезжал обратно и опять героически преодолевал свои сто метров – с тем же результатом.
Доктору он пожаловался на усиливающиеся головные боли.
– Вы перенапрягаетесь, – осуждающе заметил тот. – Больше спите, меньше тревожьтесь.
– Мне тяжело спать в замкнутом пространстве. Просыпаюсь по двадцать раз за ночь. Не представляю, как вы это выдерживаете.
Врач нахмурился.
– В моей каюте есть иллюминатор, но это здесь ни при чем, я мог бы спать и без него. Важно другое. У вас всегда так было, или началось только на яхте?
– Было, сколько себя помню.
– В лифтах нормально ездите?
– Застревать не люблю, – признался Илюшин.
Врач почесал бородку.
– Я попробую поговорить с Никитой. Крепкий сон для вас сейчас очень важен.
Одновременно с попыткой привести себя в форму Макар занимался имитацией бурной деятельности. От него ждали расследования, и он вел расследование.
Если верить словам Будаева, а у Илюшина пока не было оснований в них сомневаться, второго июня яхта «Одиссей» встала на якорь в трех километрах от бухты Порто Рионис. Шошана любила плавать ночами в открытом море, поэтому в порт заходить не стали. Выставили стояночные огни, и Никита с двумя охранниками отправился на катере в город.
«Со мной поехали Саламат и Сеня», – сказал он.
«А Василий?» – спросил Илюшин, вспомнив широкоплечего быка на краю бассейна.
«Его не было на яхте. Он присоединился к нам позже».
Никита Будаев покинул судно в одиннадцать вечера, договорившись о встрече на берегу с хозяином винодельни. Шошана и Адриан остались на борту, каждый, как уверял, сидел безвыходно в своей каюте. Шошана не пожелала плавать, поскольку вода слишком нагрелась за день, а юноша был слишком огорчен тем, что его не взяли.
Ирина Будаева, двадцати восьми лет, около полуночи вышла из спальни и прошла в гостиную, где открыла бар и налила себе бокал коньяка. Время смогли установить благодаря телефонному звонку: без пяти двенадцать она ответила мужу и, по ее утверждению, находилась в это время в каюте. Разговор с обеих сторон вышел не слишком любезным, и Ирина, судя по всему, решила выпить, чтобы успокоиться. «Фрапен Кюве» оказался последним, что она попробовала в жизни. «Не самый плохой напиток для приговоренного», – заметил про себя Макар с долей свойственного ему цинизма.
Примерно через пятнадцать минут Ирина была убита. Эксперт определил время смерти: около двенадцати двадцати. Выходит, около четверти часа женщина провела в гостиной, потягивая коньяк. Пока туда не пришел убийца.
Следов борьбы не обнаружили. Илюшин быстро просмотрел отчеты, потом прошелся по ним внимательнее, но свидетельства экспертов были однозначны: Ирина не царапалась, не кусалась, не сопротивлялась. Собственно, она бы и не смогла, поскольку, если верить экспертизе, ей сломали шею, подойдя сзади.
Илюшин представил: звездная ночь, судно покачивается на волнах. В просторной, богато обставленной каюте женщина сидит на диване, поджав босые ноги. За окном желто-белые дорожки от бортовых фонарей далеко разбегаются по воде, и она успевает заметить в стекле отражение фигуры.
От двери до дивана – десять шагов. Нет, у нее не было шансов, даже если она сразу увидела убийцу. В комнату вошел знакомый ей человек, она могла ждать от него скандальной сцены, но вряд ли – нападения.
Илюшин открыл на экране планшета фотографию. Блондинка с высокими скулами и четко очерченным красивым ртом. Голубые глаза, утомленный взгляд. «Тяжело тебе пришлось в роли жены Будаева, милая? – спросил ее Илюшин. – Комбинат по производству генетически чистого потомства…» Он знал от Никиты, что тот перед свадьбой заставил пройти жену медицинское обследование, чтобы удостовериться, что Ирина здорова и может рожать. Врачи в один голос подтвердили ее пригодность для этой важной миссии – зачать и выносить наследника рода Будаевых. Но за полтора года, прошедшие со свадьбы, Ирина так и не забеременела. По возвращении в Россию они планировали обратиться в клинику.
