Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

ПЕРВЫЕ ШАГИ. Свой первый семестр я, практически, завалил

ТРУДНО НИЧЕГО НЕ ДЕЛАТЬ | ИНСТИТУТСКИЕ КУРЬЁЗНОСТИ | ОТКРОВЕНИЯ | РАССКАЗ ВОВЧИКА | ВРЕМЯПРОВОЖДЕНИЕ | ЛКА И МИЛА | ЛЕНИНГРАДСКИЕ ДНЕВНИКИ | КУЛЬТ ЛИЧНОСТИ | ДВЕ ТАМАРЫ | ЮРА, ИРА И ПЁТР |


Читайте также:
  1. I. Нарушения, впервые диагностируемые в младенчестве, детстве или юношестве
  2. А как выглядели первые продукты от Орифлэйм?
  3. Впервые в отечественной детской психиатрии был дан обобщенный анализ развития этой научной дисциплины на современном уровне.
  4. Впервые гироскоп применен французским физиком Ж. Фуко (1819—1868) для доказательства вращения Земли.
  5. Впервые за рубежом
  6. Все решают первые пять секунд
  7. ГЛАВА 6. ПЕРВЫЕ ШАГИ

Свой первый семестр я, практически, завалил. Да один ли я? То, что произошло со мной, стало для меня хоть каким-то уроком, а вот для Женьки Бессонова, что так легко проскочил в институт, получив проходной бал, первый семестр стал и последним.В январе после зимней сессии, на которой он не сдал три экзамена из пяти, его отчислили из института, я же просто остался без стипендии, получив тройки по математике и химии. А как всё прекрасно начиналось!

На следующий день, после обнародования результатов экзаменов, мы, как и договорились накануне, сняли комнату у бабы Маши недалеко от института в уютном деревянном домике, утонувшем в яблоневом саду. Сразу же перебрались туда, и ещё шесть дней шлялись по городу. Мир был прекрасен! Снова мой взгляд выделял из окружающего мира стройные девичьи фигуры, доставляя приятное волнение моему сердцу. Иногда я ловил ответные взгляды и стыдливо отводил глаза, чтобы через мгновениеснова обратить их на «опасный предмет».

Началась учёба. Всё было вновь, всё было интересно. Казалось всё по силам, всё осуществимо. Основное время занимали лекции, пропустить которые не составляло никакого труда. Практические занятия, особенно в начале семестра, были не по всем предметам, и не каждый день. Всё это расслабляло и расхолаживало. Из шести дорожных групп наша была пятая. Из двадцати пяти человек было три девчонки, так сказать «довесок», поскольку в истинно женской шестой группе они оказались «сверх штата». Основная масса первокурсников жила по частным квартирам, в общежитие были устроены единицы.

Запомнился день знакомства с преподавателем немецкого языка, обрусевшей немкой Дианой Александровной Штейн, начавшей занятия с проверки наших способностей к чтению на языке её предков. Дошла и моя очередь. Послушав меня минуты две, она, в отличие от других, с кем ещё и обменивалась парой фраз на родном языке, остановила меня, повернув в мою сторону узкую ладонь своей ухоженной руки.

- Достаточно, Вежливцев! Не портите язык Шиллера и Гёте! Отныне Вы будете мне только переводить, я не хочу слышать Ваше отвратительное произношение!

И она сдержала своё слово, «облегчив» мою жизнь. Конечно, это было далеко от педагогики, но мне было грешно на неё обижаться. Много позже я неоднократно обзывал себя олухом, поняв, что именно у этой женщины я мог бы научиться нормальному немецкому языку, о чём и сожалел в дальнейшем.

