Глава 8. ГАДАЛКА 4 страница

Только, если вдруг судьба поставит перед ним такой выбор, то он будет ненавидеть себя, потому что выберет однозначно не Темницу. И его жизнь превратится в кошмар, ненамного меньший, чем Темница. Он просто не захочет жить. Или станет монстром.

КАК КЕЛИ?

Вот, почему она стала такой…

- Фрэнк! Ты слушаешь? - недовольным голосом осведомилась Кели, заметив, что его взгляд расфокусировался.

- Да, конечно, я очень внимательно слушаю.

Ее окрик вернул его мысли обратно. И он снова погрузился в ее рассказ.

Один из восьми гвардейцев, полковник Хаммер, тот, кто разговаривал с Королевой, решил, что немного поиграть с огнем не будет нарушением приказа Ее Величества. Он убрал свой огнемет и обратился к Мэри:

- Леди, я полагаю, что кроме вас некому вести корабль? Но я сообщил Королеве о трех спасшихся. А вас четверо. Я предлагаю вам выбор: выберете одного из этих прелестных детей для нашего представления. Мы устроим вам отличный прощальный фейерверк.

Стефания не разбирала многих слов из этой речи, ее сердце билось со звуком тяжелого колокола и заглушало его голос. Но все-таки она поняла, что имеет в виду полковник. Мэри закричала: «Нет!». Тогда один из гвардейцев слегка удлинил пламя, и оно коснулось ее ботинка. Девушка вскрикнула от испуга, но подбежала к детям, которые теперь стояли, прижавшись к стенке, и раскинула руки в стороны, будто бы так могла их защитить.

- Какая ты упорная. Ну, хорошо. Тогда все четверо решайте, кому из вас гореть. Вы, детишки, тоже выбирайте, кто из вас пойдет на костерок, - по лицу полковника проскользнула отвратительная плотоядная ухмылка, - вот ты, например, - он показал на Луизу.

Стефания подумала, что если бы обратились к ней, она не смогла бы ничего ответить, потому что язык онемел и прилип к небу. А Луиза смогла. Она завизжала:

- Я не хочу, чтобы меня жгли! Я не хочу умирать, я еще маленькая!

- Тогда, кого ты выбираешь?

- Не знаю! Но не я! Я не хочу! Не я!… не я!… - она продолжала выкрикивать что-то бессвязное и всхлипывала, глотая слезы.

- Не ты, - полковник присел и посмотрел Лу в глаза, - хорошо, не ты. Тогда кто? Назови, кого ты выбираешь вместо себя?

- Пусть лучше Мэри, она хоть пожила уже, - по взрослому рассудила Лу.

- Ну, что, леди, как вам это нравится? Ребенок выбрал вас, - полковник встал и смотрел сверху на испуганных детей.

Мэри плакала. От страха у нее тряслись руки и ноги.

- Но, дети не могут вести корабль, - сказал полковник, продолжая улыбаться, - поэтому я что-то даже не могу придумать, как нам поступить.

Лу истерически рыдала, вцепившись в Джона, который сжимал руки обеих девочек и стоял, привалившись спиной к стене, бледный, с трясущимися губами. Его ладони были влажными и холодными, как у утопленника.

Фрэнк вместе с маленькой Стефанией почувствовал волны страха исходящие от Джона, ей казалось, что его даже не надо сжигать, чтобы он умер. Он сейчас умрет сам – от ужаса. Ее рука, лежащая в руке мальчика, будто бы стала стеклянной и ничего не чувствовала. Если Джон сейчас стиснет ее посильнее, она расколется на мелкие кусочки. Стефания словно сквозь толщу воды видела, как приближаются солдаты, как полковник оттащил Мэри метра на два и развернул, чтобы она могла смотреть на детей.

