Глава 5. ПОМОЩНИЦА

* * *

Когда легендарный бандит (как его называют в газетах) Фрэнк Ройсфилд увез эту ужасную Кели, Тальда еще долго не решалась выйти из комнаты, откуда наблюдала развязку. Ей было настолько жутко, страшно, неожиданно и досадно, что она сначала просто не знала, что теперь вообще делать.

Она рыдала, стараясь выть потише, но это плохо получалось, потому что было не только страшно, но еще и очень больно руку – запястье. Это когда Фрэнк в самом конце бесился и стрелял куда попало, один заряд угодил в смотровое окошко, а она как раз стояла рядом и смотрела, держась рукой за его верхний откос.

Кровь катилась по руке, пропитывая рукав рубашки, капала тяжелыми густыми каплями на штаны, на пол, на подставленную вторую ладонь. Так много! Так безумно больно! Аж ноги подкашиваются.

Когда слабость завладевала ей чуть сильнее, рыдания из вызывающих судороги во всем теле, превращались в тихие стоны. Даже получалось успокоиться совсем. Но тут же сразу перед глазами вставала ужасная сцена – Кели бьет деда, стреляет в него, и новая волна истерики захлестывала Тальду. И боль в руке возвращалась, прошибая все тело насквозь. Это вызывало новый прилив слабости.

Она не знала, сколько просидела так: то рыдая, то успокаиваясь. Но потом разум все же начал привыкать к случившемуся и подсказал, что сидеть вот так – бесполезно.

Конечно, рана не такая уж опасная…

Ага! Когда она у кого-то, а не у тебя! А когда у тебя – все совсем не так. Тальда никогда в жизни не была ранена. Даже ни разу в жизни не порезалсь, ни разу не упала и не ободрала колени или локти. Она всегда была осторожной. А тут – раз, и ей прострелили руку!

Тальда вся перемазалась своей кровью. Даже в рот попало, потому что она вытирала слезы, а ладонь – в крови.

Крови как таковой она не боялась, ибо много раз перевязывала раненых. Но сейчас ей надо перевязать себя. А это так неудобно. И так больно. И так страшно – вдруг попадет (или уже попала) грязь и начнется заражение. Придется продезенфицировать спиртом. А она просто не вытерпит такое. От этого началась новая волна истерики.

Она зажала руку выше раны, чтоб остановить кровь и скулила, скулила, стараясь даже не думать о том, что увидит, когда выйдет в зал. Потом все-таки смогла заставить себя немного успокоиться, но тут же подумалось – ведь ее голова была всего в нескольких сантиметрах от руки! И ее снова начало мутить.

Только страх большой потери крови заставил ее взять аптечку, обработать и перевязать простреленную руку. Хорошо еще, что в аптечке оказалось обезболивающее. Она поставила укол. Боль почти сразу прошла, правда рука стала как стеклянная. Но это все же лучше, чем боль.

А после перевязки Тальда снова зарыдала: ей-то еще повезло, а вот там, в зале случилась такая бойня! Ее дед, ее отец и два дядьки… они теперь трупы. Что делать? Что ей вообще теперь делать?

И еще она очень опасалась, что эти двое вернутся. Кели было бы на что взглянуть тут. Если Фрэнк рассказал ей о том, что дом внутри гораздо больше, чем снаружи, то Кели точно заинтересует это. Да и кроме этого, здесь полно такого, что могло бы помочь ей куда больше, чем разговор с дедом. Собственно, ответы деда вообще ничего полезного не дали Кели.

В душе Тальды разрасталась паника – что теперь делать?

С одной стороны Тальда понимала, что они не вернутся, потому что Кели пересидела в камере с газом, стимулирующим раскрепощение сознания. И теперь, похоже, умирает. Но Фрэнк может вернуться один. Когда он бегал, как бешеный лев по замкнутому коридору, он, может быть, и не понял ничего, но ведь потом мог догадаться. Потому что в нем что-то есть… Правда, настолько глубинное, что докопаться до этого еще сложнее, чем до скрытой экраном памяти Кели.

Вообще удивительно, как еще никто не увидел в нем ничего странного? Ведь все лежит на поверхности. Слишком много везения: сколько раз он выживал (причем один из всех) в таких ситуациях, когда выжить просто нереально! За просто так фортуна не выбирает себе любимцев.

Хотя… понятно, почему никто не понял, что Ройсфилд особенный. Типичные люди невежественны и не умеют соотносить факты. Для них есть два объяснения непонятному – случайность или совпадение. Они не верят, что случайностей не бывает. Потому что они не видят причины происходящему… Они не видят тонких уровней, где как раз и нужно искать причины. А типичные люди путают причину со следствием. И ищут причину в мирском… или вообще не ищут ее, а говорят, что произошла случайность… что повезло…

Им невдомек, что «везение» – это следствие чего-то…

Так вот, то, что происходило с Ройсфилдом – никакое не везение, не совпадение и не счастливая случайность. А вполне закономерное следствие того, кто и какой он… ну, и, конечно, его кармы…

А относительно Кели у Тальды не было сомнений – она и есть Посланец Стихий и ужасное, очень опасное существо. Вокруг нее куча защитных экранов – она пришла сюда уже с ними. А здесь еще выставила парочку защит от магического вмешательства, да таких качественных, что если из Главных никто до сих пор не знал, что она здесь, то теперь так и не узнает, пока не столкнется с ней. Правда, Кели отравилась и совсем ослабла. Может быть, она теперь не сможет поддерживать те экраны, которые создала сама. Но, все равно останется тот, который возник, когда она взорвала Имперский флот. С одной стороны она сама себе все усложнила и теперь не знает, что ей делать, потому что забыла себя. А с другой стороны то, что случилось с ее личной памятью – дало ей отличную защиту, у нее теперь нет излучения, по которому ее астральное тело можно было бы зафиксировать и перехватить в те моменты, когда оно «лазит и смотрит».

Кто бы мог предположить, что у Белого Огня окажутся такие свойства – тому, кто подвергся его воздействию (в том числе и тому, кто его активировал) закрывать доступ в сопределье – самые близкие к физическому миру энергетические слои (сферы), туда, где живут бестелесные существа и где происходит обмен информацией и общение тех, кто способен осознавать себя в астрале.

А поскольку Кели – как раз такое существо, ее личная память хранится в астральном теле или в душе, как более привычно звучит для людей. Поэтому теперь она почти не помнит фактов своей биографии и не может пользоваться резервами сопределья. А в остальном ее существо и тело вообще не пострадали. Ведь все другое, что делает существо полноценным, у Кели находится или ближе, или дальше – или в мозгу или в структурах куда более тонких, чем сопределье. Тальда могла только восхищаться, в какие далекие сферы уходило сознание Кели, все еще продолжая осознавать себя как существо – возможно даже за пределы каких бы то ни было материи и энергии – в антиматерию, в чистую мысль, в Стихии, вовне. Ей самой никогда не добраться до таких высот (или глубин) – что в данном случае одно и то же.

Но зато у себя под носом, в сопределье, там, где как раз и происходит все самое интересное – там, где плетется ткань сценария, Кели ничего не видит – ибо экраны. А Тальда отлично видит.

Но, экраны экранами, а с близкого расстояния даже не очень сильный телепат сможет разглядеть ее ауру. А хороший телепат (а в Хвостике их всего два – дед и Камелия из Зартэла) может и в душе ее покопаться. (Или в подсознании – как говорят ученые, невежественные в своей учености, поскольку устремили свои взоры только в физическое, а об энергетических слоях и понятия не имеют).

А Тальда не хороший телепат. Она отличный телепат – Телепат, это имя ее сущности, которую она заслужила.

Когда Кели находилась рядом, Тальда видела из ее прошлого столько всего, что жуть берет. Но еще до того, как увидела это сама, уже знала, что Кели – кошмарное существо.

И тут ее охватывала какая-то такая досада, что становилось плохо – она даже не подозревала, что досада бывает такой, что всю душу словно перекручивает! Ведь могло быть все по-другому!

Ладно, он Тальду не стал слушать…

- Деда! Не делай этого! Не пытайся ничего с нее скачать. Лучше ее сразу усыпить или вообще отправить ее в Марнат, а там пусть Главные разбираются.

- Мала еще меня учить!

Ну почему не захотел слушать Камелию?

Ох, деда, деда! Что же она с тобой сделала!

