Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Гла­ва 7

Гла­ва 1 | Ме­ня зо­вут вов­се не Ка­тя». | Гла­ва 2 | Гла­ва 3 | На­таша Си­моно­ва | Гла­ва 4 | Гла­ва 5 | Гла­ва 8 | Гла­ва 9 | Гла­ва 10 |


Читайте также:
  1. Гла­ва 1
  2. Гла­ва 10
  3. Гла­ва 11
  4. Гла­ва 12
  5. Гла­ва 13
  6. Гла­ва 14
  7. Гла­ва 15

Са­мые по­лез­ные мыс­ли Ки­ра Леп­ши­на на­ходи­ла в кни­гах, со­вер­шенно не пред­назна­чен­ных для это­го. Иног­да это бы­ли да­же и не кни­ги, а вов­се инс­трук­ции. Так, в ран­ней юнос­ти из инс­трук­ции по экс­плу­ата­ции сти­раль­ной ма­шины «Вят­ка-ав­то­мат-16» Ки­ра по­чер­пну­ла сле­ду­ющую идею: «Для обес­пе­чения нор­маль­ной ра­боты на­соса сле­ду­ет пе­ри­оди­чес­ки про­мывать филь­тр».

И сра­зу ста­ло по­нят­но, что это вов­се не о дре­без­жа­щей сти­рал­ке. Это о ней, Ки­ре. У нее есть филь­тры, ко­торые от­ве­ча­ют за то, что­бы вся­кая грязь, ль­юща­яся сна­ружи, не осе­дала внут­ри, а бло­киро­валась на под­хо­де. Ес­ли филь­тры за­сорят­ся, ста­нешь без­за­щит­ным, как еж без иго­лок. Кто угод­но смо­жет на­кидать в те­бя му­сора, вып­леснуть ржа­вую во­ду, а то и спе­ци­аль­но на­пач­кать, вой­дя в не­чище­ных бо­тин­ках.

«Вни­матель­но раз­бе­ритесь с филь­тром!» – при­зыва­ла инс­трук­ция. Ки­ра кив­ну­ла и ра­зоб­ра­лась. Ее филь­тром слу­жила ир­ра­ци­ональ­ная убеж­денность, что ни­чего пло­хого с ней слу­чить­ся не мо­жет, мак­си­мум – мел­кие неп­ри­ят­ности. Раз в пол­го­да Ки­ра вы­нима­ла это чувс­тво, про­мыва­ла его, тща­тель­но про­веря­ла, не сло­малось ли, и встав­ля­ла об­ратно.

Те­перь она бы­ла за­щище­на от раз­ных па­кос­тей.

Как-то со­сед­ка, неб­ла­годар­ная ста­руха, ко­торой Ки­ра по­купа­ла про­дук­ты, на весь подъ­езд об­ви­нила де­вуш­ку в во­ровс­тве де­нег. Са­мое ужас­ное, что кое-кто ей да­же по­верил.

Ки­ра бы­ла бо­лез­ненно ще­петиль­на и столь же бо­лез­ненно стыд­ли­ва. От об­ви­нений она ед­ва не впа­ла в деп­рессию, бо­ялась вхо­дить с со­седя­ми в один лифт и да­же на­чала ду­мать о том, что­бы пе­ре­ехать из сво­его до­ма. Но тут вов­ре­мя вклю­чил­ся внут­ренний филь­тр: «Не пре­уве­личи­вай. Это неп­ри­ят­но, но не смер­тель­но. По­бол­та­ют и пе­рес­та­нут».

Ки­ра вы­дох­ну­ла и пе­рес­та­ла вес­ти се­бя как пой­ман­ная за ру­ку прес­тупни­ца.

А день­ги по­том на­шел ста­рухин внук: они за­вали­лись за ко­мод в при­хожей.

Са­мое боль­шое от­кро­вение яви­лось Ки­ре из граж­дан­ско­го ко­дек­са. Ки­ра бы­ла не юрист, а бух­галтер, и ко­декс по­пал к ней в ру­ки слу­чай­но. Но от­крыл­ся на нуж­ной стра­нице.

«Вещь, пред­назна­чен­ная для об­слу­жива­ния дру­гой, глав­ной ве­щи и свя­зан­ная с ней об­щим наз­на­чени­ем (при­над­лежность), сле­ду­ет судь­бе глав­ной ве­щи, ес­ли до­гово­ром не пре­дус­мотре­но иное».

Ки­ра чуть не зап­ла­кала, нас­толь­ко яс­но ей все от­кры­лось. Это ведь про лю­дей ска­зано, про му­жа и же­ну! Не о вся­кой па­ре, но к ней и Ар­ка­дию как раз под­хо­дит. Он – глав­ная вещь. А она, Ки­ра, са­мос­то­ятель­ной цен­ности не име­ет, пред­назна­чена лишь для об­слу­жива­ния его, и в том ее смысл и цель жиз­ни. Ни­чего в этом уни­зитель­но­го нет, так и дол­жно быть.

«Сле­ду­ет судь­бе глав­ной ве­щи», – за­воро­жен­но пов­то­ряла она про се­бя. Стро­ки бы­ли прек­расны. Сле­ду­ет судь­бе глав­ной ве­щи!

И пред­назна­чение у них об­щее, по­нят­но ка­кое.

Пер­вый муж у Ки­ры был аль­фа-са­мец. Это она по­том по­няла, на­читав­шись ум­ных пси­холо­гичес­ких кни­жек. А тог­да он на­зывал се­бя ка­мен­ной сте­ной. «За мной, Оля, бу­дешь как за ка­мен­ной сте­ной», – го­ворил муж, и дей­стви­тель­но выг­ля­дел вну­шитель­но: ка­мень не ка­мень, но что-то боль­шое, ус­той­чи­вое. Не­поко­леби­мое.

