Раздрай

Решили сходить на институтский каток. Мила приехала, как и договорились, около восьми, а в вестибюле нашего общежития столпотворение. Масса девчонок рвутся раздеться, а вахтёрша никого не пускает. Оказывается накануне коменданты того и другого общежитий из-за боязни краж, запретили пускать «гостей» раздеваться в комнатах. Глупость да и только! На следующий день студсовет отменил это дурацкое распоряжение, но вечер был испорчен. Мила обиделась на меня, что зря потеряла время, а я на неё. Откуда я мог знать, что подобная дурость вдруг придёт коменданту в голову!

Прошло ещё несколько дней. Мы снова на танцах у нас в институте. Пришли рано, решили посидеть и поболтать в актовом зале пока подойдёт народ. Мила рассказала о встрече накануне со своей давней подругой.

- Была вчера у Тоньки, это моя школьная подруга, у которой я в прошлом году была на свадьбе и была страшно возмущена поведением её мужа. Антонина ходит последние дни перед родами, а он хотя бы палец о палец ударил, чтобы ей помочь. Сидит книжку читает, а она и обед свари, и в комнате убери. Стала одеваться, кое-как нагнулась, чтобы завязать шнурки на ботинках, а он хоть бы хны, даже не помог, пришлось мне. Я разозлилась и ушла не попрощавшись, перед Тоней только неудобно, - чувствовалось, что, рассказывая, Мила вновь видела перед глазами эту картину, которая так задела её. Чуть поуспокоившись, добавила: - Все вы после свадьбы одинаковые!

- Зачем же такие скоропалительные выводы?

- Не спорь, наслышалась достаточно, - недовольно оборвала она меня, и я почувствовал, что разубеждать бесполезно, даже если бы я смог поколебать её убеждённость, она всё равно не показала бы виду, что согласилась со мной. Конечно, подобное может быть, но я не мог согласиться, что буду таким же.

Танцзал постепенно заполнялся, и мы пошли танцевать. Среди танцующих промелькнула Валя Кузнецова в паре с каким-то сержантом. Заметив меня, заулыбалась, а когда танец кончился, направилась ко мне, но, увидев Милу, отошла к окну. Где-то около десяти подошли Сашко, Старик и Юрка. Классически раскланявшись, Саша пригласил Милу. Я решил пригласить Валю, но пока собирался, увидел, что она сама идёт ко мне. Пошёл ей навстречу. Оба немного смутились. Пригласил.

- Это твоя жена? - первое, что спросила она меня.

- И ты попалась на ту же удочку! Разговоры о моей женитьбе сплошная брехня. Это Витька Старцев разыграл ваших девчонок, он у нас спец по части розыгрышей.

Когда танец закончился, и мы остановились у окна, Валя спросила, заглянув в глаза:

- Я не мешаю?

- Нет, что ты! Идём ещё.

Но кончился и этот танец, а было так приятно разговаривать с ней и вроде бы ни о чём, но то подспудное расположение к друг к другу, что мы испытывали почти с первых дней нашего знакомства, наполняло нашу болтовню глубоким смыслом. Подвёл Валю к подругам, извинился, что вынужден её оставить. Встретил её понимающий взгляд и снова смутился. Вернулся к Сашко с Милой, опять о чём-то разговариваем, но Милу словно подменили. Почти не разговаривает, отвечает с неохотой и односложно, и сколько я не пытаюсь разговорить её, разговор не получатся. Настроение стало катастрофически падать. Голову заполнили суматошные мысли: «Отчего такая резкая перемена? Неужели из-за Вали? Но в это трудно поверить! Неужели ревнует? А ведь если это так, значит я, действительно, далеко не безразличен ей! А может дело в чём-то другом?»

С танцев ушли, не дожидаясь окончания.

