Странности продолжаются

— Подъем, боец!

Димка вздрогнул от насмешливого голоса Федора, прозвучавшего прямо над ухом, и распахнул глаза, растерянно озираясь. Лязгнули сцепки тормозов мотовоза, инерция торможения дернула инстинктивно напрягшееся тело вбок, и транспорт остановился. Движок заглох.

Они прибыли на Курскую-радиальную.

Избыточная охрана перегона силами Бауманского Альянса — весомый аргумент против любой нечисти или нежелательных гостей, способных проникнуть сюда из темноты туннелей. Но осторожные ганзейцы все же поставили блокпосты по обе стороны своей станции — на глубине двадцати метров в туннелях, там, где заканчивались используемые подсобные помещения. Да и по перрону прохаживались патрульные в серой пятнистой форме с короткими автоматами, внимательно следя за порядком.

Вот и сейчас двое патрульных, видимо специально предупрежденные и поджидавшие именно их, сразу направились к прибывшим.

— На, держи свою пукалку, — Федор всунул автомат в руки парню. — И скажи спасибо, что уберег тебя от потери ценного имущества, пока ты дрых без задних ног.

— Мог бы и раньше разбудить.

— А зачем? Спокойно все прошло.

Спрыгнув на пути, Димка обернулся и растерянно смотрел, как Каданцев помогает сойти с мотовоза сестре. Он проспал. Позорно проспал весь перегон, хотя собирался не смыкать глаз. Стыдно-то как… Лучше бы ему запретили ехать, чем такое… С другой стороны, ничего ведь не случилось. Добрались благополучно. Так стоит ли себя есть поедом из-за любой ерунды?

На станции как раз в этот момент наступило утро — ровно в шесть, через минуту после их прибытия, ослепительно вспыхнули потолочные светильники, моментально разогнав тьму по углам. Ганзейцы всегда жили расточительно, и даже многие радиальные станции, примыкающие к главному транспортному кольцу, освещались весьма прилично. От яркого света в глазах Димки, не успевшего вовремя опустить взгляд, поплыли разноцветные пятна. Он зажмурился, стараясь уберечь глаза.

Каданцев, коротко переговорив с патрульными, сдал мотовоз под расписку. За год работы, перебывав здесь несчетное число раз, Димка хорошо знал в лицо как руководство станции, так и патрульных — эти парни не оказались исключением. Значит, все шло по накатанной колее, все было спокойно. Кроме одного. Несмотря на смятение в душе, Димка не смог не заметить, что поведение Наташи не изменилось в лучшую сторону. Она его не замечала. Впрочем, справедливости ради, девушке, похоже, вообще ни до кого не было дела. Взгляд опущен, светлые волосы встрепаны, лицо выглядит бледным и осунувшимся. Все еще никак не может проснуться?

— Проверьте имущество, идем к гостевым палаткам. Дмитрий, как самочувствие? Как рука?

— Я в порядке, Альберт Георгиевич, — машинально ответил Димка, даже не особо прислушиваясь к внутренним ощущениям, — голова сейчас была занята беспокойными мыслями о сестре.

— Идите за мной.

Коротко кивнув, Каданцев как-то бережно полуобнял Наташку за плечи, словно девушка вдруг превратилась в стеклянную фигурку, которая, не дай бог, упадет и разобьется. Зябко кутаясь в старенькую кожаную курточку, она послушно шла, направляемая твердой рукой, к лестнице, ведущей с путей на перрон.

Тревога острыми коготками царапнула душу. «Да что происходит, в конце концов?!»

— Вещи забирай, парень, не задерживай движение, — буркнул один из патрульных, принявших мотовоз.

Димка с внезапно вспыхнувшим раздражением резко сорвал с площадки мотовоза рюкзак, поравнялся с поджидавшим его Федором, и они вместе двинули за Каданцевым. Но всего через несколько шагов какое-то невнятное чувство заставило парня оглянуться, бросив рассеянный взгляд на перрон. Димка замедлил шаг, пытаясь понять, что его остановило. Привычные взгляду ряды ветхих палаток в северной части перрона, нарастающий гул голосов — народ просыпался, начинал заниматься утренними делами. Любители почаевничать уже выстраивались в очередь за кипяточком к кухонному блоку, который располагался сразу за жилым сектором, — оттуда даже на пути тянуло уютным дровяным дымком. Многие тащили тюки и баулы к южной части, где по давно заведенному порядку располагался местный рынок, а самые бойкие уже устанавливали столики или ящики, приспособленные под прилавки, и раскладывали товар.