Ах да, ее тог­да зва­ли Олей. Иног­да да­же Олеч­кой. Мяг­кое имя, неж­ное – так зву­чит кап­ля, упав­шая с не­боль­шой вы­соты в во­ду: не звон, а бульк. «О-ля!»

Вы­яс­ни­лось, что у ка­мен­ной сте­ны есть один не­боль­шой не­дос­та­ток: из-за нее ни­чего не слыш­но. И, как пра­вило, не вид­но. Си­дишь внут­ри, об­не­сен­ный вы­сокой ог­ра­дой, и ни о чем не зна­ешь. А поп­ро­бу­ешь пе­релезть – оса­дят: «Ку­да это соб­ра­лась, го­лубуш­ка? Ты же за ка­мен­ной сте­ной. Вот и си­ди ти­хо!»

Не су­етись, как го­ворил муж. И ла­донью де­лал шут­ли­вый жест, буд­то со­бирал­ся тол­кнуть Олю в ли­цо.

В тре­нажер­ный зал? За­будь, не су­етись.

К под­ру­ге? Нап­люй, не су­етись.

Но­вую ра­боту? Рас­слабь­ся, не су­етись. Си­дишь на пол­ном обес­пе­чении, и не­чего дурью ма­ять­ся.

Оля очень хо­тела ре­беноч­ка. Не мог­ла заг­ля­дывать в чу­жие ко­ляс­ки – бо­ялась, что рас­пла­чет­ся от уми­ления и за­вис­ти. Но муж пос­ме­ивал­ся: «Я жад­ный! Не со­бира­юсь ни с кем то­бой де­лить­ся!» – и щи­пал Олю за тол­стую бе­лую по­пу. «Ба­рыня ты моя кус­то­ди­ев­ская!»

Он во всем был аль­фа, то есть пер­вый, силь­ный, глав­ный. Ре­шал, ку­да по­ехать, на что тра­тить день­ги, как оде­вать­ся. Шу­бу Оле выб­рал сам: прос­то вер­нулся од­нажды до­мой и ши­роким жес­том, буд­то с бар­ско­го пле­ча, швыр­нул на кро­вать див­ной кра­соты со­болей: «Но­си!»

Под­ру­ги Оле за­видо­вали. «Прин­цесса ты, Оль­ка! – с пло­хо скры­той го­речью го­вори­ли они. – Те­бе да­же паль­цем ше­велить не на­до, все для те­бя сде­ла­ют». Мужья под­руг бы­ли не аль­фа­ми, а ка­кими-то ма­ло­из­вес­тны­ми бук­ва­ми гре­чес­ко­го ал­фа­вита. Омик­ро­нами или, прос­ти гос­по­ди, во­об­ще ип­си­лона­ми. Мужья бо­ялись ху­лига­нов, за­ис­ки­вали пе­ред офи­ци­ан­та­ми и не зна­ли, как вес­ти се­бя с сан­техни­ками.

Оль­гин суп­руг шел по жиз­ни хо­зя­ином. На офи­ци­ан­тов, ес­ли на­до, орал (по­тому что хо­лоп­ское пар­ши­вое пле­мя, с ни­ми ина­че нель­зя). Сан­техни­кам вдвое стар­ше се­бя го­ворил «ты» и «дя­дя». А на ху­лига­нов они нат­кну­лись единс­твен­ный раз, и Оля об этом пред­по­чита­ла не вспо­минать. Хо­тя муж по­том ра­довал­ся, по­тирал ку­лаки и пред­ла­гал ей то ли в шут­ку, то ли всерь­ез сно­ва про­гулять­ся тем же мар­шру­том с тем­ны­ми под­во­рот­ня­ми.

Оп­ре­делен­но, ей ска­зоч­но по­вез­ло.

Ког­да ве­зение за­кон­чи­лось? Оля не зна­ла.

Но ведь бы­ло же счастье, бы­ло! Су­щес­тво­вало взап­равду, а не толь­ко в ее во­об­ра­жении. Оля плес­ка­лась в нем, как в чис­тей­шем озе­ре, толь­ко брыз­ги раз­ле­тались вок­руг.

В ка­кой миг оно прев­ра­тилось в ми­раж? Оля плы­ла по инер­ции, взма­хива­ла ру­ками… По­том от­кры­ла гла­за – а вок­руг су­хой пе­сок, и над ним ма­рево мут­ное ко­лышет­ся.

Она еще цеп­ля­лась за что-то. На­де­ялась, что это мо­рок, бо­лезнь, и вот-вот все вер­нется на свои мес­та, на­до толь­ко как сле­ду­ет поп­ро­сить.

«Ко­рова ты жир­ная, – рав­но­душ­но ска­зал ей муж, – ты пос­мотри на се­бя в зер­ка­ло, ду­ра. Ку­да ты ле­зешь со сво­ей лю­бовью? Иди сна­чала зай­мись от­вислой жо­пой, а по­том бу­дешь пре­тен­до­вать на лю­бовь».

Как – ко­рова? Она же ба­рыня кус­то­ди­ев­ская, с те­лом бе­лым, как мо­локо, ко­жей неж­ной, как ат­лас!

Ни озе­ра ря­дом, ни са­мой жал­кой лу­жицы. Толь­ко се­рый пе­сок и душ­ная пыль.

Оля дос­та­ла дав­но за­бытый филь­тр, вни­матель­но рас­смот­ре­ла. «Ни­чего пло­хого с то­бой слу­чить­ся не мо­жет». Но эта ман­тра не­замет­но при­об­ре­ла ма­лень­кое до­пол­не­ние: «по­ка ты ря­дом с му­жем». Это ведь он аль­фа, а не она.

Ка­мен­ная сте­на рух­ну­ла и пог­ребла под со­бой Олю. Аль­фа-са­мец на­шел се­бе аль­фа-сам­ку, тон­кую, мо­лодую, кра­сивую. Не ко­рову, а ягу­ари­ху.