Ладно, Камелию не послушал. Ладно, Тальду не послушал. Но Главных!!! Это никогда не сошло бы ему с рук. Главные за такое сделали бы с ним то же самое, что сделала Кели. Если не хуже. Кели просто убила его тело, а те поработали бы с душой… Собственно, скорее всего, так и будет. И она даже может посмотреть, что Главные сделают с астральным телом Трандала. Только лучше даже не знать. Тальда просто не хочет знать, что бывает за такое непослушание.

Но посмотреть на его изуродованное тело ей все равно придется. И то, что Кели и Фрэнк могут вернуться – только отговорки. Они не вернутся, потому что им надо уносить ноги из этого города. И Тальда, преодолевая страх, вышла.

Она немало кошмарных сцен видела за свою жизнь. В том числе и дед творил… Она не раз наблюдала в смотровое окошко, что делает дед с теми, кто расплачивается с ним не деньгами. Это гадко, противно и жутко. Тальда всегда жалела бедолаг, которые соглашаются терпеть такие унижения, потому что Трандал для них – последняя надежда. И они хватаются за нее, как утопающий за соломинку.

Конечно, необходимо использовать секс, как подзарядку, да и увидеть существо так проще, но разве обязательны те ужасы, которые устраивали дед и его сыновья, которые, кстати, никакими телепатами ни были. А были, судя по всему, просто извращенцами. К чему, например, применять такие вещи, как бутылки или жгуты, которыми перетягивают руки и шею, или шланги, из которых под напором бьет вода или еще что-нибудь похлеще? Это отвратительно. Это говорит о том, что дед – садист. И оттого, что он – такой, ему и нужна для подзарядки энергия, которую он получает черези эти жуткие ощущения тех несчастных, над кем издевается…

Но, тем не менее, он – ее дед. И она его очень любит.

Любила. Ведь он, каким бы ни был, ни разу в жизни не сделал Тальде ничего плохого. Он даже ни разу не повысил на нее голос, в отличие от матери. Дед всегда заботился о ней и выполнял все ее капризы, баловал ее и если уж кого-то любил в своей жизни – так свою внучку. Например, мама почти не обращала на нее внимания с тех пор, когда выяснилось, что у Тальды есть способности к телепатии.

Ее воспитанием занимался дед. А теперь он умер! Кели его убила…

Тальду чуть не вырвало, когда она увидела, во что Кели превратила деда. Если бы она не предполагала, что увидит нечто подобное и не начала привыкать к мысли, что дед мертв, то, наверное, просто легла бы рядом и тоже умерла. Что же теперь будет?

- Что же ты наделал, деда?! На что ты рассчитывал?

Это же Кели, а не какая-нибудь овца с соседней улицы. Она не только высшее существо (пусть и потерявшее почти всю Силу), она – отличный солдат. Зачем он полез к ней со своими приставаниями и нес какую-то ахинею. Почему не сделал так, как велели Хранительница Врат и Магистр? Ведь Совет Главных Магов – это не сборище мелких заговорщиков, а реальная власть более чем на половине Грани: в трех Мирах из пяти. Да, собственно, два других Мира необитаемые по причине недостаточного количества энергии для воплощения жизнеформ, способных к цивилизации.

Так вот, если Главные решили получить Посланца Стихий, с ними лучше не тягаться. Зачем он затеял эту дурацкую игру и вел себя как распоследний мудак? Тальда не присутствовала на Совете, но не трудно догадаться, какие указания даны были деду: рассказать Кели факты ее биографии, о которых она спросит, чтоб она поверила и остальному. А потом отправить ее в ловушку.

Неужели он метил принять участие в Последнем Аккорде, заняв роль Кели?

Если это так – то он просто выжил из ума.

Но разве обязательно было его за это убивать? Убивать вот так жестоко?

У Кели не было другого выхода.

Был. Могла бы, и выполнить свою часть сделки. Не развалилась бы, раньше-то трахалась столько, сколько даже деду не снилось. Могла бы и потерпеть, если ей так уж надо было узнать.

Нет, не могла бы. Дед и, правда, гнусный тип, если отвлечься от ее, Тальды, отношения к нему. Ведь он не собирался выполнять свою часть сделки и выкладывать ей все.

Тем более, у Кели Великая цель и на пути к ней отдельные личности мало значат. Ее сердце высохло, как губка на солнцепеке. Кели устраняет помехи, не испытывая угрызений совести, и идет дальше.

В результате деду все равно пришлось сказать Кели, что ей нужно ждать знака, который подадут звезды, только, чего ему это стоило! Но, может, это хотя бы убережет его от Темницы. Нельзя играть с судьбой – она все равно выиграет. Судьбе не угодно было, чтобы дед получил Силы, и вот следствие: смерть непокорному! Возможно, даже полная смерть… Об этом Тальде не хотелось думать – слишком страшно.

Если Кели увидит эти звезды, она сразу поймет. Только теперь получилось так, что Кели может не добраться до Марната.

Значит для Тальды пришло время действовать.

Страшно!

А что она хотела? Она всегда знала, что когда-нибудь придется «выйти на сцену и играть одну из главных ролей», как предупреждала старая Хранительница.

И еще она хочет отомстить за деда. Свести с Кели личные счеты.

Страшно!

Страшно, да, но, если Тальда будет сидеть, сложа руки и придумывать себе отговорки, сама попадет в Темницу душ. Нельзя спорить с судьбой! Пусть Кели страшна, а Темница страшнее. Тальда не хочет присоединять свое имя к длинному списку ее пленников. Она хочет жить!!!

Кроме того, Тальда и сама – слуга судьбы. И не из низшего звена. Судьба выбрала ее одной из участниц Последнего Бала. Это Бал перед Последним Аккордом, где встретятся все те, кто служил судьбе, и всему высшему эшелону управления всей Грани. В сопределье, там, куда простым людям закрыт доступ, из разных мест физического мира соберутся Избранные: создатели Игр (цивилизаций); те, кто изначально был рожден, как слуги Игры; те, кто стал эльфином; Вирусы, как рожденные Тенью внутри Игры, так и пришедшие из других Игр и даже из других Кристаллов… а так же Гости – странные существа, путешествующие по разным Играм и Мирам.

Тальда слабо представляла, что такое Последний Бал и зачем он нужен, но понимала – раз она знает о нем, значит – приглашена. И когда придет время – постигнет его суть. Однако далеко не все из тех, кто приглашен на Бал, действительно попадут туда.

Нет, тут больше нельзя оставаться! Да и без деда ей тут не будет счастья. Любая вещь будет напоминать о нем, и вызывать тоску.

Но ведь мама-то жива. Разве по ней Тальда скучать не будет?

Будет, конечно, но не так, как по деду. Мать не любит ее. Ее мать, Мона Левин, любит только свою работу и деньги. А работает она официанткой в «Изумрудной стрекозе» и возвращается с работы уже под утро.

У нее уже несколько дней подряд было отличное настроение. И она вчера вечером поделилась с Тальдой, почему.

Последние три дня в «Стрекозе» было столько посетителей, что пришлось вытащить из кухни еще восемь столов. Но даже после этого не всем хватало места. Многим приходилось толкаться возле стойки бара или торчать вокруг тапера. Такой ажиотаж объяснялся последними событиями: двое преступников – Ройсфилд и его «леди», натворили столько дел, словно их было не двое, а двадцать.

Люди приходили в «Стрекозу» по вечерам обсуждать последние новости и сплетничать. Оказывается, многие своими глазами видели кошмарное оружие бандитки, спасшей Ройсфилда. А еще больше народу пострадало на неудавшейся казни в городе Хэлне от ее пуль – каких-то красных сгустков, как их описывали. Подвыпившие клиенты показывали друг другу какие-нибудь царапины, утверждая, что они были получены в тот момент, когда их обладатель пытался задержать преступницу во время ее перестрелки с гвардией.

- Чего хвастаться тем, что ты облажался и не смог схватить какую-то девчонку, пусть даже очень крутую? - с сарказмом в голосе спрашивала мать.

- А они, наверное, гордятся, что получили раны. Это же всегда так бывает. Люди гордятся, когда поучаствовали в таких исторических событиях, - объяснила ей Тальда, - мне дед про это рассказывал.

- Да что ты все на деда ссылаешься? Как будто бы он – самый авторитет.

- Он очень умный.

- Старый развратник он! И вообще, мне плевать, врут они или правду говорят. Лишь бы чаевые платили. А чаевых за последнюю неделю я собрала столько, сколько обычно – за месяц.

