Читайте также: |
|
От Курской до Таганской пришлось добираться по кольцу пешком. Несмотря на зажиточность Ганзы, мотовозы здесь были редкостью и в основном использовались для важных дел — например, для быстрой доставки особо ценного груза или для перевозки начальства. Для всех остальных целей использовались обычные дрезины, ведь нет ничего дешевле мускульной тягловой силы, а горючка была страшно дорогим дефицитом.
Пассажирские «трамваи» — дрезины с прицепами-вагонетками, оборудованные скамейками, ходили по кольцевой примерно раз в час, иногда чаще — в зависимости от того, как быстро набирались пассажиры. Димка с большим удовольствием заплатил бы по тарифу — три патрона за каждый перегон, но как назло, им фатально не повезло: дрезина ушла прямо из-под носа. Более того — с Комсомольской, откуда должна была прибыть следующая, по трубе пришло сообщение об аварии: у грузовой дрезины в пути случилась поломка, и при подходе к станции, чудом дотянув до платформы, буквально развалилась ось. Теперь бригада станционных механиков чинила ее на путях, и неизвестно было, сколько еще это продлится. Само собой, что грузовое, что пассажирское движение было прервано.
Туннель здесь освещался куда лучше, чем в перегонах Бауманского Альянса, поэтому путники свои фонари не включали. Натуралист с Кротовым шлепали по шпалам впереди, негромко обсуждая случившееся на Курской, а Димка плелся замыкающим. Федор с ним демонстративно не разговаривал с самой Курской — обозлился, как черт, и замкнулся, делая вид, что напарника вообще не существует. Димка и сам не знал, что его так дернуло в тот туннель, на автоматную очередь, но теперь жалел, что поддался эмоциям. И правда, с чего он взял, что эта стрельба может иметь отношение к похищению? Ну бред же! Вот теперь и топал, ярясь на себя за выходку и кусая губы. Впрочем, и по сторонам смотреть не забывал.
Здесь ему бывать еще не приходилось, поэтому он держался настороженно, поневоле ускоряя шаг на особенно темных участках пути, куда почти не доставал свет от путевых ламп. Мрак притягивал взгляд, словно магнитом. Стоило забыться на секунду, как начинала мерещиться всякая чертовщина — какие-то неуловимые движения, различимые лишь на периферии зрения, странные звуки. А как только повернешь голову, вглядываясь, — все пропало, обычный неопасный туннель. Нервы, одним словом…
Ситуацию на Курской разрядил Натуралист, как нельзя кстати появившись из туннеля со стороны Бауманской. Поначалу ему, правда, самому чуть не досталось — перепуганные смертью товарища и угрозой карантина, охранники едва не открыли пальбу по сталкеру, но вовремя разглядели, что идет человек, а не еще один оборотень, и кое-как успокоились.
Пока бауманцы под стволами автоматов добрую сотню метров волокли труп в боковой технический туннель, к месту, приспособленному под выгребные ямы, Федор молчал, и это молчание было для Димки хуже, чем его обычная болтовня. Из охранников, естественно, помогать никто не рвался, хватало и того, что бауманцы сами себя замарали. Если бы не заверения Натуралиста, взявшего их под защиту и пустившего в ход весь авторитет сталкера, что мутант практически стерилен, вполне возможно, что сейчас вместе с трупом мутанта тонули бы в дерьме и бездыханные тела незваных гостей. На Ганзе с разносчиками заразы разговор всегда был короткий — несколько эпидемий, вспыхивавших в метро в разное время, наделали много шуму и унесли немало жизней, выработав существующие ныне жесткие правила безопасности.
Димка поежился, вспоминая, какой ледяной оказалась едкая дезинфицирующая жидкость, под струями которой их двоих держали в изоляторе до посинения. Одежду у них снова забрали, выдав прежнюю, и даже накормили, прежде чем выпроводить со станции под присмотром сталкера. В общем-то, был вариант вернуться на Бауманку, но отправляться пешком показалось плохой идеей. После всей нервотрепки, что Димке с Федором пришлось выдержать, сил на такое путешествие уже не оставалось, а сидеть на станции и ждать оказии с транспортом — дразнить судьбу. После происшествия люди на Курской весьма неприветливо косились на бауманцев, а ведь страх заразителен, поэтому можно было ожидать любой пакости, как только станционное начальство скроется из глаз. Да и не хотелось уходить домой, пока ситуация с похищением Наташи не прояснится. Поэтому с подачи сталкера отправились сперва на Курскую-кольцевую. Вот тут и выяснилось, что с транспортом, как назло, все равно не светит.
И вот теперь Димка размеренно шагал вслед за товарищами, беззвучно катая на языке оч-чень неприятное слово.
«Оборотень».
Первым по отношению к убитому существу его употребил сталкер, видимо уже имевший дело с подобными превращениями, и название сразу накрепко осело в сознании. «Благо я уже знаком с этим словечком», — криво усмехнулся Димка, привычно поправив ремень автомата. Машинально коснулся, проверяя, подсумка с запасными магазинами на поясе. «Все-таки хорошо, когда все твое имущество снова с тобой. Чувствуешь себя намного спокойнее…»
Библиотеку на Бауманке в основном составляли специализированные книги на профессиональные темы — оружие, ремонт, материалы, инструменты, но несколько десятков были так называемыми художественными. Любопытные истории о том, чего никогда не происходило в действительности. Сотников об этих книгах отзывался с полным пренебрежением — ложь, придуманная для потехи и развлечения публики. А вот доктор Брамц считал иначе и бережно относился ко всему, что было напечатано на бумаге. На взгляд Семена Натановича, такие книги являлись важной частью познавательного процесса окружающего мира. Ведь так или иначе авторы, выписывая ткань повествования своих историй, касались реалий, среди которых обитали, и косвенно эти реалии сообщали много интересного ищущему уму. Впрочем, речь сейчас не об этом. В одной из прочитанных Димкой книг описывались твари, умевшие менять человеческий облик на звериный и обратно. И как раз они-то и назывались оборотнями. Что и говорить, очень подходящее словечко для существа, которое, сея смерть, пыталось прорваться сквозь заслон на Курской. Но если оборотни, по легенде, после гибели принимали первоначальный человеческий облик, то с мальчишкой этого не произошло. Он так и остался совершенно жуткой тварью, в которой не прослеживалось почти ничего человеческого, и при одном взгляде на этого монстра бросало в дрожь, а руки сами тянулись к оружию.
«А ведь я кого-то убил. Впервые в жизни», — думал Димка снова и снова, полностью погрузившись в мрачные мысли. И почему-то не испытывал по этому поводу особых угрызений совести. В этом крылось что-то неправильное. Может, это и есть шок, а чувства заторможены, спасая рассудок? Или он так измотан, что сил на лишние волнения просто не хватает?
Артем. Его звали Артем. Довольно редкое имя по нынешним временам. Жаль его, конечно. И его родителей на Семеновской, потерявших всякую надежду увидеть сына снова, тоже жаль. Но жалость тлела в душе, словно угасающие уголья. Как-то отстраненно, равнодушно. Димка толком не знал пацана, а если расточать чувства на всех, кто гибнет в метро, то не нажалеешься…
Димка раздраженно встряхнул головой.
Господи, ну о чем он думает! Все равно ведь не получается прогнать из головы то, что изводит его на самом деле. Наташка… В руках чужих людей. Сестренка не из робких и всегда умела постоять за себя… но это было на Бауманке, в привычном окружении, взять хотя бы тот случай…
— Привет, парень! Что-то ты задержался сегодня.
Дядя Саша — пожилой седоватый мужчина в потрепанной форме, сегодняшний дежурный по оружейной комнате, оторвал взгляд от пожелтевших страниц какого-то увесистого тома, не иначе какой-то энциклопедии. Он сидел за небольшим служебным столиком, притулившимся к оружейным шкафам, и взглянул на появившегося в дверях мальчишку с легким неудовольствием. Час был поздний, скоро отбой, и обычно в это время дежурных уже никто не беспокоил, но сын Сотникова заглядывал в его смену нередко, и на это были причины для обоих.
Димка подтолкнул замешкавшуюся мелюзгу Натку, заставив ее переступить порог, и с усилием прикрыл за собой тяжелую, обитую несколькими слоями войлока дверь. В этой длинной комнате, образованной из нескольких подсобок, оружейники Альянса проводили испытательные стрельбы, прежде чем отправлять оружие заказчикам, отсюда и хорошая звукоизоляция.