Выб­равшись из-под за­валов, Оля зап­ла­кала от бо­ли. Ее по­било силь­но: не толь­ко ид­ти – ды­шать бы­ло тя­жело. Под­ру­ги ска­зали, что она са­ма ви­нова­та и ак­ку­рат­но от­сту­пили на­зад, что­бы не за­пач­кать­ся в Оли­ном го­ре.

Она ос­та­лась од­на.

Дни ста­ли се­рыми и про­гор­клы­ми, но­чи – сле­пыми. До тех пор, по­ка од­нажды Оле не прис­нился сон – пер­вый раз пос­ле раз­во­да. Во сне при­ходи­ла ба­буш­ка, сок­ру­шен­но ка­чала го­ловой и твер­ди­ла: «А я ведь про­сила Ки­рой те­бя наз­вать! Не пос­лу­шали, олу­хи».

Прос­нувшись, Оля от­пра­вилась в загс.

Те­перь она ста­ла Ки­ра. Твер­дое имя, стро­гое. Не буль­канье ка­пели, а удар мо­лоточ­ка о на­коваль­ню: Ки-ра!

Она про­дала со­боли­ную шу­бу и ук­ра­шения. По­меня­ла ра­боту. Ста­ла фо­тог­ра­фиро­вать­ся на про­пуск – и ужас­ну­лась: гос­по­ди, и это – я? Вот это рых­лое, ог­ромное, по­хожее на раз­мокший хлеб­ный мя­киш – я?!

Або­немент в фит­нес-клуб сто­ил по­лови­ну ее зар­пла­ты. Но Ки­ра ре­шила, что ста­нет эко­номить на еде.

В тре­нажер­ном за­ле она по­нача­лу крас­не­ла и ста­ралась не ози­рать­ся. Бо­ялась уви­деть юных дев с то­чены­ми те­лами, брез­гли­во ты­чущих в нее на­мани­кюрен­ны­ми паль­чи­ками. Од­на­ко вско­ре ока­залось, что по­сети­тели здесь са­мые раз­ные, хва­та­ет и тол­стух вро­де нее. Бы­ли и то­ченые юные де­вы, но они не раз­гля­дыва­ли ок­ру­жа­ющих, а сос­ре­дото­чен­но пых­те­ли на тре­наже­рах.

Фит­нес. Бас­сейн. Тан­цы. Ху­дожес­твен­ная мас­тер­ская. Фо­ток­луб. И сов­сем уж не­ожи­дан­но – ска­лола­зание.

Вы­яс­ни­лось, что у нее силь­ные ру­ки. Ког­да Ки­ра ви­села, ух­ва­тив­шись за не­боль­шой выс­туп на тре­ниро­воч­ной ска­ле, в ней креп­ло ощу­щение: «я дер­жу се­бя». Не кто-то дру­гой дер­жит, а она са­ма. Ска­лола­зание ока­залось луч­шей пси­хоте­рапи­ей из воз­можных.

Ки­ра то­ропи­лась жить. Она на­вер­сты­вала упу­щен­ное – то, что не ус­пе­ла сде­лать, по­ка пря­талась за ка­мен­ной сте­ной.

У нее по­яви­лись но­вые под­ру­ги. Как-то Ки­ре приш­лось от­во­дить сы­на од­ной из них в те­ат­раль­ную сту­дию при мо­лодеж­ном те­ат­ре. Ре­жис­сер по­разил ее. Это был не че­ловек, а фа­кел, он ис­крил­ся иде­ями, и каж­дый, кто по­падал с ним в од­но прос­транс­тво, за­горал­ся то­же.

– Ар­ка­дий-то? Он не­ре­аль­но кру­той! – с вос­торгом ска­зал маль­чик, ког­да они шли об­ратно. – Мы с ним бу­дем Гри­бо­едо­ва ста­вить, вы при­дете на спек­такль? «Ка­рету мне, ка­рету!»

– При­ду, – рас­сме­ялась Ки­ра.

Ко­неч­но, она за­была о спек­такле. Но пол­го­да спус­тя что-то коль­ну­ло ее, и она спро­сила у под­ру­ги, как по­жива­ет те­ат­раль­ная сту­дия.

– Раз­ве я не го­вори­ла? – уди­вилась под­ру­га. – Те­атр зак­ры­ли, уже дав­но.

Ки­ра рас­те­рян­но про­бор­мо­тала, что ни о чем по­доб­ном не слы­шала.

– Зда­ние вы­купи­ли под час­тную кли­нику. Что ты хо­чешь – ла­комое мес­то!

– А ку­да… где… как же…

Ки­ра не до­гово­рила, но под­ру­га по­няла ее.

– Бур-то? За­пил. Я слы­шала, его прис­тро­или в до­ме твор­чес­тва, но ни­какой сту­дии, ко­неч­но, уже не до­вери­ли.

Ки­ра вы­тер­пе­ла не­делю. А в вы­ход­ные, убеж­дая се­бя, что толь­ко по­гуля­ет по пар­ку вок­руг до­ма твор­чес­тва, по­еха­ла в со­сед­ний рай­он.

– Ар­ка­дий? – без­различ­но пе­рес­про­сила вах­терша. – Ал­каш, что ли? Вон он, там!

И мах­ну­ла ру­кой в сто­рону лес­тни­цы.

Дом твор­чес­тва был ста­рый, не­ряш­ли­вый и со­вер­шенно не оп­равды­ва­ющий свое наз­ва­ние. Твор­чес­твом здесь и не пах­ло. Пах­ло пле­сенью, ка­зен­ны­ми ка­бине­тами и хлор­кой, как в боль­ни­це. И лю­дей здесь не наб­лю­далось, нес­мотря на вос­крес­ный день.