- Зачем тебе эти чаевые? У нас и так денег много. Дед говорит, что ты вполне могла бы сидеть дома, а не таскать подносы.

- Чтоб я больше не слышала, что ты мне все время этим дедом тыкаешь. Еще он будет меня учить. Я люблю свою работу. И мне нравится веселое общество. Если бы я все время дома сидела, то уже давно умерла бы от скуки с этими придурками. К тому же они ни один не умеют правильно распоряжаться деньгами. Особенно твой дед. В деньгах он вообще – пень.

Тальду очень обидело такое сравнение, но насчет денег мать была права – дед абсолютно не умеет ими распоряжаться. Зато он умеет их зарабатывать. Только, если сказать об этом матери, та заведется опять на полчаса, начнет перечислять, сколько она вложила, куда вложила, что куплено, благодаря ее светлому уму и так далее.

- Если бы заставить этого старого пердуна самого вкладывать деньги, у нас не было бы ни прекрасного дома, ни слуг, ни автомобилей, - напомнила Мона.

- Ну и что? Деньги не главное в жизни, - заспорила Тальда.

- Ага, не главное, когда они есть. А вот, когда их нету… Я не хочу больше, как я жила в детстве – ни игрушек, ни еды нормальной.

- Ну, вот и вкладывала бы деньги, которые дедушка зарабатывает. Ты же все равно немного зарабатываешь по сравнению с ним.

- Многим людям мои деньги показались бы очень большими. Тем более, если бы я не ходила на работу, я бы, наверное, тоже стала такой слоноподобной тушей, как ты.

Да, Тальда знала, что полная. Но, почему мать постоянно хочет этим обидеть ее?

- А дед говорит, что полные женщины – хорошо.

- Пошел он в зад, чертов мудак. Если тебе нравится быть похожей на бегемота – будь. А я хочу иметь красивую фигуру. И вообще, надоело мне с тобой спорить, - Мона развернулась и вышла из комнаты, в которой они беседовали.

Тальда не будет скучать по матери. К тому же она действительно не может больше тут оставаться. Ей пора выходить на сцену. Даже на Сцену.

Но перед этим, прямо сейчас и прямо здесь следует сделать еще одно дело. Раньше несколько раз получалось. Правда не получалось в пятьдесят раз чаще, но надо постараться. Потому что события, в которые она вынуждена ввязаться, не просто серьезные и важные – они глобальные. Потому что это – Игры судьбы. Финальная партия.

* * *

Начальник полиции Альмара, капитан Андре Кольбан уже неделю работал сверхурочно. После сообщения о побеге Ройсфилда, он на следующий же день начал усиленно «гонять» своих солдат. Целыми днями заставлял парней бегать, отжиматься и стрелять. Особенно стрелять. Конечно, было бы неплохо подготовить, как следует еще и конный взвод, которым командует лейтенант Николас Райт. Но времени слишком мало. И Кольбан решил, что лучше хорошо сделать одно дело, чем два плохо. Его помощник – прапорщик Барков занимался сбором информации и развешиванием листовок.

После того, как в Зартэле сгорела казарма, Кольбан на свой страх и риск решил видоизменить распоряжение Канцлера. Он рассудил так – если эти двое расправились почти с сотней солдат в Зартэле (а это точно были они – один из выживших видел рыжую девушку с пистолетами, стреляющими какими-то красными зарядами) с такой же легкостью, с какой два матерых волка, разделываются со стадом тупых овец, разве можно рассчитывать, что их могут взять живыми обычные горожане? И капитан распорядился напечатать листовки с другим содержанием. Два дня назад он собрал экстренное совещание (Кольбан, помощник и командиры рот) и, потрясая перед носом Баркова пачкой предписаний, напечатанных чуть ли не на собственные деньги, вдалбливал в тупую (господи, какие они все тупые, как овцы!) голову помощника:

- Ты должен донести эту информацию до любого жителя! Мало, чтобы этих гадов любой тупой дурак в лицо знал, надо, чтобы все понимали серьезную ответственность, которая легла теперь на любого горожанина. Их задержание мы должны считать своим главным долгом! Ты понял меня? Возьмешь себе двоих помощников, и приступайте немедленно!

- Так точно, господин начальник, - Барков вскочил, отсалютовал и вытянулся в струнку.

Сказались несколько дней подготовки, с невольной гордостью за себя, отметил Кольбан и рявкнул:

- То-то. Приступай! - а про себя добавил: «придурок тупой, раньше только и знал, что в карты резаться на рабочем месте».

Капитан требовал от Барков отчета о продвижении работы через каждые два часа – это было необходимо, потому что за исключением гвардии (да и там не намного лучше), все солдаты только создавали видимость, что чем-то занимаются. Разленились до такой степени, что, наверное, и стрелять-то разучились (если вообще умели).

Эх, думал Кольбан, почему хорошая идея приходит только, когда жареный петух в задницу клюнет? Почему раньше он (и вообще все начальники полиции всех городов) почти не занимался подготовкой солдат? Почему ограничивался только лекцией о пользе, которую приносит государству доблестная полиция и самым общим инструктажем о том, как стрелять из револьверов и автоматических пистолетов – нового оружия, которое в последнее время в большем количестве поставлялось из Столицы.

Конечно, известно, что пользоваться револьвером и стрелять умеет почти любой ребенок, даже девочки, но не помешало бы развивать это умение у солдат. Вот, например, у тех же «Черных мстителей» и им подобных, наверняка с тренировками дела обстоят несколько иначе. Точнее сказать – совершенно по-другому и куда лучше. Стоит лишь вспомнить, каким позором покрыла себя полиция, когда пятьсот человек едва смогли справиться с четырьмя десятками бандитов. Да уж, в бандитских шайках дисциплине уделяют должное внимание. Поэтому жалкая кучка полуголодных бандитов, эти чертовы «Мстители» и смогли так долго продержаться и угробить столько тупых солдат и гвардейцев. Гвардейцев!!! – лучших воинов Канцлера, мыслимо ли дело? О чем это говорит? О сплошном разгильдяйстве и тупости в армии.

Сейчас предстояло срочно исправлять положение дел. И вот, по мере того, как двое террористов, оставляя в каждом городе следы своего пребывания, приближались к Альмару – «государству» Кольбана, капитан дрессировал своих подопечных. Семьдесят два человека против двоих. Это обстоятельство бесило его, хуже, чем бесила в свое время бывшая жена, требовавшая, чтобы он не раскидывал свои вещи. Но, рассуждал Кольбан, пусть уж лучше будет смешно, что против двоих он выставит две роты, чем те нападут внезапно и устроят такую же резню, как в Зартэле.

И вот «армия» Кольбана, (гораздо лучше подготовленная, чем позорный гарнизон Зартэла) со дня на день ожидала появления на своей территории Ройсфилда и «неустановленную женщину», его грозную напарницу. Но подействуют ли «предписания»? Или люди окажутся такими тупыми и попытаются задержать их самостоятельно? Вчера Кольбан весь вечер гадал, в городе ли уже гости? Удастся ли их обнаружить или они останутся незамеченными? Или они совсем не станут посещать его город?

На тот случай, если Ройсфилд и эта (Кольбан про себя называл ее не иначе, как сучка) не будут выявлены в городе, у капитана возникла хорошая идея: пока еще не поздно, поставить кордон в том узком месте между скалами и морем перед Марнатом. Кольбан не мешкая, связался с Канцлером и изложил свой план – выставить там по роте солдат (с биноклями) через каждые двести-триста метров. Расстояние от моря до гор совсем небольшое, всего два километра. По скалам эти двое точно не полезут, а прибрежную зону он контролирует уже два дня – через каждые два часа осуществляется рейд на вертолете. Правда, в ночные рейды бандитов можно пропустить – вот это волновало его более всего.

Но кордон все равно нужен. На это необходимо всего-то пятьсот человек – столько, сколько было, когда ловили «Мстителей». И что ответил на такое замечательное предложение тупой Канцлер? Он сказал: «Это еще вилами по воде писано, что они решат ехать на юг. Глупо отрывать столько солдат от других занятий». Например, от игр в карты и питья пива, - подумал Кольбан.

Еще Канцлер сказал, что неразумно всего из-за двух бандитов поднимать такую шумиху – так можно произвести крайне негативное впечатление на народ. Люди могут подумать, что армия совсем никуда не годится (чего греха таить, это так и есть, - отметил про себя капитан), если выставляет десять рот полицейских против двух жалких разбойников (не жалких разбойников, ты, тупоголовый, дурак, а двоих таких профессионалов, что каждый стоит целой роты, - мысленно поправил Канцлера Кольбан).