- Тогда сгорят все трое маленьких ублюдков, - услышала Стефания голос полковника. Солдаты подошли ближе. Девочка видела, как блестят эмблемы гвардейцев – желтые летучие мыши на черном фоне, чувствовала жар, исходящий от огненных языков, которые вот-вот коснутся ее, Лу и Джона. На мгновение ей показалось, что она уже умерла. Пропали все ощущения: она не чувствовала ни пола под ногами, ни пальцев Джона. Теперь не только ее рука была стеклянная, таким стало все тело. Она подумала, что сейчас описается прямо в штаны. И, вероятно, это и произошло бы, если бы не закричала Мэри:

- Вы, что, звери?!!

И вдруг Стефанию охватила безумная ярость. За свои пять лет она не испытывала ничего подобного и даже не предполагала, что такое возможно. Девочка сама не понимала, что делает. Она на деревянных ногах…

Фрэнк словно перенесся в прошлое и видел перед собой не степь, коней и Кели, а гвардейцев с огнеметами, полковника, Мэри и перепуганных до полуобморочного состояния Лу и Джона. И ту маленькую девочку, с ангельским личиком. Он ощущал ее состояние, когда она…

…вышла вперед. Ее глаза пылали ненавистью. Она перестала бояться.

- Возьми меня, если ты такой урод! - она не узнала свой голос. Это был металлический голос, спокойный и твердый, как голос солдата, привыкшего к мысли о том, что смерть всегда ходит рядом.

- Вот! - воскликнул Хаммер, - этот ребенок достоин уважения. Ты не боишься, прелестное дитя?

- Боюсь, ты, урод! - тот же голос. Жуткий. Вовсе не детский.

- Ну, что же, выбор сделан, - полковник положил девочке на голову свою огромную тяжелую ладонь. Ей не было страшно, но снова, как несколько минут назад, показалось, что она уже умерла, а душа вылетела из тела и наблюдает со стороны.

- Убейте меня, живодеры! Не ребенка! Сволочи! - кричала Мэри.

Полковник свободной рукой дал рукой отмашку. Семеро солдат удлинили пламя до полутора метров и повернулись к Мэри.

Запахло паленым мясом. Джон упал в обморок. Лу осела на пол и визжала, а Стефания молчала: слушала смех гвардейцев и смотрела, как Мэри извивается и пытается увернуться от огненных струй.

- Они не убили ее, - продолжала рассказ Кели, - они отожгли ей руку и ногу, потом сделали уколы, чтобы она не умерла от боли. Но сама она почти ничего не смогла делать, она говорила нам, как и что делать, и мы с Джоном включили автопилот, задали курс и конечную цель полета. Так мы и прилетели на Джету. К тому времени Мэри уже умерла, - Кели со злобой запульнула в траву очередной окурок и перевела взгляд на Фрэнка.

- А откуда ты знаешь, как его звали, этого полковника? - он взял ее руку, притронулся к ней губами и посмотрел Кели в глаза:

- Сам сказал, - Кели мрачно усмехнулась.

Когда солдаты, вдоволь натешились своими играми, полковник приказал им покинуть шаттл, а сам на некоторое время остался.

- Ты будешь отличным солдатом, может быть даже идеальным, - обратился он к девочке, гладя ее по голове, - вот жаль только, что мы в разных лагерях.

Стефания замерла. Ей казалось, что прикосновение его ладони к ее голове – самое жуткое, что ей довелось пережить сегодня. Ни смерть родителей, которой она не видела, ни то, что эти звери сделали с Мэри, а тяжесть сильной руки полковника. Потому что теперь она никогда не забудет это ощущение. И не сможет жить, как раньше. Она будет его ненавидеть. Каждую минуту, каждую секунду. Эта ненависть отравит ей жизнь. И она не успокоится до тех пор, пока он будет жив.

- Я убью тебя, - тихо, но уверенно произнесла она.

- Но не сейчас.

- Когда вырасту – убью.

- Ну, что ж, буду с нетерпением ждать нашей следующей встречи. Запомни мое имя. Полковник гвардии Сид Хаммер.

