Научные достижения на службе криминалистики. Лейпциг, 1929 год.

К концу 1929 года наиболее ощутимые успехи в развитии судебной медицины были достигнуты в Германии. Самым ярким представителем судебной медицины в Германии в это время был Рихард Кокель.

Из дела Мерретта там сделали вывод о необходимости совместного осмотра места происшествия судебным и медиками и полицией, о необходимости их тесного сотрудничества вообще. Именно за это боролся Кокель. Он также боролся за то, чтобы привлечь к сотрудничеству с судебными медиками очень важных для криминалистики специалистов в области естественных наук и техники. Всесторонние познания Кокеля позволили ему перешагнуть границы чистой медицины. Новая техника судебной медицины позволяла охватить большую область исследований от огнестрельного оружия, следов пыли, биологических следов самого разнообразного характера до сравнения нитей ткани и почерков. Как в свое время в Австро-Венгрии шла борьба между сторонниками судебной медицины, ограниченной патологией, и сторонниками более энциклопедического ее вида, включавшего в себя токсикологию и психиатрию, так и Кокель боролся за современную судебную медицину, которая использовала бы все достижения естественных и технических наук. (стр.218-219)

У Кокеля были противники, желавшие ограничить судебную медицину традиционными рамками. Но у него было и много сторонников и последователей. Он был уверен, что будущее за ним, даже если со временем естественнонаучные и технические методы превратятся в самостоятельные дисциплины. Правда, до этого было еще далеко. (стр.219)

Что касается других сторон тесного сотрудничества с уголовной полицией, то Кокель не без основания заявил в своем докладе на 16-м заседании Всегерманского общества судебной и социальной медицины в сентябре 1927 года в городе Граце: «Вы знаете, что влияние полиции на все вопросы, связанные с правом, растет. Полиция стала фактором, с которым нельзя не считаться. Я думаю, что необходимо достичь соглашения с полицией о привлечении нас для собирания важных вещественных доказательств...» Идея Кокеля была проведена в жизнь, и в 30-е годы присутствие судебных медиков на месте преступления стало обычным явлением при расследовании убийств. Среди сторонников Кокеля был, например, берлинский судебный врач профессор Курт Штраух, самая популярная личность в берлинской уголовной полиции между первой и второй мировыми войнами, который сумел убедить советника уголовной полиции Эрнста Генната в том, что место судебных медиков не только в моргах и лабораториях, но и «на фронте». Пусть профессор Штраух предпочитал белым халатам старые пиджаки и работал (как Спилсбери) самыми грубыми инструментами, зато он знакомил с миром судебной медицины и ее возможностями всех, даже самых простых сотрудников уголовной полиции. То же самое можно сказать о более молодом, но глубоко образованном Вальдемаре Ваймане, который в 1930 году создал врачебный чемодан для дежурной автомашины берлинской комиссии по расследованию убийств, где было все необходимое судебному медику, для осмотра места происшествия. Это был человек такого же масштаба, как и Кокель. (стр.219)

Такова была обстановка, при которой произошли события, начавшиеся 30 ноября 1929 года. В полдень в институте судебной медицины Лейпцигского университета появился служащий германского страхового общества «Нордштерн». Он попросил Кокеля принять его по очень важному и неотложному делу и заявил следующее: в капелле Лейпцигского кладбища Зюдфридхоф лежит труп человека, который через час будет похоронен. Документы умершего свидетельствовали, что это Эрих Тецнер, торговец из Лейпцига, 1903 года рождения. Из данных полиции и прокуратуры Регенсбурга следовало, что 27 ноября во время служебной поездки на зеленом «Опеле» Тецнер потерпел аварию, налетев на столб. Ма шина загорелась, и обгоревший труп Тецнера был извлечен с места водителя. Прокуратура разрешила похоронить труп. (стр.219-220)

Это предыстория.