Короче говоря, начальник полиции Альмара так и не дождался поддержки Канцлера. И теперь надеялся только на своих парней, которые за эту неделю, конечно, стали управляться с оружием гораздо лучше, но все равно, не так, как, по его мнению, следовало бы. Но зато, если им все-таки удастся взять бандитов, Кольбан станет героем и поднимется по служебной лестнице. Его переведут в гвардию, и он будет служить в Поясе городов, а не прозябать в этой дыре, в Хвостике. И с каждым днем у капитана, не смотря ни на что, росла уверенность, что он очень скоро станет майором. Один раз Кольбан даже увидел во сне, как (тупой) Канцлер самолично вручает ему Медаль и назначает командиром батальона своей личной гвардии.

* * *

Дуглан прямо не знал, что делать. Выгонять друга неприятно, неловко и вообще – это свинский поступок, но с другой стороны, а как иначе? Рою легко рассуждать, он, как ветер, сегодня здесь, завтра там. А у Рина тут дом, его дело и недоразвитый сын, до которого никому, кроме него, нет дела. Его мать умерла девять лет назад. Что будет с Ральфом, если отца посадят в тюрьму? И это еще полбеды, если в тюрьму. За такое преступление, как укрывание этих бандитов светит Черный лес. И в любом случае за свою жизнь переживаешь все равно больше, чем за чужую.

Хотя, за жизнь Роя Дуглан очень переживал. Пожалуй, его жизнь для него была на третьем месте по важности: на первом месте его собственная, Рина, жизнь, на втором – жизнь сына, а на третьем месте – Рой. А может быть, Ральфа даже можно было перенести на третье место, а Роя на второе. Ему всегда хотелось, чтобы его сын был таким, как Фрэнк. Однако судьба распорядилась иначе. Ральф в десять лет упал с качели, ударился головой о камень, повредил мозг (как вообще выжил?) и с тех пор так и остался в психическом развитии на уровне десятилетнего. А с некоторых пор Рин стал относиться к Ройсфилду, как к сыну и переживал за него не меньше, чем за Ральфа, с которого все равно не будет толку. А было так:

Несколько лет назад Рой (тогда еще совсем пацан) разобрался с рэкетирами из Марната, которые однажды заявились к Рину в огород (неслыханная наглость!) и потребовали, чтобы он (с какой такой радости?) отстегивал им по пять сотен монет ежемесячно.

Фрэнк каким-то образом узнал, что Дуглану обещали веселую жизнь, если он откажется платить, приехал в назначенный для первой выплаты день и сел ждать «налогосборщиков» в баре.

Когда те явились (двое очень серьезных парней), Рой спросил, не изменили ли они своего мнения относительно необходимости получать деньги, неизвестно за какие услуги с хозяина «Усталых коней»? Они, естественно, не думали его менять. Тем более что этот «сопляк», как они его назвали, уже до этого успел перейти им дорогу. Дальше все произошло по уже известному сценарию – после весьма страшных угроз «сопляку», выкрикнутых одним из них с таким самодовольным видом, что казалось, он лопнет от пафоса, эти двое выхватили револьверы, немного попалили по стеклам, демонстрируя свою крутизну; потом перевели свое оружие на того, чей труп, по их мнению, должен был стать хорошим примером другим.

«Сопляк» без лишних разговоров (ибо, знал, что толку от них не будет) выхватил оружие и выстрелил, как он это делал всегда – с двух рук. Серьезные господа тоже выстрелили, только их пули ушли в потолок, добавив там дыр, потому что стреляли они, уже падая на пол: один, раненный в грудь, а второй – в шею. Затем Рой продырявил обоим их глупые головы, а Рину осталось только убрать трупы…

Так что Рин был более чем благодарен другу за помощь. Но в данный момент оставлять Фрэнка у себя крайне опасно. Да еще, похоже, у того совсем башню сорвало от его ненормальной подружки-мутантки. Ведь очевидно же, что она умирает, тут даже к телепату ходить не надо. А он почему-то продолжает надеяться, что ей станет лучше. Вот дурак! Это же надо было так влюбиться в этот страх божий. Ну, то есть, она, конечно, симпатичная (была бы, если бы не эти ужасные шрамы), но характерец – тот еще. И главное, Рой не хочет слушать разумных советов. Совсем плохо!

Вот об этом думал Рин Дуглан, собирая продукты для Фрэнка (ну и этой Кели, если она не сдохнет). А потом позвонил другу детства – Нику Райту, который уже лет десять служил в полиции под командованием Кольбана. И который, не раз помогал Дуглану в его полузаконных и совсем незаконных делах. Не раз отмазывал его, если Рин попадал в «истории», как называл это Ник.

- Ты знаешь, сколько времени? - сонным голосом проворчал Ник.

- Дело серьезное. По твоей части.

- Это понятно, что по моей, раз звонишь среди ночи, когда добрые люди спят. Ну, что у тебя еще за дело в три часа ночи?

- Да, короче, я даже не знаю, как сказать.

- Ну, ты уже говори, как есть, вместе подумаем, что можно сделать, - предложил Ник.

- Да, понимаешь…

- Ну, не тяни резину, что там у тебя?

- Ройсфилд в городе, - выпалил Рин.

- Чего? - по голосу Ника было понятно, что спать ему расхотелось.

- Они оба у меня. И еще одно. Они уже тут наделали трупов.

- Твою мать… Давай, рассказывай подробнее.

Ник внимательно выслушал Дуглана и сказал:

- Если Кольбан что-то узнает, я тебе сообщу сразу. Но, конечно, лучше, чтобы они уходили прямо сейчас. Вообще чтоб уматывали из Хвостика.

- Да, этот придурок ничего слушать не хочет. Он боится, что она копыта отбросит, если посадить ее на лошадь. А по мне она и без этого до утра не протянет.

- Ладно, Рин, давай, выпроваживай его до утра, если не хочешь проблем себе на голову. Чувствую я, такие дела начинаются! Ты знаешь, что позавчера из столицы оружие новое привезли и такие телефоны переносные, маленькие, как у тебя есть? Теперь у всех полицейских в Альмаре пистолеты и эти телефоны. Только они у них на браслетах, но это одно и то же.

- Мобилы, что-ли?

- Ну, да. И связь по ним лучше, чем по обычным телефонам. Потому что не по проводам. Эти вышки железные, которые от довойны остались, через них связь идет. Короче, я позвоню, у тебя на этой мобиле тот номер, что ты мне давал?

- Ну, конечно тот.

- Вот и хорошо. Держи эту мобилу близко. И запиши мой номер, я сейчас тебе продиктую. Есть, где писать?

- Не надо, ты позвонишь, он на моей мобиле высветится, я его сохраню.

- Ишь ты! Чудеса. А ведь точно, а я не догадался, что это за цифры на экранчике, когда мне звонят.

- Вас что, не научили пользоваться?

- Учили, да я в технике такой – полный болван. Ладно. Жди звонка.

После этого разговора Рин отправился в комнату на втором этаже, где его друг Ройсфилд, переставший соображать, пытался спасти свою Кели.

- Ну, - такой репликой встретил его Фрэнк.

- Не «ну», а слушай меня. Я тебе что говорю. Если Тальда жива, то когда ее мать вернется, она вытрясет из нее все, что та знает. А если даже не вытрясет, она все равно в полицию пойдет. Этот Кольбан не откажет ей, потому что давно яйца к ней подкатывает. А Кольбан мужик не глупый, может догадаться, что это вы.

- И что? Город-то большой, - спокойно возразил Фрэнк.

- Рой, ты отупел что-ли? Я приходил ее записывать! Мона могла слышать. Ты можешь это понять? Как она увидит, что ее … Ну, то, что вы там натворили, она может догадаться и без Тальды, что это вы и где вас искать.

- Ну и как она, интересно, догадается, что это именно мы? Что? Только мы могли прикончить этих уродов? Или что, эта твоя Мона знает, чем ты занимаешься?

- Да нет, конечно, не знает. Но…, - Рин протер голову, в отчаянии скомкал платок и кинул его на столик.

Фрэнк усмехнулся:

- Да, не нервничай, ты так, Рин! Я понимаю все. Но ты же видишь, что она не выдержит дороги. Дай ей хоть немного придти в себя.