- Я убью тебя, Сид Хаммер, - пообещала Стефания. В ее голосе не было ни страха, ни истерики, только стопроцентная уверенность, что она сделает это. Она повернула голову и смерила своего врага пронзительным ледяным взглядом, от которого мурашки по коже бегут.

Потом эта девочка станет взрослой и сильной, переживет столько, что хватило бы на десять жизней. Все ее тело будет покрыто шрамами, голос станет жестким, и на лице уже прочно поселится этот страшный взгляд – внимательный и холодный. Пройдет много лет, прежде чем маленькая Стефания превратится в существо, быть может не менее безжалостное, чем полковник Хаммер – в Кели, чьи глаза Фрэнк увидел на лице пятилетней девочки. Но взгляд убийцы на нежном лице ребенка заставил Фрэнка ощутить безысходность.

- Кели! Это ужасно, - прошептал Фрэнк.

- И это не все личные счеты. Я еще не вспомнила остальное. Но я точно знаю, что личного было еще очень много.

- Это тебе гадалка помогла вспомнить?

- Да.

- Я наверняка не ошибусь, если скажу, что ты вспомнила «Великую казнь» не утром, а вечером. Я прав?

- Да.

- А того гада ты убила? - спросил Фрэнк.

- В конце концов, убила.

- Как?

- Сначала отстрелила ему руки, потом ноги, а потом добила – в голову, - Кели смотрела на солнце, даже не прищурившись.

- Господи! Кели! Ты и, правда, монстр.

- Когда я это делала, то была уже монстр, - в ее голосе не было обиды, только согласие с этим термином.

- А до этого?

Кели вскочила на ноги и, сложа руки на груди, с вызовом глянула на него. Она – злая и гордая – стояла в нескольких шагах от Фрэнка, спиной к солнцу и его лучи четко отчерчивали ее силуэт. Тоненькая и хрупкая, она казалась такой несчастной, что его сердце сжималось от жалости.

Фрэнк поднялся, подошел к ней и резко, чтобы она не успела вытащить стволы, прижал ее к себе. Но не стал ничего говорить, не стал жалеть – Кели не нужна жалость. Все это произошло очень давно, и она рассказала о Великой казни вовсе не для того, чтобы он посочувствовал. Он гладил ее мягкие волосы, целовал шрам и боялся заглянуть ей в глаза, потому что знал, что увидит в них – пустоту или равнодушие.

Но Кели обняла его – ее пальцы не были теперь жесткими, они ласково гладили его шею – и поцеловала в губы. Очень нежно и очень страстно. Фрэнк опустил руки ей на бедра – даже сквозь ткань джинсов явственно прощупывались ее торчащие косточки и суставы...

Когда ей в живот уперлось то, что сейчас было ничуть не менее твердым, чем стволы ее лазеров, Фрэнк почувствовал, что Кели потеряла контроль над собой. И те бритвы, которые из-за нее проснулись в его душе, снова заработали… медленно, но так остро, что казалось, вот сейчас они станут реальными и кровь польется из ран… Особенно когда Кели провела рукой вдоль пореза на его спине…

Ему почему-то до безумия нравилось это ощущение – боль, летящая по тонким стрункам души, перемешанная с физическим желанием и с еще чем-то, чему он даже определения не мог найти… Да, и не до этого было…

Его руки легли на пряжку ее ремня… чтоб отстегнуть… Но тут Кели пришла в себя: как обычно, напряглась, словно испугавшись своего внезапного проявления человеческих чувств, отстранилась и села, опустив глаза, достала сигарету и закурила, молча, разглядывая свои ботинки, будто бы они – самое интересное и приятное, на что сейчас можно посмотреть.