К слову, таких «серых» в группе был не один я, но с теми, кто хотел этого, Диана Александровна занималась дополнительно, но никогда не делала этого подневольно, о чём и уведомила нас в конце того первого занятия, считая нас достаточно взрослыми, чтобы определиться самим в том, что нам необходимо. Но именно это наличие свободы выбора и сыграло со мной злую шутку, и те тысячи и тысячи печатных знаков, что пришлось сдавать на протяжении учёбы, переводили для меня и моих товарищей «за определённую мзду», чаще всего не материальную, милые девчушки с Инфака пединститута. Оставалось только выучить перевод наизусть и не запутаться при сдаче, что мне с моей памятью казалось наиболее приемлемым. Вместе с немецким языком высшая математика, и химия остались для меня в институте заоблачными вершинами, которые я так и не покорил, карабкаясь и срываясь одновремённо.

Я очень волновался и с каким-то напряжением ждал нашей встречи с Хохловым. Слава Богу, что он не вёл нашу группу, мне было бы стыдно за свои неглубокие, а может быть даже отрывочные, знания химии, и наше общение только бы подтвердило, что его оценка на экзаменах была, безусловно, завышенной. Мы встретились, совершено случайно, в один из первых дней занятий. Ещё тогда, после экзаменов, я дал себе слово, что, как только представиться возможность, поблагодарю Хохлова, а увидев его идущего по коридору, растерялся, лихорадочно соображая, что я должен сказать. Но Хохлов, молча кивнул мне в ответ на приветствие, и, с непроницаемым видом, прошёл мимо. Вполне возможно, что он даже не вспомнил меня, а может быть, даже вспомнив, не счёл необходимым что-либо слушать, ибо его поступок, по всей видимости, был эмоциональным всплеском, не соответствующим его характеру. Человек он, по отзывам студентов, был жёсткий, а мне просто улыбнулась фортуна.

Эта капризная женщина в моей жизни не была редким исключением и неоднократно баловала меня, предоставляя мне встречи с людьми, общение с которыми способствовало моим успехам, и могло бы ещё больше изменить или облегчить мою жизнь, вот только я не всегда находил возможность этим воспользоваться.

Нередко удача являлась мне в своём непосредственном образе женщины. Доходило до курьёзов. Практические занятия по высшей математике вела в нашей группе Леночка Бадикова. Ей было уже двадцать восемь, но из-за миниатюрности фигуры она выглядела значительно моложе, хотя студентки неоднократно информировали об этом мужскую половину, встречая Леночку на институтских танцах. Мои успехи в освоении высшей математики не выделяли меня в этом плане из состава группы, но я не мог не отметить привлекательности Леночки, и не скрывал, что заметил это. Правда, дифференциалы и интегралы вызывали у меня тоскливое состояние, и на занятиях я, порой, отделывался шутками в разговорах по поводу этих умных материй, предлагая Леночке поговорить «на более земные темы», чем часто вызывал её милую улыбку. В результате сдачу зачётов я затянул и пришёл сдавать первую из трёх тем только 29 декабря.

Народу собралось многовато, и Леночка, рассадив всех жаждущих получить зачёт, наградила каждого вопросом по сдаваемой теме. Мне досталось то, что я знал весьма поверхностно, и я хотел уходить, но, поразмыслив, остался и не прогадал. Просидев в ожидании около двух часов, я поднахватался недостающих знаний из ответов своих коллег и, когда дошла моя очередь, отбарабанил довольно сносно, и поднялся «на выход», но Леночка предложила мне «не затягивать, подготовиться и сдать сегодня две остальные темы» и выдала вопросы. Отказываться было глупо, но и пытаться сдавать «с налёту» то, что не читал, ещё глупее, и я, глядя в её малахитовые глазки, попросил отпустить меня из аудитории «хотя бы перекусить». Получив согласие, я более часа просидел в читальном зале, после чего зачет уже не казался мне таким сложным, да и Леночка особо не расспрашивала меня, когда уже ближе к вечеру, одним из последних, пригласила к своему столу.

- Вы не подождёте меня? - спросила она, бегло просматривая мои листочки с ответами.

Я заметил, как вздрогнули и насторожились локаторами уши Великановой Тони, готовившейся идти отвечать после меня.

