Читайте также: |
|
Вечером хозяин снова прислал за Илюшиным своего голема.
– Вас ждут на верхней палубе, – сообщил охранник, глядя не прямо на Макара, а чуть в сторону.
Илюшин с демонстративной медлительностью натянул носки, затем, преувеличенно кряхтя и вздыхая, сунул ноги в кроссовки без шнурков. Голем нетерпеливо переминался с ноги на ногу, но молчал. Макар с трудом застегнул пуговицы на рубашке и вытер лоб. Он собирался убедить всех вокруг в своей немощи – это могло сыграть ему на руку в будущем.
За несколько часов, прошедшие с разговора в каюте хозяина, Макар перебрал несколько вариантов побега. Один был хуже другого. В конце концов, Илюшин вынужден был признать, что ему не хватает ни сил, ни информации, начиная от количества охраны на судне и заканчивая тем, где они вообще находятся.
Правда, что касается последнего, у Макара появились кое-какие мысли. Иллюминатора в каюте не было, поэтому определить местонахождение по звездам он не мог. Но название вина на этикетке было написано на греческом. Илюшин не без причины налил себе вино, рискуя вызвать гнев владельца яхты: он хотел попробовать, каково оно на вкус.
Двух глотков хватило. Это было очень молодое вино, кислое, слабое – то есть на любителя, которым он не являлся. Зато любителем, без сомнения, был Никита. Возможно, ему специально отправляли самолетом за тридевять земель желанный напиток. Но вероятнее всего, дело обстояло иначе: он приобретал его где-то поблизости.
«Если так, мы у берегов Греции».
Хозяин обронил, что сотрудничать с ним Илюшину не позволили бы принципы. «Вор в законе? Бандит? – перебирал Макар. – Какой-нибудь беглый чиновник, наворовавший на сто лет тюрьмы?» Нет-нет, все не то…
– Кто хозяин? – спросил он голема без особой надежды на ответ.
– Никита, – заученно ответил тот. – Пойдемте, нас ждут.
«На «вы» стал обращаться», – мысленно отметил Илюшин. Очевидно, в его статусе произошло изменение, незаметное для него самого, но понятное голему.
Тот же длинный коридор, поворот, трап, снова коридор, еще один трап… Макар задрал голову и увидел над собой выбеленную холстину неба.
Он остановился на середине лестницы, с неизъяснимым блаженством глотая свежий воздух. Охранник терпеливо ждал внизу. Илюшин вдыхал его – и не мог надышаться. Он воровал эти минуты у своего похитителя, понимая, что стоит подняться наверх, и ему некогда будет наслаждаться простым счастьем дышать не кондиционированным, а морским воздухом. Хозяин яхты наверняка приготовил какой-то неприятный сюрприз. Собственно, на приятные сюрпризы в ближайшее время вообще не стоило рассчитывать.
– Вас ждут, – пискляво напомнил снизу охранник.
Макар посмотрел на него и не мог удержаться от ухмылки. Сверху голем выглядел похожим на кабачок-переросток.
«Лягнуть его по башке, добежать до палубы – и махнуть через борт!»
«И камушком на дно, – возразил он самому себе. – Давай без идиотских поступков».
Восьмая ступенька. Девятая. Десятая.
Жесткий ветер налетел на него, с размаху влепил оплеуху. Илюшин покачнулся и сверзился бы обратно, если бы не охранник.
– Все листья как листья, а этот как утюг, – пробормотал Макар себе под нос, вспомнив шутку про дистрофика.
– Медсестра, сгони с меня комара, а то он мне всю грудь истоптал, – отозвались сзади.
Илюшин одобрительно хмыкнул. Во всяком случае, в школе они с охранником рассказывали одни и те же анекдоты.
Но этот маленький эпизод убедительно доказал, что никакие планы побега нельзя строить, пока он не придет в себя окончательно. Илюшин представил, как прыгает за борт, а ветер подхватывает его и несет над волнами, и ухмыльнулся.
«Как фанера над Парижем».
Но в следующую секунду Макар увидел то, ради чего его позвали, и сразу стало не до улыбок.