ТАКОЙ ОБЛОМ

- Кели, - Фрэнк сел рядом, - ну и чего ты испугалась? - кровь стучала у него в висках. Все тело ныло, а на душе стало так паршиво, что хоть вешайся. Он чувствовал себя выжатым лимоном. Он еще ни разу не попадал в ситуации, когда девушка сначала целовала его так, словно всю жизнь мечтала именно о нем, а потом сделала вид, что ничего не произошло.

- Кели, чего ты так меня боишься?

- Я ничего не боюсь.

Ему пришла в голову мысль – он запросто может у нее ничего не спрашивать. Он сильнее. Он может без церемоний завалить ее на траву, вывернуть ей руки, как утром, и делать все, что ему заблагорассудится.

Только он не хотел так с ней поступать. Не оттого, что потом, когда все закончится, она отстрелит ему сначала руки, потом ноги, как тому говнюку. Фрэнк хотел, чтобы она нежно обнимала его и стонала от наслаждения, а не от злобы. Ему хотелось испытать то, что уже начало просыпаться, когда они целовались… Вместе с ней испытать… искупаться вдвоем… раствориться в этом ощущении…

Он глубоко вздохнул. Какой дурак сказал, что глубокие вдохи помогают расслабиться? Никакого толку нет от этих глубоких вдохов.

Кели заметила, что ему не по себе и протянула зажженную сигарету.

Фрэнк курил и пытался унять возбуждение. Он вспомнил ее жуткую историю – это охладило пыл. Стефания пообещала Хаммеру, что убьет его еще в пятилетнем возрасте, но ведь не сразу же она стала таким чудовищем, которое может убить так.

- Кели, а когда ты стала такой, как сейчас? После чего?

- Монстром?

- Не обижайся, - Фрэнк положил руку ей на ботинок.

- Я не обиделась. Не помню. Но я не всегда была монстром.

- А какая ты была?

- Очень эмоциональная девочка, - совершенно без эмоций произнесла она.

- Это тебе твой Ковбой так сказал.

- Теперь я сама вспомнила.

- Расскажи, - попросил Фрэнк.

- Нет.

- Почему?

- Ничего интересного.

- А ты все равно расскажи, просто, какая ты была, что ты любила? Ты ведь занималась музыкой?

- Я танцевала.

«Не эротично» - вспомнил Фрэнк ее слова. Как глубока пропасть между танцовщицей и амазонкой.

- Ты танцевала эротические танцы? Тогда, помнишь, ты сказала, что те девчонки не эротично танцуют. Это потому что ты знаешь, как надо…

- Знала. Раньше, - уточнила Кели и опять перевела взгляд на огненный шар солнца. Фрэнк еще раз подивился, как можно не щуриться от такого яркого света?

Глаза Кели на мгновение стали грустными – это еще надо успевать замечать такие мгновения, подумал Фрэнк. И она сказала:

- Я танцевала в эротическом шоу. Оно называлось «Райские птицы».

А теперь она, не задумываясь, убивает людей.

- Кели, а хочешь я расскажу, какие у меня личные счеты с полицией?

- Да.

- Тогда вперед ты расскажи, как ты это сделала. Хорошо?

- Внезапно. Внезапность – неотъемлемая часть успеха.

- Да, я согласен. Поэтому всегда нужно быть готовым к тому, что на тебя кто-нибудь может так же внезапно напасть. Однажды, когда я этого еще не знал… Ладно, это потом. Что ты предприняла?

- Подожгла казарму, потом перестреляла солдат. Теперь ты рассказывай про свои личные счеты, - Кели злобно засмеялась.