Ки­ра ос­то­рож­но прош­ла, ку­да по­каза­ли. Под лес­тни­цей об­на­ружи­лось что-то вро­де под­собки. Дверь бы­ла при­от­кры­та, и она заг­ля­нула внутрь.

Ар­ка­дий Бур, пос­та­рев­ший, осу­нув­ший­ся си­дел пе­ред вер­ста­ком с ка­ким-то чер­те­жом в ру­ках. Он под­нял на Ки­ру тус­клый взгляд:

– Вы за Олеж­кой? Он уже ушел.

Ки­ра дол­го смот­ре­ла на не­го. Ни оба­яния, ни све­та не ос­та­лось в этом нес­час­тном из­можден­ном че­лове­ке. Он из­лу­чал теп­ло лишь до тех пор, по­ка под­пи­тывал­ся от сво­его де­ла, как ба­тарея от сол­нца.

– Я не за Олеж­кой, – ти­хо ска­зала она на­конец. – Я за ва­ми.

 

– Се­режа, что про­ис­хо­дит?

Ма­ша, блед­ная от кач­ки и пе­режи­ваний, усе­лась на кро­вать.

– А пес его зна­ет, – в сер­дцах бро­сил Баб­кин. – Ерун­да ка­кая-то. Ут­ром Бур, ве­чером Зе­лен­ский…

– Бур? Ре­жис­сер?

Приш­лось рас­ска­зать все как есть.

– Мо­жет, это прос­то глу­пая шут­ка, – за­кон­чил Баб­кин. – Толь­ко что-то ни чер­та не смеш­но.

Ма­ша по­тер­ла лоб.

– Тол­кну­ли в спи­ну… А Зе­лен­ско­го то­пили…

– Не уто­пили же.

– Так выр­вался!

Сер­гей скеп­ти­чес­ки хмык­нул.

– Маш, ну кто так то­пит? За но­гу – и под во­ду тя­нуть. Их­ти­андр, что ли? Даст ему утоп­ленник один раз пят­кой в че­люсть, и всплы­вет Их­ти­андр квер­ху жаб­ра­ми.

Ма­ша нак­ло­нилась к ил­лю­мина­тору. За стек­лом под­пры­гива­ли вол­ны, слов­но ста­ра­ясь до­тянуть­ся до нее, го­лубые те­ни бе­гали по по­тол­ку ка­юты.

Она пред­ста­вила, как плы­вет в без­мя­теж­ной ти­шине… И вдруг – ры­вок! Ба­рах­та­ешь­ся, ни­чего не по­нимая, во­да за­лива­ет нос и уши, те­бя ох­ва­тыва­ет па­ника…

Па­ника! Она быс­тро обер­ну­лась к му­жу:

– На­до спро­сить, нет ли у Зе­лен­ско­го проб­лем с сер­дцем!

– Спра­шивал уже, – сра­зу от­ве­тил Сер­гей. – Нет.

Ма­ша от до­сады щел­кну­ла язы­ком. Ах, ка­кая бы­ла вер­сия! Она все объ­яс­ня­ла. Нет нуж­ды то­пить че­лове­ка по-нас­то­яще­му, ес­ли мож­но его прос­то ис­пу­гать.

– Глав­ное – за­чем? – по­ин­те­ресо­вал­ся Баб­кин.

– Нас­ледс­тво? Мо­жет, маль­чик ска­зоч­но бо­гат.

– Тог­да спро­си ме­ня, рас­пи­саны ли они с под­ру­гой офи­ци­аль­но.

– Яс­но: не рас­пи­саны, – вздох­ну­ла Ма­ша.

– Вот имен­но. Ес­ли му­жа уби­вать из-за нас­ледс­тва, то лю­бов­ни­ка – за­чем?

– А вдруг за­веща­ние?

– Про за­веща­ние не уз­на­вал, – приз­нался Сер­гей. – Но уве­рен, что маль­чиш­ка двад­ца­ти двух лет о нем и не ду­мал.

Он по­тянул со сто­ла раз­ли­нован­ную тет­радь и при­нял­ся быс­тро наб­ра­сывать схе­му рас­по­ложе­ния ку­па­ющих­ся.

– У ме­ня бы­ло пред­по­ложе­ние, что Зе­лен­ско­го пе­репу­тали с ре­жис­се­ром. Яна с му­жем не ви­дели, как нас рас­пре­дели­ли по бух­там.

– Они ос­та­лись пер­вы­ми! – вспом­ни­ла Ма­ша.

– Да. Но спу­тать Бу­ра и маль­чиш­ку… Сом­ни­тель­но!

Оба по­мол­ча­ли.

– С од­ной сто­роны, прос­матри­ва­ет­ся обыч­ное ху­лиганс­тво, – за­дум­чи­во ска­зала на­конец Ма­ша. – Впол­не в ду­хе Яны Ру­ден­ко.

– Я то­же об этом по­думал.

– С дру­гой сто­роны, чем-то от этих ис­то­рий от­да­ет… – она по­мор­щи­лась. – Не­хули­ганис­тым. Опас­ным! Ре­жис­сер ведь мог пе­рева­лить­ся за борт, а Сте­фан – зап­росто зах­лебнуть­ся от ис­пу­га. И ко­му это вы­год­но, мно­го­ува­жа­емый де­тек­тив?

Баб­кин по­качал го­ловой.

– Я бы за­давал­ся дру­гим воп­ро­сом. Собс­твен­но, по­чему «бы»? Я им и за­да­юсь.

– Ка­ким?

– «Кто сле­ду­ющий?»

Ма­ша не ус­пе­ла спро­сить, что он име­ет в ви­ду – в дверь пос­ту­чали.

На по­роге сто­ял Сте­фан. «Кур­точка мя­тая, брю­ки ку­цые, а все рав­но выг­ля­дит как пе­ре­оде­тый япон­ский принц», – не­воль­но от­ме­тила Ма­ша.