Выступив вперед, Димка гордо выложил на стол перед дядей Сашей пистолет — старый, видавший виды «Макаров». В свете электрической лампочки тот засиял начищенными гранями, словно новенький.
— О, хорошо постарался! — одобрительно закивал мужчина. — Добрая работа. Надеюсь, больше не заедает, как в прошлый раз. Ну-ка…
Дядя Саша уверенным движением снял пистолет с предохранителя, вскинул руку, и тут же громыхнул выстрел. Димка с восторгом увидел, как из центра мишени, установленной в дальнем конце тира, вылетел клочок картона. А вот Натка громко ойкнула, от неожиданного испуга присев на корточки и закрывая уши ладошками.
— Зря пацанку свою приволок, — неодобрительно заметил дежурный.
И впрямь, девчонка в потрепанном комбинезончике, подогнанном под худенькое тельце, с растрепанными косичками и бледной мордашкой, выглядела в оружейной довольно неуместно. Зато ее любопытные глаза вовсю стреляли по сторонам, разглядывая помещение.
— Не на кого оставить, что ли? — продолжал дядя Саша. — Сколько ей уже лет-то?
Димка показал на пальцах.
— Одиннадцать, значит, — усмехнулся в седые усы дежурный. — Ну, взрослая уже. Сама, что ли, не посидит? Что ты с ней нянькаешься?
— А вы за мной присмотрите, дядя Саша? — лукаво улыбнувшись, поинтересовалась Натка. — Я тогда к вам буду приходить посидеть!
— Чур, чур меня! — с почти натуральным испугом отмахнулся мужчина. — На своего брата вешайся, а я, старый бездетный холостяк, как-нибудь без детского сада обойдусь… Ладно, побудьте здесь за меня десять минут. Три выстрела, Димка, не больше, договорились? Ты парень ответственный, не подведи. А я до столовой смотаюсь. Что-то про меня повариха совсем забыла, зараза этакая!
На самом деле мужчина был рад воспользоваться оказией и ненадолго смыться со скучного дежурства. Да и к поварихе, как все знали, он питал весьма нежные чувства.
В дверях дядя Саша обернулся:
— Погоди. А отец-то в курсе, что вы здесь?
Димка почти без заминки кивнул, глядя на дежурного кристально честными глазами. Эта игра у них продолжалась уже несколько месяцев: Димка пользовался тиром, а старый плут совершал короткие набеги ради устройства своей личной жизни.
— Ну, гляди… — И дядя Саша растворился за дверью.
Конечно, отец не знал, что Димка регулярно испытывает на прочность ствол, восстановленный им собственноручно в мастерской из откровенной рухляди. Паренек сильно рисковал: узнай об этом Сотников, перепало бы на орехи и ему, и дяде Саше, но мальчишеский азарт заглушал голос разума. Оружия из цеха в Димкиных руках перебывало уже немало, а вот пострелять ему доводилось редко. А тут еще из своего!
Правда, сегодня все пошло наперекосяк: Натке вдруг взбрело в голову научиться стрелять. Ее сверстницы в свободное от работы время играли в девчачьи игры: дочки-матери или лазарет, например, а этой оружие подавай. Приставать к отцу девчонка не решилась, зная его суровый нрав, а вот к брату прицепилась, как колючая проволока.
— Я тоже хочу! — категорически заявила она, как только Сотников ушел по делам, а Димка засобирался в оружейку. Тот, удивленный просьбой, помотал головой. Не женское это дело, как нередко говаривал отец.
— Дим! Ну, Дим! Ну, пожалуйста! — Натка схватила его за руку и начала трясти, умоляюще заглядывая в глаза. — Ты же можешь! Я знаю. Ты хорошо стреляешь! Ну, научи!
Димка заколебался.
— Это нечестно, я же бауманка! — возмутилась Натка и перешла в наступление. — А вдруг монстры прорвутся, а тебя рядом не окажется? Что тогда? У нас все ребята умеют, а девочки, что, хуже, что ли?
Очень хотелось сказать, что она не хуже, а даже лучше многих, — другие девочки оружием вообще не интересовались. Их занимали лишь привычные и обыденные вещи — стирка, уборка, штопка, готовка… Да, это тоже нужная работа, но такая страшная скука… В конце концов, немного поразмыслив, Димка решил, что определенный здравый смысл в Наташкиных словах все же есть. Конечно, на Бауманке авралы случались редко, а потери среди людей от монстров здесь вообще — дело небывалое. Только вот челноки не раз говорили, что при нападении на другие станции, если твари прорывались сквозь линию защиты, чаще страдали именно дети и женщины, не способные постоять за себя. Не хотелось, чтобы и Натку вот так же какая-нибудь тварь сожрала. И потом, обо всех его тайных делишках сестренка давно была в курсе. Знала, но молчала, поэтому отказать сейчас выглядело бы откровенным свинством.
Первым делом Димка показал сестренке, как нужно стоять, как держать пистолет, как целиться, и кое-как объяснил жестами и мимикой, что нужно задерживать дыхание во время выстрела. Не будь он немым, было бы проще, а так все приходилось объяснять на пальцах и на собственном примере, теряя драгоценное время.
Тяжелый пистолет в худеньких руках девочки опасно дрожал, когда она наконец получила оружие и прицелилась. От усилия Натка даже закусила губу, но сдаваться не собиралась — сама ведь напросилась. Димка тоже, против воли, затаил дыхание.
Они так увлеклись подготовкой, что не заметили непрошеных гостей, тихо проникших в оружейную.
— О-о, наша нянька решила научить соплячку вместо платка пользоваться пистолетом! Вот это прогресс! — неожиданно раздался за спиной знакомый насмешливый голос.
Димка резко обернулся, но все равно не успел: сильный толчок в спину швырнул его под стол дежурного. Стальная ножка с такой силой врезала по лбу, что из глаз посыпались искры. Ошеломленный парень попытался приподняться, но обидчик уже сидел сверху, больно заломив руку и заставив жертву уткнуться лицом в пыльный ледяной бетон пола.
Вовка Гуляев был на два года старше Димки и никогда ему не нравился — задиристый, нагловатый, вечно нарывающийся на неприятности тип. К тому же бездарный, как валенок, из-за чего сложной работы в цехе ему не доверяли, только подай-принеси. Ссора вышла случайно. Гуляев шел по цеху с ящиком запчастей, от одного мастера к другому, а Димка, работавший возле сварочного станка, нечаянно его толкнул. Детали Вовка, понятное дело, рассыпал, за что получил нагоняй от своего мастера и затаил злобу. А Димка уже и забыл об этой ссоре. Получается, зря.
— Эй, немота. Я же говорил, что найду подходящий момент, чтобы поквитаться? И жаловаться ты не побежишь, иначе вся станция тебя презирать будет. Будет, Генка?
— А как же! — глумливо отозвался неизменный спутник Гуляева, Генка Мешков, такой же бездельник и лоботряс. — Подумаешь, сынок начальника! Тем больше позора.
Димка яростно вывернул голову, разъяренный беспомощным положением, в котором оказался, и попытался вырваться. Однако противник явно был сильнее и тут же наградил жертву сильным ударом кулака в бок. Боль заставила задохнуться, но сестру Димка увидел — опустив тяжелый пистолет, не в силах удерживать его на вытянутых руках, девчонка растерянно переводила взгляд с брата на Вовку, не зная, что предпринять. Мешков, карауля вход, прислонился к дверному косяку и многообещающе лыбился из-за спины приятеля.
— А ты что уставилась? — прикрикнул Вовка на Натку. — Ну-ка дай сюда эту хреновину, соплячкам оружие ни к чему! Давай, говорю, бестолочь! Чего стоишь и дрожишь, трусиха несчастная?
И тут девчонка сделала то, чего от нее никто не ожидал. В ней словно повернулся какой-то невидимый переключатель, заставив повзрослеть прямо на глазах. Ее руки больше не дрожали, когда она зло прищурилась, подняла пистолет. Зрачок ствола уставился Гуляеву точно в лоб.
— Не трогайте моего брата!
— Да кто ж его трогает? — Вовка издевательски скривился, слегка побледнев, но продолжал хохориться. — Пока, по крайней мере. Пилила бы ты отсюда, малявка, а то не посмотрю, что папа начальник, и тебе наваляю. А будешь вякать, — он продемонстрировал кулак, — твоему же братцу первому и попадет. Вы ведь здесь явно без разрешения, верно?