Посреди чистейшей белой палубы голубел бассейн. На краю в одном из кресел под тентом сидел Никита. Завидев Илюшина, он похлопывающим движением пригласил присоединиться к нему.
Но не владелец яхты привлек внимание Макара.
С противоположной стороны бассейна возвышалось странное устройство, напоминающее распятого богомола. Это был небольшой кран, обе стрелы которого сейчас находились над бассейном.
На конце каждой из них вниз головой болтался человек.
У одного были связаны только ноги. Пленник отчаянно извивался, пытаясь достать до пут, побагровевшее лицо было искажено ужасом, но он не издавал ни звука. Второй был связан целиком, по рукам и ногам, и на голове надет мешок, при виде которого Илюшин непроизвольно сглотнул.
Взгляд его перебежал на охранников. Двое: маленький раскосый азиат за спиной хозяина, и широкоплечий бык возле пульта управления краном. Быка Илюшин проигнорировал, с ним все было ясно, а на азиате задержался дольше.
Вот, значит, как выглядит загадочный Саламат! Внешне – ничего таинственного: маленький сухонький монгол без возраста. Лицо, как у хорошо сохранившейся мумии, тонкие черные волосы кажутся нарисованными на черепе. Больше похож на шамана, чем на телохранителя.
Макар огляделся. Никакой земли на горизонте и в помине не видно. Везде, куда хватает взгляда – только море, море, бесконечное море.
– Прошу сюда! – издалека крикнул Никита.
– Это что за театральщина? – осведомился Макар, приблизившись. – Если уж хотите быть в русле традиций, нужны ведра с цементом.
– Я не следую традициям, а создаю собственные. Вы наблюдаете небольшой урок. Присаживайтесь, присаживайтесь.
Илюшин опустился в кресло. Голем встал за ним.
– Три месяца назад я дал своим помощникам простое задание, – сказал хозяин, рассматривая висящих. – Они должны были подстеречь одного-единственного человека, взять его и привезти ко мне без лишнего шума и суеты. Человек нужен был мне целым и невредимым. Разумеется, речь о вас.
– Я догадался.
– Эти двое допустили небольшой просчет, который, однако, едва не сорвал все дело, – продолжал, хмурясь, Никита. – Они использовали некачественный препарат.
Макар вспомнил укол шершня и непроизвольно потер плечо.
– Нет, он не сработал, – покачал головой его собеседник. – Вы не вырубились на ближайшие десять часов, как было запланировано, а оказали бешеное сопротивление. К чему это привело, мне не нужно вам объяснять.
– К тому, что мне проломили башку, – любезно подсказал Макар.
Никита огорченно поцокал языком.
– Это было бы полбеды! Три месяца вас нянчили, как грудного младенца. Мне пришлось приобрести томограф и полсотни приборов поменьше, установить специальные тренажеры, нанять штат медиков, достаточный для больницы средней руки. Не говоря уже о том, что с вами круглосуточно находились сиделка и специалист по восстановительной терапии при черепно-мозговых травмах. И все это из-за того, что два придурка не догадались проверить, что у них в ампуле. Разве это не грустно?
– Печаль разрывает мне сердце, – признал Илюшин.
– Не ерничайте. Если бы это были рядовые идиоты, я счел бы их расходным материалом. Но эти люди в определенном смысле мне дороги. Я много вложил в них. Я выбрал их, в конце концов. То есть часть вины лежит и на мне.
– Могу подержать вас за ноги, – предложил было Макар, но поймал взгляд Никиты и пожал плечами: – Нет? Ну как хотите.
– Эти люди, – невозмутимо продолжал тот, – должны быть наказаны. Наказание всегда идет на пользу. Отсроченное наказание страшно вдвойне, потому что его ожидание томительно и тяжело. Вы сейчас задаетесь вопросом, почему один связан, а другой нет…
Он выжидательно взглянул на Илюшина.
«Я задаюсь вопросом, когда и с какой целью вы перешли с легких наркотиков на тяжелые», – мысленно возразил Макар.
