Гла­ва 12

Ма­кар Илю­шин вы­шел из оран­же­реи днем, око­ло че­тырех ча­сов. Тя­желая зе­леная дверь, уви­тая де­вичь­им ви­ног­ра­дом, на­чала зак­ры­вать­ся за ним, ле­тучий сквоз­няк, про­сочив­шись сквозь при­от­кры­тое ок­но, до­нес на­пос­ле­док аро­мат рас­пустив­шихся ро­зовых бу­тонов, слад­кий, го­ловок­ру­житель­ный, неж­ный…

А в сле­ду­ющую се­кун­ду на го­лову Илю­шину на­дели во­нючий ме­шок. Ме­шок пах нос­ка­ми и зем­лей. При­чем имен­но в тот мо­мент Ма­кар со­вер­шенно точ­но по­нял, что это не та зем­ля, из ко­торой вы­рас­та­ют прек­расные кус­ты роз, а та, ку­да по­ложат его брен­ные ос­танки.

Он по­чувс­тво­вал укус шер­шня в пред­плечье, а за­тем ру­ки ему скру­тили за спи­ной, и Илю­шин ощу­тил, как но­ги от­ры­ва­ют­ся от зем­ли. Его по­нес­ли, буд­то ре­бен­ка, прочь от оран­же­реи.

Ма­кар не об­ла­дал ни ре­ак­ци­ей, ни си­лой Баб­ки­на. Но зат­хлая вонь меш­ка по­дей­ство­вала на не­го как укол ад­ре­нали­на. Он рас­сла­бил­ся, зак­рыл гла­за, и паль­ца­ми на­щупал ко­нец про­вода, об­мо­тан­но­го вок­руг за­пяс­тий. За две ми­нуты, что его та­щили, Илю­шин ус­пел ос­ла­бить пу­ты.

Он рас­слы­шал да­лекий гул («шос­се? мы у до­роги?»), по­чувс­тво­вал, как ша­ги по­хити­телей из пру­жинис­тых ста­ли твер­ды­ми. Ка­меш­ки зах­русте­ли под но­гами. Зна­чит, они дви­гались по гра­вию.

Смер­дя­щая меш­ко­вина пе­реби­вала все за­пахи, но Ма­кар не сом­не­вал­ся, что они приб­ли­жа­ют­ся к ма­шине. И ког­да его все­го на нес­коль­ко се­кунд прис­ло­нили к двер­це, он уже был го­тов дей­ство­вать.

Баб­кин, учив­ший Илю­шина драть­ся, мог бы им гор­дить­ся. Ма­кар рва­нул ру­ки в сто­роны, ос­во­бож­да­ясь из зах­ва­та про­вода, сдер­нул с го­ловы ме­шок и сра­зу, не мед­ля, уда­рил лок­тем бли­жай­шую фи­гуру. Во­нючую тряп­ку он швыр­нул в ли­цо вто­рому про­тив­ни­ку, сби­вая с тол­ку, за­орал во всю глот­ку и прыг­нул на не­го.

Он драл­ся с от­ча­яни­ем кры­сы. На не­го бро­сились, по­вали­ли, но и под тя­желым те­лом он ухит­рился из­вернуть­ся, вце­пил­ся зу­бами в чью-то шею. Ог­лу­шитель­ный вой хлес­тнул по ушам. Илю­шин от­ка­тил­ся в сто­рону, го­товясь бе­жать, а за­тем… на его ви­сок об­ру­шил­ся ка­мень.

Сол­нце над ле­сом су­зилось до раз­ме­ров ко­шачь­его зрач­ка, а по­том взор­ва­лось с ти­хим хрус­таль­ным зво­ном.

Ти­хо

Тем­но и ти­хо

Боль­но

Боль­но

БОЛЬ­НО!

Опять тем­но

Бе­лое лез­вие рас­ко­лоло чер­но­ту по­полам и зас­тря­ло в ней. Сна­чала уз­кое, оно на­чало стре­митель­но рас­ши­рять­ся, по­ка не рас­пол­злось до квад­ра­та над го­ловой Илю­шина. Не­кото­рое вре­мя он ле­ниво вгля­дывал­ся, пы­та­ясь в раз­мы­тых очер­та­ни­ях об­ла­ка уга­дать ка­кую-ни­будь фи­гуру, по­ка не осоз­нал, что над ним вов­се не об­ла­ка. Ког­да зре­ние сфо­куси­рова­лось, ста­ло яс­но, что это по­толок, а на нем – мо­лоч­но-бе­лое пят­но от лам­пы. Ок­на в ком­на­те не бы­ло, оп­ре­делить ис­точник све­та он не мог. На две­ри жел­те­ло что-то яр­кое, как буд­то там раз­ма­зали де­сяток я­иц.

