Система коронеров в США — препятствие на пути развития судебной медицины.

В том же 1926 году, в котором так бесславно закончилось расследование дела об убийстве Холла и Миллз, американец Уорд Мак-Нил по поручению Национального совета научных исследований работал над докладом о системе коронеров в Нью-Йорке. Хотя он изучал положение дел в самом крупном городе Нового Света, все, что Мак-Нил мог сказать о системе коронеров Нью-Йорка, еще в большей степени относилось ко всей стране. И по мере удаления от восточного побережья страны картина становилась все более удручающей. Если система коронеров вызывала неодобрение и критику в Англии, где порядка было значительно больше, то в Северной Америке она превратилась за годы своего стихийного развития в арену авантюризма. Способ установления причин смерти человека путем опроса свидетелей доходил до гротеска. Из ста подозрительных случаев смерти, которые с 1868 по 1890 год расследовались коронерами в Нью-Йорке, было только восемь случаев, когда предпринималось хоть какое-то вскрытие трупов. Так как вскрытия едва ли производились патологами, а судебных медиков не было и в помине, то выводы зачастую были неправильными и вводили в заблуждение. Хозяева похоронных бюро, работавшие коронерами, избегали вскрытия трупов, потому что им дороже были интересы своего предприятия. Заключения коронеров содержали массу сентенций, например, такого рода: «Скончался от пистолетной раны. Каким образом—не известно, потому что никто не стрелял». Среди коронеров, избранных в Нью-Йорке с 1898 по 1915 год, было восемь кладбищенских служащих, семь профессиональных политиков, шесть торговцев недвижимым имуществом, два брадобрея, два жестянщика, один мясник, один мо­лочник, два владельца баров и т. д. Врачи, которых в редчайших случаях выбирали коронерами, были либо пьяницами, либо плохими врачами. О коронерах Бруклина говорили, что они платят деньги за то, чтобы трупы утонувших, которые почти каждый день всплывали в Ныотон-Крик между Бруклином и Квинсом, выносили па берег Бруклина, потому что за их освидетельствование коронеры получали от 12 до 50 долларов. (стр.202-203)

Подобные явления вызвали в 1877 году в Бостоне такое возмущение населения, что от института коронеров пришлось отказаться. На их место стали назначаться самим губернатором сроком на семь лет медицинские инспектора, которые должны были быть патологами и обследовать каждого умершего при подозрении на насильственную смерть. Так как общественность (как и в Англии) была настроена против вскрытия трупов, то медицинский инспектор мог производить его только с разрешения прокурора. Таким образом, постепенно все подозрительные случаи смерти стали подвергаться контролю со стороны специалиста. Какое значение это имело, свидетельствует раскрытие массы убийств, которые раньше остались бы нераскрытыми. (стр.203)

Одним из самых выдающихся медицинских инспекторов был доктор Джордж Бургис Маргрес. Он вступил на пост медицинского инспектора в Бостоне в 1906 году. Маргрес был эксцентриком и великолепным артистом, высоким, солидным мужчиной с ярко-рыжими волосами, которые с годами заменил такой же рыжий парик. Во всем городе знали его черные артистические галстуки, яркие жилеты и зеленоватые костюмы. Будучи холостяком, он жил в старом здании на Бойлстон-стрит над своей конторой. Маргрес ел один раз в день, но зато основательно, и утверждал, что прослушал все симфонические концерты во всем Массачусетсе. Ездил он на древнем «Форде», к которому приделал какое-то подобие пожарного колокольчика. Колокольчик трезвонил на всю округу, когда Маргрес спешил на место происшествия или ехал освидетельствовать труп. Это зрелище Маргрес устраивал с определенным намерением. Ассистенту, токсикологу Уильяму Бусу, он говорил: «Билл, вы должны производить впечатление на людей. Это помогает, это помогает». Если не считать давно забытые имена американцев Штринг-Хэма и Ромена Бека, безуспешно пытавшихся с 1815 по 1823 год преподавать европейскую судебную медицину в Нью-Йорке, то Маргрес был первым в Америке медиком, пользовавшимся методами европейской судебной медицины. При этом он придерживался мнения, что судебная медицина должна Спираться не только на патологию, но и на все естественные науки. В его записной книжке можно прочесть такую мысль: «Если закон, требует, чтобы ты выступил свидетелем, то оставайся всегда человеком науки. В твои задачи не входит отомстить за жертву, спасти невиновного или уничтожить виновного. Твоя задача состоит исключительно в том, чтобы дать заключение в рамках твоих научных знаний». (стр.203-204)