– Есть человек, который мог бы очень сильно не желать рождения ребенка?
Будаев пожал плечами:
– Возможно. У меня полно врагов. Но он что, собирается убивать каждую мою новую жену?
Илюшин вынужден был согласиться. Даже если допустить, что где-то есть фанатик, подкупивший Шошану или Адриана (уже с этого места версия начинала выглядеть сомнительной), страстно не желающий продолжения рода Будаевых… Да нет, бред. Макар был убежден: копни большую часть мотивов – обнаружишь деньги.
– У вас есть другие дети? Внебрачные? Шошана не беременна?
– «Нет» на все три вопроса.
– Вы уверены про Шошану?
Никита усмехнулся.
– Это было первое, что я исключил.
«Значит, в подозреваемых у тебя буйная мулатка все-таки была», – отметил Илюшин.
– Послушайте, Никита, я не понимаю: отчего вы так твердо убеждены, что убийство не было покушением на вас? Вы сами сказали: у вас полно врагов.
– У них не тот запал.
– В смысле?
– Я сейчас не занимаюсь бизнесом, отстранился от политики. Конкурента в моем лице убивать никому не выгодно, потому что я никому не конкурент.
– Давайте напрямик, – предложил Макар. – Вы сделали массу людей инвалидами.
Будаев небрежно пожал плечами.
– И у них может быть жгучее желание убрать вас с лица земли. Никак не связанное с бизнесом или политикой. Они могли не знать, что вас нет на яхте. Допустим, ваши записи врут, и к «Одиссею» подходила другая лодка…
Никита усмехнулся:
– Тогда эти люди вдвойне кретины.
– Почему?
– Потому что любой, кто задастся целью выяснить, как я провожу время, узнает, что у меня есть несколько неизменных привычек. Когда я говорю «неизменных», это значит, что они действительно не меняются очень-очень долго. Скажем, со своим виноделом я всегда встречаюсь в один и тот же день на протяжении вот уже десяти лет. Всегда, что бы ни случилось. Вам не кажется, что ваш гипотетический убийца, если даже и смог пробраться на яхту незамеченным, был бы полным кретином, если б не узнал о моих привычках загодя?
Макар промолчал. Ему нечего было возразить.
В каюте он снова вернулся к сухим отчетам экспертов. Судя по всему, убийце не удалось совершить свое дело бесшумно. Иначе как объяснить, что оба охранника направились в гостиную? Должно быть, Ирина успела вскрикнуть. Как бы там ни было, они вошли в каюту – и встретили смерть.
Илюшин долго смотрел на фотографии. Два тела, два красных расплывающихся пятна на ковре. Убийца подстерег обоих мужчин прямо у входа, где они вынуждены были идти друг за другом. Росчерки кровавых брызг на стенах. Потеки крови на рубахах.
Всего два взмаха ножом! «Очень быстрый человек, – думал Илюшин, сопоставляя факты. – Оружием владеет на уровне наемника, а не метателя кинжалов в цирке. Убить двоих – и вернуться к себе в каюту, лечь спать как ни в чем не бывало? Железная выдержка».
Пожалуй, здесь все-таки пахло военной подготовкой, не цирковой.
«Значит, Шошана?» Илюшину не нравился этот вариант. И вовсе не потому, что мулатка пришлась ему по душе больше, чем танцор. Макар вполне согласен был считать симпатичных ему людей убийцами. Но что-то было неправильно в этой версии, как в криво сошедшемся пазле, который лишь издалека выглядит хорошо. А вблизи рассыпается на отдельные фрагменты.
Илюшин отправился к Саламату.
Помощник Будаева смотрел на него припухшими узкими глазами, качал головой, точно китайский болванчик: «Ничего не знаю. Не было меня здесь. Ничего не знаю».
«Ниндзя хренов», – рассердился Илюшин, а вслух сказал:
– Не знаешь, я понял. Но думать-то ты можешь?
– Думает за всех Никита. Я делаю. Что он подумает, то я делаю.
– Правда, что Ирина хотела избавиться от Адриана?
– Не знаю.
– Парень говорит, последний скандал был при тебе. Она визжала и набросилась с кулаками на Никиту, ты хотел вступиться, но Будаев тебе не дал.