Принц был бле­ден, но тверд ду­хом.

– Я хо­тел поб­ла­года­рить вас, – ска­зал он. – Мне не­лов­ко, что я не сде­лал это­го сра­зу.

– За что бла­года­рить-то… – про­бур­чал Баб­кин.

– Вы мне очень по­мог­ли, – воз­ра­зил Сте­фан. – Я… Я ужас­но стру­сил, ес­ли уж на­чис­то­ту.

– Не стру­сили, а ис­пу­гались, – поп­ра­вила Ма­ша.

– Ка­кая раз­ни­ца?

– Из-за тру­сос­ти че­лове­ка стра­да­ют дру­гие, из-за ис­пу­га – толь­ко он сам.

Сте­фан смот­рел не­пони­ма­юще, и Ма­ша рас­шифро­вала:

– Ес­ли вам нуж­но бы­ло ох­ра­нять гра­ницу, а вы ис­пу­гались вол­ка и уд­ра­ли – это тру­сость. По­тому что при­дет враг, а на зас­та­ве ни­кого. А ес­ли вы прос­то встре­тили вол­ка в ле­су и сбе­жали, ро­няя та­поч­ки, то это обыч­ный ис­пуг.

Зе­лен­ский улыб­нулся – в пер­вый раз за все вре­мя.

– Вы ме­ня уте­ша­ете. И за это то­же спа­сибо.

Баб­кин под­нялся, ус­ту­пая ему свое мес­то:

– Да ты са­дись. Са­дись, ко­му го­ворят!

С боль­ши­ми це­ремо­ни­ями и за­вере­ни­ями в том, что он ни в ко­ем слу­чае не хо­тел бы на­вязы­вать­ся, принц сел на край кро­вати. Спи­ну он дер­жал пря­мо, как уче­ница ба­лет­ной шко­лы.

Сер­гей, пе­реб­равший­ся к Ма­ше, не­замет­но сло­жил по­полам свой чер­теж и спря­тал в кар­ман.

– Сте­фан, пос­лу­шай… У те­бя есть ка­кие-то пред­по­ложе­ния о том, кто это мог сде­лать?

– Я уже всю го­лову сло­мал, – чис­то­сер­дечно приз­нался па­рень. – В кон­це кон­цов ре­шил, что это Яна или Вла­димир. У нас с ни­ми не очень хо­рошая ис­то­рия се­год­ня выш­ла…

– Нас­лы­шан уже.

– Я, ко­неч­но, при­дурок. Не на­до бы­ло вес­тись на под­начки. За­хотел кра­сиво ме­чом по­махать, вот и до­махал­ся.

– А где, кста­ти, ты на­учил­ся? – ожи­вил­ся Баб­кин. – Есть ка­кие-то кур­сы для на­чина­ющих эль­фов? Я то­же ту­да хо­чу.

Сте­фан рас­сме­ял­ся.

– Да ка­кие кур­сы! На­чалось во­об­ще с ду­рац­ко­го. Мне в детс­тве не да­ли роль в пос­та­нов­ке «Трех муш­ке­теров». Ска­зали, что я фех­то­вать не умею, а муш­ке­теры толь­ко и де­ла­ют, что де­рут­ся. Сей­час-то я по­нимаю, что рас­ко­сый Атос ни­кому не сдал­ся! А тог­да по­верил, ко­неч­но. Ре­шил, что наз­ло всем на­учусь фех­то­вать, и за­писал­ся в сек­цию.

– И вы­яс­ни­лось, что у те­бя та­лант, – ух­мыль­нул­ся Баб­кин.

– Вы­яс­ни­лось, что я ки­тай­ский ду­болом, – поп­ра­вил Сте­фан. – Это ме­ня так тре­нер на­зывал. Я ему сто раз го­ворил: не ки­тай­ский, а япон­ский, и то на чет­верть! А ему од­но­фигс­твен­но.

Ма­ша да­же прив­ста­ла от воз­му­щения.

– Он те­бя драз­нил?!

– Он всех драз­нил, – мах­нул ру­кой юно­ша. – Осо­бен­но ког­да под­да­тый. Но мне это толь­ко на поль­зу пош­ло. Я же уп­ря­мый – жуть! Де­лаю все толь­ко на топ­ли­ве из злос­ти.

– Силь­но же ты, на­до ду­мать, злил­ся на это­го зас­ранца, – за­метил Баб­кин.

На до­лю се­кун­ды ли­цо Сте­фана ока­мене­ло. Не принц, а нин­дзя гля­нул на Ма­шу из при­щурен­ных чер­ных глаз. Не ро­ман­тичный во­ин из филь­мов, а жес­то­кий бес­по­щад­ный са­мурай, го­товый на все ра­ди то­го, что он счи­та­ет де­лом чес­ти.

Но тут юно­ша улыб­нулся, и Ма­ша ре­шила, что ей по­чуди­лось.

– Очень! – го­тов­но под­твер­дил он. – Но злость, как я уже ска­зал, хо­рошее топ­ли­во. На нем да­леко-о-о-о мож­но у­ехать! Я был не­лов­ким и очень мед­ли­тель­ным, а стал ле­пить из се­бя стре­митель­но­го Чин­гачгу­ка. Чем боль­ше тре­нер орал, тем силь­нее я злил­ся, и тем луч­ше у ме­ня по­луча­лось.

– Ты еще ска­жи, что до сих пор ему бла­года­рен, – под­дел Баб­кин.

– Не ска­жу, – по­качал го­ловой Сте­фан. – Он дав­но умер.

– Спил­ся?

– Его за­били в пар­ке до смер­ти, ког­да он воз­вра­щал­ся до­мой.

Ма­ша ши­роко рас­кры­ла гла­за.

– Как за­били?

– Пал­ка­ми, – не­воз­му­тимо ска­зал Сте­фан. – Обыч­ны­ми пал­ка­ми.