Несмотря на поразительные успехи новой системы в Массачусетсе, прошло много времени, прежде чем к 1915 году в Нью-Йорке система коронеров была заменена системой медицинских инспекторов. В 1914 году мэром Нью-Йорка стал Джон Митчелл, которып начал «период реформ», пытаясь устранить недостатки предыдущего правления. Митчелл поручил одному из своих служащих, Уолштейну, проинспектировать систему коронеров в Нью-Йорке. В докладе Уолштейна было написано: «Коронеры Нью-Йорка соединяют в себе политическую власть, бездарность и безответственность... Как они обследуют трупы, видно из высказываний работников кладбищ. Обследование, занимающее у коронеров больше пяти минут,—явление чрезвычайно редкое... В районе, где действуют коронеры Нью-Йорка, без всякого риска можно совершать такие преступления, как детоубийство или отравление...» (стр.204)

В результате с 1 июля 1915 года должность коронера была упразднена и введена должность шефа медицинских инспекторов, который опирался в своей работе на большое число ассистентов. Шефу медицинских инспекторов и всем его сотрудникам надлежало быть опытными патологами, имеющими также знания в области микроскопии и исследования крови. В их задачи входило обследование всех случаев смерти, последовавших в результате «уголовного применения силы, несчастных случаев или самоубийств», и всех случаев «скоропостижной смерти ранее здороввых людей или людей, не обращавшихся за медицинской помощью». Шефу медицинских инспекторов вменялось в обязанность лично осматривать «место, где произошла смерть». Он сам должен был решать, необходимо ли вскрытие, лично производить его и сообщать прокурору о всех случаях насильственной смерти. (стр.204)

Коронеры Нью-Йорка защищались, пытаясь сохранить свои посты, и утверждали, что система медицинских инспекторов превратит город в «бойню для врачей». Они воспрянули духом, когда в 1917 году вместо Митчелла на пост мэра был избран Джон Хейлен, пытавшийся «забыть» закон 1915 года. Но под давлением общественности, требовавшей ввести закон в силу, он против своей воли назначил на пост шефа медицинских инспекторов, доктор а Чарлза Норриса—одного из немногих нью-йоркских врачей, имевших необходимые для этой должности знания. (стр.204)

Норрис явился тем человеком, который первым в Новом Cвете создал прочный фундамент для развития судебной медицины. Норрис—великан, весивший больше ста килограммов, с глубокими темными глазами и острой бородкой—родился в Гобокене в 1867 году. Он изучал медицину в Колумбийском университете, а затею уехал в Европу, где проучился два семестра в Киле и зимний семестр в Гёттингене. До 1894 года Норрис работал в Берлине у Вирхова, корифея патологии. И наконец, с 1894 по 1896 год он работал в Вене у Эдуарда фон Гофмана и у Колиско, изучив, таким образом, европейскую судебную медицину у истоков ее зарождения. С 1904 по 1918 год он был профессором патологии и руководителем химико-бактериологической лаборатории госпиталя в Нью-Йорке. Это был зажиточный, независимый человек. Вступая на пост шефа медицинских инспекторов Нью-Йорка, он лелеял мечту осуществить идеи, привезенные им из Вены. Трудностей на его пути было предостаточно. Норрис не жалел даже личных средств для оборудования лабораторий. Будучи талантливым организатором, он основал в Манхэттене центральное бюро с круглосуточным дежурством. Филиал этого бюро возник в Бруклине. Молодые патологи работали в моргах нью-йоркских районов, в Манхэттене, Бруклине, Бронксе, Квинсе и Ричмонде и всегда были готовы выехать в любое место, где был зафиксирован смертный случай. (стр.205)