Вся проблема, волновавшая страховое общество, заключалась в том, что Тецнер застраховался от несчастного случая не только в «Нордштерн», но и в страховых обществах «Фатерлендише» и «Аллианц», притом на такую неимоверно большую для его материального положения сумму, как 145.000 марок. Страховые договоры вступили в силу только несколько недель назад. Вдова Тецнера Эмма Тецнер, сразу же после смерти мужа потребовала выплати страховых сумм. Все эти обстоятельства, естественно, вызвали у страхового общества подозрения. Представитель страховой фирмы заявил, что не исключена возможность сердечного заболевания у Тецнера, которое и явилось причиной его смерти. Можно предположить и самоубийство. Так или иначе, он добился разрешения вдовы на вскрытие трупа. И теперь от имени «Нордштерн» просил Кокеля произвести вскрытие. Возможности доставить труп в институт Кокеля не было, и вскрытие пришлось произвести в капелле кладбища. (стр.220)

Как и у большинства судебных медиков, у Кокеля за время работы развилось определенное чувство интуиции. Несмотря на обеденное время, он отправился вместе со своим посетителем на Зюдфридхоф. В гробу лежал, как он писал позднее, «сильно обуглившийся торс, к которому были приставлены: шейная часть позвночного столба с основанием черепа, верхние части обоих бедер, нижняя часть сустава правого бедра и части рук. Кроме того, при трупе была часть мозга с кулак величиной. Верхняя часть головы отсутствовала, поэтому волос обнаружить не удалось. Как ни бесперспективно выглядело вскрытие трупа в таком состоянии, все же его провели. То, что это труп мужчины, установить было нетрудно. (стр.220)

Кусок мозга был в удивительно свежем состоянии, чему Кокель сначала не мог найти объяснения. В полости рта, в гортани и в сохранившейся части трахеи не удалось обнаружить ни сажи, ни копоти. В сердце было немного сгустившейся крови. Нижняя часть правого легкого хорошо сохранилась. Кокель собрал кровь из сердца и легкого в стеклянные баночки. Сохранившиеся кости были необычно слабы и напоминали своим строением скелет женщины, что вызвало некоторое сомнение у Кокеля. Удивление его возросло когда он распилил сохранившийся сустав левого плеча. Без труда он обнаружил остаток хрящевого ремешка, наличие которого доказывало, что человеку менее двадцати лет, так как к двадцати годам, самое позднее к двадцати трем он исчезает. Кокель поинтересовался еще раз, сколько лет было Тецнеру. Ответом было: «Двадцать шесть». (стр.220)

А как он был сложен? Страховой агент посмотрел в свои бумаги и ответил: «Крепкого телосложения, рост 1.70, широкоплечий, приземистый, несколько полный». (стр.221)

У входа в капеллу уже раздавались приглушенные голоса собравшихся для траурной процессии людей, когда Кокель через заднюю дверь покинул капеллу. Идя через кладбище к выходу, Кокель невольно вспомнил один случай, которым с августа 1928 года занималась не только уголовная полиция Фульды, но и профессор Эрнст Гизе, директор института судебной медицины при Йенском университете. 1 января 1928 года тридцатидвухлетний торговец Генрих Альбердинг из Фульды, попрощавшись с женой, поехал во Франкфурт в театр. Домой он не возвратился. В начале февраля уголовная полиция в Фульде получила письмо, отправленное 7 февраля из Регенсбурга. Письмо было от Альбердинга. В нем было написано, что он выбросил это письмо из окна в надежде, что кто-нибудь его отправит. Сам он находится в руках двух своих конкурентов, которых он разоблачил как торговцев опиумом. Они захватили его, когда он ехал во Франкфурт. В случае если когда-нибудь найдут его труп, пусть распорют подкладку правого рукава пиджака. Может быть, ему удастся таким образом передать некоторые сведения о насильниках. Спустя семь месяцев, 23 августа 1928 года, в зарослях леса под Заальфельдом был найден скелет мужчины. Череп свидетельствовал об огнестрельном ранении, кости ног были отрублены, одежда опалена. На безымянном пальце—обручальное кольцо с гравировкой «М. Т. 1920», в кармане жилетки—часы с надписью «Г.Альбердинг, Фульда». Под подкладкой правого рукава пиджака нашли написанную рукой Альбердинга записку: «Собираюсь в свой последний путь. Если со мной что-нибудь случится, то прошу тотчас сообщить в уголовную полицию Фульды. Мой адрес: Генрих Альбердинг, Фульда, Марктштрассе, 24». (стр.221)