Он под­нялся и сно­ва об­ра­тил­ся с бла­годар­ностя­ми и из­ви­нени­ями, на этот раз к Ма­ше. Он-де ис­портил ей та­кой хо­роший от­дых на мо­ре и не мо­жет се­бе это­го прос­тить…

Баб­кин слу­шал эти рас­шарки­вания впо­луха. Его что-то за­цепи­ло в рас­ска­зе юно­ши, и это был не по­гиб­ший тре­нер.

«Яна… Стыч­ка… Учил­ся фех­то­вать…» Сер­гей быс­тро про­маты­вал про се­бя их не­дол­гий раз­го­вор. Где же, где оно? Илю­шин при­учил его всег­да об­ра­щать вни­мание на под­сказ­ки ин­ту­иции и не от­пускать си­ту­ацию, по­ка не ста­нет яс­но, что имен­но пы­тались под­ска­зать.

Но сей­час Сер­гей, как ни бил­ся, не мог вспом­нить ни­чего стран­но­го в сло­вах юно­ши.

Сте­фан при­от­крыл дверь, ос­та­новил­ся в про­еме и сде­лал шут­ли­вый жест – взмах­нул не­сущес­тву­ющей шля­пой с пе­ром:

– Мер­си бо­ку! Уви­дим­ся за ужи­ном!

И тог­да Баб­кин по­нял.

– Стой!

Зе­лен­ский не­до­умен­но взгля­нул на не­го.

– По­дож­ди… – пов­то­рил Сер­гей, по­нимая от­четли­во, что вот оно, то са­мое. – Ты ска­зал, те­бе не да­ли роль…

– Не да­ли, – вздох­нул Сте­фан.

– А пос­та­нов­ка бы­ла школь­ная?

– Не-а. – Зе­лен­ский по­чесал нос. – Это бы­ла те­ат­раль­ная сту­дия не­пода­леку от мо­его до­ма.

– И как зва­ли ре­жис­се­ра, ко­торый те­бя не взял?

– От­ку­да же я знаю, – уди­вил­ся Сте­фан. – Мне бы­ло три­над­цать, я его ви­дел, мо­жет, па­ру раз в жиз­ни.

На­вер­ху проз­ву­чал звон ко­локо­ла.

– Ужин! – вос­клик­нул Зе­лен­ский, и гла­за его заб­лесте­ли. – Вы пой­де­те?

– Чуть поз­же, – ска­зал Баб­кин.

– Вы ме­ня тог­да из­ви­ните, я по­бегу. Есть хо­чу страш­но! Это у ме­ня от ис­пу­га! – И под­мигнул Ма­ше.

Ког­да ша­ги прос­ту­чали по лес­тни­це и стих­ли, Баб­кин по­вер­нулся к же­не:

– А вот я поч­ти уве­рен, что знаю, как зо­вут ре­жис­се­ра, ко­торый не взял ма­лень­ко­го Сте­фана Зе­лен­ско­го на роль Ато­са.

– Я то­же, – мрач­но ска­зала Ма­ша. – Ар­ка­дий Бур его зо­вут, вот как.

Сол­нце про­вали­лось за го­ризонт, и над во­дой ос­та­лась од­на зо­лотая гор­бушка, пла­вав­шая по вол­нам. В ка­юте рез­ко по­тем­не­ло, но свет им обо­им вклю­чать не хо­телось.

– Сов­па­дение, – не­уве­рен­но пред­по­ложи­ла Ма­ша.

– Мо­жет, и сов­па­дения-то нет. Ма­ло ли те­ат­раль­ных сту­дий по Мос­кве.

Они пе­рег­ля­нулись и по­мол­ча­ли.

– Собс­твен­но, да­же ес­ли это та са­мая сту­дия, – ска­зал на­конец Баб­кин. – Что нам это да­ет? Ни­чего. Толь­ко все еще силь­нее за­путы­ва­ет. Не на­до ме­ня убеж­дать, что на поч­ве дет­ской трав­мы Сте­фан Зе­лен­ский сна­чала по­пытал­ся стол­кнуть Ар­ка­дия Бу­ра в во­ду, а по­том Бур, ре­шив из­ба­вить­ся от юно­го мсти­теля, стал то­пить его в от­кры­том мо­ре.

– По­лу­от­кры­том.

– Да хоть за­купо­рен­ном. Чушь это, а не объ­яс­не­ние. Эх, был бы здесь Илю­шин, рас­пу­тал бы все в два сче­та…

Баб­кин осек­ся.

Ста­ло очень ти­хо, и в ти­шине Ма­ша ус­лы­шала, как плы­вет над во­дой тус­клый звон ко­рабель­ной рын­ды.

– Де­вять ча­сов, – ска­зала она и под­ня­лась. – Пой­дем ужи­нать.

 

Но на ужин они по­пали не сра­зу. Ви­нова­та бы­ла Ма­ша, ко­торая ре­шила по­вес­ти му­жа об­ходным пу­тем, да та­ким хит­рым, что в ито­ге они заб­лу­дились.

Это бы­ло смеш­но. Как ска­зал Сер­гей, заб­лу­дились в двух мач­тах. Од­на­ко они выш­ли сов­сем не с той сто­роны, где ожи­дали, а с про­тиво­полож­ной, и ока­зались воз­ле ка­юты док­то­ра.

– …и не прит­во­ряй­ся, буд­то ни­чего не по­нима­ешь. Вто­рая смерть!

– Вань, ты опять под­да­тый, что ли?

Ма­ша и Сер­гей вста­ли как вко­пан­ные. Го­лоса до­носи­лись из-за при­от­кры­той две­ри. В пер­вом она без тру­да уз­на­ла док­то­ра Ко­зули­на, во вто­ром – их ан­ге­ла-хра­ните­ля, Яко­ва Се­мены­ча.