- Подожду, - ответил я и присел за ближайший стол, освобождая место для Великановой.

Антонина явно плавала, но Бадикова почти не слушала её и, что-то ещё переспросив, поставила зачёт и отпустила. Уходя, Антонина обернулась и окинула меня оценивающим взглядом. Оставшихся двоих студентов Леночка приняла так же быстро и, закончив, обернулась ко мне.

- Я хотела попросить Вас проводить меня. Вы говорили, что живёте за клиниками, на Новоузенской, это совсем недалеко от моего дома.

Я утвердительно кивнул, хотя и отдалённо не знал, где она живёт. Но разве это имело какое-то значение? Уже минут через сорок я сидел у неё дома за столом вместе с её матерью, нахваливая пухленькие горячие пирожки. В доме была масса книг, и это послужило прекрасной темой для нашего разговора. Время пролетело незаметно. Леночка вышла на крыльцо проводить меня, мы ещё о чём-то говорили, потом она протянула мне свою ладошку, освободив руку из-под накинутого на плечи пухового платка. Возможно, ей просто не хватало общения, а я оказался тем человеком, с кем это общение, учитывая мой склад характера, оказалось возможным без каких-либо натяжек и запросто. К себе я вернулся около двенадцати с кулёчком пирожков, которые мне вручила Мария Николаевна, мать Леночки, и которые мы с ребятами съели, не дожидаясь утра.

Безусловно, от этого знакомства я мог бы иметь великие дивиденды в преодолении высшей математики, но я не воспользовался этим. Хуже того, когда Великанова разболтала на курсе, что я провожал Бадикову, я, вместо того, чтобы замять это дело, с дуру, хвастанул, прибавив для весу кое-что от себя, чего и близко не было. Всё это каким-то образом дошло до Леночки, может быть ещё в более искажённом виде, и мои практические занятия по высшей математике превратились в сущий ад. Нет, Леночка не выставила меня дураком, она просто игнорировала меня, ни о чём не спрашивая в течение всего семестра, тем самым лишая меня возможности получить зачёт автоматом ещё на занятиях. В группе мне искренне сочувствовали, но помочь были не в силах. Приближалась весенняя сессия.

Мой первый заход на сдачу зачёта закончился полным провалом. Через два дня я пришёл снова и снова провалил. Моё самолюбие было задето, поскольку, предчувствуя трудности при сдаче, я в течение семестра старался штудировать математику и теперь, задетый за живое, отложил все дела и готовился добросовестнейшим образом, но и в третий раз «пролетел, как фанера над Парижем». Не скажу, что Леночка придиралась ко мне, она просто требовала нормальных знаний по всем темам и всякий раз, после очередного провала назначала мне время следующей встречи. После пятой неудачной попытки я не пошёл на пересдачу, но она вызвала меня через деканат, и я опять предстал перед ней и опять был раздавлен, только на сей раз, возвращая мне зачётку, она соизволила заметить:

- Я, к сожалению, не могу назначить вам очередную пересдачу, с завтрашнего дня я ухожу в отпуск, но если бы мне представилась такая возможность, Вы проходили бы у меня до следующей сессии.

Я ничего не ответил, поскольку понимал, насколько мерзко поступил. Через три дня, довольно легко, я сдал зачёт другому преподавателю, сразу по всем темам. Сессию преодолел успешно, и когда страсти немного поулеглись, друзья на досуге незлобиво подшучивали надо мной, дескать, «была у человека возможность прожить без проблем, так нет, нашёл на свою задницу приключений». А Леночка проработала в институте ещё год, а потом уволилась «в связи с переездом в другой город».

Совершенно неожиданно для самого себя на первом курсе у меня появился интерес к предмету, который, при здравом размышлении, никак не мог заинтересовать меня, но, тем не менее, это произошло. На первом практическом занятии по основам марксизма-ленинизма преподаватель дал нам задание подготовиться к обсуждению работы Сталина «Основы ленинизма». Пришлось идти в читальный зал институтской библиотеки взять указанную работу.