Вдова Альбердинга, услышав о смерти мужа, тут же предъявила двум страховым компаниям требование о выплате ей страховой суммы за мужа в размере 60.000 марок. Тем временем профессор Гизе занимался в своем институте изучением останков найденного трупа. По степени развития позвоночного столба он установил, что здесь может идти речь о человеке в возрасте двадцати, максимум двадцати двух лет. Одновременно гёттингенский анатом профессор Штадтмюллер новым методом тоже доказал, что пострадавший не может быть Альбердингом. Он использовал прижизненные фотографии Альбердинга для изготовления на прозрачной бумаге точного рисунка формы его черепа в натуральную величину и наложения его на рисунок найденного черепа. Различия в форме черепа были убедительными. (стр.221)

Хотя Альбердинг и не был еще найден, но никто больше не сомневался, что с целью получения страховых сумм было совершено убийство другого человека. (стр.221)

В 1934 году Альбердинга нашли под кроватью в его спальне в Фульде, когда он тайно посетил свою жену, а в 1935 году его приговорили к смертной казни за убийство. Убитогоим человека так и не удалось идентифицировать. (стр.221-222)

Об этом в 1929 году еще не раскрытом деле и вспомнил Кокель. Покидая кладбище, он неожиданно спросил страхового агента, уверен ли тот, что пострадавший действительно Тецнер. Агент сначала даже не понял вопроса. Что, разве Кокель сомневается в этом? (стр.222)

Судебная медицина к тому времени уже в течение ста лет изучала различные формы сожжения и смерти от огня. Одним из сенсационнейших происшествий прошлого была смерть графини Герлиц в Дармштадте, когда ее нашли 13 июня 1847 года сожженной в ее личных апартаментах. Кроме гессенского врача по фамилии Графф, таинственной смертью графини занимался знаменитый ученый-химик Юстус Либиг из Гисена. Этот случай породил дискуссии о возможности «самовозгорания». Под этим понимали воспламенение выдыхаемого воздуха после того, как человек употреблял алкогольные напитки. Подобное представление о самовозгорании было одной из сказок древней судебной медицины. Хотя Либиг и отклонил возможность самовозгорания, но ни он, ни другие эксперты не смогли научно доказать, что графиня была сначала задушена своим слугой, потом ради сокрытия следов преступления сожжена. Лишь признание слуги привело к раскрытию преступления. (стр.222)

Трагическая гибель многих людей во время пожара в венском театре в 1882 году послужила толчком для изучения Эдуардом фон Гофманном проблемы идентификации сгоревших людей и особенностей телесных повреждений, причиняемых огнем. С тех пор судебной медицине все чаще и чаще приходилось заниматься проблемами повреждений, причиненных огнем, с одной стороны, при экспертизах для учреждений социального страхования, а с другой стороны, во время расследования преступлений. Увеличилось число экспертиз, при помощи которых были установлены убийства путем сожжения, а также случайная гибель в огне. Наблюдались случаи, когда преступник сжигал труп, маскируя совершенное перед тем убийство. Главной задачей исследований стало умение различать все эти виды смерти. (стр.222)

Было установлено, что человек, попав в огонь живым, вдыхал копоть, которая обнаруживалась в гортани, трахее и в легочных пузырьках. Еще важней было то, что при горении вдыхался угарный газ и, следовательно, в крови заживо сгоревшего можно обнаружить окись углерода. (стр.222)

Колоссальное число несчастных случаев и самоубийств со времени введения в XIX веке осветительного газа, в состав которого входил угарный газ, научило судебную медицину определять наличие следов окиси углерода в крови пострадавших. Между окисью углерода и гемоглобином существует необыкновенная «притягательная сила». Она гораздо сильнее, чем связь гемоглобина с необходимым для жизни кислородом. Окись углерода, если она достаточно долго воздействует на организм, вытесняет из гемоглобина кислород и приводит к смерти путем внутреннего удушения. На этом ее свойстве и основан метод судебной медицины, которым определяется наличие в крови окиси углерода. Красный цвет гемоглобина, насыщенного окисью углерода, был более стойким, чем при насыщении его кислородом. Подвергая кровь обработке определенными химикалиями, можно было установить, что кровь, содержащая окись углерода, оставалась ярко-красной, в то время как кровь, насыщенная кислородом, быстро принимала коричневый цвет. (стр.222-223)