Хрип­лый го­лос не то про­гово­рил, не то про­пел что-то, он не по­нял ни сло­ва. Где-то хлоп­ну­ла дверь, про­топа­ли ша­ги. Каж­дый от­да­вал­ся в го­лове Илю­шина, буд­то кто-то пры­гал ему пря­мо по из­ви­линам. Он бо­лез­ненно смор­щился и вскрик­нул от не­ожи­дан­ности, ког­да иг­ла вош­ла ему в ве­ну. Вер­нее, хо­тел вскрик­нуть. Из гор­ла выр­вался су­хой хрип. Он по­пытал­ся под­нять го­лову, но его вновь оку­тало неп­ро­ница­емым ко­коном.

На вто­рой раз про­буж­де­ние бы­ло не та­ким без­бо­лез­ненным. Свет ко­лол гла­за. В ушах зве­нело, ад­ски бо­лела глот­ка, а в за­тыл­ке был на­лит рас­плав­ленный чу­гун. Из сги­бов лок­тей вверх рас­полза­лась тя­нущая боль, слов­но кто-то там дер­гал его за су­хожи­лия. Мыс­ли в го­лове во­роча­лись тя­жело, ед­ва-ед­ва…

Где он? По­чему ря­дом ка­пель­ни­ца? Боль­ни­ца? Нет, не по­хоже. Ма­кар сам не мог бы объ­яс­нить, по­чему это по­меще­ние не выг­ля­дит как боль­ни­ца, но здра­во не стал ана­лизи­ровать свое убеж­де­ние. Хва­тало и дру­гих за­бот.

Что с ним слу­чилось? Он по­шеве­лил паль­ца­ми на ру­ках, на но­гах, и с об­легче­ни­ем убе­дил­ся, что, во вся­ком слу­чае, ос­тался при сво­их че­тырех ко­неч­ностях. Поз­во­ноч­ник, по­хоже, не сло­ман. В глот­ке был фи­ли­ал Са­хары, а язык, ка­жет­ся, нав­сегда при­сох к нё­бу.

А са­мое глав­ное, он на­конец-то по­нял, по­чему это по­меще­ние не ка­жет­ся ему боль­ни­цей.

Их ка­чало. Вне вся­ких сом­не­ний, они на­ходи­лись на ко­раб­ле.

Над ним скло­нилось бо­рода­тое ли­цо.

– У­эшш­мко­ле­ели­сан?

Ма­кар от­четли­во ви­дел, как ше­велят­ся гу­бы че­лове­ка, но не раз­би­рал ни еди­ного сло­ва. По­чему он так стран­но го­ворит?

– Эшо­оошо­оошо­оо?

Ка­кой-то шум, а не речь… Лю­ди так не раз­го­вари­ва­ют.

– Где я? Что про­ис­хо­дит?

Чьи-то ру­ки лег­ли ему на лоб. Ком­на­та от­че­го-то по­дели­лась на две час­ти, в каж­дой ока­залось по бо­рода­чу.

Еще ка­кие-то лю­ди… Шум… Бес­по­кой­ные взгля­ды… Он вдруг пой­мал се­бя на ощу­щении, что на­ходит­ся сре­ди иноп­ла­нетян.

– Марс! – гром­ко ска­зал Илю­шин. – Нет, Ве­нера.

К не­му нак­ло­нил­ся кто-то дру­гой, чис­то выб­ри­тый, с боль­шим ро­димым пят­ном на ще­ке. Он от­крыл рот и за­шипел. Вер­нее, это по­ходи­ло на скре­жет сло­ман­но­го грам­мо­фона.

– Вы мо­жете го­ворить нор­маль­но? – сер­ди­то спро­сил он.

В ком­на­те ста­ло ти­хо.