И тут, вероятно, у неопытной девчонки дрогнул палец на курке.
Грохнул выстрел. Выпустив Димку, Гуляев взвыл, схватившись за ухо, по которому щедро побежала кровь, хотя царапина была пустяковой. Через секунду обоих забияк из оружейки словно ветром сдуло, а Димка, осторожно забрав из рук сестренки оружие, успокаивающе гладил ее по плечу. И хотя у нее дрожали губы, Натка через силу улыбнулась:
— Вот видишь, а ты не хотел меня учить…
Димка остановился, невидяще уставившись перед собой.
После того как отец демонстративно потерял к нему интерес, сестренка оставалась единственным человеком, которая связывала его с прежней семьей… И если она сгинет во мраке метро, по злому умыслу подонков, решивших ее похитить по только им известным, но, несомненно, подлым причинам, то семьи у Димки больше не станет. Ни друзей, ни семьи, он останется совсем один в этом проклятом мире.
Федор хоть и делал вид, что не замечает напарника, но сразу обернулся, когда не услышал звука его шагов.
— Эй, Димон! Что с тобой, ёханый бабай? Автомат-то опусти. Что еще за истерика?
Димка непонимающе глянул на автомат, который сжимал за цевье с такой силой, что побелели пальцы. С трудом разжал пальцы.
— Да все… нормально…
— Нормально у него! — сердито проворчал Кротов. — А нормально, что благодаря тебе нас чуть мутант не порвал? На кучку маленьких бауманцев? Нормально, что нам пришлось дезинфекцию проходить? Нормально, что нас самих едва чуть не продырявили, как ты того мутанта?
Похоже, Федору наконец приспичило выговориться.
— Может, я тебе жизнь спас, — Димка, хоть и чувствовал себя виноватым, но сразу начал ершиться.
— Не путай причину со следствием, ёханый ты бабай. Не потащи ты меня на стрельбу — пришлось бы спасать? — Димке еще никогда не приходилось видеть обычно смешливого и легкого в общении товарища таким рассерженным и хмурым. Но и в такие ситуации они пока не влипали. — Ладно, хоть вышло и неприятно, зла я на тебя не держу. Но впредь не позволяй чувствам влиять на поступки, включай мозги. А то у тебя словно моторчик в заднице с вечным аккумулятором, Энерджайзер ты наш.
— Энер… что? Ладно, проехали! — Димка давно привык, что люди, родившиеся до Катаклизма и попавшие в метро в более-менее зрелом возрасте, нередко употребляют слова, которые давно уже потеряли смысл в нынешних реалиях, поэтому просто пропускал словесный мусор мимо ушей. — И вообще, ты мне не нянька, Федор, и таскаться за мной не обязан.
— В общем, так, — Кротов заговорил непривычно жестко. — До сих пор я потакал всем твоим капризам, пацан. Но теперь, пока не вернемся на Бауманскую, будешь делать, что я велю, а не что тебе вздумается. Договорились?
— Так, мужики, — вмешался Натуралист, которого мало интересовала их перепалка. — Раз уж все равно застряли, постойте минутку здесь. Я только лишние вещички скину, и дальше двинем. А то достало таскать все это барахло.
— Лады, Олег, ждем, — кивнул Федор. — Так что, Димон, мы договорились?
— Я больше не подведу, — вздохнул Димка, сумев-таки справиться с упрямым характером, и в знак примирения пожал напарнику ладонь. На самом деле он был рад, что тот все-таки заговорил. Потерять последнего друга было бы больно и обидно. — Честно.
— Ну и хорошо. Ты, главное, народную мудрость не забывай: друзья приходят и уходят, а враги накапливаются. Держись друзей, и все будет в порядке.
— А куда это он? Натуралист, в смысле? — Димка посмотрел вслед сталкеру, свернувшему в боковой проход, мимо которого они прошли бы шагов через десять.
— Видать, берлога у него здесь запасная, — пояснил Федор. — Только смотри, болтать об этом при посторонних не стоит. Пойдем — глянешь.
Димка понимающе кивнул.
У каждого уважавшего себя сталкера обязательно имелось такое местечко, где он мог отдохнуть от суеты и забот на станциях, а заодно припрятать оружие и боеприпасы. Бывало, что одной и той же «берлогой» пользовались целые группы, бережно храня секрет ее местонахождения, и если убежище по каким-то причинам становилось чересчур известным, его меняли. Благо пустующих помещений в заброшенной инфраструктуре метро, до которых руки хозяйственников не доходили в силу удаленности от станций, хватало с избытком. Димка понимал, что Натуралист просто не стал мудрить. Он ведь тоже не железный и порядком устал после пути с Бауманского Альянса. Но все же какое-никакое, а доверие.
Темный, неосвещенный проход перегораживала массивная металлическая решетка, сваренная из арматурных прутьев на манер двери. Свет от путевых ламп сюда не доставал совершенно, поэтому там, за решеткой, царил абсолютный, непроницаемый для взгляда мрак. Когда бауманцы подошли ближе, сталкер как раз закончил возиться с тяжелым навесным замком и с противным скрежетом отодвинул решетку в сторону.
— Надо бы смазать, а то шуму многовато, — озабоченно обронил Натуралист, взглянув на проржавевшие петли.
Димка инстинктивно напрягся, когда сталкер исчез в чернильной тьме, и торопливо потянулся к рюкзаку. Однако фонарь не потребовался — в руках Натуралиста вспыхнул свой, и в ярком пятне света сразу стало видно, что короткий, всего метров шесть, коридор заканчивается тупиком. Проход наглухо перегораживали стальные листы, приваренные к вбитым в стены штырям и покрытые толстой коркой ржавчины.
Сталкер двинулся вглубь, луч скользнул в сторону, высветив неприметную боковую дверь перед самым тупиком. Снова заскрипел ключ в замке.
— А куда вел этот проход? — почему-то громким шепотом поинтересовался Димка, не сдержав любопытства.
— В систему обслуживания вентиляционных шахт, — пояснил Олег. Его голос глухо донесся из коридора. — Потом начала нечисть пошаливать, его и заварили. Это еще до меня было, рассказываю, что сам слышал. Так вот, проход заварили, а подсобка осталась бесхозной. Здесь раньше, еще до Катаклизма, инструменты разные держали, для обслуживания станции. — Перед тем как шагнуть внутрь и исчезнуть из вида, он обернулся на бауманцев: — Извините, мужики, но внутрь не приглашаю. Сами должны понимать. Если кто посторонний появится — свистните, лады?
— Давай уж, ёханый бабай, — проворчал Федор скорее для себя, чем для Олега — тот бы все равно его не расслышал. — Еле на ногах держусь, мочи уж больше нет бродить по чертовым перегонам. Быстрее бы до станции добраться… А ты как, Димон? Можешь еще палками шевелить?
— Как будто есть выбор, — невесело усмехнулся Димка, прислонившись плечом к стене. От усталости его давно уже пошатывало, и чувствовал он себя не лучше напарника. К тому же в окружавшем полумраке было неуютно, и Димка невольно потянулся за автоматом, отщелкнул магазин, проверил патроны. «Интересно, а сумела бы автоматная очередь остановить оборотня, как выстрел из дробовика?»
— Слушай, Федь, — нарушив тягостное молчание, заговорил парень, — а что у тебя за картечь в патронах? Бьет, как из пушки. Оборотня чуть пополам не порвало.
— Будешь себя прилично вести, научу, как правильно патрон снаряжать.
— Я же извинился, Федь.
— Пацан, здесь не столько рассказывать, сколько показывать надо, — вздохнул Федор, тоже борясь с усталостью. Он отстегнул флягу от пояса и жадно приложился к горлышку. — Сушняк, как с перепоя. Будешь? Как хочешь. А насчет патронов… Вернемся домой, в слесарке продемонстрирую.
— А если коротко?
— Если коротко, то связываю картечь капроновой нитью. Старый способ, известен еще до Катаклизма. Странно, что ты не знаешь. Надрезаешь картечины и насаживаешь их на куски ниток длиной сантиметров по десять или чуть больше, в зависимости от того, какая площадь поражения тебя устроит. Свободные концы ниток связываешь в общий узел. Укладываешь картечь в патрон. Узел нужно располагать сверху, чтобы не запуталось ничего и не перегорело от пороха при выстреле. Вот и все, получаешь так называемую согласованную картечь. О нюансах потом расскажу…
— A-а, понятно… Я вот думаю, Федь… Как он умудрился сюда добраться, через все посты?