– Так будут предположения?
Илюшин вздохнул. Похоже, от высказывания собственных идей не отвертеться.
Судьба обоих охранников была ему глубоко безразлична. Макар не относился к гуманистам, провозглашающим ценность каждой человеческой жизни. А уж ценность тех, кто чуть не стал причиной его переселения в мир иной, вообще лежала в области отрицательных величин.
Но он понимал, что Никита пытается проверить его способность соображать, и разочаровывать владельца яхты ему не хотелось. Он был жив только потому, что этот безумец все еще возлагал на него надежды. Никита видел перед собой не живого человека, а функцию. Интеллект, запертый в черепной коробке. Все остальное его мало интересовало, и стоит ему убедиться, что этот интеллект работает не так хорошо, как хотелось, и счет жизни Макара пойдет на минуты. Илюшин не питал иллюзий по этому поводу.
Он собрался. В конце концов, действительно было бы интересно проверить логику этого типа.
– Вы хотите, чтобы напоследок они послужили науке, – предположил Макар.
– В каком смысле?
– Измерите, сколько протянет первый и сколько второй.
Никита задумался.
– Хм… А будет разница?
– Не знаю, – признался Илюшин. – Давайте проверим?
– Честно говоря, не вижу смысла в изысканиях подобного рода. Ваше предположение ошибочно.
Илюшин вытянул ноги и закрыл глаза. Солнце опустилось ниже, теплое его прикосновение ласкало кожу.
«Хорошо, что его не понесло в какое-нибудь Баренцево море, – не совсем кстати подумал он. – Умирать в холоде… Бр-р-р!»
– Тот, который связан, физически сильнее второго, – вслух сказал он. – Вы приводите их к одному знаменателю.
– Опять-таки, какой в этом смысл? Вы разочаровываете меня, господин Илюшин.
«Напрягись, – приказал себе Макар. – Иначе у тебя есть все шансы висеть там после них».
– Для того, чтобы понимать вашу логику, – медленно проговорил он, – нужно для начала знать этих людей.
– Бинго!
Никита так громко хлопнул в ладоши, что Макар вздрогнул.
– Наказание должно быть персонифицированным, господин Илюшин. Вы знаете, какое чувство самое страшное для того, который висит слева? – он кивнул на связанного человека. – Я не о физической боли.
– Чувство, что от него ничего не зависит, – тихо сказал Макар.
– Вы и в самом деле умница. А для того, который справа?
– Что от него зависит все.
– В точку. От него зависит все, но при этом он бессилен.
Никита усмехнулся и кивнул. Стрелы крана накренились, и два тела погрузились в воду.
– Невыносимо страшно… – говорил он, не сводя глаз с бассейна, по которому пошли волны. – Один видит, как близко спасение. Всего лишь развязать веревку! Но секунды идут, и он понимает, что не может это сделать. А другой сходит с ума, ибо ему не дали возможности даже сопротивляться. Он как баран, покорно ждущий смерти! Если бы этих двоих поменять местами, каждый воспринял бы смерть стоически. Но сейчас… О, посмотрите на них!
Макар закрыл глаза.
– Смотрите же! – хлестнул его резкий голос.
– Зачем? – спросил он, не поднимая век.
– Этот опыт обогатит вас.
– Я предпочел бы взять деньгами.
Послышался негромкий скрежет, звук льющейся воды, тяжелый удар. Илюшин открыл глаза. Оба пленника лежали на краю бассейна не шевелясь.
– Вася, помоги им, – распорядился Никита. – Вы зря переживали за них, господин Илюшин. Их сейчас откачают. А теперь прошу за мной, нас ждет ужин.
Хозяин смаковал бифштекс, Макар хлебал жидкий супчик, похожий на пюре из размоченных водорослей.
– Как вы смогли вывезти меня за границу, Никита?
– В каждом уважающем себя доме есть потайная комната. А на каждом уважающем себя судне есть потайная каюта. При желании я мог бы перевозить беженцев десятками, и ни один пограничник ничего бы не заметил.
Макар отломил кусок мягкого хлеба.