– Что… про­ис­хо­дит? – с тру­дом пов­то­рил Илю­шин. Все смот­ре­ли на не­го. Он зат­руднял­ся сос­чи­тать ли­ца… Три? Пять? Что-то с эти­ми людь­ми оп­ре­делен­но бы­ло не в по­ряд­ке.

Он пе­ревел ды­хание.

– Кто-ни­будь, объ­яс­ни­те мне, что про­ис­хо­дит?

Ли­цо с ро­дин­кой от­тесни­ли в сто­рону, и на край кро­вати Илю­шина при­сел тот, пер­вый бо­родач. В ру­ках его бы­ла ко­робоч­ка. Дик­то­фон.

Он по­ложил ла­донь на ру­ку Ма­кара и сно­ва из­дал на­бор хрип­лых зву­ков, из ко­торых не­воз­можно бы­ло ни­чего по­нять. Так пе­ла бы осип­шая и обе­зумев­шая со­ва. Бо­родач при­под­нял дик­то­фон и, де­лая все очень мед­ленно, что­бы Илю­шин не про­пус­тил ни од­но­го дви­жения, на­жал на кноп­ку за­писи и приг­ла­ша­ющим дви­жени­ем прид­ви­нул к Ма­кару.

– Я по­нял, по­нял, – мед­ленно ска­зал Илю­шин. – Хо­тите ме­ня за­писать? Хо­рошо. Ме­ня зо­вут Ма­кар Илю­шин, я не знаю, где на­хожусь.

Бо­родач выс­та­вил ла­донь и то­роп­ли­во на­жал на кноп­ку.

«За­чем все это?»

Кто-то по­дошел бли­же. Вни­мание Илю­шина быс­тро рас­се­ива­лось, он по-преж­не­му не мог сос­чи­тать, сколь­ко лю­дей в ком­на­те, и это его бес­по­ко­ило.

Бо­рода­тый врач пе­ремо­тал за­пись, про­тянул дик­то­фон к Ма­кару и на­жал на кноп­ку вос­про­из­ве­дения.

Из ди­нами­ков по­лил­ся тот же не­раз­борчи­вый хрип­лый ще­бет, ко­торый Илю­шин уже слы­шал от ок­ру­жа­ющих. Толь­ко на этот раз го­ворил не врач. Это бы­ла за­пись его собс­твен­ной ре­чи.

Он пе­ревел взгляд на вра­ча. Тот со­чувс­твен­но пох­ло­пал его по ру­ке. За его пле­чом воз­никла жен­щи­на с шпри­цем, ко­торый она дер­жа­ла на­гото­ве.

«Это не они чи­рика­ют, – от­четли­во ска­зал чей-то го­лос в го­лове Илю­шина. – Это я их не по­нимаю». В сле­ду­ющую се­кун­ду к гор­лу из же­луд­ка под­ка­тила вол­на та­кой си­лы, что он ус­пел толь­ко дер­нуть­ся в сто­рону, что­бы его не рва­ло на кро­вать. По­том он по­чувс­тво­вал укол – и про­валил­ся в не­бытие.

Сле­ду­ющие сут­ки Ма­кар учил­ся за­ново пить, есть, хо­дить и осоз­на­вать се­бя в прос­транс­тве. Пос­леднее ока­залось труд­нее все­го. Его ка­чало, му­тило, тош­ни­ло, он те­рял рав­но­весие на ров­ном мес­те и не спо­собен был прой­ти по ком­на­те три ша­га, что­бы не вце­пить­ся в сте­ну. Из тес­ной па­латы, уз­кой, как гроб, ему не да­вали вы­ходить. Единс­твен­ным ок­ном в мир ока­зал­ся ка­лен­дарь на две­ри, то са­мое жел­тое пят­но, по­хожее на раз­давлен­ную я­ич­ни­цу. При бли­жай­шем рас­смот­ре­нии это ока­зались оду­ван­чи­ки. Вер­нее, ма­як, сто­яв­ший на ска­ле, пок­ры­той зо­лоты­ми цве­тами.

Ни сло­ва из на­писан­но­го на ка­лен­да­ре Ма­кар не по­нимал. Не по­тому, что это был инос­тран­ный язык. А по­тому, что, по­хоже, он на­чис­то ут­ра­тил спо­соб­ность к вос­при­ятию про­читан­но­го и ус­лы­шан­но­го.

Дата добавления: 2015-07-16