А кто-то, не обращая внимания на суету вокруг, просто курил, прислонившись к пилону сзади палаток. Вон как тот низенький, плотно сбитый тип, судя по серым в разводах куртке и брюках — ганзеец из патрульных или охранников. Димка задержал на нем взгляд. Лет сорок, короткая стрижка, аккуратные усы и бородка. Выражение лица спокойное, даже безмятежное, черты разглажены. Вполне возможно, курит какую-то расслабляющую дурь. Этого человека он не знал, хотя до сих пор полагал, что знаком со всеми охранниками Курской. Впрочем, мало ли какие кадровые перестановки происходят между двумя смежными станциями? Может, чем-то проштрафился, вот и поставили сюда, на радиальную.

Стоило Димке задержать на нем внимание, и незнакомец тут же посмотрел в его сторону. Парень вздрогнул, натолкнувшись на пристальный, оценивающий взгляд — взгляд абсолютно уверенного в своих силах человека, выполняющего некую важную работу.

— Димка, не отставай! — окликнул, оборачиваясь, Федор. — Опять спишь на ходу?

— Слушай, Федор… Там какой-то странный тип за нами наблюдает, — поделился тревогой Димка, догнав Федора.

— Да мало ли тут шпиков всех мастей, Димка, — сердито зашептал Федор. — Все-таки радиальная станция Ганзы, с каких пор тебя это стало удивлять? Тут наблюдателей всегда хватает. Следят, так сказать, за политической обстановкой подведомственной территории. Главное, сам глазей поменьше и не привлекай к себе внимание, целее будешь. У людей своя работа, у нас — своя. Лучше поведай старому другу, что там за хрень с рукой-то?

— Да царапина. — Димке не захотелось сейчас распространяться о подозрениях доктора, делавшего ему перевязку. Не хватало еще про каких-то дурацких вампиров рассказывать. — Наверное, когда этих клоунов выжигали, об край двери локтем зацепился. Там железо старое, острое, а я когда открывал, некогда было осторожничать.

— Да, дурняк они на нас знатный навели, — помрачнев, согласился Федор, гремя каблуками по железной лестнице вслед за Каданцевым, который уже вел девушку по перрону. — Я бы, наверное, не заметил, даже если бы без башки остался. Повезло нам, что ты глазастый оказался. Представляешь, Гуляев, этот вечный раздолбай, и то проникся. Рвался потом тебя поблагодарить, да Каданцев его работой загрузил по самые ноздри. Надеюсь, Сотников с этими тварями разберется до того, как мы вернемся. Не хотелось бы встречаться с ними снова. Погоди, а чего у тебя столько крови было?

— Да царапина… длинная оказалась, — буркнул Димка.

— Надеюсь, что так, ёханый бабай, — Федор понимающе усмехнулся. — Если захочешь рассказать, я всегда выслушаю. Ты меня знаешь.

— Меня сейчас другое волнует, Федор.

— Да знаю я, что тебя волнует. Мне и самому интересно… Только вот и Наташка, и Каданцев всю дорогу молчали, словно рыба об лед, так что меня не спрашивай.

Несколько просторных гостевых палаток — каждая на шесть-восемь человек — находились сразу за кухонным блоком. Такое расположение было выбрано не случайно — гости на Курской бывали разные: как те, кого местные власти хорошо знали, так и подозрительные личности, у которых хватило наличности оплатить отдых. А за отдельными палатками, случись что, охране наблюдать легче, чем за жильем в общей массе. Заплатив несколько патронов охраннику, со скучающим видом вышагивавшему возле палатки, Каданцев откинул полог и завел девушку внутрь.

— Ты пока заходи, — Федор остановился у входа и потянулся за папиросами. — Я курну и сразу за вами.

— Я тебе так курну, Кротов, что мало не покажется, — донесся из палатки строгий голос Каданцева, приглушенный плотной тканью. — Быстро сюда!

Напарник едва слышно чертыхнулся, состроив скорбную мину, но ничего не оставалось, как зайти обоим.

Несколько коек вдоль брезентовых стен с продавленными матрацами, ветхие, но относительно чистые одеяла, ящик, приспособленный вместо столика, — вот и все убранство палатки. Слабенькая лампочка с выключателем на патроне едва разгоняет внутренний мрак. Мраморный пол чисто подметен. Помешанность Ганзы на чистоте своих станций — притча во языцех, и свои порядки они старались распространять на все присоединенные территории, если, конечно, статус принадлежности был официальным. Нередко радиальные станции, примыкавшие к кольцу, оставались так называемой «серой территорией», на которой Ганзе было выгодно проворачивать разные сомнительные делишки. Такой «серой», к примеру, была Чкаловская. Но радиальная Курская, через которую проходил основной грузопоток оружия и боеприпасов с Бауманского Альянса, всегда находилась под жестким официальным контролем.

