ЛКА И МИЛА

В конце октября, на третьем курсе, где-то перед праздниками, Витёк предложил мне составить ему компанию в его визите к девчонке, студентке консерватории, с которой встречался уже длительное время:

- Пойдёшь?

Мне показалось неуместным и смешным задавать этот вопрос после всего, что он рассказал о ней и так заинтриговал.

- Конечно, пойду! Только ты не болтай про меня больше ничего лишнего.

- А что я такого сказал?

- Уже и забыл! Сам же проговорился, что я без степухи учился, когда про меня ей рассказывал.

- Ладно, не ершись, учту.

С Милой, до этой встречи, мы были знакомы только заочно, поскольку Витёк мне рассказывал про неё, а ей, на её расспросы, обо мне. При этой встрече Мила мне понравилась с первых же минут. Правда, ещё до этого мне как-то на танцах показал её Сашко, и она, признаюсь, не произвела на меня особого впечатления, но при общении это оказался интереснейший человек! Из неё так и струилась жизнерадостность, благожелательность, доброта, а улыбка, часто появляющаяся на её лице, просто завораживала. Я искренне завидовал Виктору.

Вместе мы провели прекраснейший вечер, слушая пластинки Вертинского. В прекраснейшем настроении я заскочил в трамвай, идущий к дому. Огляделся и увидел Анатолия, внука нашей бабуси. Подхожу, здороваюсь, сажусь рядом на свободное место кондуктора. Анатолий поворачивается ко мне:

- Как бабуля? Не догадалась, что это мы ходили с тыквой?

- Догадаться, пока не догадалась, но возмущалась страшно.

- А мы с ребятами через день снова ходили, нас санитарки чуть не прижопили, мы тыкву бросили и убежали. Я у бабки давненько не был. Прошлый раз про тебя рассказывала, что ты очень по дому скучаешь.

- Вот старая карга! - искренне возмущаюсь я. - Это ж когда было, в начале первого курса, сколько времени прошло!

Недалеко стоит симпатичная девчонка, а рядом её подруга. Обеим лет по семнадцать. О чём-то оживлённо болтают. Случайно перехватываю взгляд одной из них. Подходит кондуктор, уступаю место. С сидения, что рядом с девчонками, встаёт женщина и на её место плюхается хмельной мужчина. Девчонки отодвигаются ближе к нам. Есть возможность разговориться. Обращаюсь к Анатолию, изображая негодование:

- Ты чего это сидишь, когда рядом с тобой стоят две такие красавицы? Как тебе не стыдно?!

- Такие недогадливые мальчики! - откликается та, что ближе.

- Толя, ты слышал? Надо иметь совесть!

Анатолий краснеет и порывается встать. Девчонки заливисто хохочут. Я осаживаю Анатолия обратно.

- Ладно, сиди, я и забыл, что у тебя ноги болят, - Анатолий, наконец, понял, что я его разыгрываю.

- Мы прощаем, - не переставая улыбаться, говорит та первая, на которую я обратил внимание, и что-то говорит на ухо подруге.

Интересуюсь:

- Девочки, Вы не с нефтепромыслового техникума?

- Нет, мы работаем, - отвечает та первая.

- Да? - удивляюсь я. - Мы с приятелем тоже.

- Нет, Вы с Автодорожного.

С наигранным сожалением обращаюсь к Анатолию:

- Надо же, раскрыли!

А та, первая, продолжает:

- Вы учитесь вместе с Галей Ушаковой, Тамарой Кнутовой и Люсей Синёвой.

Теперь и я удивлён этой осведомлённостью:

- Откуда такая обильная информация?! Вы не Галей Ушаковой живёте? Я как-то заскакивал к ней вечером. Знаю, что с ней живёт какая-то Инна. Это не Вы?

- Нет.

- А где же Вы живёте?

- Рядом.

Разговорились, перехожу на «ты». Оказывается, они обе с электромеханического техникума. Вспоминаю: «А ведь у Люси Синёвой там учится сестрёнка! - И тут же мелькает мысль: - А не она ли это?» - но спросить не успеваю, наша остановка. Машу рукой девчонкам и рву к выходу, выскакиваю, когда трамвай уже трогается. Анатолий прыгает вслед за мной, но не совсем удачно - прямо в лужу, брызги летят во все стороны. В окне удаляющегося трамвая две улыбающиеся рожицы.