Однако большее значение приобрел метод спектрального анализа крови. Спектральный анализ давал безошибочный результат. Лишь одно условие было при этом необходимо: кровь должна содержать не меньше 20% окиси углерода. В 1921 году австрийцу В.Шварцахеру удалось определить при помощи спектрофотометрии и значительно более низкий процент окиси углерода в крови. (стр.223)

Все подобные исследования еще были на пути к достижению цели, когда 30 ноября 1929 года Кокель вернулся к себе в институт. Там он приступил к исследованию крови, извлеченной им из сердца пострадавшего, на содержание в ней окиси углерода. Все химические и спектроскопические методы исследования дали отрицательный результат. Кокель считал, что его подозрения подтверждаются. Труп, захороненный на кладбище Зюдфридхоф, не Эриха Тецнера. Так как в дыхательных путях не было копоти, а в крови — окиси углерода, то пострадавший вообще не мог быть живым и дышать, когда машина загорелась. Может быть, здесь случай, аналогичный делу Альбердинга? Может быть, Тецнер на самом деле убил кого-то в своей машине, чтобы, считаясь погибшим, с помощью жены получить страховку? (стр.223)

Чтобы лишний раз убедиться в правильности своих подозрений, Кокель решил заняться другим аспектом судебной медицины, который в 30-е годы стал предметом целенаправленного изучения многих судебных медиков. Целью исследования было выявление отличий между повреждениями, полученными при жизни, от повреждений, нанесенных уже мертвому. Препарировав под микроскопом принесенные с кладбища легкие пострадавшего, Кокель увидел, что мельчайшие сосуды легких заполнены прозрачными продолговатыми каплями жидкости. Другими словами, он наблюдал эмболию, закупорку кровеносных сосудов легких жиром. Уже много лет назад хирурги и патологи заметили, что в результате грубого насилия над человеком, при переломах костей, повреждениях черепа, при издевательствах и даже во время нервных потрясений жир из жировой ткани проникает в кровеносные сосуды. С потоком крови он попадает в правый желудочек сердца, а оттуда—в легкие. В результате получается закупорка маленьких легочных сосудов, что, как правило, приводит к нарушению кровообращения и к смерти. Если же кровообращение оказывается достаточно сильным, то оно гонит с кровью частицы жира в другие органы тела и частицы жира попадают в почки и мозг. Весь этот процесс протекает в течение нескольких секунд и всегда является следствием насилия. (стр.223)

Так Кокель окончательно пришел к выводу, что пострадавший, которого он обследовал на кладбище Зюдфридхоф, был убит до того, как сгорел, и решил об этом немедленно сообщить в полицию Лейпцига. Кокель всегда работал в тесном контакте с полицией. (стр.224)

С наступлением вечера он отправился к заместителю начальника лейпцигской уголовной полиции, криминальрату Кригерну, которому изложил свои тезисы: 1. Пострадавший—не Тецнер. 2. Речь идет о неизвестном, который был убит и сожжен. 3. Убийцей является, по всей видимости, Тецнер, желавший получить страховые суммы. 4. Исключается возможность исчезновения некоторых частей тела в результате сгорания (верхняя часть головы, голени и стопы ног), которые не обнаружены на месте происшествия. Часть головы, вероятно, удалена, потому что на ней имеются повреждения, приведшие к смерти. Другие части тела убийца, возможно, отделил с целью сокрытия признаков, которые могли свидетельствовать, что это не Тецнер. Возможно, их удалось бы найти, если бы на месте происшествия находился судебный медик. Во всяком случае, необходимо еще раз тщательно осмотреть все место происшествия с целью обнаружения недостающих частей трупа. 5. Наверняка Тецнер где-то спрятался и попытается связаться с женой. (стр.224)

Выслушав доводы Кокеля, фон Кригерн в эту же ночь приказал взять под наблюдение квартиру Эммы Тецнер. Узнав 1 декабря, что Эмма Тецнер часто пользуется телефоном соседей, он приказал контролировать все разговоры по этому телефону. Одновременно на место происшествия была послана оперативная группа для поисков недостающих частей тела. Ее работа не увенчалась успехом. Они привезли только показания комиссара жандармерии Пфайфера, который первым прибыл на место происшествия. Он сообщил, что нашел хорошо сохранившуюся часть мозга в полутора метрах от машины, в стороне от трупа. (стр.224)