— Как, как… каком кверху! Кроме прямого пути по перегонам, есть и обходные. Не обязательно ведь переть напролом.
— Понятно, — Димка задумчиво кивнул. — На Курской, видимо, он обходного пути не нашел.
Федор вяло скинул рюкзак, присел, пошарил в кармашках.
— Как вспомню, что пачка в сушилке так и осталась, так сердце кровью обливается! — пожаловался он.
— Все равно ведь намокли.
— Это не беда, Димон. Просушить не проблема. Кто-то из курских наверняка уже смолит моими папиросами, чтоб ему поперек легких встало. Если бы чертов Званцев не торопился нас так выпроводить, как чумных… Ничего, у меня запасная пачка есть.
Щелкнула зажигалка, на секунду высветив изнуренное, какое-то поблекшее лицо Федора. Прикурив, он даже зажмурился от наслаждения, выпуская первую струйку дыма. Черты лица умиротворенно разгладились. Димка даже позавидовал. Он тоже, конечно, пробовал курить, редко кто из парней не пробовал — в метро не так уж много развлечений. Но, во-первых, хорошие папиросы — удовольствие дорогое, а во-вторых, у Димки процесс просто не пошел — его крайне болезненно выворачивало наизнанку от малейшей затяжки.
Вспомнился вдруг этот шипящий вой: «Пууусссстии». Парень вздрогнул, словно снова услышал его наяву. Куда он пытался попасть, этот несчастный мальчишка? Куда так рвался и каким должно быть отчаяние, чтобы ломануться прямо на вооруженных людей? Скорее всего, он уже не соображал, что делал. Непостижимое, пугающее превращение в зверя не могло не затронуть рассудка.
Загремела дверь в тупике, послышались шаги. Без своего объемистого рюкзака и автомата на плече, лишь с пистолетом в набедренной кобуре, Натуралист выглядел как-то непривычно, словно оставил в берлоге не снаряжение для выхода на поверхность, а неотъемлемую часть самого себя.
Заперев решетку, размеренным шагом двинулись дальше.
— Чего так долго, Олег? — проворчал Федор, сделав последнюю затяжку.
Он щелкнул пальцами, и окурок алым светляком ударился о стену туннеля, рассыпая искры.
— Записку оставил. Я ведь не один эту берлогу использую. У нас тут… свои дела. Вас это не касается.
— Да куда уж нам, простым смертным, до забот господ сталкеров! — хмыкнул Кротов. — Это только вам придет в голову делать берлогу посреди перегона. Хотя умно, нельзя не признать — перегон сам себя защитит, никаких охранников не надо…
Димка мысленно согласился с Федором, невольно завидуя спокойной уверенности, с которой сталкер вел себя в туннеле. Обычные люди боятся пускаться в путь в одиночку, а этот чувствует себя здесь так, словно это не безлюдный и полный опасностей перегон, а хорошо освещенное обжитое пространство.
— Здесь чисто, — спокойно бросил Натуралист, не оборачиваясь. — Регулярно проверяю. Да и до станции всего десять минут ходу.
— Хоть одна хорошая новость, — Федор сразу оживился, даже прибавил шаг.
А вот Димка хмыкнул:
— На Бауманке мы тоже думали, что туннель чистый. В итоге пришлось работать огнеметом.
— Да, слышал, — отозвался Олег. — На обратном пути заходил, смотрел на гнездо, которое вы выжгли. Думаю, в ближайший месяц пересмешники там не появятся. Но проверять время от времени стоит.
— Так ты знаешь, что это за твари? — сразу заинтересовался Федор.
— Приходилось уже сталкиваться. Примитивные кровососы. Опасны, только когда действуют большой стаей, да еще морок наводить умеют. Кстати, раз вы остались живы, значит, не такой уж большой та стая была. Ну и укусы, конечно, штука неприятная — много всякой заразы разносят.
— А почему пересмешники? — Димка украдкой покосился на Федора, но тот вроде не придал значения сказанному. Он и сам уже начал забывать про укус, ведь все заживало без последствий. — Из-за этого жуткого звука, похожего на смех, да?
— Знаешь, Дмитрий… — Олег, замедлил шаг, оборачиваясь. По его губам скользнула грустная улыбка. — Иногда бывает даже смешно, как подумаешь, что старые названия из прошлого вдруг приобретают в наше время совсем другой, зловещий смысл. До Катаклизма пересмешниками называли маленьких безобидных птиц, которые умели копировать голоса и звуки других созданий. Птиц давно уже нет, а название вернулось. Только ничего безобидного в нем уже нет…
Натуралист осекся, резко останавливаясь, и вскинул руку в предупреждающем жесте. Встревоженный взгляд сталкера устремился вперед, хотя как Димка ни вглядывался, а дальше пятидесяти метров разглядеть что-либо было невозможно — света все-таки не хватало, да еще плавный изгиб самого туннеля впереди обрывал зону видимости.
— Ты чего, Олег? — Настороженно спросил Федор, сдергивая с плеча гладкостволку. Димка тоже обеспокоенно взял автомат на изготовку, сдвинув рычажок предохранителя.
— Шаги, — отрывистым шепотом бросил Натуралист. — К стене прижмитесь, где потемнее. Мало ли чего… Береженого само метро бережет.
Видя, что бауманцы медлят, сталкер бесцеремонно затолкал обоих в ближайшую боковую нишу, заставив раствориться в тени. Сам же привычным движением бесшумно вытащил из набедренной кобуры пистолет и присел на корточки рядом. Работая на Бауманке со всевозможным оружием, Димка сразу опознал «Бердыш» — мощный армейский ствол с обоймой под восемнадцать девятимиллиметровых патронов.
— Что там? — как можно тише спросил Димка. — Что тут у вас чаще всего водится?
— Помолчи. Пять… Нет, шесть человек… Отбой, свои идут.
Явно успокоенный, сталкер поднялся, убирая оружие. На душе у Димки тоже полегчало. Даже самый плохой человек лучше самого хорошего зверя — с людьми всегда есть шанс договориться. «Почти всегда», — тут же мысленно поправился он, вспомнив неприятную стычку на Курской.
Через томительную минуту из-из изгиба и в самом деле показалась группа людей, и только сейчас до слуха бауманцев на пределе слышимости донесся звук шагов. Димка недоверчиво покосился на сталкера. Неужто в самом деле можно иметь такой острый слух? Не только услышать, но еще и признать, что идут свои, а не чужие? Невероятно!
Натуралист вышел на середину туннеля и свистнул, а затем замахал рукой:
— Привет, Каравай! И вы, мужики, будьте здоровы!
В ответ посыпались дружелюбные приветствия. Встретившись, люди из обеих групп обменялись дружескими рукопожатиями. Олега эти сталкеры знали давно и хорошо, так что вопросов насчет его спутников у них не возникло. Снаряжены они были соответствующе — надежные армейские ботинки, ношеные, но еще крепкие камуфлированные штаны и куртки, бронежилеты обтягивали разгрузки, карманы которых распирали боеприпасы. У всех без исключения АК-74 со следами потертостей и царапин от многолетнего употребления, явно неоднократно проверенные в деле. Оказавшись среди сталкеров, Димка вдруг ощутил себя так, словно вернулся в давно забытую семью, где его помнят и давно ждут, — таким спокойствием и надежностью веяло от бойцов.
— Ты как всегда на высоте, Натура, — дружелюбно заулыбался Каравай — рослый широкоплечий мужик лет пятидесяти. Коротко стриженная шевелюра и густые усы сталкера были уже совершенно седыми, но двигался он с ловкостью и энергией тридцатилетнего. — Я только гадать начал, кто это там впереди, а ты уже всех по именам. Где бы мне такое же зрение взять, а?
Натуралист усмехнулся:
— А ты запрись в берлоге на недельку — без света, без жратвы, без людей — и медитируй. Глядишь, новые способности и появятся.
— Пробовал, не помогло, — с деланно сокрушенным видом покачал головой сталкер. — Зато когда на станцию вернулся и полез к жене обниматься, то она меня не узнала — гнала сковородкой по всему перрону, орала, что я насильник, и обещала все рассказать мужу, когда вернется.
Люди сдержанно засмеялись. Похоже, шутка была бородатой.
— Ничего подозрительного по пути не видели? — спросил Каравай, внимательно оглядывая спутников Натуралиста.