Работа оказалась на удивление весьма объёмной, но, тем не менее, очень интересной. Её было интересно не только читать, но и конспектировать! Ленинские трактаты в ней Сталиным были разжёваны, как для первоклассника! Я увлёкся, и вместо одного раздела, законспектировал всю работу и с блеском выступил на семинаре, став с того времени для группы палочкой- выручалочкой, особенно когда готовность группы по той или другой теме была низкой, и требовалось затянуть время, пустив его в русло «партийных дискуссий». Соответственно и экзамен по этому предмету я сдал также легко. Жаль, что этого мне не удавалось достичь по другим предметам!

 

Окончание первого курса я ознаменовал визитом к ректору института, решив перейти на автомобильный факультет, который среди студентов котировался значительно выше дорожного факультета. Объяснив цель своего визита, я подал ректору своё заявление с выпиской из экзаменационных листов. Не знаю, чем это объяснить, но на меня желторотого студента профессор Прокофьев затратил чуть ли не час своего времени. Приписывать это только стечению обстоятельств и хорошему настроению ректора было бы не верно, хотя, было и это, но, главное, он очень серьёзно отнёсся к моей просьбе. Взяв моё заявление, он внимательно прочёл его, положил на стол и посмотрел на меня.

- Чем вызвано Ваше решение?

Я бы, конечно, мог отговориться, что, мол, хотел поступать сразу на Автофак, но испугался конкурса, но я сказал, что думал:

- Вы знаете, я не вижу ничего интересного в дорожном строительстве, да и в институте Автофак считается более престижным факультетом.

- То, что так думают студенты младших курсов, вполне объяснимо и совсем не подтверждает фактическое состояние дел. Отчасти, в этом вина института, что мы не достаточно полно рассказываем о каждом факультете, и хотя для нас каждый факультет, по-своему, дорог, - ректор на мгновение прервался и обратился ко мне: - Скажите, а Вы не задумывались над тем, кем Вы будете работать после окончания института? Я не говорю о первых шагах, я имею в виду перспективу, - Прокофьев помолчал, почувствовав мою растерянность, и сам же ответил: Для выпускника Автофака это - механик, старший механик, завгар, начальник автохозяйства, и, может быть, главный механик строительного подразделения. Дальнейшее продвижение уже менее связано с полученной специальностью. Так вот, из этих пяти должностей две, даже три первых, предполагают комбинезон и копание во внутренностях автомобилей и других механизмов. И поверьте мне на слово, продвижение по этой служебной лестнице дело довольно затяжное, ведь специалистов, примерно того же профиля, выпускает и механический факультет, и очень многие ВУЗы страны. Дорожная отрасль, для такой страны, как наша, перспективна до невозможности, а специалистов этого профиля выпускает только пять специализированных ВУЗов и ещё некоторые строительные ВУЗы имеют дорожные факультеты, а это мало, очень мало! Развитие нашей страны невозможно без форсирования дорожного строительства, а это кадры, кадры и ещё раз кадры. А отсюда неограниченные перспективы роста.

Прокофьев говорил долго, увлечённо и образно, приводил массу примеров, ссылаясь и на собственный опыт, наконец, закончил и хитро посмотрел на меня:

- Надеюсь, я хоть в чём-то убедил Вас или Вы по-прежнему настаиваете на переводе?

- Нет, не настаиваю.

- И правильно делаете! Пройдёт не так много времени, как Вы будете с благодарностью вспоминать меня, что я вовремя удержал Вас от опрометчивого решения.

Жизнь подтвердила его правоту, и я искренне благодарен этому мудрому человеку.

 

 


Дата добавления: 2015-07-16; просмотров: 52 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
КАК ВСЁ НАЧИНАЛОСЬ| ОДНОКУРСНИКИ И ЗЕМЛЯЧКИ

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.01 сек.)