- Рой, до Марната всего день пути.

- Да отстань ты от меня со своим Марнатом! Не доедет она! Даже до Марната.

Рин выдвинул последний аргумент:

- Ты доедешь, Фрэнк. Хотя бы ты. А если останетесь, и она все равно умрет, и тебя убьют… И меня тоже…

- Я же не могу ее бросить.

- Еще не хватало, чтобы ты бросал тут ее труп. Ты заберешь ее с собой. Мне она тут не нужна. Я тебе, как другу советую…

- Да? Это ты ради дружбы меня выпираешь отсюда? - ехидно поинтересовался Фрэнк.

- С тобой сейчас разговаривать бесполезно. Короче, Рой, я позвоню Морлангу, в Марнат, предупрежу про тебя…

- Иди ты в жопу со своим Марнатом. И с этим Морлангом тоже. Кстати, у него, что, есть Ключ от пролома?

- Ну, конечно есть, если я тебе говорю, что он там бывает. От отца у него остался. Короче, я позвоню ему, потом вернусь за тобой. Если она не сможет ехать сама, мы привяжем ее к лошади, и все будет путем.

Фрэнк молчал.

- Рой, - Дуглан поводил ладонью у него перед глазами, - ты слышишь? Я вернусь не позже, чем через два часа. Ну, максимум через три, если связь плохая будет. А ты за это время постарайся растолкать эту свою Кели. Сейчас три двадцать, Рой! Максимум в шесть вы должны уехать.

Рой потянулся и опять ничего не ответил. Дуглан, беспокоясь, что Фрэнк не воспринимает его слов, гаркнул ему прямо в ухо:

- И не спи!!!

- Очень хороший совет, - вздохнул Ройсфилд, выпроваживая Рина и закрывая за ним дверь.

Рин спускался вниз и чувствовал, что весь этот геморрой добром не кончится. Он пребывал в полной уверенности, что в этот раз Рой точно угробит ему все дело. И Рин не будет больше просиживать в баре с кружкой пива, разводить в саду экзотические растения или смотреть фильмы.

* * *

Фрэнк подошел к Кели, потрогал пульс – уже не такой редкий и еле слышный, как был, когда он принес ее, но все же еще не в норме. Кровотечение почти прекратилось – значит, порошок подействовал. И руки перестали быть холодными, как две мороженные рыбины. Ей бы пару дней полежать, тогда она может, и совсем поправилась бы, подумал Фрэнк. Он нежно провел по шраму и почти ласково прошептал:

- Кели, девочка моя, не умирай… пожалуйста…

Ее веки снова резко распахнулись, как шторки объектива фотоаппарата, и она, уставившись в пустоту, проговорила, чеканя каждое слово:

- Звезды. Дадут. Знак.

- Кели, ты меня пугаешь, какие еще звезды?

Она закрыла глаза.

Фрэнк вернулся в кресло, ждать, курить и бороться со сном. Ему казалось, что этот поединок он проиграет. Он уже четыре раза ходил в душ и мочил голову – это помогало очень ненадолго.

* * *

Тальда была в шоке – у нее уже Силы на исходе, а ничего не выходит: она не может достучаться до Главных, хоть ты тресни…

И комлог бесполезен в этом случае – в другой мир по телефону не дозвонишься.

Хотя, Тальда и так знает, что ей следует делать сейчас – спасать Кели от смерти.

Правда, больше хотелось убить Кели, чем помогать ей. Даже не смотря на то, что Тальда не умеет убивать, это чудовище она убила бы вопреки всем своим гуманным принципам.

Так что, в любом случае, сейчас она должна оторвать жопу от пола и идти. Но не так, как дура, без вещей. Она возьмет кое-что в дорогу.

Девушка прошла в тайную дедову комнату. Эта комната, действительно была тайной. О ней знали только дед и Тальда. Там хранилось кое-какое оружие, которое дед приволок из Эльды, щиты, комлоги и еще много всего полезного. Но многие из этих вещей – слишком громоздкие и не годятся для того, чтобы брать их в дорогу.

Поэтому надо брать только самое необходимое. С большим трудом преодолевая дрожь в руках, но все же очень быстро Тальда собрала в большую сумку необходимые вещи: немного шоколада – он очень полезен и занимает мало места, сменную одежду, одеяла – вдруг придется спать в лесу, деньги – две тысячи монет – пригодятся, эльфинские гигиенические средства – дезинфекцию для зубов (мать ее ненавидела лютой ненавистью, а Тальде она нравилась) и освежитель для лица.

Подумав, Тальда взяла еще кое-какие медикаменты, кучу бинтов, пару запасных комлогов, еще немного еды – без нее никуда, и несколько магических вещей – индикатор Силы, магический куб…

Из оружия она взяла три разных лазера, щит и кристалл-зарядник для них.

Если бы дед преодолел свою нелюбовь к оружию и научился пользоваться им, хотя бы в целях самозащиты, был бы жив.

Нет, конечно, не был бы. Неужели Тальда всерьез так подумала?

Ну, вот и все – пора в дорогу. Мама еще на работе и дожидаться ее не стоит. Так будет лучше. И вообще, надо торопиться. Вдруг Ройсфилд и Кели уже уехали из города. Тогда придется догонять их. Но ведь не известно, в какую сторону они поедут. Хотя, если рассуждать логично, то к Марнату.

У Тальды от страха задрожали колени – пора-то пора. Только как ей показаться на глаза этим бандитам? Они же убьют ее.

* * *

Тальда взяла тяжелую сумку и, еле передвигая ноги – словно на них были надеты гири, а не легкие туфли – пошла к выходу.

Открыла дверь… и увидела, как открывается калитка. Мать пришла!

Тальда захлопнула дверь и, таща за собой сумку, побежала к маленькой комнатушке, примыкающей к залу для приема посетителей. Обычно тут сидели телохранители. А сейчас тут будет сидеть Тальда и ждать, когда мать ляжет спать. Тогда она незаметно сбежит.

Мать не ляжет спать! Как она отреагирует на трупы, неизвестно, но уже точно не пойдет спать, подумала Тальда, уже сидя в комнатке. Господи! Да почему же она так долго копалась? Теперь наверняка придется говорить с мамой. Ну, тогда уж нужно постараться напугать ее и убедить, чтобы она ничего не предпринимала.

* * *

Подходя к дому, Мона Левин еще издалека заметила, что одно окошко – то, которое прямо над крыльцом – слишком темное. Все блестят в лунном свете, а это, словно провал в черную пустоту. Сердце ухнуло – что-то случилось. Что-то ужасное. Но потом она успокоилась и поняла, что просто стекло в окне разбилось от грозы. И подумала, что надо бы поменять в доме стекла на более прочные – а то, однажды кто-нибудь поранится. Вот два месяца назад, одной женщине, которую Мона хорошо знала, стекло, треснувшее во время грозы и осыпавшееся вниз, отрезало руку. Не дай бог, с ней или с Тальдой произойдет что-нибудь подобное.

Она достала комлог, набрала код, отрывающий замок – очень хороший замок, ни один воришка не вскроет (эльфинская магия, как свекор говорит). Мону не интересовало, правду говорит старый маразматик или фантазирует, главное, что замок действительно стоящий.

Мона никогда не вникала в «магические дела» своих родственничков, но, когда намечалось что-то серьезное – знала.

Вот и вчера. Притащился хозяин задрипанного постоялого двора «Усталые кони», Дуглан и записал на прием какую-то важную персону. Ради нее Великий Трандал сдвинул расписание и дал распоряжение прислуге заканчивать свои дела и уматывать не позже семи вечера. В связи с намечающимся грандиозным мероприятием, Моне даже не дали выспаться после ночной смены: трое братьев и сам старый маразматик суетились, орали на слуг, друг на друга, на Тальду, одним словом – сумасшедший дом. И потом, весь день ходили с довольными, дебильными рожами, предвкушая, предстоящее развлечение. Такие полоумные улыбочки она видела всякий раз, когда ожидался клиент, который станет расплачиваться натурой, а эти четверо оторвутся на полную катушку.

Ну и ладно, у них свои забавы, у Моны свои любовники. Она никогда не высказывала мужу, (сыну старого маразматика) за его дела, даже не ревновала. Ей вообще наплевать, сколько у него шлюх. Потому что она очень удобно устроилась. Ей вообще казалось, что все, кто живет в доме Трандала Великого – просто приспособились друг к другу и, так или иначе, полезны друг другу. И дай Бог, чтобы так оставалось всегда.