— Да все тихо. Но мы ответвления не проверяли, в мою задачу это не входит. И потом видишь, ребят я веду с Бауманки, они с ног валятся, да и сам двое суток не спавши.
— Понятно, — кивнул Каравай, окидывая бауманцев сочувственным взглядом. — Панкратов уже две группы посылал, а теперь и нас, для подстраховки. Сам знаешь, сколько здесь всяких закоулков, — жизни не хватит, чтобы все проверить. Это только баклажаны думают, что все перегоны прямые и ровные, как дорожки на крысиных бегах.
Бойцы из поисковой группы одобрительно закивали, соглашаясь.
Баклажанами сталкеры нередко пренебрежительно называли тех, кто никогда не выбирался со станций, ведя оседлый образ жизни. Откуда взялось словечко, Димка не знал, но из косвенных разговоров смутно помнил, что баклажаны — это что-то растительное и съедобное, что люди выращивали до Катаклизма.
— Совсем криминал оборзел, раз в наших перегонах уже людей похищают, — хмуро буркнул другой сталкер — худой и жилистый, лет на пять старше Димки. — Устроить бы вольным зачистку по полной программе!
Бауманец сперва посмотрел на него с завистью, а затем ему бросился в глаза странный по форме, жутковато смотревшийся шрам на лбу у парня — багровая полоса в сантиметр шириной вдоль всего лба чуть ниже линии волос. Будто когда-то его пытались оскальпировать, но успели лишь вырезать ремень из кожи. По спине прокатился неприятный холодок. «Интересно, кто это с ним так позабавился — люди или зверье?»
— Не бухти зря, Соленый, беспочвенные догадки строить — только время терять, — отмахнулся Каравай. — Да и спихнуть на них легче всего, благо бандитский рай совсем рядом, в трех перегонах.
— А ты сам подумай: оружие им всегда нужно, чтобы душонки свои жалкие защищать и чужие вытряхивать, а платить всегда нечем, — парень с экзотическим шрамом упрямо дернул головой. — Дочь Сотникова — отличный вариант для заложницы.
— Это им-то платить нечем? — скептический хмыкнул Федор, невольно встряв в разговор.
— Награбленное рано или поздно кончается, — Соленый окинул его быстрым оценивающим взглядом. — Вот и говорю — потрясти бы их как следует.
— Ты вообще масштаб операции представляешь, сынок? — снисходительно улыбнулся Каравай. — Трясти несколько вооруженных до зубов станций? Сам-то, небось, в первых рядах трясунов пойдешь?
Соленый презрительно сплюнул:
— Пойду, папаша, не сомневайся!
— Ладно, пустой разговор, — досадливо махнул рукой Каравай. — А время идет. Пошли, парни. Бывайте, мужики!
— Удачи! — Натуралист снова пожал лапу старшему группы. — Доложусь Панкратову, покемарю чуток и тоже к вам присоединюсь.
Две группы разошлись.
— Ничего, парни, не унывайте, найдем вашу девчонку, — бросил Каравай уже вслед бауманцам.
«Надежда это отсроченное разочарование», — вспомнилось Димке, и он промолчал. Но кто бы знал, как ему хотелось присоединиться к этим людям в поисках! С другой стороны, нельзя было не признать, что, во-первых, этим бойцам он не чета, а во-вторых, ему действительно нужно отдохнуть, иначе он просто свалится где-нибудь от усталости посреди туннеля. Тут не то что помощью — обузой станешь…
— Олег, а что за шрам такой странный у Соленого? — не вытерпев, спросил он.
— Дурак потому что, — беззлобно хмыкнул Натуралист.
— А подробнее можно? Или это какой-то секрет?
— Соленый на Филевской накуролесил по молодости.
— Это там, где мутанты, что ли, обитают?
— Угу. Трехногие. — Федор не выдержал, хохотнул. — И двухголовые, Димон. Обязательно двухголовые. Но всегда — с тремя ногами.
— Федь, не перебивай, — Димка не обиделся, лишь слабо улыбнулся. Он конечно же был наслышан о мутантах, обитающих на Филевской линии. Жутеньких историй о них ходило немало, и все же существа, жившие там, если и не по облику, то в душе оставались людьми, а значит, с ними можно иметь дело. Соседние линии с ними вполне мирно торговали, хотя и не пускали уродцев на свою территорию во избежание скверны, которую те могли принести с собой. Но не было ребенка в метро, которого в детстве не пугали бы мутантами с Филевской. — Так что там дальше, Олег?
— Услышал наш Соленый — а тогда он был просто Серегой, что есть у филюков какой-то уникальный ствол под девятимиллиметровый патрон, что стреляет пулей не хуже картечи. А вы сами слышали, Серега у нас любитель «потрясти»: чуть что, сразу силовое решение, ему так проще. И мало того, что поверил, так хватило ума пойти туда в одиночку, потому что кроме него никто на эту туфту не повелся.
— И как? Нашел он ствол? — с усмешкой спросил Димка, уже догадываясь, чем кончилось дело.
— Нашел. Только не ствол, а ребят, которым не понравилось, что он шастает по их территории. И ребята эти были жутко голодные.
— С тремя ногами, — снова встрял Федор, еще больше развеселившись. Такие истории он любил как слушать, так и рассказывать сам. — Погоди, дай догадаюсь. Ребята, не будь дураки, решили разложить парня на столе и вырезать из юного тельца самые аппетитные куски? А Серега, понятное дело, был категорически против и сбежал?
— Прямо мои мысли читаешь, — сталкер хмыкнул. — Парень еле ноги оттуда унес.
— А шрам? — с недоумением уточнил Димка.
— А это уже на родной станции. Серега тогда на Киевской жил, а там, как и везде, на платформу ступеньки ведут, металлические, и края у них острые. Он когда домой добрался, еле на ногах стоял, вот и споткнулся…
Федор остановился и захохотал, согнувшись и уперев руки в колени, чтобы не рухнуть.
— Спокойно, Федь, спокойно, это у тебя просто нервное, — сам с трудом удерживаясь от улыбки, Димка похлопал его по спине. — Олег, а почему Соленый? Еще одна история вроде этой?
— Нет, все та же, — усмехнулся сталкер. — Он после того похода неделю в себя приходил, трясся в палатке и потел, как стадо свиней. Когда потеешь, много соли выходит, а организму она край как необходима, вот Серега и жрал все соленое подряд, словно беременный — для компенсации.
— Хватит, хватит, ёханый бабай, не дойду же! — Всхлипывая, Кротов через силу выпрямился, приподнял очки на носу и вытер ладонью выступившие от смеха слезы, затем покачал головой. — Таких дураков, Олег, на каждой станции хватает. Как говорится, молодость дается лишь раз. Потом для глупостей нужно подыскивать какое-нибудь другое оправдание. С другой стороны, если бы не они, жить стало бы гораздо скучнее…
Намек в его адрес был более чем прозрачен, но Димка благоразумно промолчал. Веселье, передавшись от Федора, словно растворило часть забот на душе, настроив мысли на более оптимистический лад. Да и обещание старшего из поисковой группы сталкеров все еще звучало в памяти: «Не унывайте, найдем вашу девчонку».
Найдут.
Обязательно найдут.
Глава
НОЧЕВКА
На выставленном в тридцати метрах от станции блокпосте, куда они добрались минут через пять, обошлось без проблем. Документы у бауманцев были в порядке, но постовые даже не стали их проверять — сталкер такого ранга, как Натуралист, для местных сам по себе являлся ходячим пропуском. Через несколько минут они уже взошли на перрон величественной Таганской.
Взгляд просто терялся, вяз в многочисленных деталях, когда Димка пытался разом охватить все ярко освещенное пространство станции. Пол, выложенный серым и красным гранитом, чуть ли не сиял от чистоты, верхнюю часть путевых стен покрывала желтоватая керамическая плитка, низ темнел серым мрамором. Пилоны, тоже облицованные мрамором, но светлым, выглядели так, словно эта станция и не слышала ни о каком Катаклизме, а барельефы, изображавшие бойцов неведомой войны, были выполнены так искусно, что прямо дух захватывало. Центральный зал заливал яркий свет, исходивший от величественных люстр под сводом — из десяти светильников в каждой горело не меньше трех-четырех.
Да уж, было с чем сравнивать. Это, конечно, не задавленная кирпичными перестройками Бауманская, полностью утратившая первозданный вид в силу производственной необходимости.