Фрэнк посмеялся вместе с ней. Настолько лаконичных рассказов о боевых подвигах ему еще не доводилось слышать. И он понимал, что она не станет говорить об этом еще раз, вдаваясь в ненужные на ее взгляд подробности. Но он мог и сам догадаться, о чем она умолчала. Фрэнк практически не сомневался, что Кели подобно тому, как он когда-то, аккуратно сняла головы охранникам своим

ДО БОЛИ ЗНАКОМЫМ В ПРЯМОМ СМЫСЛЕ СЛОВА

замечательным лезвием. Затем огнеметом подожгла здание с нескольких сторон – ничуть не менее эффективно, чем использовать гранаты и динамит. А когда толком еще не проснувшиеся солдаты повалили наружу, она, завернувшись в щит, методично перестреляла их из лазеров или из пятидесятизарядных пистолетов. Фрэнк ясно представил, как Кели стоит и стреляет, безразлично взирая на падающих полицейских.

Кели внимательно смотрела не него. Ждала рассказа. Фрэнк лег на спину возле ее ног и серьезно взглянул на нее снизу вверх:

- Помнишь, я тебя спрашивал, хочешь ли ты иметь детей?

- Ты пошутил.

- Ну, в какой-то мере. А вообще, я не хотел этим шутить, - он задумался, сравнивая Кели и Нют: ничего общего. Нют была женственной, а Кели – как пацан. Фрэнк пока еще не видел Кели раздетой, но предположить не трудно: у нее маленькая грудь, узкие бедра, торчащие ребра и ключицы. А Нют была весьма пышнотелой девушкой. Впервые за три года он вспомнил свою подругу без тоски и без чувства вины. Из-за Кели?

НЕТ, ПРОСТО ВРЕМЯ ЛЕЧИТ

Если оно лечит, что же не вылечило раньше?

КЕЛИ – МОНСТР

После Нют у Фрэнка не было постоянной подруги. Несколько случайных женщин

КУЧА ШЛЮХ, ЧЕГО УЖ ТАМ ГОВОРИТЬ

и не одна из них не оставила в его сердце никакого следа. А вот Кели…

- Фрэнк, - тихо позвала она.

КЕЛИ - шум дождя,

КЕЛИ – плеск морских волн.

Две ипостаси: хладнокровный солдат, безжалостный монстр, обреченный убивать ради Белого Огня и несчастная маленькая девочка, которая своими глазами видела Великую казнь – это Кели. Она когда-то танцевала эротические танцы и жила на удивительной планете, где есть живые огни. На Джете, которую больше никогда не увидит. И он – Фрэнк, тоже не увидит…

- Фрэнк, - настойчиво позвала она.

- Да, я расскажу. Я просто вспоминал, - он заложил руки за голову, чтобы они, ненароком, сами не полезли обнимать Кели, - у меня была девушка, я ее любил, - он заглянул Кели в ее разные глаза

А ТЫ ХОТЬ КОГО-НИБУДЬ ЛЮБИЛА?

и не увидел в них ничего, кроме равнодушного внимания – она просто с интересом слушала, но ей было безразлично, кого он там любил. Она всего лишь получала информацию.

РОБОТ БЕСЧУВСТВЕННЫЙ

- Так вот. Ее звали Нют. Помнишь, я тебе говорил, что предыдущий командир «Мстителей» погиб? Вот она и была командиром до меня. Это было три года назад, - он замолчал, вспоминая, как это было.

Три года назад Фрэнк мог бы стать отцом. И теперь у него был бы сын или дочка. Он тогда так хотел, чтобы у него была семья, что ради этого готов был отказаться даже от привычной бандитской жизни. По крайней мере, на время. Будущая бабушка была на седьмом небе от счастья и стала уговаривать непутевого сына приехать вместе с женой и жить в нормальном доме. Там, где вырос сам Фрэнк, там, где есть все условия для воспитания ребенка, где есть хорошие врачи, а не какие-то телепаты, которым побоишься доверить принимать роды у кошки, не то, что у человека.

- Да и вообще, Рой, сынок, я так за тебя беспокоюсь, - уговаривала мать, - как было бы хорошо, если бы вы с Нют прекратили стрелять и воевать, а стали бы жить нормально. А родится малыш, как хорошо было бы жить вместе. Дом-то большой, всем места хватит. Да и ребенку обязательно отец нужен. Вот я тебя с шести лет одна воспитывала, когда твой отец погиб, разве это хорошо? Подумай, Рой!