На следующий день на занятиях всё выясняется. Оказывается это, действительно, Людкина сестра Лена или Ёлка, как её часто называли друзья, и я в том числе, когда мы познакомились поближе. О нашей встрече она тем же вечером рассказала сестре, а та, смеясь, передала мне.

- В таком случае, я ваш гость в самое ближайшее время.

- Заходи, будем очень рады.

И я зашёл к ним где-то уже дня через четыре. Познакомился с Люсиной мамой, Анной Васильевной, очень доброжелательной и гостеприимной женщиной. Лена была в своей комнате, но не спешила выходить, хотя, безусловно, слышала, что я пришёл. Мы довольно оживлённо беседовали, и как-то непроизвольно наш разговор затронул наше пребывание на целине.

- Что-то, в отличие от других, вы там не очень-то и заработали, - посетовала Анна Васильевна.

- Так ведь многое зависело от того, где работали, покрепче хозяйство, там лучше и платили, а потом для хорошего заработка

надо иметь соответствующую специальность, или попасть на более высокооплачиваемые работы. У нас, кто работал непосредственно на уборке, хорошо и получили, особенно, кто работал помощниками комбайнёров. Да там и работали, не считаясь со временем. А на токах, как мы, много не заработаешь. Вот мы и решили не уродоваться и в еде себе не отказывать, с чем успешно справились.

- Да и погода была не очень, - добавила Люся, - почти неделю шёл дождь, дороги развезло, дня два к нам даже продукты не подвозили. Одна работа зерно перелопачивать, чтоб не спарилось, да анекдоты рассказывать.

- Да анекдотов поговорили порядком, но под конец выдохлись, а тут Рита Ивакина и спрашивает: «Что, больше и анекдотов не знаете? Ну, так и быть, я вам «сказку» расскажу: «Жили-были дед и баба, и была у них курочка ряба. И снесла курочка яичко, не простое, а… пёстрое. Дед гадал, гадал, почему пёстрое, - не догадался, баба думала, думала - не додумала, а петух подходит и говорит: «Будет опять индюку морда бита!»

Мы от души посмеялись, а я вспомнил ещё один анекдотичный случай, произошедший в то время. Все мы, кто работал на току, а это человек двадцать мальчишек и девчонок, жили вместе здесь же, в амбаре, где были оборудованы двух ярусные лежаки. За время нашего совместного проживания «скомплектовались» две пары, что ещё и до поездки контачили друг с другом, и на полатях они «укладывались» попарно, к общей зависти остальных ребят. Рита Ивакина, та самая, что рассказывала анекдот про петуха, крупная и весьма пухленькая девочка, выбрала Витю Теслина, высокого, сухощавого парня уже с залысинами на голове. Нина Груничева, худенькая поджарая цыганка, остановила свой выбор на Генке Либусе, такого же, как и она, не высокого росточка с большой копной кудрявых чёрных волос. Как-то вечером, когда весь женский отряд выбежал «проветриться», мы уговорили Генку и Витьку поменяться местами. В амбаре не было окон, так что обнаружить подмену сразу было невозможно. Девчонки вернулись и расползлись по местам. Ждём, что будет. Вдруг слышим Нинин крик: «Подменили!» - и вслед за ним грохот от падающего на пол тела. Как потом рассказывал «пострадавший», Нина, улёгшись рядом и запустив пальцы в Витькины волосы, коренным образом отличающиеся от Генкиной шевелюры, сразу поняла, в чём дело, и спихнула ногами, не ожидавшего такого подвоха, Витьку со второго яруса на амбарный пол. Генка, слушавший рассказ Теслина, скромно заметил: «А мне повезло больше, я даже поласкал Риткины «дыньки», вот только жаль, ничего другого не успел, так что Витя, извини, не смогу оценить твой выбор», - и он от души засмеялся. Да на тех полатях ничего и не могло быть, все спали, почти, не раздеваясь, да и очень уж плотно нам приходилось располагаться. У меня была мысль рассказать про этот случай, но потом решил воздержаться. Мало ли что может подумать Анна Васильевна! И я, полушутя посетовал, что рядом нет моей «знакомой незнакомки». Анна Васильевна сразу поняла о ком идёт речь, видно слышала разговор об этом от её дочерей.

- Так ты зайди к ней, а то ведь она может застесняться и не выйти. Это она просто кажется такой хохотушкой, а на самом деле совершенно другая.

Я не преминул воспользоваться предложением Анны Васильевны, и стукнув в дверь, вошёл в комнату Лены.