Сер­гей ух­ва­тил ее под ло­коть и бес­шумно ув­лек к сте­не.

«Не­хоро­шо! – жес­та­ми по­каза­ла Ма­ша. – Пой­дем от­сю­да ско­рее».

Но муж от­ри­цатель­но по­качал го­ловой. Од­ной фра­зы ему хва­тило, что­бы по­нять: ни­куда он не пой­дет, по­ка не пой­мет, о чем речь.

– Я не пью, – до­нес­ся до них го­лос док­то­ра. – Хо­тя сто­ило бы!

Он за­каш­лялся, и сквозь ка­шель Сер­гей не ра­зоб­рал, что от­ве­тил боц­ман.

– Я врач, а не га­дал­ка. Мо­жешь счи­тать, мне мой про­фес­си­ональ­ный опыт под­ска­зыва­ет, что во всем этом есть что-то нез­до­ровое. Сна­чала Га­ля, те­перь вот Ири­на…

Сер­гей за­та­ил ды­хание.

– Ко­зулин, бы­ло рас­сле­дова­ние, – ус­та­ло ска­зал Яков Се­меныч. – Хре­на ли те­бе еще на­до, ста­рый ал­каш?

Тот, ко­го он наз­вал ста­рым ал­ка­шом, вдруг ви­ти­ева­то вы­ругал­ся.

– Да, …, пош­ли они, …, …., …… со сво­им рас­сле­дова­ни­ем! Здо­ровая тет­ка на ров­ном мес­те за борт сва­лилась! Это как на­зыва­ет­ся, ….? Перст судь­бы?

– Вань, не хо­ди кру­гами, – поп­ро­сил боц­ман. – Ска­жи пря­мо, в чем ты ме­ня об­ви­ня­ешь?

– Да при чем здесь ты?! – за­орал док­тор так, что Ма­ша дер­ну­лась от не­ожи­дан­ности и лок­тем за­дела руч­ку две­ри. Пет­ли скрип­ну­ли.

Баб­кин пе­рех­ва­тил ее ру­ку, но бы­ло поз­дно. Внут­ри ка­юты нас­ту­пила нас­то­рожен­ная ти­шина.

– По­дож­ди-ка… – пос­лы­шались шар­ка­ющие ша­ги. Они приб­ли­жались, и Сер­гей быс­тро по­тащил Ма­шу на­зад, к то­му же хо­ду, ко­торым они приш­ли. Баб­кин от всей ду­ши на­де­ял­ся, что боц­ман, выг­ля­нув на­ружу, не ус­пел за­метить его ши­рокую спи­ну.

– Вот же ж ед­рить ваш ко­рабль со все­ми яко­рями! – вы­ругал­ся он, ког­да они ока­зались да­леко от зло­получ­ной ка­юты. – Ка­кие-то две смер­ти… Ма­ша, ку­да мы по­пали?

– В ка­ют-ком­па­нию, – серь­ез­но ска­зала Ма­ша, ос­та­новив­шись пе­ред зна­комой дверью.

 

Они ока­зались пос­ледни­ми на ужи­не. Толь­ко Ар­ка­дий Бур си­дел, ссу­тулив­шись, над та­рел­кой с гу­ляшом, и хлеб­ной кор­кой ста­ратель­но под­би­рал со­ус.

– Опаз­ды­ва­ете! – уко­рил он. – На­фаня рвал и ме­тал.

– Ик­ру ме­тал, я на­де­юсь, – про­бор­мо­тал Баб­кин. Все со­бытия пер­во­го дня рез­ко на­вали­лись на не­го, и он по­чувс­тво­вал, что здо­рово ус­тал. – Чер­ную.

– Ес­ли бы! Убе­дитель­но про­сил на бу­дущее при­ходить всех вов­ре­мя.

Баб­кин без ап­пе­тита сже­вал ку­сок мя­са и под­нял бро­ви. Гу­ляш был мяг­ким и соч­ным и на вре­мя да­же вы­тес­нил из его го­ловы мыс­ли о под­слу­шан­ном раз­го­воре.

– Ар­ка­дий, вы ког­да-ни­будь ста­вили «Трех муш­ке­теров»? – вдруг спро­сила Ма­ша без пре­дис­ло­вия.

– Не­од­нократ­но, – кив­нул Бур, ни­мало не уди­вив­шись. – Ре­бята обыч­но очень лю­бят Дю­ма. «Атос был оп­ти­мис­том, ког­да речь шла о ве­щах, – про­цити­ровал он, – и пес­си­мис­том, ког­да речь шла о лю­дях!»

– Пре­лесть ка­кая! – вос­хи­тилась Ма­ша. – А еще что-ни­будь?

Бур улыб­нулся.

– «Это, ви­дишь ли, од­на из ее сла­бос­тей, – со­об­щил он, – тем или иным спо­собом от­де­лывать­ся от лю­дей, ко­торые ей ме­ша­ют!»

Баб­кин по­пер­хнул­ся гу­ляшом.

– Как вы ска­зали?

– «Путь всег­да ка­жет­ся го­раз­до ко­роче, ес­ли пу­тешес­тву­ешь вдво­ем», – раз­ли­вал­ся Ар­ка­дий, осед­лавший лю­бимо­го конь­ка. – Да, друзья мои, это то­же Дю­ма. По­рази­тель­но не­до­оце­нен­ный пи­сатель! Ум­ный, тон­кий, иро­нич­ный! «Тай­ну мо­жет слу­чай­но вы­дать дво­рянин, но ла­кей поч­ти всег­да про­даст ее». Ка­ково, а? И ведь на каж­дой стра­нице пер­лы, пер­лы! Вот вы, Ма­ша, что бы выб­ра­ли из пе­речис­ленно­го?

– У ме­ня есть своя лю­бимая ци­тата.