Димка вошел последним. Стоять из-за низкого провисшего потолка было неудобно, поэтому поневоле всем пришлось рассесться. Наташа по-прежнему ни на кого не смотрела — положив руки на колени, она уставилась в пол. При взгляде на нее у Димки защемило сердце. В конце концов, он устал делать вид, будто они чужие. Да и вообще устал. Короткий рваный сон на мотовозе не принес облегчения. «Надоели все эти церемонии, игры в молчанку. Да и отца рядом нет, некому одернуть, а Каданцев… Каданцев — другое дело!» Поддавшись порыву, он плюхнулся на противно заскрипевшую койку напротив сестренки, бросил рюкзак рядом, избавился от надоевшего автомата. Машинально спрятал покалеченную руку в карман куртки, а здоровой левой ладонью накрыл маленькую ладонь девушки. У Наташки всегда были тонкие прохладные пальчики, но сейчас кожа девушки показалась ему необычайно горячей, что лишь добавило тревоги. Температура? Простуда?

— Наташка… Что с тобой?

Девушка медленно подняла лицо, и Димку словно током ударило — таким отчаянием и смятением оказался пронизан ее родной, всегда понимающий и ласковый, а теперь испуганный взгляд. А цвет светлых, песочно-карих глаз пугающе потемнел почти до буро-коричневого. Секундная заминка, и девушка снова уставилась в пол.

— Так, слушать сюда! — резко вмешался Каданцев, стараясь говорить негромко, так как разговор не предназначался для чужих ушей. — Два раза повторять не буду. С дурацкими расспросами к девушке не приставать, ясно? Ей нездоровится по женской части, я везу ее на Таганскую, на осмотр к медицинским воротилам Ганзы. Твой отец выбил ей стажировку в их Центре, не бесплатно, естественно, заодно ее там и подлечат. Это все, что вам нужно знать.

— Альберт Георгиевич, что значит «нездоровится»? — хмуро уточнил Димка. — Почему Наташа сама не отвечает? Что с ней на самом деле? Да что за конспирация? Я же не идиот, я же вижу…

— Дмитрий, послушай меня внимательно, — сердито оборвал его Каданцев, понизив голос почти до шепота. — Вернусь, поговорим подробнее. А сейчас — помолчи. Все вопросы потом. Вот что… Сгоняй-ка лучше за чайком, парень. За мой счет. — Каданцев высыпал на ящик десяток тускло блеснувших патронов. — И руку посмотри, может, перевязать пора. А я пока наведаюсь к начальству станции. Нас уже должны здесь ждать люди с Таганской, видимо, что-то их задержало. — Он решительно поднялся, но перед тем, как шагнуть наружу и исчезнуть, тихо и многозначительно добавил:

— Да, и еще… Если кто-то придет за ней, пока меня не будет, — не отдавать. Ясно?

— Вот зачем он это сказал, а? — проворчал Федор, падая на свободную койку. — Как это — не отдавать? Отстреливаться, что ли? Да тут на каждого из нас по двадцать охранников. Прямо настроение испортил. Вот недаром, ёханый бабай, люди говорят: чем больше в жизни мест для подвигов, тем меньше — для нормального существования… Мне и так те тварюжные пауки мерещатся. Как глаза закрою, так вся эта хрень прямо как наяву перед лицом шевелится, тьфу!

Димка не слушал бормотание напарника, которого, похоже, бессонная ночь тоже доконала. У него сейчас были другие заботы — он хотел разговорить Наташку, несмотря на предупреждение Каданцева. Ему важно было услышать ее голос, самому понять, что с ней происходит. Всматриваясь в бледное лицо сестры, он взволнованно шепнул:

— Наташ? Ты меня слышишь? Кивни хоть. Прости, если тебе неприятно, но я за тебя беспокоюсь…

— Таа-аак! — протянул Федор, неодобрительно покосившись в его сторону. — Димон, а ну прекрати. Упрямство, конечно, свойство иногда полезное. Вон, если бы не остановил меня тогда, в туннеле, то мы бы и гнездо не обнаружили. Но все хорошо в меру. Тебе Каданцев что сказал?

— Не здесь, Федор! — сквозь зубы ответил Димка, всерьез разозленный тем, что напарник не дает ему поговорить с девушкой.

— Вот и давай-ка выйдем, поговорим.

С преувеличенно скорбным вздохом человека, которому никак не дают отдохнуть, Кротов, кряхтя, поднялся с койки и буквально вытолкал Димку наружу. Не желая поднимать шума, парень уступил, дал себя отвести на несколько шагов от палатки.

— Дурак ты, Димка! — озабоченно зашептал Федор, как только они отошли на несколько шагов в сторону. — Нечего девчонку смущать. У баб такие осложнения бывают, что тебе и не снилось. Ну чего ты прицепился? — Воспользовавшись отсутствием начальственного ока, он все-таки закурил, с наслаждением затягиваясь и выпуская колечками сизый дымок. Димка поморщился от вони, источаемой папиросой, в состав курительной смеси которой было неизвестно что напихано.