Дверь открылась, женщина вошла…

В первую секунду Мона подумала, что ей померещилось. От удивления, или скорее от шока, она остолбенела и сначала боялась делать следующий шаг. Закрыв глаза, она ущипнула себя за руку – вроде так полагается делать, когда на тебя нашло наваждение – и посмотрела снова. Ничего не изменилось и ничего никуда не делось: три брата лежали на полу в лужах крови. А Трандал, больше похожий на фарш, чем на человека, валялся возле дальней стены, возле входа в этот кошмарный подвал с газовой камерой, где они все, кроме Моны, нюхают (нюхали, совершенно без сожаления, поправила себя женщина) какую-то дрянь. И от чего потом начинали вести себя, как идиоты и бредить.

Чучело совы валялось на полу. Эта сова, пожалуй, была единственным предметом в этой комнате, который вызывал у Моны добрые чувства. В каком-то смысле, она даже любила чучело. Иногда подходила к ней, гладила мягкие перья и смотрела в ее серьезные и совсем не злые глаза. Моне казалось, что сова в этом зале столь же чужая, как она сама в этом доме. И сейчас женщина с удивлением обнаружила, что испорченное чучело вызывает у нее больше сожаления, чем четыре трупа родственников. Она подняла сову, посмотреть, сильно ли та пострадала и с радостью заметила, что лишь с одного боку у нее чуть-чуть опалены перья, а так все в порядке. Значит, она унесет ее в свою комнату и поставит на комод. Она уже давно хотела ее забрать, но старый маразматик запрещал. Теперь он сдох и сова больше не нужна ему.

Вдруг ужасная мысль пронзала ее мозг: Тальда!

- Тальда!!! - заорала Мона, так громко, что, наверное, даже трупы услышали, и судорожно принялась искать на комлоге ее телефон, продолжая звать ее, - Тальда! Тальда!!!

Ответа не было. Ни сигнала на комлоге, ни голоса девочки. Мона огляделась. Здесь Тальды нет. Но смотровое окошко на двери в комнате охраны разбито. Мона, холодея от ужаса, кинулась туда, и в панике забыв, что она открывается в другую сторону, пнула дверь ногой, потому что руки были заняты совой.

- Тальда! Где ты? - женщина не узнавала своего голоса.

Вдруг ей показалось, что кто-то пытается открыть дверь с той стороны.

- Кто? - испуганно вскрикнула она.

- Мама! - услышала Мона такой желанный голос, открыла дверь и кинулась к дочери:

- Как ты? Все нормально?

- Да как нормально, мама?! - закричала девочка, - посмотри! Они… Мама! Все… Как это нормально?

- Доча, они получили по заслугам, когда-нибудь это и должно было случиться. Я давно предполагала, что они когда-нибудь нарвутся на неприятности. Они как…

Тальда перебила ее:

- Ты, что не понимаешь, что они умерли? Все! И папа… и дедушка…

- Вижу, конечно, не слепая.

- Тебе, их не жалко, мама? Ты их не любишь?

- Это, конечно, ужасно, что их убили, но мы их похороним, как полагается, и ты займешь место деда. Эти блядуны получили по заслугам.

Тальда разрыдалась. Она истерично всхлипывала, всхрюкивала. Мона осторожно положила сову на пол и погладила дочку по голове. Тальда немного успокоилась и сказала:

- Мам! Ты не понимаешь, дедушка не блядун. Понимаешь, ну… это так надо было. Чтобы Силу получить. И чтоб отчетливее видетьпро человека. Да! Так надо делать.

- Что? - Мону осенила очень неприятная догадка, - ты, значит, тоже этим занималась, чтобы какую-то там силу получить?

Тальда опустила глаза и промолчала.

- Ну! - потребовала Мона и встряхнула дочь за плечи.

- Да, это необходимо, так подзаряжаются, - призналась Тальда, - да и, говорю же, так про человека все видно лучше – какой он, что он...

- Ах ты, потаскуха!

- Почему ты так говоришь? - девушка снова заплакала, - все люди сексом занимаются. И ты тоже. И не только с папой. Да! Я знаю! - выкрикнула она сквозь слезы.

Их разговор ушел в сторону от главной проблемы. И они, не ведая того, подарили Фрэнку и Кели немного времени.

Затем Мона спросила:

- А ты видела, кто это был? Ты должна была это видеть, раз смотрела в окошко. Кольбан поможет с ними решить дела.

- Видела, - ответила Тальда, и в ее глазах отразился ужас.

- И кто это? Мы их знаем?

- Мама!!! Я их боюсь!!! - закричала девушка, - не надо их искать! Не надо с ними ничего решать!!! Пожалуйста!!! Пусть они уходят, ничего не надо!

- Как не надо? - удивилась Мона, - ведь они твоего деда убили. Ты же его любила, разве ты не хочешь отомстить?

- Любила, да! Но отомстить не хочу.

- Почему?

- Потому что тот, кто хочет им отомстить, умрет. А та девушка – страшная. Ее газ не берет, понимаешь? Когда дед понял, что она опасна, они пустили газ, чтоб усыпить ее, а она через пятнадцать минут очухалась и убила их. Она – эльфин. Понимаешь?

Мона понимала. Эльфин. У кого, кроме эльфина может быть лазерное лезвие или щит? И глупые люди могли сколько угодно доказывать, что такого оружия, как у нее, полно в Мертвом городе, Мона прекрасно знала, что это не так. Люди просто объясняли непонятные вещи так, как могли. Придумывали наиболее рациональное с их точки зрения объяснение – ведь они же не знают, что есть другие Миры и Врата туда. А Мона, хоть и не бывала там, знает. Потому что ее свекор понатащил из другого Мира целую кучу разных приспособлений, многие из которых весьма полезны, например, комлоги. Следовательно, если «страшную девушку» не берет газ, которым можно слона на сутки усыпить, и она эльфин, не разумно ли предположить, что она и есть та, кого мечтает поймать мистер Кольбан?

- Это она? Та рыжая бандитка, которую ищут?

- Как ты догадалась? - ошарашено спросила Тальда.

- Не сложно догадаться. Ты говоришь, эльфин. Значит, это та, которую не берут пули…

- Не, мам, - возразила дочка, - берут. У нее просто щит есть. Не надо к Кольбану обращаться. Я ее очень-очень боюсь. Она всех убьет.

- Что за глупости ты несешь? У Кольбана столько солдат! Неужели они с двумя бандитами не справятся? Они тем более, готовились. А мы получим награду. Четыре тыщи монет – хорошая сумма.

- Не надо нам эти монеты!!! - завопила Тальда, - у нас их и так полно, этих монет. Пусть они уходят.

- Так, - рассуждала вслух Мона, не обращая внимания на завывания дочери, - это Дуглан с утра ее записал. Значит, они у него остановились…

И Мона, оставив дочь плакать на полу, побежала на второй этаж к телефону (не забыв при этом забрать сову). Тальда поняла, что ее не остановить, а время мало. И она, не мешкая, покинула дом.

Поговорив с помощником Кольбана, Барковым, Мона спустилась вниз, покричала Тальду. Та не отзывалась.

Из-за шока, рассудила Мона. Девочка, наверное, спать легла – устала, вымоталась… Не стоит будить ее.

Мона спустилась в гараж, завела автомобиль и поехала в полицию.

* * *

Фрэнк все-таки уснул, держа наготове лазеры – вдруг нагрянут полицейские. Во сне он понимал, что надо проснуться, но усталость была сильнее разума.

* * *

Начальник полиции, услышал звонок – хорошая, все-таки штука этот маленький телефон-книжечка на браслете. Эти постоянные перебои с электричеством ему не помеха. А главное – можно везде с собой носить, в отличие от обычного телефона…

Кольбан подскочил в холодном поту, как будто заранее предчувствовал неприятности, нажал кнопку «ответ» и прокричал:

- Что случилось?

- Сэр, Кольбан, Ройсфилд в городе! - кричал тупой помощник Барков.

- Где?

- Еще не установили, но предположительно в «Усталых конях». Я выслал туда две группы захвата по пять человек – одну на центральный ход, вторую на черный.

Если бы Барков (какая тупая фамилия, в самый раз для такого барана) был рядом, Кольбан точно двинул бы ему в нос. Как можно быть таким идиотом – по пять человек. Он что думает, что пять критинов (или даже десять) справятся с этими киллерами? Да Ройсфилду это просто на разгон.