Впрочем, хотя Димка здесь еще ни разу не был, ему было совсем не до красот одной из самых больших станций метро. Он слишком устал, и любопытство едва тлело, когда он глазел по сторонам, шагая за спутниками.
— Здесь разминемся. — Они приблизились к знаменитому гостиничному комплексу Таганки, и Натуралист замедлил шаг, оборачиваясь к бауманцам: — У меня жилище на той стороне станции, в секторе для постоянных жителей, но к себе не приглашаю, лишних коек нет. Вы пока здесь кабинку снимите на постой, а мне к Панкратову на доклад. Новости, если будут, забегу сообщить позже. — Внимательный взгляд сталкера остановился на Димке, Олег неожиданно тепло улыбнулся и подмигнул: — Главное, не унывай, все образуется! Ладно, я побежал.
Только очень богатая станция могла себе позволить такой гостиничный комплекс, какой был на Таганке. Среди пилонов северной части зала из металлического профиля и пластиковых панелей всевозможных цветов был сооружен самый настоящий городок, который тянулся почти до самой лестницы перехода, ведущего из середины платформы на станцию Марксистскую Калининской линии. Комплекс представлял собой два длинных блока из сотни двухместных и четырехместных кабинок каждый, а разделялся вдоль центра платформы ровным двухметровым проходом. Номера на четыре места выходили там, где площадь помещения продлевалась под арками пилонов.
По слухам, чтобы раздобыть столько материала, военным и строителям Таганской с подачи предприимчивых торговцев пришлось «раскулачить» не один строймаркет на поверхности — когда еще было что раскулачивать, то есть сразу после Катаклизма. Кабинки из практически вечного материала — красивые, прочные, износостойкие, легко моющиеся, не боящиеся ни влаги, ни грязи, ни всеядных крыс, ни самого черта — давно себя с лихвой окупили. Б о льшая их часть почти круглосуточно была заполнена постояльцами, ведь по Кольцевой всегда путешествовало много народа — странников, торговцев, челноков, караванщиков, военных, курсирующих между станциями по внутренним делам Ганзы, да и просто бездельников разной степени состоятельности.
Федор с Димкой подошли к крайней в левом ряду кабинке, где находилось окошечко кассы, заплатили дежурной седовласой даме по пять патронов с носа и получили суточный билет на двухместную кабинку в правом блоке. Народу по проходу сновало довольно много, и военных, и гражданских, — кто выходил из кабинок, кто входил, а кто и просто шел мимо, воспользовавшись дорогой. Сверяя номер в билете с цифрами, нарисованными над входом в каждую кабинку, путники добрались до нужной. Откинув клеенчатый полог, который служил в номерах дверью, они наконец оказались внутри, в уютном полумраке по-спартански простого, но довольно комфортного помещения в два с половиной на два метра. Две узкие койки, застеленные продавленными до толщины бумаги поролоновыми матрацами и старенькими, но чистыми шерстяными одеялами, тумбочка для личных вещей в проходе возле изголовья коек, на ней — плошка со свечкой. Да пара проволочных вешалок для одежды, прикрученных к профилю металлического каркаса у входа, — вот и вся обстановка.
В номерах без всякой боязни можно было оставлять имущество — за каждым десятком кабинок бдительно следил отдельный охранник, и с ворами в Ганзе разговор был короткий — клеймо и ссылка на самые грязные работы, вроде чистки общественных нужников сроком на год. Второй раз лучше не попадаться вовсе. Если гражданин Ганзы — лишение гражданства с последующей высылкой за пределы кольцевой. Если приезжий — лишение руки, второе клеймо и высылка. Таганская весьма дорожила своей репутацией одной из самых безопасных станций в метро, и за эту безопасность как жители, так и приезжие платили охотно.
Рюкзаки бросили возле тумбочки, сверху разложили оружие, а затем сразу без разговоров завалились на койки. Можно было обойтись и без свечи — откинуть специальное окошко в потолке, чтобы в комнату попадал свет от люстр со свода центрального зала. Но к чему утруждаться, если они собрались отдохнуть? Да и теплый воздух будет выходить быстрее. Можно даже за отдельную плату взять в хозяйственной комнате подушки, но сейчас обоим путникам было не до излишеств.
Звукоизоляция в кабинках, конечно, оставляла желать лучшего — справа за тонкой стенкой, судя по азартным выкрикам и смачным шлепкам, кто-то резался в карты, наверняка приспособив под стол тумбочку, а слева время от времени слышался надсадный кашель. Но все это сущие мелочи по сравнению с возможностью вытянуться во весь рост на мягком. Димка упал на спину и даже зажмурился от удовольствия, отдавшись ощущению приятной истомы в натруженных мышцах.
Медленно текли минуты, возбуждение после похода постепенно спадало, а сон упрямо не шел, хотя спать хотелось страшно. В сознании, накрученном событиями дороги, мелькали десятки беспокойных мыслей обо всем подряд, в том числе и прежние, уже набившие оскомину вопросы. В первую очередь — о Наташе. Где она сейчас? Что сделали с ней похитители? С какой целью вообще совершенно похищение? Неужели ради выкупа? Зачем отец послал ее именно этой ночью на Таганку и что с ее здоровьем на самом деле? Версия Каданцева, что сестре «нездоровится по женской части» и поэтому ее везут «на осмотр к медицинским воротилам Ганзы», сейчас казалась Димке неубедительной и притянутой за уши. До сих пор врачи Альянса справлялись с большинством болезней и недомоганий своих граждан, как мужчин, так и женщин. Хотя слова Каданцева насчет стажировки в Центре, пожалуй, имели основания… Но таинственность, спешка, недосказанность перечеркивали любые аргументы, заставляли выглядеть их несостоятельными. На все эти вопросы не было ответов, но они упрямо жгли сознание, словно раскаленные уголья, не позволяя забыться, отдохнуть.
Еще и это невероятно жуткое превращение пацана с Семеновской!
Димка досадливо стиснул зубы, пытаясь прогнать беспокойные мысли. Приподнявшись, наконец скинул на пол башмаки, чтобы дать отдых ногам, и снова улегся. Поерзал, устраиваясь поудобнее на продавленном, комковатом матрасе, сквозь который металлическая сетка впивалась в тело так, словно его и не было. Заставив койку противно скрипеть, повернулся на бок. Затем на другой. Сон не шел, лишь глумливо скалился откуда-то из сумрака. Еще минут через десять, не вытерпев, Димка повернулся на бок, лицом к Федору, и нарушил молчание:
— Федь, а Федь. Не спишь? Слушай, а ведь Натуралист приврал насчет Филевской. Помнишь Ворчуна, наставника, у которого я практику проходил?
— Отвяжись… — сонно пробормотал Федор, не открывая глаз. Он так и завалился в очках, не стал снимать. В полосках рассеянного света, просачивавшегося в помещение из зала сквозь щели по краям полога, его лицо казалось землистым от усталости. Синяк под глазом — презент от Ангела — выглядел как чернильное пятно. Тревожить напарника было совестно, но Димка сейчас был не в силах молчать:
— Ворчун говорил, что мутанты с Филевской не нападают на людей. Мирные они, всего боятся, от своей тени шарахаются.
Федор с нарочито душераздирающим вздохом поднялся, спустил ноги, присел на краю койки. Выщелкнул из пачки папироску, закурил и укоризненно взглянул на напарника.
— Димон, ты пиявка, а не человек, ты это знаешь? Мирные… — Федор насмешливо фыркнул. — Ты вон тоже мирный, Димон. Пока никто не трогает. А пацана завалил так, что рука не дрогнула. Ну и реакция у тебя, если честно…
Напоминание о «подвиге» заставило Димку насупиться. Он еще не решил окончательно, как относиться к своему первому в жизни убийству.
— Хорошо тебя этот Ворчун натаскал, — продолжил Федор, стряхивая пепел в жестяную банку, которая нашлась на полу. — Впрок пошла наука. Может, ты и в самом деле жизнь нам спас, мало ли куда эта образина могла рвануть? Бойцу вон горло одним движением порвала до позвоночника… брррр… — Федор зябко передернул плечами и тут же добавил, словно читая мысли — видимо, угрюмое выражение лица напарника сказало ему о многом: — Ты, главное, в голову не бери. Ты мутанта завалил, понимаешь? Если человек становится зверем, то разговор с ним может быть только один — пуля или картечь. Возможно, ты этим выстрелом спас многих. Неважно, куда тот пер, но на его пути рано или поздно снова оказались бы люди. А кем он был раньше — уже неважно. Так что без сантиментов и розовых соплей по поводу морали и этики, понял? Ты убил зверя.