– Не помню.
– Скандала не помнишь?
– Много чего было, – уклончиво ответил Саламат. – Все в голове не сохранишь.
– Подумай!
– Думает Никита, – повторил помощник. – Не я.
Илюшин почувствовал, как в него просачивается философия Сергея Бабкина. В отличие от Макара, принципиального противника физического насилия («никогда не прибегай к насилию, кроме тех случаев, когда ты сильнее»), Бабкин в любых неоднозначных ситуациях предлагал сначала врезать противнику, а затем уже беседовать с ним по душам. Макар на это всегда возражал цитатой из французского революционера: «Можно уступить силе, но безропотно покоряются только разуму». «А мне не надо безропотно! – рычал в ответ Бабкин. – Пусть хоть обропщется, болезный, лишь бы делал что надо».
В подобных спорах они обычно приходили к тому, что Макар свысока обзывал друга пещерным троллем, а Бабкин, в лучших традициях пещерных троллей, принимался гонять юркого Илюшина по всей квартире. Но сейчас Макар буквально чувствовал, как его распирает что-то тролличье и, вне всякого сомнения, пещерное.
«Дать бы тебе по башке, – мечтательно подумал он. – Чтоб твои собственные извилины заработали».
Судя по всему, эта мысль отчетливо отразилась на его лице, поскольку Саламат подобрался. Маленькие смуглые руки, сухие, в мелкую сеточку, как сброшенная змеиная кожа, едва заметно шевельнулись. Одно это движение о многом сказало Илюшину. Пожелай он и в самом деле стукнуть Саламата, не успел бы даже кулак донести до его головы.
Макар попытался сменить тему разговора:
– Где ты учился драться?
– В школе. – Лицо маленького монгола казалось непроницаемым, как стена.
– В общеобразовательной с математическим уклоном, – пробормотал Илюшин, понимая, что ничего здесь не добьется.
Внезапно в нем вскипела самая настоящая злость. В конце концов, он искал убийцу не своей жены, а будаевской. Именно из-за этого проклятого убийства он был похищен, на три месяца был вырван из жизни, и врач до сих пор толком не мог или не хотел рассказать ему о последствиях травмы. Молчаливый отказ телохранителя сотрудничать окончательно вывел его из себя. Ябедничать Никите Макар не хотел – это изобличило бы его беспомощность. Возможно, именно такую цель и преследовал желтолицый Саламат – выставить сыщика никчемным идиотом. Илюшин понятия не имел, зачем он это делает, и не собирался докапываться до первопричины.
Он встал, посмотрел на азиата сверху вниз.
Макар не знал, что помощник Будаева чувствует себя оскорбленным до глубины души. Саламат после гибели Ирины сразу предложил: «Я найду, кто убил. Дай время». Но Никита отказался. Никита сказал, что каждый должен заниматься своим делом, и Саламат понял: хозяин не верит в его способности. Не верит и в то, что каждый человек обладает несколькими душами, и у того, кто убил глупую женщину, черная душа взяла верх над остальными.
Но черный – самый сочный цвет. Кровь черна, а кто скажет, что она красна, тот видит одними глазами, не сердцем. Саламат знал: черный всегда оставляет за собой след. Он в воздухе тает, как дым, по земле вьется, как пыль. Над морем трудно его найти, вода все смывает. Но Саламат постарался бы. Ради того, чтобы Никита ему доверял, он очень постарался бы.
Но хозяин отказал ему. Никита привел двоих чужаков, на вид – серьезных людей. Проку от них было не больше, чем от бочки с ржавыми обручами, которая катится по склону: пошумела, погремела – и развалилась. Саламат ничего не сказал, Саламат ждал своего часа.
Но хозяин и на этом не остановился. По его приказу притащили на корабль какого-то юнца. Никита велел глаз с него не спускать, но обращаться бережно.
Тут уж Саламат набух гневом, как дождевая туча. Он два года возле хозяина, сколько всего вместе пройдено – не пересказать. И вдруг вместо него на серьезное дело подрядили мальчишку! Щенка, который даже суку не покроет – не отросло еще ничего! Саламат помнил о приказе Никиты, но помогать этому сосунку не собирался. «Раз ты такой умный, щенок, сам вынюхивай. А Саламат дождется, пока тебя вышвырнут пинком под зад, и все сделает».