Ре­жис­сер об­ра­тил­ся в слух.

– «Я умею быть храб­рым, ког­да пос­та­ра­юсь, по­верь­те мне. Вся шту­ка в том, что­бы пос­та­рать­ся».

Ар­ка­дий об­ду­мал и кив­нул:

– Ка­жет­ся, по­нимаю.

– А ва­ша лю­бимая?

– О, их мно­го! Хо­тя бли­же все­го мне про путь, ко­торый ко­роче, ес­ли ид­ти вдво­ем.

Он улыб­нулся меч­та­тель­но, но вдруг зас­теснял­ся и ут­кнул­ся в та­рел­ку с гу­ляшом.

– Вы дав­но же­наты? – мяг­ко спро­сила Ма­ша.

– Три го­да. Сов­сем нем­но­го.

Она ре­шилась сде­лать еще один шаг:

– Же­на о вас так за­ботит­ся…

– Ки­ра ме­ня спас­ла, – по­серь­ез­нел Ар­ка­дий. – На­тураль­но спас­ла, без вся­ких ме­тафор. Выш­ло так, что я ли­шил­ся сво­его де­тища. Те­атр «Гав­рош» – не слы­шали? Его отоб­ра­ли под час­тную кли­нику. Я пы­тал­ся бо­роть­ся, но бю­рок­ра­тичес­кая ма­шина пе­ре­еха­ла ме­ня и рас­ка­тала. – Он улыб­нулся собс­твен­но­му па­фосу, как бы приг­ла­шая и их пос­ме­ять­ся над со­бой, но в гла­зах зас­ты­ла боль. – Я уже, зна­ете ли, по­лагал, что жизнь кон­че­на. И вдруг, как ан­гел во ть­ме ноч­ной, по­яв­ля­ет­ся Ки­ра, прек­расная и гроз­ная, и за­яв­ля­ет, что­бы я не смел сда­вать­ся. У ме­ня, ви­дите ли, дар, а я его унич­то­жаю! На­до вам ска­зать, – до­бавил он, до­вери­тель­но по­дав­шись к Ма­ше, – что до это­го я ви­дел ее один раз в жиз­ни и со­вер­шенно не за­пом­нил.

Ар­ка­дий те­ат­раль­но схва­тил­ся за го­лову:

– Нет, вы пред­ставь­те: нез­на­комая жен­щи­на пред­ста­ет пе­редо мной и тре­бу­ет, что­бы я взял се­бя в ру­ки. А для на­чала не­мед­ленно по­ехал с ней.

– И вы по­еха­ли? – улы­ба­ясь, спро­сила Ма­ша.

– Как буд­то у ме­ня был вы­бор! По­ехал, ко­неч­но. А на­до вам ска­зать, я к это­му мо­мен­ту со­вер­шенно ос­ко­тинил­ся. Стыд­но, но прав­да. Ки­ра нед­рогнув­шей ру­кой от­пра­вила ме­ня на ле­чение. А по­ка я из­бавлял­ся от пос­ледс­твий ал­ко­голь­ной ин­токси­кации, вы­била у пре­фек­та раз­ре­шение ис­поль­зо­вать пло­щад­ку заб­ро­шен­но­го тан­це­валь­но­го клу­ба. Там ца­рили го­лод и раз­ру­ха! Но са­мое глав­ное ос­та­валось в сох­раннос­ти: сце­на! Ког­да я вы­шел из кли­ники, мне вру­чили са­мый цен­ный по­дарок, ко­торый я ког­да-ли­бо по­лучал. Это вер­ну­ло ме­ня к жиз­ни луч­ше вся­ких вра­чей и ле­карств. Вот уже два го­да мы с ре­бята­ми ста­вим там спек­такли.

– А как на­зыва­ет­ся ва­ша сту­дия?

– «Зе­леный те­атр». По­тому что зда­ние вык­ра­шено в бе­зум­ный ля­гуша­чий цвет.

– Оно те­перь при­над­ле­жит вам? – уточ­нил Баб­кин.

Ар­ка­дий пом­рачнел и кач­нул го­ловой:

– В том-то и де­ло, что я толь­ко арен­да­тор. С этим свя­заны мои са­мые серь­ез­ные пе­режи­вания. Имен­но от них я и сбе­жал на «Меч­ту». Но да­вай­те не бу­дем о грус­тном!

– Да, да­вай­те бу­дем о «Трех муш­ке­терах»! – под­хва­тила Ма­ша.

Ес­ли ее эн­ту­зи­азм и оза­дачил Ар­ка­дия, тот су­мел это скрыть.

– Пол­кло­па, как го­ворят мои де­ти, пол­кло­па. По­чему бы и нет?

– Лет… м-м-м… лет де­вять на­зад вы ста­вили «Трех муш­ке­теров» и от­ка­зали од­но­му из пре­тен­дентов на роль Ато­са, – нап­ря­мик бух­ну­ла Ма­ша. – Вы, ко­неч­но, это­го не пом­ни­те, но…

– Во­об­ще-то от­лично пом­ню, – пе­ребил ре­жис­сер.

Ма­ша по-птичьи нак­ло­нила го­лову на­бок и не­довер­чи­во ус­та­вилась на не­го.

– Пом­ни­те?

– Ра­зуме­ет­ся. Еще бы я та­кое за­был!

 

Али­ну Зе­лен­скую счи­тали об­разцо­вой ма­терью. Трое де­тей, маль­чик и де­воч­ки-двой­няш­ки, оде­тые как кук­лы, и с ни­ми – мо­лодая ма­ма, ухо­жен­ная и всег­да прек­расно выг­ля­дящая. На них при­ят­но бы­ло пос­мотреть.


Дата добавления: 2015-07-16; просмотров: 58 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Гла­ва 6| Боль­ше книг Вы мо­жете ска­чать на сай­те - FB2books.pw

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.044 сек.)