- Салют, красавица!

- Здравствуйте, - явно смутившись, откликнулась Лена. Она сидела на диванчике и перелистывала альбом с фотографиями. Я подсел рядом.

- Мы, вроде бы, перешли на «ты», почему же такое отчуждение при встрече? - пошутил я.

- Да я больше по привычке, - ответила Лена, быстро взглянув на меня, и снова отвела взгляд.

- Ладно, я прощаю, и, в качестве компенсации, хочу с тобою вместе посмотреть этот альбом.

Ознакомление с альбомом помогло завязать разговор и избавиться от взаимного смущения, которое испытывал и я, скрывая это под маской напускной шутливой развязности. Через какое-то время в комнату зашла Люся и позвала пить чай, а уж после чая всё стало на свои места. Потом за Леной зашла подруга, и они ушли на танцы к нам в институт.

- Имей в виду, я тоже приду на танцы и буду весь вечер танцевать только с тобой! - крикнул я вслед уходящей Лене.

На танцы с Вовчиком я пришёл часа через два, но с Леной так и не танцевал. И не потому, что не хотел, наоборот - очень хотел, но на меня напала какая-то оторопь, я никак не мог на это решиться. По всей вероятности, она ждала моего приглашения, и видимо, расценила моё поведение, как отсутствие к ней с моей стороны, какого-либо реального интереса или, как обычную, ни к чему не обязывающую, болтливость. Сознавать это было неприятно, но, к стыду своему, я смущался, наверное, больше её.

Через какое-то время, будучи с одной из своих землячек на танцах в СЭМТ, я замечал, что Лена нет-нет да бросала взгляд в нашу сторону и быстро отводила его, когда я пытался его перехватить. Тем не менее, когда мы во время танца столкнулись нос к носу, она заулыбалась и я, поздоровавшись, не мог удержаться от ответной улыбки. И уже после этого, когда наши взгляды встречались, улыбка, почти сразу же, озаряла её лицо. Я уже хотел извиниться перед своей партнёршей и пригласить Лену хотя бы на один танец, но она очень рано ушла.

На следующий день в институте, в перерыве между лекциями, я с Сашко подошёл к Люсе, стоявшей рядом с Тамарой Кнутовой.

- Встретил твою сестрёнку на танцах, только она очень быстро сбежала, так что я даже не успел её пригласить.

- Конечно, у тебя не было времени, ты же был с какой-то беленькой девочкой и танцевал с ней, не отрываясь. А Ёлка ушла из-за нахала, который надоедал своими приглашениями.

- Жаль, что я не видел этого. Я бы её защитил и вразумил бы этого нечестивца, - с напускным пафосом произнёс я.

- А я бы помог, - поддержал меня Сашко.

- Вот видишь, Люся, к чему ведёт недостаток информации.

- А тебе от Лены привет, - вступила в разговор Тамара. - Она постоянно передаёт тебе приветы, только Людмила их зажимает.

- Ты что это, подруга, вытворяешь? - с наигранным возмущением, оборачиваюсь я к Люсе. - Мне твоя сестра, в которой я лично заинтересован, регулярно передаёт приветы, а ты их утаиваешь? Как тебе не стыдно?!

Люся не могла понять, то ли я шучу, то ли, в правду, обижен. Она заметила мой интерес к сестре, но по своей простоте и наивности никак не может связать его с тем юмором и балагурством, которым я окружал всякий разговор о Лене.

- Ладно, ладно не возмущайся, - почти скороговоркой говорит она, - я теперь про вас всё буду знать: от тебя про Лену, а от неё про тебя.

«Всё-таки она расспрашивает про меня, значит интересуется, - мысленно предполагаю я, - а это совсем не плохо!» - и, как бы между прочим, говорю:

- Передай Ёлке, что та жёлтая кофточка, что на ней была в последний вечер, ей очень к лицу. Она в ней, как солнышко, выделяется из общей массы танцующих, и это не идёт ни в какое сравнение с той вязанной кофточкой, что она одевала перед этим.

- Надо же! Смотрите-ка, какой он внимательный ценитель! - с наигранным удивлением восклицает Тамара, но моё замечание до Лены, видимо, доходит, поскольку вязаной кофточки на ней я больше не видел.