– Хлеб вам рано, – заметил хозяин. – Не злоупотребляйте.
Илюшин с удовольствием откусил от горбушки и прожевал, хрустя свежевыпеченной коркой.
– Не могу упустить такую возможность, – заметил он с набитым ртом. – Может, это последний свежий батон в моей жизни!
Никита положил нож:
– Это вы о чем? А, понятно. Думаете, я собираюсь расправиться с вами так же, как с этими двумя? – Он ткнул вилкой куда-то в потолок.
– Нет, думаю, что иным способом.
Макар тщательно вытер губы салфеткой и с сожалением посмотрел на оставшийся кусок хлеба. Пожалуй, больше действительно не стоило.
– Вы похитили меня, чуть не убив в процессе, – напомнил он. – Пока я вам нужен. Но если я возьмусь за расследование и закончу его, то на свободе буду опасен.
Никита от души рассмеялся, показав крепкие зубы с кукурузной желтизной.
– Вы? Опасны? Дорогой господин Илюшин, вы переоцениваете и себя, и меня. Во-первых, я собираюсь заплатить вам за проделанную работу. Хорошо заплатить. Напомню, что для меня расследование смерти Иры – это вопрос чести.
Макар понимал. Не вопрос любви, даже не вопрос мести.
– А безопасности? – не удержался он. – Вряд ли вам комфортно в компании убийцы.
Никита улыбнулся второй раз. После экзекуции в бассейне он явно был в хорошем настроении. Казалось, у него даже кожа на лице разгладилась. «Как брюхо у напившегося клеща, – подумал Макар. – Парень подзарядился».
– Тот, кто убил мою жену, для меня абсолютно безопасен, – с полнейшим хладнокровием заверил тот. – У пассажиров каюты оборудованы тревожными кнопками – включается сирена такой громкости, что только глухой сможет под нее совершить убийство. А что касается комфорта… Жизнь рядом с пресными людьми становится пресной. Да, я предпочитаю тигров кроликам. Но я умею с ними управляться.
Он кивнул на желтую картину. После красной она уже не произвела на Илюшина такого сильного впечатления. Художник изобразил дрессировщика, вспоровшего живот льву: желто-коричневой густой массой из брюха лежащего зверя вываливались внутренности. Второй лев, если только это был он, униженно ползал у ног человека. Это полотно тоже было отвратительно, но Макар успел морально подготовиться.
– Вы хотите купить мое молчание? – удивился он. – Как банально!
– Мне ни к чему ваше молчание. Можете кричать на всех углах о том, что с вами случилось. Мне все равно.
Макар озадаченно наклонил голову, рассматривая хозяина яхты. Тот не блефовал. Он был совершенно уверен в себе.
И тогда Илюшин вспомнил. Фотографии в интернете худо-бедно передавали только внешность, не оживленную своеобразной притягательностью этого человека. Они не отражали мимику – неторопливо вскинутые брови, веселый хищный оскал. Не отражали манеру взглядывать прямо на собеседника лишь иногда в течение разговора, но каждый раз с пугающей пристальностью. «Эти глаза не высверливают в тебе две дыры, – подумал Илюшин, – они словно душу вытягивают щипцами. Черт, я стал слишком впечатлителен».
Но в действительности он почувствовал себя куда спокойнее, когда понял, с кем имеет дело. Никита Будаев, фармацевтический король, снабжавший инсулином всю Россию. Макар помнил колоссальный скандал, который разразился, когда выяснилось, что инсулин производится из непроверенного сырья. Дело о мошенничестве, иски от больных диабетом, отозванная лицензия… Будаев бежал и, по слухам, пересидел несколько лет в Швейцарии. По другим слухам, он оставался в России, под крылом у матери, до тех пор, пока его не пригрозил выдать собственный отец. Такая вот семейка, хоть кино снимай. Как бы там ни было, спустя несколько лет Будаев всплыл снова, и вновь главой фармацевтической компании. На этот раз он производил антигистаминные средства. После жалоб потребителей к предпринимателю нагрянула проверка. На той же фабрике, где производились лекарства, печатались и этикетки. Основой сырья, если верить газетным заголовкам, был крахмал.