Проводив Милу и не добившись от неё никакого объяснения так быстро изменившемуся настроению, неудовлетворённый и расстроенный, вернулся в общежитие. Уже когда укладывались спать, Сашко сказал мне, что Мила, увидев меня танцующего с Валей, предложила ему уйти с танцев вместе с ней: «Пусть они танцуют. У них это не плохо получается!» - Снова мелькнула мысль о ревности, но сразу же отогнал её. Глупо, да и нет никаких оснований.

Какая-то кутерьма в голове. Наша дружба с Милой становится какой-то тяжёлой и тягучей, а для меня это просто трёпка нервов. Моё самолюбие очень часто бывает задето. Никак не могу понять, почему она так ведёт себя? Решил переговорить, не затягивая, при первой же возможности.

Поделился своими сомнениями с Витей Одиноковым. Тот внимательно выслушал меня, потом, помолчав, сказал:

- Ты, Серёжа, не обижайся на меня, но боюсь, что у вас ничего не получится. У Людмилы сложный характер. Она очень разная. Может быть я и ошибаюсь, - он посмотрел мне в глаза, - но если что-то и будет у вас получаться, с налёту это не произойдёт. Если хочешь быть с ней, наберись терпения.

- А тебе, что, его не хватило?

- Да не в этом дело… Точнее, не только в этом.

Я не стал расспрашивать, поняв, что у него нет желания говорить на эту тему.

Не могу понять, в чём дело, но отношение Милы ко мне изменилось и далеко не в лучшую сторону. Может быть, почувствовав моё желание быть с ней ближе, подкреплённое моими неоднократными высказываниями по этому поводу, и в тоже время, не уверенная в своих чувствах, она решила, что я никуда не денусь. Какое-то неуважение, боюсь сказать пренебрежение, засквозило в её словах и стало явно ощущаться в её поведении. Даже какое-то высокомерие по отношению ко мне, а в высказываниях - самоуверенность и безаппеляционность. Это плохо, даже очень плохо, а хуже всего то, что я не могу понять, что она хочет, чего добивается своим поведением. Одновременно быть рядом и так далеко друг от друга - это очень тяжело!

Как-то памятуя её разговор с Галкой по поводу нового кинофильма и её слова: «Не плохо было бы посмотреть!» - я купил билеты и сказал об этом, но был шокирован её реакцией: «Разве я тебя просила?» - «Я думал, что ты хотела посмотреть его», - ответил я. «А ты поменьше думай за меня, легче жить будет!» - был её ответ. Ей ничего не составляло в общем разговоре оборвать меня словами: «Это тебя не касается! Это не тебе судить!» и т. д. Прежняя простота отношений сошла на нет. Я терялся в догадках, пытаясь разобраться, в чём дело, понимая, что если так будет продолжаться и в дальнейшем, мне придётся забыть этот адрес. Осознавать это было больно, словно резать по живому, но терпеть такое отношение к себе я не мог и не хотел, а потому решил переговорить с Милой, но она, чувствуя это, уходила от разговора и продолжала держать свои мысли при себе. Воистину трудное наследство оставил мне Виктор!

Тот разговор, к которому я так стремился и на который так рассчитывал, всё же состоялся, хотя и не принёс желаемых результатов. Мы собрались в кино, но билеты удалось взять только на следующий сеанс, и у нас появилось около полутора часов свободного времени. Возвращаться к ней домой не имело смысла, решили просто прогуляться. Я спросил:

- Ты что-нибудь понимаешь в наших отношениях?

- Ничего, - почти мгновенно ответила Мила.

- Так может быть нам стоит разобраться в этом?

Пожала плечами и, как бы нехотя, ответила:

- Давай попробуем.

- Ты не похожа ни на одну из знакомых мне девчонок, - начал я, и незамедлительно был прерван словами, прозвучавшими довольно резко.

- А я и не хочу быть похожей!