— Да я так к этому и отношусь, — недовольно проворчал Димка. — Нечего меня лечить проповедями. На курсах сталкеров именно этому и учили: выживет лишь тот, кто нанесет удар первым. Но только тогда, когда в этом действительно возникнет необходимость, когда уже нельзя избежать нападения.
— Да-да, наслышан, наслышан про вашу психологическую обработку, — Федор неопределенным жестом покрутил папиросой, выписав огоньком в воздухе замысловатую кривую. — Хотя, если честно, жуть берет, как подумаешь, что человек вообще способен на такое превращение. Бедный пацан… С другой стороны, он уже так изменился, что начал всех подряд убивать. Тварь, несущая опасность людям, должна быть уничтожена, других вариантов тут просто не существует.
Похоже, Федора заклинило на этой теме, и Димке срочно захотелось перевести разговор в другое русло:
— Федь, а помнишь, там, в исповедальне, ты сказал, что я о тебе ничего не знаю? А это ведь правда, Федь. Ты вроде болтун изрядный, а о своем прошлом совсем ничего не рассказывал. Никогда. Есть причины?
— Эх, Димон, Димон… — Федор тяжело вздохнул, наклонив голову и задумавшись. — Причины всегда есть. Не рассказывал, потому что вспоминать не хочется, душу зря травить. Ты в этом аду подземном родился и другой жизни не знаешь, а у меня-то все по-другому было.
— Да-да, наслышан, — хмыкнул Димка, передразнивая Федора. — Нормальная жизнь, не та, что теперь. Зеленая трава, голубое небо… Все вы так, огрызки прошлого, говорите. А самое смешное, я тоже чувствую, что эта жизнь — не моя. Я словно родился в чужой шкуре и проживаю здесь, в метро, чью-то паршивую судьбу.
— Зря иронизируешь. Так ты хочешь послушать, пока меня на откровения потянуло, или как?
— Хочу, конечно. Ты не обращай на меня внимания, продолжай.
— Так вот… Да, нормальная была жизнь, — с нажимом повторил Федор. — Нормальная в моем понимании, а не теперешний суррогат. Я тогда пацаном был, сколько мне тогда… шестнадцать… нет, пятнадцать лет всего было. Обычный малолетний раздолбай с максимальными запросами к окружающему миру и гонором выше крыши — это потому, что жизни по-настоящему еще не знал. Не ценил того, что имел, потому что просто еще не научился ценить. Чем занимаются родители, меня тогда мало интересовало, лишь бы мне не мешали самоутверждаться. Мама, насколько помню, работала дизайнером в строительной фирме, разрабатывала интерьеры для богатых заказчиков. Вечно пропадала на работе, только вечером ее и видел. Придет, наспех поужинает тем, что из супермаркета притащит, и снова за экран компьютера, и уже до самой ночи… сейчас и слов таких уже нет, а тогда ее услуги весьма хорошо оплачивались… Да и отец неплохо зарабатывал, он до Катаклизма журналистом был.
Федор затянулся, а затем откинулся на койку, подложив левую руку под голову вместо подушки, и снова закинул ногу на ногу, прямо в башмаках, поверх матраца.
— Журналистом? — переспросил Димка.
— Профессия такая, создавать новости из мыльного пузыря. — Федор криво улыбнулся. — Судя по зарплате, у него это хорошо получалось. В кругу сверстников я всегда щеголял самыми новомодными примочками — всякие там айфоны, айпэды… Так о чем это я? Ах да, об отце. Лучше всего папаньке удавалось освещать катастрофы. На бумаге. А теперь я в эдакой катастрофе живу, прикинь? Понимаешь, пацан, есть такой закон — перехода количества в качество. Чем больше о чем-то говоришь или думаешь, тем больше шансов, что это осуществится. Как плохое, так и хорошее. Не говоря уже о слепой вере — та вообще нередко творила чудеса, были в истории нашего прошлого мира занятные явления…
Голос Федора журчал ровно, убаюкивал, словно колыбельная в далеком-далеком детстве. Димка сам не заметил, как лег поудобнее, закрыл глаза и весь отдался рассказу, чувствуя, как реальность наконец медленно, но верно начинает уплывать в сон.
— А оборотни, кстати, в последние годы перед Катаклизмом были излюбленной темой, — продолжал Федор, весь отдавшись памяти прошлого. — Оборотни, вампиры. Мир словно помешался на этих образах, Димон. Вся ноосфера была буквально нашпигована этими образами — книги, фильмы, сериалы, интернет… А еще, ёханый бабаище, тема апокалипсиса. Сколько разными писаками и предсказателями было придумано сценариев глобальных катастроф — просто жуть берет, как вспомнить. Причем сценарий с ядерной войной был самым старым, затасканным и скучным, так что уже и не рассматривался. Скорее, планета должна была загнуться от удара какого-нибудь шального метеорита из далекого космоса. Или глобального потепления. Или глобального похолодания. Или глобальных подвижек земной коры. Или глобального нашествия каких-нибудь стремительно расплодившихся супертараканов… или инопланетян. Здесь ключевое слово — глобального. Все это с таким вкусом, красочно и эффектно описывалось в книгах, газетах, интернет-блогах, а уж сколько зрелищных фильмов про это снималось, не перечесть…
Федор снова затянулся, прервавшись и глубоко задумавшись. Дым в сумраке спальной кабины уже плавал клубами, с трудом выходя в вентиляционное отверстие у панельного потолка.
— Знаешь, благодаря средствам массовой информации и в самом деле чувствовалось — что-то этакое надвигается. Темное. Безнадежное настолько, что можно заранее складывать лапки и не трепыхаться. Где бы и что ни происходило: землетрясение, цунами, пожар, наводнение, террористический акт — все это моментально тиражировалось в телевизионных новостях. Планета, надо сказать, это очень большой шарик, Димон, и на нем во все времена всегда что-нибудь происходит. Просто происходит это в разных местах и в разное время. Но благодаря телевидению весь этот негатив, собранный воедино со всего мира и опрокинутый на среднестатистического обывателя одним информационным блоком, создавал жуткое, гнетущее впечатление. Словно и в самом деле вот-вот случится что-то страшное, просто не может уже не случиться. Ведь мы слышали это каждый день по многу раз… Ящик, блин, для зомбирования населения!
Раздавив окурок в пепельнице, Федор прикурил новую папиросу, уже не замечая, что собеседник давно не отвечает. Разговор о прежней жизни здорово разбередил память, а никотин хоть немного тушил костер воспоминаний, оберегая душу от пожара.
— Это я сейчас такой умный и продвинутый, Димон, задним числом. Размышляю о смысле жизни, когда этого смысла уже нет. А тогда, как уже говорил, я пацаном был, моложе тебя. Ни о чем не думал, только развлекался. Рубился в компьютерные игры, прожигал время впустую. Кстати, и игры были в основном все о том же — разномастные супергерои непрерывно спасали мир от каких-нибудь бед, причем обязательно масштабных, глобальных по самый копчик…
Наверное, Федор рассуждал о прежней, до Катаклизма, жизни еще долго, только Димка его не слышал.
Он спал, и дыхание его выровнялось, а сон был…
Нет, не был. Не был сон безмятежным.
Он снова очутился в привычном кошмаре.
* * *
Его разбудила неестественная, тягучая тишина на станции. Гомон множества человеческих голосов, естественным фоном наполнявший пространство платформы от побудки до отбоя, куда-то пропал. Димка мгновенно напрягся и несколько минут лежал, не шевелясь и напряженно прислушиваясь.
Ничего.
Тишина, казалось, просто звенела от тревоги.
Свет все так же проникал сквозь щели полога в проеме, разбавляя сумрак внутри спальной кабины, но уже намного слабее, словно с освещением тоже что-то случилось и большинство потолочных люстр погасло. Хорошо еще, что для зрения уроженца метро и слабых отблесков света более-менее хватало для ориентации в помещении.
Сдерживая рвущуюся изнутри панику и через силу стараясь действовать быстро, но без суеты, он приподнялся на койке, опустил ноги на пол. Мысленно чертыхнулся — мрамор сквозь протертые почти до дыр шерстяные носки показался ледяным. Торопливо натянул ботинки, потянулся к автомату на тумбочке…
И тут до него дошло, что происходит. От нахлынувшего облегчения парень даже тихо рассмеялся, но тут же осекся: не хотелось без нужды будить мирно сопевшего на соседней койке Федора, тот и так с ним намучился за прошедший день.