На этот раз скандал не удалось замять. Виновником был сам Будаев, заявивший журналистам на конференции, что он сторонник естественного отбора. «Аллергики плодят новых аллергиков! – сообщил он. – Больной? Помирай, не копти небо зря. Наши налоги уходят на лечение хилых и поддержку старичья, а лучше бы они вкладывались в развитие страны».
Когда приступ ошеломления у слушателей прошел, на Будаева обрушились с неприятными вопросами. Однако тот объявил себя сторонником очищения России от болезней, и из мошенника, зарабатывающего на поддельных лекарствах, превратился в главного идеолога течения «Здоровая нация». Самое удивительное заключалось в том, что у Будаева нашлось немало последователей. Под шумок он сколотил из них партию и пытался пройти в Думу: конечно же, вовсе не затем, чтобы получить депутатскую неприкосновенность, как утверждали злопыхатели, а лишь для того, чтобы работать на благо своей страны. Но эта затея провалилась.
Как, впрочем, и очередной суд. «Не то чтобы провалился, – вспомнил Макар. – Скорее, тихо сполз в небытие». Нет, приговор, кажется, был вынесен. Но как-то так вышло, что все обвиняемые, включая Будаева, получили условные сроки. Несколько журналистов, пытавшихся поднять шум по этому поводу, отчего-то быстро замолкали, начинали заниматься совсем другими проектами и больше к вопросу о суде над бизнесменом не возвращались.
Поговаривали, что за этим, кроме самого Будаева, не брезговавшего самыми грязными средствами, стояла его мать – женщина властная, беспринципная и очень любящая единственного сына. У нее тоже был свой бизнес, никак не связанный с фармацевтикой. Однако разговоры остались разговорами, доказать ничего не удалось, и дело Будаева понемногу забылось.
Чем он занимался сейчас, Илюшин не знал. Однако ему стало вполне понятно пренебрежение Никиты к соблюдению российских законов. Этот человек и в двадцать пять был циничен до предела, а за прошедшие годы только заматерел. Макар не сомневался, что никакая идеология не стояла за производством фальшивых лекарств: Никите Будаеву было глубоко наплевать как на здоровых, так и на больных, а заодно и на процветание нации. Единственное, что имело значение для Будаева, – это он сам, его благополучие и кошелек. Возможно, еще его мать.
– А чем занимается ваш отец? – светски поинтересовался Илюшин. В этой истории его в свое время больше всего заинтересовал «человеческий фактор». Шекспировские страсти, мать, защищающая сына, и отец, требующий выдать его… Как же они общались потом?
Лицо хозяина окаменело.
– Чем вызван вопрос?
– Любопытством.
– В другой раз держите его при себе.
– Не имею такой привычки и не собираюсь приобретать.
Илюшин мило улыбнулся Будаеву. Теперь и им овладело хорошее настроение, едва только Макар убедился, что прорехи в памяти ему не грозят. Сумел же он вспомнить этого хмыря по трем-четырем снимкам паршивого качества!
– Мой отец – ничтожество, – без эмоций сказал Никита. – Всем, что я имею, я обязан моей матери.
Илюшин не собирался оставлять эту благодатную тему. Ему наконец-то удалось вывести хозяина из себя, и он хотел выжать из этого весь сок.
– Зато, в отличие от вас обоих, у него есть принципы.
– Чем глупее принципы, тем тупее им следуют, господин Илюшин. Это не я сказал, а другой умный человек. Никакая принципиальность не может оправдать готовность идти против собственной крови. Это свойственно только вырожденцам.
«Ага, значит, сплетни все-таки оказались правдой».
Макар планировал еще какое-то время низводить и курощать собеседника, но тот уже поднялся.
– Саламат, принеси нашему гостю то, что я просил, – распорядился он.
Илюшин тут же забыл о семейных коллизиях Будаева, ругая себя за невнимательность. За его спиной снова стоял помощник Никиты, подошедший неслышно, будто по воздуху.