- Отзови срочно! - заорал Кольбан в комлог, - немедленно отзови, прямо сейчас! И перезвонишь мне.

- Слушаюсь, сэр, - растерянно, пролепетал Барков, точно не понял – тупоголовый кретин – чем обусловлен приказ начальника.

Кольбан нажал «отбой» и пошел в туалет. Времени было пять двадцать. Денек начинался тот еще. Впрочем, это будет его день. День, который изменит его жизнь.

Следующий сигнал Андре услышал, сидя на унитазе, четыре минуты спустя.

- Да! - крикнул он в комлог.

- Сэр, я дал распоряжение. Все едут обратно.

- Как стало известно, что они у Дуглана?

- Мэм Левин сообщила такое предположение.

- Откуда у нее такое предположение?

Барков вкратце пересказал то, что сообщила Мона. Кольбан слушал, и его разбирала злость.

- Мать его, этого Дуглана, как он такое допустил? Он что, пьяный посетителей селит? И вообще, что это за херота такая? Ты, что не раздал туда предписание? Я же сказал, чтобы по всем общественным местам были листовки розданы!

- Я заносил туда лично, - стал оправдываться Барков, - просто Дуглан не сам селит, а сын его. Я парня лично предупредил. Но он, вы же знаете – того, немного придурковатый…

- Это ты, олух тупой, того, немного придурковатый. Надо было этого хитрожопого Рина предупреждать, а не его тупого ублюдка, какой с него спрос? - заревел Кольбан.

Хорошо хоть, что их удалось обнаружить. А с этим безответственным Дугланом – старшим будет особый разговор. Кольбан ему объяснит, что предписание – не игрушки. И если дебильный сын не в своем уме и не может узнать людей по картинкам, хозяин должен сам стоять за конторкой, а не крутить сутками тупую порнуху и копаться в этом тупом огороде. Этот тупоголовый баран Барков сказал, что он лично предупреждал «парня». А парень, скорее всего, засунул листовку в мусорный бак и забыл про нее, как только Барков ушел. Придурок Ральф. Хорошо еще Мона – умная женщина догадалась.

- Где Мэм Левин? – спросил Кольбан.

- Скоро подъедет сюда.

- Я сейчас спущусь. А ты давай общую тревогу. Строй всех. Быстро. Чтобы за пять минут все были готовы. И Райту звони. Пусть дует сюда немедленно. Конный взвод тоже нужен.

- Есть, сэр.

И капитан отключился, так и не доделав свое дело на унитазе – не до этого теперь. От волнения и предвкушения своей славы, гадить расхотелось. Он вскочил, быстро ополоснулся, надел форму и побежал вниз, на ходу планируя операцию.

* * *

Тальде было до ужаса страшно, но Темница – ужаснее, это первое. А второе – если она сделает все правильно, судьба вознаградит ее, а награда судьбы стоит того, чтобы ради нее пойти на риск. Кроме того, она ведь всегда знала, что ей уготована судьбой роль вовсе не домоседки.

Действие обезболивающего прошло, и ее рука снова начала болеть. Как быть? Ведь с одной рукой трудно придется… Хоть возвращайся…

Но нельзя… даже не смотря на боль. Придется привыкать и терпеть.

Нет, потом терпеть. А сейчас она поставит еще один обезболивающий укол. Ведь ей необходимы обе руки…

Потом Тальда вытащила из сумки один лазер, засунула его за пояс. В карман куртки положила щит. На ее взгляд как раз щит был самой полезной вещью, которая ей может пригодиться. Потому что выстрелить в человека она вряд ли настроится. А вот закрываться от пуль придется – это уж точно. Причем очень скоро. Тальда не видела ни одной причины, чтобы капитан Кольбан не поверил Моне Левин. А если это так, то Тальде надо поторапливаться, пока весь гарнизон не нагрянул в «Усталые кони».

В конюшне она забрала двух лучших материных скакунов, свесила на них свою поклажу и отправилась в путь.

* * *

Фрэнк проснулся от того, что первые лучи солнца ударили по глазам.

Кровать была пуста и выглядела так, будто бы на ней свиней резали.

Фрэнк резко вскочил. Сна как не бывало. Кели, уже одетая в свою любимую форму (то, в чем она ходила к Трандалу, насквозь пропитанное кровью, видимо, отправилось в мусор) вооружалась – правильно, теперь конспирация не к чему. Ее руки выполняли привычные движения – закрепляли ремни с пистолетами, ремни с револьверами (вместо больших лазеров, которые были теперь у Фрэнка). А глаза оставались пусты. Кели действовала на «автопилоте». Когда оружие было надето, она опоясалась ремнем-патронташем с запасными обоймами для пистолетов и револьверов – очевидно, предполагает, что намечается веселенькая перестрелка.

- Кели, тебе лучше?

Она промолчала. Зачем отвечать, когда и так ясно, что если встала, значит – лучше. Фрэнк подошел и обнял ее, не думая, что она захочет снова выстрелить в него. Приподняв пряди ее волос, он прошептал в ухо:

- Кели, я ведь мог бы тебя бросить. Еще там, в подвале. Но я тебя вытащил. Знаешь, почему?

Кели молчала. Не вырывалась, стояла, опустив руки, и смотрела ему в глаза. Фрэнк провел пальцем по ее шее, остановил палец на собачке замка ее рубахи и чуть двинул его вниз… потом еще вниз… расстегнул совсем. Кели продолжала смотреть на него вампирскими красными глазами. Он поцеловал ее в висок, дотронулся губами до шрама. Расстегнул свой ремень – кобуры с лазерами теперь держались только на ремнях, опоясывающих ноги, расстегнул замок на джинсах, пуговицы на рубахе.

РОЙ, ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ? СЕЙЧАС РИН ПРИДЕТ

Но эта мысль не вызвала никакого отклика. Пока ведь Рин не пришел – значит, еще есть время. И есть Кели. Фрэнк снова услышал пение далеких колоколов.

МУЗЫКА СФЕР

- Кели, - прошептал он, соображая, стоит ли добавить к этому еще пару слов. Решил, что не стоит – она и так все понимает.

Переложив ослабшие руки Кели к себе на плечи, под рубаху, Фрэнк поцеловал Кели в губы, перемазанные кровью. Сначала просто прикоснулся, потом слизал ее кровь. И после этого в нем проснулась какая-то дикая звериная страсть. Забыв, что Кели еле стоит на ногах, прижал ее к себе и почувствовал, как ее руки сдвигают с плеч его рубаху, а губы целуют шею. Если бы еще можно было сейчас размотать бинты! Так хотелось ощутить ее прикосновения голым телом, а не через эти повязки.

Фрэнк никогда не думал, что вкус крови может возбуждать. Прямо башню рвет, как у голодного вампира. И он, опустив руки Кели на бедра, чуть приподнял ее, прижимая к себе, и снова опустил:

- Что, Кели, чувствуешь, как замля плывет под ногами? - пошутил он и, глядя ей в глаза, понял: если бы она смогла ответить, то ответила бы, что да – плывет. И вовсе не потому, что ее ботинки не касаются пола.

Фрэнк гладил ее и жадно целовал, действительно, как голодный вампир, а Кели, как покорный донор, подчинялась ему.

Только донор на самом деле он, а не она. То ли бабушка когда-то говорила, то ли он сам знал, что секс дает эльфинам энергию. Не со всеми, конечно, а только с теми, кто может дать. Некоторые люди, как и эльфины, имеют Силу – черпают ее из глубин Кристалла, но применять практически не умеют, потому что не обладают магическими способностями. Фрэнк чувствовал, что в нем этой Силы просто море. Нельзя сказать, что она никогда не пригождалась, но сейчас она полезнее будет Кели, чем ему.

ДА ЧТО ВЫ ГОВОРИТЕ?!

ТЫ ПРОСТО ДО ОДУРЕНИЯ ХОЧЕШЬ ЕЕ

Ну, пусть так. Это действительно правда. Но правда и то, что он может дать ей Силу. Хотя бы, чтобы она не умерла.

СЕЙЧАС НЕ САМОЕ ПОДХОДЯЩЕЕ ВРЕМЯ

Разумеется. Сваливать надо.

- Я так тебя хочу, Кели, просто… вообще…

Она не ответила. Но слова и не были нужны. Ее большие разные глаза говорили – да, Фрэнк, пусть будет так...