Собственно говоря, Рой не собирался спорить, поскольку и сам считал точно так же. Но для порядка, чтобы мама не думала, будто им можно теперь всячески помыкать, пообещал подумать на досуге. Только повернулось так, что отпала необходимость думать об этом.

Они ехали впятером: Фрэнк, Нют и еще трое «мстителей», когда нарвались на засаду. В тот год почти началась гражданская война, и полицейские засады были повсюду.

Из них пятерых, отстреливающихся от целого взвода, в живых остался один Ройсфилд. Когда основной отряд примчался на помощь, услышав выстрелы, их вмешательства уже не требовалось. Фрэнк, даже не получивший серьезных ранений, плакал над телом своей девушки, а полицейские, все до единого мертвые, валялись вокруг.

ТО ЛИ, ПРАВДА – СУДЬБА?

Вот странно: уже дважды в жизни он по неизвестной причине не погибает в таких ситуациях, когда выжить практически не реально: тогда и месяц назад, в горах. А если сюда приплюсовать его незабвенную казнь и тот случай, когда он учинил разгром полицейского гарнизона, получится, что он уже четыре раза, как не фиг делать, мог бы отправиться на тот свет.

ДЛЯ ЧЕГО ТЫ БЕРЕЖЕШЬ МЕНЯ, СУДЬБА?

НЕУЖТО ДЛЯ КЕЛИ?

Ее голос вывел его из забытья:

- Что было три года назад?

- Ох, прости, Кели, я что-то вообще, задумался. А было вот что. У нас должен был родиться ребенок. Всего два месяца оставалось, даже меньше.

- Ее убили солдаты Империи? - предположила Кели.

- Полицейские. И ты знаешь, если бы просто убили, это еще можно было бы понять – мы с ними воевали. Но они видели, что она беременная и с такими довольными ухмылочками в нее стреляли – прямо в живот. Понимаешь, Кели, это такие же сволочи, как те гвардейцы, про которых ты рассказывала.

- Ты отомстил?

- Всех перестрелял. После этого я пил, как синяк последний, целый месяц. А потом, когда подумал, что от пьянок мне нисколько не легче, я устроил местным полицейским веселенький праздник. Как ты сегодня. Только там был не один большой барак, а два небольших, - во взгляде Кели Фрэнк уловил понимание и одобрение. И понял, что, как бы ему не было с ней трудно, как бы иногда не хотелось убить ее за какую-нибудь выходку, они – родственные души. И они подходят друг другу. Фрэнк взял ее руку и положил себе на грудь. Его сердце откликнулось на это гулкими ударами, - только, знаешь, Кели, я ведь не стал таким, как ты. Я все равно не разучился быть человеком, не разучился чувствовать.

- Ну, хорошо, - безразличным тоном произнесла она.

- Что хорошо?

- Что не разучился.

Фрэнк поцеловал ее ладошку:

- Кели, я тоже ненавижу государство и полицейских уродов. Но я не ненавижу всех подряд, тех, кто не при делах. Я даже тебя не ненавижу, хоть ты в меня стреляешь по поводу и без повода…

- Меня ты ненавидишь, - она забрала свою руку и заняла ее добыванием огонька для сигареты.

- Нет, Кели.

- Да. И это правильно.

Фрэнк сел, заглянул ей в глаза:

- Кели, а ты кого-нибудь любила? - кровь гудела в висках.

- Какая разница? - резко ответила она.

ВОТ И ПОГОВОРИЛИ

Кели замолчала. Как он и предполагал. После этого вопроса она должна была замолчать.

Собирались молча. Кели почти постоянно курила и трогала свой ужасный шрам.

* * *

По дороге им встретилось несколько полицейских и частных автомобилей. Слава Богу, Кели сегодня не имела желания пересесть с лошади на другое средство передвижения.