Через некоторое время фон Кригерн получил сообщение полиции Ингольштадта. С 22 ноября в больнице этого города лежал подмастерье Алоиз Ортнер, который рассказал, что 21 ноября, когда он шел по дороге в город Ингольштадт, его нагнал зеленый «Опель». Водитель автомашины любезно предложил подвезти его. Не доезжая до города, водитель попросил парня залезть под машину и подтянуть несколько болтов, так как там что-то постукивало. Когда Ортнер вылезал из-под машины, на него обрушились удары: один по голове, другой по спине. Но ему удалось встать на ноги. Напал на него приветливый хозяин «Опеля». Ортнер стал защищаться, а потом убежал в лес. Поскольку речь шла о водителе зеленого «Опеля», то фон Кригерн подумал, не был ли это Тещи Может быть, он выбрал Ортнера своей жертвой, но потерпел неудачу, потому что Ортнер оказался сильным парнем? (стр.224)

4 декабря в 8 часов утра по телефону соседей вызвали Эмму Тецнер. Разговор был междугородный. Звонил некий Спанелли из Страсбурга. Контролировавший телефон сотрудник полиции вкючился и ответил, что фрау Тецнер дома сейчас нет, она будет лишь к 6 часам вечера, что к этому времени можно будет позвонить и поговорить с фрау Тецнер. Разговор происходил с главного почтамта Страсбурга. Криминальрат Кригерн сам вылетел специальным самолетом в Страсбург. Он прибыл вовремя и арестовал Спанелли, когда тот около шести часов вошел в телефонную будку междугородной связи. От неожиданности арестованный сразу же признался, что он Тецнер. Вечером он давал показания. С сентября 1929 года у него появился план, как можно обманным путем получить крупную страховую сумму. Для этого он решил сжечь в своей машине вместо себя какого-нибудь другого человека, инсценировав аварию. После женитьбы в 1927 году у него было кафе в Ошаце. Но его мечта разбогатеть не сбылась. (стр.224-225)

В 1929 году кафе было продано. Тецнер поселился с женой в Лейпциге, растратил вскоре большую часть денег и придумал план обмана со страховкой. Застраховав свою жизнь в нескольких страховых обществах сразу, он стал подыскивать жертву. Тецнер прятался, что 21 ноября заманил в машину Ортнера и пытался его убить. Отправляясь 26 ноября на поиски новой жертвы, он детально проинструктировал свою жену. В случае если план на этот раз удастся, она получит телеграмму с описанием одежды жертвы, чтобы потом признать эту одежду как одежду мужа. Затем она должна была получить страховку. Время от времени он будет звонить ей под чужими именами и назначит позднее встречу за границей. 27 ноября по дороге в Регенсбург он увидел идущего в направлении города мужчину. Его внешность мало напоминала Тецнера. Он был хрупкого телосложения и гораздо моложе Тецнера. Но после неудачи с Ортнером он предпочел, чтобы жертва была слабей его. По дороге в Регенсбург парень уснул. Тецнер осторожно сбил километровую отметку, облил машину бензином и поджег ее. Сам он убежал, как только машина загорелась ярким пламенем. (стр.225)

Криминальрат фон Кригерн обсудил показания с Кокелем. Тот заявил, что считает показания ложными. Кокель утверждал, что неизвестный погиб до того, как был сожжен. Не только его медицинские данные свидетельствуют об этом, но и материалы расследования. Как, например, пострадавший попал на место шофера? (стр.225)

Фон Кригерн все вновь и вновь допрашивал Тецнера. Но лишь в апреле 1930 года, когда Тецнеру предоставили возможность ознакомиться с результатами экспертизы Кокеля, он изменил свои первоначальные показания. Очевидно, Тецнер пришел к выводу, что экспертиза содержит веские доказательства против него, и в начале мая попросил отвести его на допрос к следователю. Здесь он заявил: «Мои прежние показания неправильны». И продолжал. Ночью он случайно сбил парня. Найдя его без сознания, положил и свою машину, где тот вскоре скончался. Ему пришла мысль использовать труп парня в качестве жертвы своего плана. Посадив его на место водителя, он поджег машину.