Все оказалось просто — на стации царил ночной режим. «День» на Ганзе заканчивался после десяти часов вечера, после этого станция замирала, всякое движение прекращалось до шести утра, и бодрствовали только патрули, внимательно следя за тем, чтобы никто не нарушал тишину и не мешал людям отдыхать.
Значит, он продрых не меньше пяти часов.
Димка и в самом деле чувствовал себя значительно лучше. А еще зверски хотелось есть. Даже не есть — жрать. Станционная столовая ночью конечно же не работала, как и разного профиля забегаловки, которых здесь, насколько ему было известно, имелось довольно много. Поэтому Димка снова потянулся к рюкзаку, где еще оставался небольшой кусок копченой свинины, провалявшийся почти двое суток. Видно, настала пора этот кусок приговорить…
Послышалась тихие, но отчетливые шаги. Мимо полога мелькнула человеческая тень, звук шагов начал удаляться. Димка замер. Патруль? Но патрульные не ходят в одиночку, всегда парами. Ему стало любопытно, он тихонечко подошел, отодвинул полог и выглянул наружу.
Невысокий, плотного сложения человек быстрым шагом удалялся по коридору. Димка сразу насторожился. Что-то в этой фигуре ему показалось подозрительно знакомым. И тут человек, сворачивая направо, к той ветке перегона, откуда они топали с Курской, на миг обернулся, словно почувствовал устремленный в спину взгляд.
И пропал.
Димка на секунду остолбенел. Отблесков света от дежурных ламп, коснувшихся лица полуночника, хватило, чтобы его опознать. Бородач! Тот самый тип, который следил за бауманцами с самого начала появления на Курской, а потом отправился с Каданцевым, Наташей и двумя другими военными на Таганскую…
Что-то не сходится.
По заверениям Званцева, все люди из той группы сейчас должны находиться в беспамятстве, обработанные каким-то неизвестным веществом. Но если люди уже начали приходить в себя, то почему Натуралист не навестил их и не предупредил? Пожалел, позволив отдыхать до утра?
Нет, что-то тут не то.
Если бородач пришел в себя, он должен сидеть под стражей и давать показания, а не бродить по станции ночью сам по себе, без присмотра.
Димка колебался недолго.
Будить Федора было некогда, поэтому он, стараясь не шуметь, нашарил и выхватил из рюкзака фонарь, затем подхватил автомат с тумбочки, выскользнул из кабинки и тихо двинулся вдоль гостиничного коридора.
Он пообещал себе, что далеко ходить не станет, только последит чуток, куда направится бородач, и вернется. Часы, проведенные в исповедальне на Курской, все еще отдавались ноющей болью в избитых мышцах, так что снова оказаться на таком же «курорте», но уже на Таганской, ой как не хотелось.
Димка дошел до угла гостиничного комплекса, осторожно выглянул. Никого. Он торопливо двинулся дальше, стараясь ступать как можно тише, но получалось плохо — ночная тишина, мрамор под ногами и огромное пространство станции заставляли шаги звучать гулко, выдавая его присутствие. Мысленно чертыхаясь, Димка двинулся дальше на цыпочках, так получилось намного тише. Но долго в ботинках таким способом не походишь, голени почти сразу заныли от непривычного напряжения.
«Где же этот черт?»
Парень уже подошел к краю платформы, а бородача нигде не было видно. Ушел к служебным помещениям, которые тянулись до поста? Димка направился к лестнице, но тут же передумал, сообразив, что железо ступенек сразу загремит на всю станцию. Присев, он уперся здоровой рукой в край платформы и спрыгнул на пути, постаравшись приземлиться на носки. Вроде получилось, вышло совсем негромко.
Он торопливо двинулся дальше, в сторону поста, наверное впервые в жизни чувствуя себя неуютно под тусклым светом дежурных ламп, едва-едва освещавших пути, и стараясь держаться в тени. В душе все больше крепло убеждение, что Панкратову известно о похищении гораздо больше, чем кажется, и бауманцев по каким-то причинам просто водят за нос, проворачивая за их спинами какие-то подозрительные делишки.
«Черт, вот где теперь искать этого гада?! — зло подумал Димка, поглядывая на боковые ходы в стене, ведущие в служебные помещения. — Уже и пост близко, сейчас окликнут и надают по ушам, чтобы не шлялся ночью где попало. И хорошо, если только надают, а не пристрелят с перепугу. Странно…»
Димка остановился, пытаясь понять, что именно впереди показалось ему подозрительным. Блокпост, конечно, никуда не делся — бетонные блоки стояли на месте. На правой стороне, на намертво приваренной к арматуре блока станине, — РПК, на левой — ствол огнемета, гибкий шланг от которого спускался к специальному металлическому ящику, в котором хранились баллоны с огнесмесью. В двух метрах от штанги шлагбаума, перекрывавшей путь, прямо между рельсами стояла так называемая «пепельница» — отрезанная от металлической бочки и похожая на здоровенную консервную банку треть, из которой вырывались слабые язычки пламени. И дополнительная преграда для незваных гостей, и руки можно погреть, пока несешь службу, и прикурить от уголька…
Но руки никто не грел. Бойцы куда-то пропали.
Раздираемый противоречивыми чувствами, парень заставил себя подойти ближе, с каждым шагом ощущая, как от напряжения лицо и шея покрываются мерзкой липкой испариной.
В тени блоков он наконец разглядел четыре тела. Кто-то сидел привалившись спиной к стене, а кто и валялся навзничь прямо на щебне за шпалами. Мертвы? Спят? Одурманены, как Каданцев и охранники на мотовозе? Дрожащий от тревоги палец сдвинул флажок предохранителя автомата, переводя на автоматический огонь. Самое логичное сейчас — поднять тревогу. Пусть таганцы сами разбираются со своими проблемами. Но если подумать…
Если подумать, то Наташа пропала где-то на участке между Курской и Павелецкой… Два приличных по протяженности перегона со множеством служебных туннелей и технических ответвлений — да там армию можно спрятать. А значит, бородач вполне может знать, где находится его сестренка. Может, он даже идет сейчас туда, где находится пленница, чтобы проверить ее состояние или перевезти еще куда-нибудь, пока все тихо.
Димка уже не сомневался, что именно бородач каким-то образом вывел из строя людей на блокпосте. Но пока он будет поднимать тревогу, тот уйдет далеко или скроется в одной из нор, и как его потом искать?
Решившись, Димка быстрым шагом обогнул кострище, поднырнул под шлагбаум, а затем побежал, стараясь держаться боковых затенений. Автомат в левой руке, фонарь в правой — работа в самый раз по силам для покалеченных пальцев. Спохватившись, остановился и прищелкнул фонарь специальными выступами к разъемам на «калаше». Зажигать пока не стал, опасаясь выдать себя раньше времени. Рванул дальше.
Дежурные лампы, тускло тлевшие на стенах в ночном режиме через каждые пятьдесят метров, едва-едва освещали вокруг себя клочки пространства, за которыми все остальное тонуло в плотной, вязкой тьме.
Сердце каждый раз замирало, сжималось от страха, когда, до боли всматриваясь перед собой, Димке приходилось нырять в темные участки туннеля. Еще один, неизвестно уже какой по счету, островок спасительного света. Короткая пробежка — и снова нырок во мрак.
В какой-то момент, добежав до очередной лампочки, Димка в панике остановился, пытаясь отдышаться и понимая, что где-то он ошибся. Не мог бородач уйти вперед так далеко за столь короткое время. Наверняка заметил преследование, где-то свернул и спрятался. Может быть, он сейчас подкрадывается сзади, собираясь нанести удар…
Димка резко обернулся, вскидывая автомат.
Звонко лопнула лампочка над головой, рассыпая дождь из стеклянных осколков, перегоревшая спираль коротко зашипела и погасла. Димка как подрубленный упал на шпалы в мгновенно сгустившейся темноте, рывком перекатился в сторону. Или лампа лопнула сама по себе, такое бывает, или… стреляли с глушителем.
Несколько томительных минут он лежал, не шевелясь и напряженно ожидая, как будут развиваться события дальше. И темнота начала оживать — странные звуки, шорохи, смутные движения…
Дата добавления: 2015-11-14; просмотров: 46 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
СКВЕРНЫЕ НОВОСТИ | | | СНЫ СБЫВАЮТСЯ |