Одним из ценнейших сотрудников, которого Норрису удалось привлечь к своей работе, был Александр Оскар Геттлер. Он родился в 1883 году в Вене и был привезен в Нью-Йорк пятилетним мальчиком. Необходимые ему для учебы на химическом факультете деньги он зарабатывал ночами, работая билетером на пароме. Теперь он стал химиком лаборатории Норриса и страстно занимался биохимией и токсикологией. (стр.205)

С 1918 года в контору Норриса каждый год поступало от 15000 до 20000 сообщений о подозрительных или неясных причинах смерти. Он и его ассистенты ежегодно производили от 4000 до 6000 вскрытий трупов. За год проверялось до 7000 случаев насильственной смерти: 338 убийств из огнестрельного оружия, 120 удушений, 638 отравлений газом, 446 утоплений, 326 смертей от пожара. Когда Норрис вспоминал о Вене, он невольно сравнивал ограниченные возможности практики венских специалистов с тем потоком, который обрушился на него в Нью-Йорке, и сожалел, что весь этот неисчерпаемый материал идет на пользу лишь его немногим сотрудникам. Правда, он тесно сотрудничал с медицинскими факультетами нью-йоркских высших учебных заведений; они были югда базой американской медицины, которая вскоре станет независимой и из ученицы превратится в учительницу. Но для судебной медицины, для подготовки врачей, способных делать по всей стране то, что он делал в Нью-Йорке, не было ни возможностей, ни признания ее необходимости. (стр.205)

В разговорах с журналистами Норрис иногда возмущался: «В нашей стране больше интеллигенции и культуры, чем где бы то ни было в мире. У нас царит дух предпринимательства, которому Старый Свет может только позавидовать. Но тем не менее мы необразованны! Мы называем себя свободными, но мы свободны только делать из себя ослов... Мы — это даже смешно—просто близоруки и глупы... В каждом большом городе и в каждом штате должен был бы работать медицинский инспектор. Нам следовало бы тотчас начать подготовку молодых врачей, которые посвятили бы свою жизнь этой работе...» Норрис горько жаловался на непонимание того, что лечащие врачи, даже патологи, не могут быть хорошими медицинскими инспекторами. «Претендующие на должность медицинского инспектора Нью-Йорка,—говорил он,—должны подвергаться серьезному экзамену. Молодому врачу следует произвести по меньшей мере пятьдесят вскрытий трупов, прежде чем стать ассистентом. Ассистентом, который первое время выполняет лишь незначительные поручения. Вот и сравните его с простым лечащим врачом...» (стр.205-206)

Лишь за год до смерти, в 1934 году, Норрису удалось создать в медицинском колледже при Нью-Йоркском университете что-то вроде отдела судебной медицины. Но европейский врач Курт Ланде, приехавший в это время в Нью-Йорк и работавший в качестве медицинского инспектора, писал в 1936 году, что в 1935 году интерес к судебной медицине проявили только два студента, а в 1936— один. Да и откуда мог взяться этот интерес? Кого могла заинтересовать судебная медицина, если, кроме Бостона и Нью-Йорка, по всей обширной стране не было ни одного учреждения подобного рода, никаких возможностей для карьеры? (стр.206)

Когда в сентябре 1934 года на шестьдесят седьмом году жизни от сердечного приступа скончался Норрис, медицинские инспектора работали только в Бостоне, Нью-Йорке и Ньюарке да Гарвардский университет в 1932 году приступил к строительству Института судебной медицины. Коронеры, как и раньше, были в большей части Соединенных Штатов. (стр.206)

А в Старом Свете тем временем развитие судебной медицины шло своим чередом.

Дата добавления: 2015-11-14