И это не казалось ему. Потому что ее пальцы нежно ласкали его шею, ее тело двигалось в такт движениям его тела…

Ощущения, которые он испытывал в снах о ней, нахлынули мощной волной…

И он снова услышал Колокола… музыку Вечности… и через глаза Кели снова видел бесконечность… и хотел туда… лететь… с ней…

Забылись все обиды. Фрэнк не помнил, чтобы у него хоть раз в жизни так сносило башню. И не помнил, чтобы какая-нибудь женщина – уж не говоря о том, что полуживая – могла довести его (и себя) до такого состояния.

Колокола пели… звенели… звали в бесконечность… Врата сияли… полыхали невыносимыми для человеческого глаза цветами…

Ему хотелось сказать ей (пусть она и знала это), но горло перехватило от невыносимых ощущений, и он смог только сипло прошептать:

- Я люблю тебя…

Ему хотелось, чтоб она почувствовала… передать ей не только Силу, но всю нежность, которую он испытывал к ней…

Лезвия вращались, резали, кромсали его душу… а ему хотелось больше… сильнее… потому что это делала Кели… хотелось умереть в этих ощущениях…

Они задыхались от затянувшихся поцелуев и двигались, не в силах остановиться, чтобы раздеться…

- Детка, походу, мы сейчас кончим одновременно, даже не начав, - прошептал Фрэнк, громко вдыхая воздух.

Кели кивнула, и ее когти впились в его плечи, как острые бритвы.

* * *

- Ох, Кели, блин, я что-то совсем… - Фрэнк уткнулся лбом в ее лоб, - у тебя когда-нибудь такое было? У меня нет, - он все еще не мог придти в себя, взрослые люди, а терлись-терлись друг о друга, как малолетки. И дотерлись, что называется, - но все равно, это было ништяк. Кели, а ты, оказывается, маньячка.

Кели еле стояла на ногах – и то, лишь потому, что он придерживал ее за спину. Что-то не похоже, что он передал ей какую-то Силу. Ее лицо было безжизненно бледным, глаза красными, как маки, по щекам бежали слезы, губы дрожали, а изо рта текли две струйки крови – вылитый пообедавший вампир, только клыков не хватает. Фрэнк видел, что ей больно вдыхать.

- Прости меня, девочка моя, - а про себя подумал, что если его еще раз вот так клинанет не во время, и он не остановится, или она его не остановит, это может закончиться очень плохо. Фрэнк застегнул ее рубашку. По-быстрому привел себя в порядок.

Кели шатаясь, взялась за ручки сумки. Он подошел, положил ладонь на ее руку:

- Нет, Кели, ты ничего не понесешь. Тебе бы самой дойти.

Она послушно выпустила ручки сумки и сильно хромая, направилась к двери. Фрэнк надел рюкзак, взял сумку и последний раз окинул комнату взглядом: ничего ли не забыли? Ковер заштопать забыли. И тумбочку починить. И выстирать заляпанные полотенца, одеяла и покрывала. И выкинуть его грязную одежду, замоченную в ванной…

Фрэнк рассмеялся:

- Я надеюсь, Рин, ты простишь нас за погром?

И они вышли. Фрэнк глянул на часы – 5:27. Где этот Дуглан?

* * *

Когда Фрэнк и Кели вышли (через черный ход), солнце уже поднялось над горизонтом и освещало землю нежным золотистым светом. Неприглядный Дугланов сарай отбрасывал длинную тень, и во дворе еще не было жарко.

ЭТО НЕНАДОЛГО

Трава была влажной после дождя, а воздух насыщен озоном. Фрэнк остановился, вдыхая свежую прохладу раннего утра, и ему показалось, что легкие только сейчас заработали в полную силу. И от перенасыщения кислородом слегка кружилась голова.

А может быть, просто до сих пор крыша ехала от того, что произошло там, наверху. Вот, как это назвать? Какой-то недосекс. Но, ощущения, надо сказать, были покруче, чем когда-либо. Не физические ощущения, хотя это тоже было, ведь он ухитрился кончить... Да и она тоже, можно даже не сомневаться…

Только главное было в другом – казалось, что весь мир завертелся и поплыл мимо. Его организм отреагировал на это обычным оргазмом, а душе было мало, она рвалась еще дальше, через все преграды… куда-то, где нет ничего, кроме чистых Стихий. Где можно раствориться в тех ощущениях, которые возможны только через нее, через Кели…

В просвет между строениями видна была степь, раскинувшаяся до самого горизонта. Фрэнк знал, что там нет ни холмика, ни деревца, создающего хоть маленькую тень, где Кели могла бы полежать и отдохнуть в прохладе. Конечно, можно доехать до леса и переждать там. Но, во-первых, это значит, возвращаться назад, а во-вторых, Кели нужен врач. Вот и получается, что придется ехать по жаре в этот хренов Марнат. И вообще нужно как можно скорее выбираться из Хвостика. За преследователей Фрэнк не волновался. Если они будут, он разберется с ними. Его лазеры

ЕЕ ЛАЗЕРЫ

гораздо мощнее револьверов. И даже пистолетов, коими снабжает армию Канцлер. Вся проблема в Кели. Она и в пасмурный-то день долго не продержится в седле в таком состоянии. Хватит ли у нее сил доехать до Марната в такую жару?

Если судьба так решит, - как-то сказала она. Оставалось надеяться, что если Кели нужна судьбе, она не даст ей умереть.

Кели, хромая и пошатываясь, шла по дорожке среди лопухов, осторожно проводя по листьям рукой. Капельки росы, падающие вниз, переливались на солнце маленькими бриллиантами. Возле огромного репейника она остановилась, наклонилась и ласково погладила пальцем что-то на одном из верхних листьев. По ее лицу блуждала улыбка, глаза на несколько мгновений стали живыми, словно не ее глаза, а чьи-то чужие.

ГЛАЗА СТЕФАНИИ, КОТОРАЯ ТАНЦЕВАЛА

А потом она повернулась и пошла дальше, к стойлам.

Фрэнк остановился возле репейника, посмотреть, что такое она там увидела. На листе сидела большая мохнатая гусеница. Это ее Кели гладила пальцем по мягкой спинке. Этот бездушный бесчувственный робот увидел – разглядел (в таком состоянии, когда только умирать) то, что не всякий очень чувствительный романтик заметит. И она не просто углядела эту гусеницу – она улыбнулась ей, словно пожелала всего самого хорошего.

Если бы она только знала, как больно ему соотносить, насколько огромна разница между стальным монстром и той, которая улыбается или той, с которой он испытывает запредельные ощущения…

ОНА ЭТО ЗНАЕТ

А еще больнее знать, что она хочет, чтоб ей это было все равно!

* * *

Их лошади стояли подготовленные к поездке. К одной были привязаны два тюка – продукты и вода, Дуглан выполнил свое обещание. Только где же он сам, чертов копуша? Чтобы попасть в Старый Мир, (если Кели станет хуже, им придется все-таки задержаться в Марнате. Точнее, в том коттедже, в Старом Мире, куда ведет пролом из Марната) Фрэнку Морланг не нужен. Но он может найти доктора для Кели.

Кели подошла к своей лошади и поставила ногу в стремя, попыталась запрыгнуть.

- Погоди! - крикнул Фрэнк, но поздно.

Она уже упала, запутавшись раненой ногой в стремени. Фрэнк бросив сумку, кинулся к ней. Поднял ее за пояс и принялся высвобождать ногу. Кели повисла головой вниз. Крупные, почти черные капли ее крови падали на солому.

- Как нога? Попробуй встать на нее, - Фрэнк поднял ее так, чтобы она могла встать и проверить, не вывихнута ли нога в дополнение к пулевому ранению.

Кели потопала и сказала:

- Пройдет, - и, выплюнув кровь, начала терять сознание.

Фрэнк усадил ее возле стойла, привалив спиной к стенке, и стал привязывать сумку и рюкзак к лошади, одновременно поглядывая за входом.

Времени уже пять сорок, а Дуглана все нет.

- Кели, я схожу за Рином, - она не отреагировала. Фрэнк наклонился к ее уху и спросил, - ты посидишь одна?

- Да, - еле слышно выговорила она, доставая пистолеты так медленно, словно они весили каждый по сто килограмм.

РИН, ГДЕ ТЫ ХОДИШЬ?

Кели повалилась набок. Ее снова вырвало кровью. Фрэнк уже ненавидел кровь.

Дата добавления: 2015-07-19