Парнишка не сводил с него глаз какого-то неопределенного цвета, в них плескалось раздражение. «Погавкай еще на меня», – презрительно бросил ему Саламат. Не вслух, конечно. Но щенок и так все понял.
– Я скажу Никите, что ты убил, – вдруг сказал он.
Саламат сперва не поверил своим ушам. Глаза его расширились на миг – и сузились вновь.
– Не понял…
– Отлично ты меня понял, – усмехнулся Илюшин.
– Я не мог убить, – взвешенно заметил монгол. – Меня здесь не было.
– Да ты, никак, думать начал? – преувеличенно удивился Илюшин. – У меня опыта в этом деле побольше, чем у тебя, я извилинами шевелю чаще. Поэтому вот что я тебе скажу, Саламат. Ты не был при хозяине неотлучно все время, что он оставался на берегу. Они в ресторане ужинали, потом поехали к виноделу. В ресторане ты еще охранял Будаева, а в доме грека – уже нет. Где ты был?
– В машине ждал.
– Врешь! – Макар говорил наугад, но с крепнущим ощущением, что он на верной дороге. – В машине остался Сеня, ты ушел. Два часа отсутствовал. Как ты провел эти два часа? Я тебе скажу, Саламат. Ты доплыл до яхты на лодке, убил бабу, уложил своих же людей. Запись на камерах стер, заменил другой – тебе это раз плюнуть, ты знаешь, где они находятся. Вернулся, на такси добрался до дома винодела, соврал Семену, что кальян ходил курить. – Он наклонился к монголу. – Ну что, хорошо у меня голова работает, а, Саламат? Вот только я пока не знаю, кто заплатил тебе за убийство. Но это уже будет Никита выяснять.
Саламат подавил желание отшатнуться. Что-то неуловимое случилось с лицом мальчишки – он вдруг преобразился во взрослого мужчину, годами, пожалуй, не намного моложе его самого. Глаза полыхнули никаким не раздражением – яростью! – и Саламат отчетливо разглядел, что цвета они серого, очень ясные, полные холодом, как зимняя речная вода.
Саламат вскинул руку за спиной в охранном знаке. Но в следующий миг понял, что и тут ошибся! Он начертил в воздухе копье – защиту от волка. Но этот мужчина – мальчишкой Саламат больше не осмеливался его назвать – вторую душу имел не волчью, как ему показалось вначале.
Он сосредоточился и наконец смог разглядеть: сквозь еловые ветки летит, будто не касаясь их, длинный гибкий зверь, размером не больше кошки. Зверь повернул голову – блеснули умные глаза, вздернулась верхняя губа, обнажая белоснежные острые зубы, и Саламат узнал его. Один из самых ловких и кровожадных хищников леса был перед ним – куница.
«Горло перегрызет», – мелькнуло в голове. Саламат торопливо чиркнул пальцем в воздухе, рисуя стрелу, и зверь, поколебавшись мгновение, растворился за еловыми лапами.
Макар Илюшин отвел взгляд, развернулся и пошел к двери.
– Отчет мой закончен, – бросил он на ходу. – Передам его Будаеву, дальше пусть решает сам.
Любимый прием Илюшина – блеф – на этот раз себя не оправдал. Единственное, что было достоверно известно Макару, – это то, что в дом винодела Будаев и хозяин зашли вдвоем, охрану Никиты оставив снаружи. Все его построения были выведены из этой информации и, по совести говоря, гроша ломаного не стоили. Он не знал, где провел время монгол. Лишь предполагал, слушая нашептывание интуиции, что Саламат не стал бы торчать в машине два с лишним часа.
Возле выхода его догнал скрипучий голос:
– Подожди!
Илюшин остановился с видимой неохотой.
– Не убивал я Ирину, – сказали сзади. – Зачем неправду говоришь?
– Ты первый начал, – отозвался Макар. – Когда решил изображать из себя полено.
Кхеканье, которое было ему ответом, очевидно, обозначало смех. Илюшин обернулся и убедился в справедливости своего предположения. Саламат смеялся. Тонкий рот растянулся в лягушачью ухмылку, узенькие глазки совсем скрылись в складках кожи. Выглядел он жутковато.