Новое признание Тецнера, бесспорно, было лучше им продумано. Оно объясняло некоторые противоречия его первого показания и снимало с него ответственность за преднамеренное убийство. Наезд на пешехода и умышленное убийство—не одно и то же. (стр.225-226)

Несколько растерявшись, не поставив Кокеля в известность, прокуратура Лейпцига обратилась к директору института судебной медицины Эрлангена Гансу Молитору, которого попросили дать заключение по всему этому делу. Не ознакомившись с делом лично, не обследовав дыхательные органы и не исследовав кровь из сердца потерпевшего, Молитор дал заключение, что, скорее всего, первое показание Тецнера соответствует действительности. (стр.226)

Услышав об этом, Кокель пришел в ярость. Три года спустя он писал: «Против такого заключения нельзя не бороться, так как суждение по такому сложному делу должно базироваться на тщательнейшем изучении всех обстоятельств дела, всех имеющихся частей трупа, на использовании всех достижений в области медицины и на обследовании места происшествия, как это и делают современные немецкие судебные медики...» (стр.226)

17 марта 1931 года в Регенсбурге начался процесс против Эриха и Эммы Тецнер. «Обвиняемый,—настаивал Кокель,—сжег убитого им сначала человека, удалив конечности и часть головы. Вероятно, этот человек погиб при обстоятельствах, которые еще тяжелее обвиняют Тецнера, чем сожжение человека заживо». Через несколько дней суд приговорил Тецнера за убийство к смертной казни. 2 июля, после отклонения прошения о помиловании, он дал более правдивые показания. Тецнер посадил в свою машину этого парня еще в Рейхенбахе. Недалеко от Нюрнберга парень пожаловался, что мерзнет, Тецнер дал ему одеяло и, когда тот укрывался, задушил его. В этом признании тоже была еще не вся правда. Но Тецнер кончил словами: «Профессор Кокель абсолютно прав. Так я думал на протяжении всего судебного процесса». (стр.226)

19 января 1934 года Кокель скончался от рака легких. В это время судебная медицина еще напряженнее, чем когда-либо, работала над созданием надежных способов определения, попал ли сгоревший человек в огонь живым или уже мертвым. При этом выяснилось, что наличие окиси углерода в крови пострадавшего не означало, что он попал в огонь живым. Окись углерода проникала в кровеносные сосуды через кожу. Только наличие окиси углерода в крови сердца имело силу доказательства. Кроме того, благодаря работам австрийца Брайтенекера в 1936—1937 годах был улучшен метод определения окиси углерода в крови путем спектрофотометрии и создана возможность различения несчастного случая от убийства. В 1941—1943 годах швед Вольф и американец Геттлер разработали очень чувствительные химические методы. Методом Вольфа можно было определить наличие окиси углерода даже в засохшей капле крови. Затем новые познания принесли с собой бомбардировки второй мировой войны. Выяснилось, что копоть даже у мертвых проникала глубоко в бронхи, но никогда не достигала их кончиков — альвеол. Если в альвеолах находили копоть, то, значит, человек дышал, то есть попал в огонь живым. С годами судебная медицина путем наблюдений установила, какие виды повреждений приводили к смерти и могли быть обнаружены даже после сожжения трупа. (стр.2266-227)

Не прекращались исследования вопроса, насколько жировая эмболия может служить признаком примененного насилия до наступления смерти. Все новые и новые эксперименты ставили ученые, чтобы научиться отличать истинную эмболию от проникновения жира в кровеносные сосуды под твлиянием высоких температур. Верным доказательством примененного до наступления смерти насилия служила закупорка мельчайших кровеносных сосудов легких мозговой субстанцией или клетками печени. (стр.227)

Через тридцать лет после смерти Кокеля судебная медицина все еще искала методы различения прижизненных и посмертных повреждений. Теперь изучалось состояние эластичных нитей, то есть той части связок, которые придают этой ткани эластичность. Эластичные ткани разрушаются сильней, если человек дышит, прежде чем умереть в огне. Новые пути открывались перед судебной медициной и рождались новые сомнения. Очень легко допустить ошибку, избежать которой можно только путем точности, осторожности и учета результатов всех медицинских и других исследований. (стр.227)

Дата добавления: 2015-11-14