Еще Фрэнк дважды слышал звук вертолета. Он был уверен, что железная птица кружит над морем. Причем, по их души.

Справа от дороги продолжался лес, а далеко слева показались горы – перед городом Марнат они почти вплотную подступят к морю, которого пока не видно из-за леса.

От леса и до самых гор расстилались поля. Колосились пшеница, желтела гречиха. Это были уже не маленькие фермерские наделы. Эти поля принадлежали крупным сельскохозяйственным магнатам.

Лет пять назад, Фрэнк служил у одного такого в охране. Работы было прямо-таки вагон: приходилось вести самую настоящую войну с конкурентами, а иногда нужно было разбираться с какими-нибудь парнями, решившими, что денежки предпринимателя им пригодятся больше, чем ему самому.

Полиция в такие дела не лезет. Можно не мечтать о том, что если какие-нибудь отморозки сожгут пшеницу на твоем поле, ребятки-полицейские займутся разыскать их. Теперь на государство надеются только дураки да старики, которые еще помнят, как было до Войны.

Хотя, бабушка Нинель рассказывала, что и до Войны было ни чуть не лучше, а во многом – еще в пятьсот раз хуже. Якобы в те времена каждый должен был иметь столько документов, что без разрешения государства не имел права ни вздохнуть, ни пернуть. Это называлось бюрократией, которая справедливостью и не пахла. Но преступников действительно ловила полиция.

А теперь полиция интересуется частными делами лишь для виду.

ЗАТО У НИХ ЕСТЬ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ ГЕРБ – МЫШЬ

ХОТЬ И ЛЕТУЧАЯ, А МЫШЬ – ЕСТЬ МЫШЬ

Она обеспечивает безопасность только тех, кто выгоден. Никто не станет искать вора, если обчистят твой дом, никто не займется расследованием убийства, если убит не государственный служащий, а частное лицо. И повелось так, что расследованием преступлений теперь занимаются всякого рода телепаты да гадалки. Они делают вид, будто пообщались с какими-то духами, потом указывают тебе на преступника – где гарантия, что они не брякнут просто от фонаря? А уж дальше тебе предстоит разбираться с виновным самому на твое усмотрение: можешь сам, можешь обратиться к профессионалу.

Фрэнк в свое время частенько получал подобные заказы и нередко задумывался: а вдруг тот, кого ему заказали, вообще не при делах, поэтому не брался за те заказы, которые казались ему абсурдными. Причем, когда он пытался объяснить, почему он отказывается от заказа, то понимал, что не знает, как объяснить причину. Он просто чувствовал, можно ли ему вмешиваться и своей рукой пресекать чью-то жизнь.

А многие ли наемники хоть иногда обдумывают, что жертва понятия не имеет о том, за что ее грохнут? Можно ли при таком раскладе чувствовать себя в безопасности?

Поэтому люди вынуждены защищать себя сами, кто как умеет: кто нанимает телохранителей, если деньги позволяют, кто сам учится пользоваться револьверами или ножами. Носить оружие теперь в порядке вещей. Ведь если на тебя нападут в темном переулке, полицейский патруль не подумает поспешить на помощь. А если с револьверами ходят все, кому не лень, всегда найдется повод применить их. Всегда найдутся те, кто считает, что они лучше других умеют пользоваться своими стволами, и им все позволено. Но если это не касается безопасности самой полиции, она и пальцем не пошевелит – свои дела решайте сами. Если ты сам себе не поможешь, никто тебе не поможет. А тем более «летучая мышь».

Если Кели хочет воевать против такого государства, он будет с ней до конца. И не важно, кому по большому счету принадлежит их замечательное государство, Канцлеру или какой-то там Королеве из другого Мира.

НО ВЕДЬ НЕ ТОЛЬКО ИЗ-ЗА ВОЙНЫ

Лучше думать, что из-за войны.

Дата добавления: 2015-07-19