– Поленом – оно спокойнее, – проскрипел он наконец. – До тебя люди ходили. Вопросы задавали. Потом стали ответы Никите говорить, он за голову схватился.
– Подожди-подожди! Какие еще люди до меня?
– Такие же, как ты. Глаза хитрые, нюх острый. Только все равно ничего не учуяли.
«Так право первой ночи принадлежит не мне!» – сообразил Макар. Пока он заново учился понимать человеческую речь, Будаев приглашал других детективов. «Зато с какой элегантностью он развесил мне лапшу на уши по поводу того единственного, который совершит невозможное! Избранный, черт возьми. Нео Илюшин!»
Он осознал, что слова Будаева льстили ему. Приятно было ощущать себя человеком, которого считают уникальным и исключительным.
– И что же они выяснили, эти детективы?
– Э-э, нет, это ты у Никиты спрашивай, – отказался Саламат и сразу перешел в наступление: – Откуда узнал, что я в машине не остался? Сеня сказал?
– К Сене я с этим даже не подходил, – пробормотал Макар, думая о том, почему вдруг телохранитель разговорился.
– Ты что, придумал все? – догадался Саламат. Но не рассердился, а снова растянул губы в жутковатой своей лягушачьей ухмылочке. – Ай, хитрый.
Макар устало потер лоб.
– Хитрый я был бы, если б убийцу нашел. А ты мне палки в колеса вставляешь, вместо того чтобы помочь. Кстати, где ты был два часа, пока Семен ждал в машине?
– К женщине ходил. Никите не говорил, он этого не любит. Хорошая женщина здесь живет, толстая, смуглая. – Саламат руками показал объемы. – Палки не вставляю, зря ты это.
– Тогда скажи, как думаешь, кто убил.
Илюшин прислонился к двери, скрестил руки на груди и выжидательно уставился на монгола.
– Тебе не понравится, – предупредил тот.
– Переживу.
Саламат ладонью тщательно пригладил волосы на висках.
– Морской дьявол убил, – раздельно сказал он. – Черный дух. Он собирает жатву. Хотел крови, пришел сюда, получил кровь. Больше не придет. Выбрался из человека и снова спрятался в нем. Теперь покажется, только если выманить.
И, глядя на вскинутые брови Илюшина, добавил, не меняя тона:
– Я же предупреждал, тебе не понравится.
«Не кальян они там курят, ой не кальян! – бормотал Илюшин по дороге в свою каюту. – Морской дьявол, а… Ну что за чертовщина!»
Саламат не издевался над ним, как было заподозрил Макар поначалу. Он охотно объяснил, что убийца – человек с черной душой, вытеснившей остальные его души, светлые. Неверие Илюшина телохранителя не оскорбило, скорее, позабавило: монгол пожал плечами с таким видом, как будто хотел сказать: объясняй не объясняй этим дикарям основы мироздания – все бесполезно.
Макар отказывался считать дикарем себя и полагал, что это телохранитель Будаева погряз в дремучих суевериях. Они ни на шаг не приближали его к разгадке.
– Что ты Никите скажешь? – спросил его Саламат перед уходом.
– Ничего не скажу.
– И про женщину мою?
– И про женщину. Если только ты дашь мне ее адрес, и она подтвердит, что ты был у нее.
Саламат согласился, не моргнув глазом.
Он действительно провел те два часа у Агаты. Если умеешь пользоваться женщиной, она заряжает тебя энергией, не очень сильной, но чистой. А ему постоянно нужно черпать откуда-то силу. Собственная улетучивается в общении с Никитой, хозяин вытягивает ее, сам того не замечая.
Хорошо, что сыщик не станет обвинять его в смерти Ирины. Саламат осторожно прощупал его напоследок: чистые голубоватые потоки, никаких всполохов рыжего. Значит, не врет.
Если бы это было не так, пришлось бы убивать. Тяжело, муторно. Очень хлопотно потом с телом. Но что поделать – Саламат не мог позволить, чтобы у хозяина зародилась хотя бы тень сомнений в его верности.
Ему необходимо быть при Никите до самого конца.