- Ты не дослушала меня. Да, ты во очень многом не похожа на других девчонок и не предсказуема в своих поступках, и я теряюсь от этой непредсказуемости, особенно в последнее время, а мне хочется понять тебя, разобраться, чем вызвано твоё такое неадекватное поведение и так изменившееся отношение ко мне. Может быть, ты считаешь, что нам не к чему и встречаться?

- У тебя нет достаточных оснований так думать.

- Что ж, хотя бы это радует, но ты помимо прочего, как бы дистанцируешься от меня, а это обижает.

- Два раза ошиблась, третий не хочу. Вот так-то… - она смело посмотрела мне в глаза. - А, вообще-то, Витя многому научил меня, спасибо ему, - и чуть помолчав, добавила: - Он бы сейчас повернулся и, ни слова не говоря, ушёл.

- Так ведь и ты не стала бы так разговаривать с ним.

- Проглотила, - чуть улыбнувшись, ответила она. - А тебе бы следовало поучиться у него кое-чему.

- Не хочу, - раздражённо ответил я.

Виктор незримо стоял между нами. Я почти постоянно чувствовал это. Мы с ним как бы стояли на разных гранях одной геометрической фигуры, и Мила, пусть непроизвольно, но сравнивала нас, и это сравнение, в большинстве случаев, было не в мою пользу. Возможно, эта оценка была предвзятой, да это и не могло быть иначе, поскольку она, если и не была влюблена в него, то, безусловно, была близка к этому.

- Я ведь почти ничего не знаю о тебе, а ты обо мне многое, - продолжила она.

- А я открыт перед тобой и готов повторить неоднократно, что хочу, чтобы наши отношения были ближе, и делаю для этого всё возможное и не возможное. Может быть, в чём-то ошибаюсь, но ты скажи и я исправлюсь!

- То, что ты говоришь о себе, это только часть правды, а Виктор, чувствую, порассказывал тебе обо мне предостаточно!

Мила разволновалась, и я постарался успокоить:

- Что ты выдумываешь! Да, он говорил, когда всё у вас было хорошо, а о ваших неувязках он распространяться не любил, как, между прочим, и ты. Я чувствую, что и мне ты не хочешь помочь разобраться в твоём отношении ко мне.

- А я так никогда не делала и делать не буду!

- Хорошо, пусть так, но объяснить в чём причина твоего недовольства мною ты хотя бы в состоянии? Скажи, по крайней мере, чем я обидел тебя?

- Нечего мне объяснять, сам должен разобраться.

Разговор затянулся, мы говорили ещё и ещё, время до сеанса пролетело незаметно. Было ли всё услышанное новостью для меня? Нет, не было. Ничего нового я не услышал. Мысль о её осторожности, точнее - настороженности, посещала меня и раньше. Наученная горьким опытом, она не хотела ошибиться ещё раз, и в этом была права.

Мне ли не знать горечь ошибки в любимом человеке! Но всё равно было горько от её недоверия. Вопрос был в другом - те формы, в которых выражались её сомнения по отношению ко мне, задевали, и задевали очень больно. Она, по сути, не ответила прямо ни на один мой вопрос, хотя для меня этот разговор не был бесполезным. Я понял, и ещё раз убедился, что не безразличен ей, ибо в противном случае она не стала бы юлить и ответила бы прямо. Но боюсь, что мои признания в искренности моих намерений быть ближе к ней, казались ей неубедительными. А если она и верила, то всё равно брала их под сомнение, потому так и труден был путь к её сердцу. В то же время, думаю, что она понимала меня, понимала, что я хочу, потому и была так осторожна, ибо речь шла о её будущей жизни, но ведь и о моей тоже!

Когда я решил быть с ней, я знал что это будет трудно, но, только сойдясь ближе, понял, насколько действительно трудно добиться её любви, тем более с моим характером мечтателя, или как называла меня Ксения - «романтика», но в то же время и сказать ей, что я люблю её, я не мог, ибо сам не был уверен в этом. Да и не стало бы звучать это слишком фальшиво после разрыва с Ксенией? Время, время и ещё раз время - вот что необходимо было нам обеим!