До сих пор Макар единственный раз видел человека, умевшего действительно почти бесшумно двигаться. Сергей Бабкин, его лучший друг, при своих впечатляющих габаритах обладал тигриной ловкостью и грацией. Демонстрировал он это крайне редко, и, как правило, в таких случаях оценить его способности было некому. Но рядом с Саламатом Бабкин показался бы престарелым хромоногим яком, ломящимся через сухие кусты.
– Сядьте, пожалуйста, – попросил Илюшин. – Если вы хотите, чтобы я занялся вашим делом, сначала вы должны ответить на мои вопросы.
– Саламат прекрасно осведомлен обо всем.
– Я работаю с вами, а не с Саламатом.
Будаев постоял, раздумывая, но аргумент оказался для него убедительным. Он снова опустился в кресло.
– Кто те двое, которые были на борту во время убийства вашей жены?
– Во-первых, Шошана. Моя любовница.
– А официально она на судне кто? – спросил Илюшин.
– Официально она моя любовница, – четко повторил Никита.
– Хм… Жена знала о ней?
– Разумеется.
Макар поднялся и сделал небольшой круг почета вокруг кресла. Он имел привычку расхаживать по комнате во время размышлений, а сейчас, Илюшин чувствовал, приближается момент, когда предстоит напряженно думать.
– Просто для понимания положения дел… Вы взяли с собой на яхту супругу и любовницу, и каждая была в курсе существования соперницы. Так?
– Какие же они соперницы? – искренне удивился Будаев. – Жена для продолжения рода, любовница – для удовольствия.
– У вас дети есть?
– Нет. Не успели мы с Ириной… – он вздохнул. – Жаль. Породистая была женщина, красивая. Чисто русских кровей.
Илюшин остановился и поймал себя на нехорошем желании залепить в лоб Будаеву тарелкой из-под супа. На дне еще оставалась ложка-другая густой зеленой жижи, и он представил, как она потечет по холеной рязанской, чисто русских кровей, морде Никиты Будаева.
Пожалуй, безопаснее было вернуться к любовнице.
– Вряд ли женщина могла свернуть шею другой женщине, а потом расправиться с двумя охранниками. Кстати, как они погибли?
– Обоим перерезали горло.
– Они что, спали? – поразился Илюшин. На него накатила слабость, и он вынужден был ухватиться за спинку кресла. – Их убили во сне?
Будаев, не повышая голоса, попросил:
– Саламат, все-таки принеси нам данные…
Прошло меньше минуты. На этот раз Илюшин вслушивался, и ему удалось уловить шелест шагов – быстрый, легкий. Азиат положил на стол тонкий ноутбук и удалился.
– Вы можете взять его к себе в каюту, – разрешил Никита. – Там все отчеты, экспертизы, личные дела.
Илюшин уже не удивлялся экспертизам.
– А где была команда?
– На «Одиссее» не нужна команда. Это современное судно, теоретически им мог бы управлять я один. Но все мои люди прошли курс управления яхтами этого класса, мы заменяем друг друга.
– Ясно, – кивнул Илюшин. – Тогда давайте вернемся к вашей Шошане. Не знаю, почему вы включили ее в круг подозреваемых…
Будаев перебил его:
– Двадцать восемь лет. Три года службы в боевых частях израильской армии. Профессионально метает дротики – два года подряд выиграла соревнования в США. Я бы многое еще мог о ней рассказать, но не вижу причин тратить время. Познакомитесь с ней – все поймете сами.
Илюшин понял, что все-таки ему лучше сесть.
– А кто второй? – спросил он, закрыв глаза и пообещав себе не открывать их и не таращиться на Будаева, что бы тот ни ответил. Ну, держит человек на яхте жену и любовницу, бывает. У богатых свои причуды, как любит повторять Серега Бабкин, и он совершенно прав.
– Второй – Адриан, – небрежно бросил Будаев. – Мой любовник.
Илюшин распахнул глаза и уставился на него.
Дата добавления: 2015-07-16; просмотров: 65 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Некоторое время спустя | | | Глава 14 |