Мы встречались с Леной сравнительно часто, поскольку я с друзьями не забывал забегать в этот гостеприимный дом, и особенно когда мы с Сашко стали квартировать у тёти Поли, чей дом был недалеко от дома Синёвых. Зачастую идя туда с самыми благими намерениями выполнить какие-то учебные задания, мы за болтовнёй совершенно забывали об этом. Помню как-то зимой, на третьем курсе, я пришёл к Люсе закончить работу по гидравлике, но пришли Алмаз с Тамарой и благое начинание пошло прахом, а тут ещё Ёлка со своей подругой собрались на каток. Мы не выдержали, и всей кучей, с коньками и без, ринулись туда же, и прекрасно провели время, правда, в ущерб гидравлике, зачёт по которой пришлось отложить. Ёлка в шапке ушанке и лыжном костюме была похожа на мальчишку, что я не преминул отметить, и на что со смехом откликнулась Люся:

- Ты не открыл ничего нового, Лену ещё в детстве за её мальчишескую похожесть называли Володькой, на что она обижалась и всякий раз поправляла: «Я не Володька, я Ела!»

Станцевать с Леной я отважился далеко не сразу, а когда это произошло, мы мило поболтали, и я понял, что её интерес ко мне поугас, а возможно, что за это время появился кто-то другой, а может быть, того интереса, который я предполагал, и вообще не было, а я просто его домыслил. Важно было другое - что мой интерес к ней не зашкалил за «красную черту». Слава Богу, этого не произошло, но наше взаимное дружеское расположение окрепло и сохранилось и после окончания института.

В тот танцевальный вечер, когда я впервые танцевал с Леной, я в первый раз пригласил на танец совершенно незнакомую девчонку, и за весь танец не обмолвился с ней ни единым словом, хотя чувствовал, как она прижимается ко мне. Но меня это нисколько не трогало! Да и была она доска доской, что я, приглашая её, не сразу заметил. И уже в дальнейшем я не делал таких опрометчивых шагов, если чувствовал, что не смогу со своей партнершей перекинуться хотя бы парой слов.

Как-то я зашёл к Витьку, надо было забрать у него конспекты по политэкономии, что он где-то позаимствовал для меня, и отдать книгу, что я брал у Милы. Виктора дома не было, и я решил сам заехать к Касаткиным. Отдал книгу, хотел уходить, но Мила задержала меня.

- Чего спешишь? Разве тебе плохо у нас?

- Нет, очень хорошо.

- Вот и посиди. Витя скоро придёт, он обещался.

Я остался. Да и не хотелось мне уходить. Здесь было как-то, по-домашнему, тепло и уютно. Сидели, разговаривали с тетей Женей, мамой Милы. Она оказалась прекрасным собеседником, это я заметил ещё при первом посещении, и истинным книгочеем, да и вообще с ней интересно было говорить на любую тему. Как-то непроизвольно зашёл разговор о религии.

- А вы в Бога верите? - спросил я.

- Нет, в Бога я не верю. Я верю в Высший Разум.

- А что это такое?

- Я считаю, что всё в жизни предопределено Высшим Разумом, который объединяет сознание всех людей и влияет на человека, определяя его жизненный путь, и как ты не дёргайся, а всё будет так, как записано в твоей судьбе.

- Вы, что, фаталистка?

- Можешь считать, как хочешь, но я уверовала именно в это.

- Это что, выходит, человек ни на что не может повлиять, сделать по-своему?

- Это ему кажется, что он может сделать по-своему, а ему на роду записано таким и быть, и так поступать.

- Ты маму не переубедишь, - улыбнулась Мила, - у неё убеждения незыблемые. Пойдём, я лучше тебе поиграю.

И она играла мне на рояле, а я, с наслаждением, слушал. Незаметно пролетели три часа, потом пришёл Витёк. Я сразу почувствовал, что моё нахождение здесь было ему неприятно и задело его. Спросил его про конспекты, он сказал, что они у него дома. Он даже не стал задерживаться, и мы сразу пошли к нему. Главное, что Виктор не скрывал своё плохое настроение, правда, говорил, что это по другой причине, но я же не слепой, всё это было видно по его поведению и в доме Милы, и по отношению ко мне. Он же ревновал меня! Дурачок! Разве я мог позволить себе перейти дорогу другу! Но он просто боялся за свои отношения с Милой, видно боясь и за неё. И я твёрдо решил, что больше без него к Касаткиным ни ногой, а жаль. Там было так хорошо и так уютно, словно я побывал дома!

Дата добавления: 2015-07-16