Три часа ночи. Не могу уснуть. Какие-то навязчивые мысли преследуют меня. Невыясненность отношений с Милой тяготит и изводит. Хотя ясно понимаю, что неоправданно форсирую события. Витёк, видимо, прав. А что если результатом всего этого будет разрыв? Страшно подумать! Неужели я ничем не могу заинтересовать её? Ведь в чём-то был её интерес ко мне в прошлом, когда мы просто были друзьями, и когда она была рада каждой нашей встрече? Что всё-таки случилось? А как хочется увидеть её другой, в чём-то похожей и на ту, какой она была в начале нашего знакомства, но ещё ближе и родней.

- Как дела с Людмилой? - как-то поинтересовался Сашко. - Ты последнее время, как смурной, ходишь, так «дружить» не мёд.

Я невесело улыбнулся.

- Наша «дружба», или то, что от неё осталось, не знаю, как ещё и определить наши сегодняшние взаимоотношения, волочиться, как немощная скотина за мужиком, ведущим её на скотобойню. Мила замкнулась в себе, как в скорлупе, от всего отказывается, любые предложения отвергает. На мой вопрос: «Почему ты так себя ведёшь?» - отвечает: «Мне так нравится, Я так хочу». Начинаю разубеждать её - замыкается или переводит разговор на другое. Пришёл в воскресенье, думал, сходим куда-нибудь, хоть развеюсь немного. Сидят с Галкой, о чём-то болтают. Подсел, попытался включиться в разговор, но было такое ощущение, что я тут совершенно не нужен. - общего разговора просто не получалось. Милка старалась говорить только с Галкой, словно меня и не было. Хорошо подошла её тётка, о чём-то переговорили с тётей Женей и все засобирались. Оделся и я. Спрашиваю Галку: «Куда это вы?» Отвечает: «Провожать тётю Марусю». Иду с ними, ни о чём больше не спрашиваю. Думаю, если нужно, скажут. Так и есть, Галка чуть отстаёт, объясняет: «Сын тёти Маруси, двоюродный брат Милы, поссорился с отцом, а у него через два дня защита, идут улаживать конфликт». Спрашиваю: «А вы-то зачем идёте?» Галка мне: «Не знаю. Милка пошла, и я с ней». Говорю Галке: «Я бы хотел проститься». Та окликает Милку. Подходим, прощаюсь. Тётя Маруся протягивает мне руку, я даже растерялся. Смотрю, и Милка пытается снять варежку, а я кивнул ей и ушёл. За последнее время замечаю, что Галка старается как-то объяснить поведение Людмилы, как-то сгладить и притушить резкости её высказываний по отношению ко мне.

- Наверное, тоже видит ненормальности в ваших взаимоотношениях и хочет как-то поправить.

- А что она может сделать?

- По крайней мере, переговорит, а возможно и был разговор. Ты сам-то с Галкой говорил на эту тему?

- Зачем? Я не такой беспомощный, разберусь и сам. Не было бы веры, давно бы кончил с этой затянувшейся волокитой, но я же знаю, что Милка может быть совершенно другой!

-Так переговори!

- Да было дело, но прямого разговора не получилось. Попытался переговорить ещё раз - и вновь глухая стена непонимания. При встречах язвит, и чаще делает это, когда мы у них дома, не обращая внимания на то, что мы не одни, а когда уходим куда-либо, чаще молчит или отвечает неохотно. Не могу понять, в чём дело? Что она хочет? Чего добивается? Разве я виноват, что её два раза обманули! За что на мне-то злость срывать?! Как-то, в вгорячах, сказала: «Не верю я никому!»

- Так это же естественно. Она знает, что Виктор с Ларисой встречается?

- Я понял, что знает. По-моему, совсем недавно узнала.

- Вот тебе и один ответ. А ты с Лилей закруглился?

- Да окончательно только неделю назад, столкнулись нос к носу на танцах. Пассаж!