После беседы с Саламатом Макар долго ходил туда-сюда по верхней палубе, потом потребовал много листов бумаги, устроился под тентом и изрисовал их сверху донизу. Он и подумать не мог, что в это время Сергей Бабкин занимается практически тем же.
– Черный дух… – бормотал Илюшин. – А ножа-то мы больше не видели.
Он провел не меньше часа, разглядывая свои каракули и что-то бормоча. Время от времени Макар вставал и принимался нарезать круги возле бассейна. Устав, возвращался под тент и там размахивал руками и с кем-то разговаривал.
Охранник Сеня в конце концов решил, что чувачок спятил. Шутка ли: сначала по кумполу двинули, а потом он по жаре набегался туда-сюда, как таракан от мелка. Вот мозги и закипели!
Но тут Илюшин встал и подошел к нему.
– А пойдем-ка мы с тобой погуляем по кораблю, – предложил он. – Променад, а?
– От променада слышу, – окрысился Сеня. – Где бродить собрался?
– А где придется. – Макар небрежно обвел рукой пространство вокруг. – Вперед, Сеня! Будешь моим Вергилием.
– Чё?
– Олицетворением разума и рациональной философии, если так понятнее.
– Философию не обещаю, – своим неприятно тонким голосом предупредил голем. Он снова перешел с Макаром на «ты», но тот больше не возражал.
– Ничего, мне и разума хватит.
Однако они никуда не пошли, пока Сеня не получил одобрение от Будаева. Кажется, охранник остался весьма недоволен тем, что Макару действительно разрешено бродить по всей яхте и заглядывать куда пожелает. Но с Никитой на «Одиссее» никто не спорил.
Илюшин с виду бесцельно пошатался по верхней палубе, затем спустился на камбуз. Под внимательным взглядом Сени изучил каждый разделочный нож. Поднял самый большой и взвесил в ладони.
– Кто им пользуется?
– Хозяин. Он любит готовить под настроение.
– А обычно кто кашеварит?
– Повара нанимаем. Но сейчас – Василий.
– Почему так?
– Чужих и без того хватает, – сказал Сеня, выразительным взглядом окидывая Илюшина.
– Чужих хватает, хватает… – эхом откликнулся тот, но, кажется, думал при этом о чем-то своем. Глаза уставились в пустоту за Сениной спиной – так что тот даже обернулся: чего это такое он там углядел?
Ничего там не было. Угол плиты – вот и все.
А Илюшин вдруг заинтересовался устройством якоря. Где находится, как спускается…
– Два становых якоря, – пояснил ему Сеня, остро чувствуя свое превосходство над дурачком. Ничего ведь не знает, вообще. Вопросы-то какие идиотские задает: где хранится якорная цепь. Где-где… В ящике!
Услышав про ящик, Илюшин загорелся желанием взглянуть на него. Пришлось отвести чрезмерно любопытного сыщика вниз, показать требуемое.
Парень долго ходил вокруг якорной цепи, зачем-то принюхивался, провел несколько раз пальцем по огромным черным кольцам.
– А что это на ней налипло?
Сеня пожал плечами:
– Мусор. Цепь вечно на себя всякую грязь собирает.
– Логично, – пробормотал Макар, продолжая изучать свернувшуюся кольцами черную гигантскую змею. – В портах и возле них обычно много всякой водоплавающей гадости. А это что?
Он подобрался, как охотничья собака.
Сеня тут же подошел ближе, склонился над тем, что ему показывали.
Тьфу ты, елки-палки. Он-то думал, тут и впрямь будет что-то интересное! На миг в воображении даже возникла картина: сыщик вытаскивает из звеньев цепи нож, которым убили ребят. Нож-то так и не нашли! Всю яхту обшарили по досточке, но, видать, боевой педераст сбросил его в море.
Сеня не сомневался, что убил Адриан. Сучий потрох! Обезопасил себя со всех сторон, гнида.
Но никакого ножа, конечно, там не было и быть не могло. Илюшин показывал ему обрывок грязной веревки, застрявший между звеньев.
Дата добавления: 2015-07-16; просмотров: 50 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глава 14 | | | Больше книг Вы можете скачать на сайте - FB2books.pw |