- Думаешь, Мила поняла?

- Наверное, но виду не подала. Да мы же с Лилей последнее время особо и не контачили.

- Всё равно, ты же Милке обещал всё сразу обрезать и, по сути, обманул. Вот тебе и ещё одно объяснение!

- Возможно, ты и прав, но не на столько же! Она же, порой, просто третирует меня! Если её не устраивают наши отношения, то почему не скажет? И что особенно тяготит, так это боязнь показаться в её глазах тряпкой, а ведь именно так можно расценить моё терпение. Я просто живу надеждой, что всё изменится к лучшему, потому и глотаю эти горькие пилюли.

- Тебе не позавидуешь, картину ты нарисовал не радостную, но пора определиться.

Началась последняя экзаменационная сессия. Свободного времени совсем не стало, но, тем не менее, в один из дней я выкроил время и поехал к Касаткиным. Мила ещё не вернулась из консерватории, дома была Галка и тётя Женя. Потом к тёте Жене зашла соседка и позвала её к себе. Мы с Галкой остались вдвоём. Видимо, Галка давно ждала случая поговорить со мной «tete-a-tete», потому как она, едва за тётей Жене закрылась дверь, ошарашила меня вопросом:

- Серёжа, скажи, только честно, у тебя есть ещё кто-то помимо Милы?

- Ты что с ума сошла, конечно, нет!

- Ты только, пожалуйста, не юли. Не хочешь говорить - не говори, только это очень важно, и для тебя в первую очередь.

- Ну, если я и виноват в чём-то перед ней, так только в том, что не сразу, как обещал, расстался с Лилей, так уж получилось, и мне, безусловно, стыдно перед Милой.

- Да нет, я не о том.

- Так говори, чего тянешь.

Галка, словно в раздумье, какое-то время смотрела на меня, потом решилась:

- Людмиле сказали, что ты с кем-то живёшь…

Новость была ошеломляющей, она сразу многое объясняла, правда, далеко не всё. А ведь всё началось с ерунды. Как-то недели через две или три после ноябрьских праздников Старик с ребятами были у девчонок в новом общежитии на посиделках. «Малость» выпили. Девчонки поинтересовались, где я, поскольку давно меня не видели, а Витька возьми и ляпни, что я у своей будущей жены.

Когда же Зоечка Чемодурова, бывшая в той компании, встретила меня в институте, где-то сразу после тех посиделок, и спросила: «Правда ли это?» - я отшутился, прямо не отрицая информации Старика. Вот с того, видимо, и пошло, исказившись до невозможности и ударив по мне же.

- И что она поверила?

- Говорит, что нет.

- Поверь, это полная галиматья! Я переговорю с ней. Может быть что-нибудь ещё?

Договорить не удалось - вернулась тётя Женя, а минут через десять пришла и Мила, но перетолковать с ней я сумел только через два дня во время очередной прогулки. Мой разговор не был для неё неожиданностью, видимо, Галка предупредила её, и Мила подтвердила, что слышала об этом, но не поверила, а говорить со мной на эту тему не видела необходимости. Указать имя сплетника, или сплетницы, отказалась.

- Зачем тебе это? По-моему, для тебя должно быть важно, что я не поверила.

- Но ты же изменила своё отношение ко мне!

- Не выдумывай! Просто у меня было дурное настроение, мало ли к тому может быть причин!

- Но ты же можешь быть совершенно другой!

- Могу.

- Так почему же ты стала такая колючая, дерганная, недоверчивая? К чему всё это? Что я такое сделал, что ты так изменилась? И что мне надо сделать, чтобы ты перестала быть такой? А ведь могло быть всё иначе! И для этого требуется совсем немного - щадить самолюбие других, откинуть предубеждённость. Поверь, я никогда бы не сделал и шага, чтобы намеренно обидеть тебя!

Мила ничего не ответила.

Дата добавления: 2015-07-16