— А дар речи от этого тоже пропадает? — насупился он.

— А тебе сильно хочется общаться, когда так хреново, что жизнь не мила? Когда нутро стягивает, все ноет и болит непрерывно, дергает и знобит; словно… да ёханый бабай, молод ты еще! Поживи с мое, о многом еще узнаешь. Женский организм — штука загадочная, как и половое созревание…

— Федор, какое еще половое созревание? — Димка удивленно уставился на напарника, чувствуя себя при этом довольно глупо. Кротов ведь старше его почти вдвое, а такую чушь несет. — Ей уже пятнадцать. Это ты у Дарьи такого наслушался?

Тот со смущенным видом почесал затылок, неловко чувствуя себя в теме, которую сам же и затронул.

— Ну, может, и промахнулся чуток. Хотя у женщин это длится лет до двадцати, насколько я помню. Или даже больше. Да и Наташка для меня все еще мелкая девчонка, только что под стол пешком бегала… Оба вы для меня дети, не привыкну никак, что давно повзрослели…

— Слушай, дядя! Не знаю, как ты, а я вот не верю Каданцеву — он явно что-то недоговаривает. Что за срочность такая, отправлять девчонку прямо сейчас, когда ей так плохо? Дали бы сперва отлежаться…

— А если что-то действительно серьезное, если просто нет времени отлеживаться? С чего ты решил, что обязан знать все? Меньше знаешь, лучше спишь — слышал такую поговорку?

— Достал ты меня уже своими поговорками!

— Хоть вы с отцом в последнее время хуже кошки с собакой, но мужик он толковый и просто так ничего не делает. Да и дочку любит. Есть такое слово, пацан, — надо. А раз надо, значит, надо…

— Федь, а Федь…

— Чего?

— У тебя словесный понос.

Давешний охранник, что шлялся возле палаток, отошел к кухонному блоку, поболтать с дежурным, так что говорить им никто не мешал. А когда мимо проходили люди, Федор и Димка просто ненадолго умолкали. При этом оба не спускали взгляда с закрытого полога, тщательно охраняя покой девушки от посторонних.

— А о чем вы разговаривали перед отправкой? — вспомнил Димка, переводя разговор в нужное русло.

— Да ни о чем.

— Я же слышал, как вы там о чем-то спорили! Только далеко было, непонятно, о чем именно.

— Да говорю же — ни о чем! — снова отмахнулся Федор, выписывая рукой с сигаретой замысловатую фигуру. — Каданцев тоже был против поездки этой ночью. Что тут непонятного: куча работы у человека на станции, не хотел все на помощников перекладывать. У него же, по его понятиям, все лоботрясы и бездельники, за всеми глаз да глаз нужен. А Сотников настоял. Понятное дело, хотел, чтобы тот лично за дочкой присмотрел, потому как никому больше такого доверия нет.

— Доверия, значит, нет? — с горечью повторил Димка.

— Ты только сейчас в бутылку не лезь, ладно? Не о тебе же конкретно речь шла. Хотя, конечно, могу понять — сестра все-таки. Названая. — Федор кашлянул и хитро прищурился. — Вот скажи честно, давно это у вас началось?

— Началось что? — Димка мгновенно напрягся, уставившись на напарника жестким, неприязненным взглядом.

— Фу ты, ёханый бабай, какие мы обидчивые недотроги! — сокрушенно вздохнул тот. — Все, проехали. Дуй за чаем, а я твой рюкзак распотрошу пока, там же еще есть что пожрать? Лучше переспать, чем недоесть.

— Голод — лучшая приправа к пище, — машинально ответил Димка и, поймав удивленно-насмешливый взгляд Федора, невольно хмыкнул, оправдываясь: — Общение с тобой заразно, Федь. Скоро как ты буду… Что, пытаешься меня отослать, чтобы глаза не мозолил?

— Именно. Так что проваливай и без чая не возвращайся.

Димка чертыхнулся и отправился за заказом.

Кухонный блок представлял собой приземистую печку с широким основанием, специально сваренную из стальных листов для станционных нужд. В печке весело гудел огонь, подогревая вместительную, на десяток литров емкость, с краником снизу. Любители кипяточка, заплатив станционному дежурному патрон, наполняли кружки и уступали очередь другим жаждущим, а очередь в утренние часы, надо сказать, растягивалась надолго. Кроме емкости, на печке хватало места и для тех, кто располагал собственными чайниками. Правда, за подогрев тоже приходилось платить. У кого не было своих кружек, тот мог за отдельную плату арендовать посуду у дежурного. Какой-то тщедушный плешивый мужик, дождавшись очереди, плюхнул на свободное место плиты сковородку, где в кусках жира застыли ломти свинины. Почти сразу потянуло такими умопомрачительно аппетитными запахами, что народ в очереди начал нервно переглядываться и пересчитывать свободную наличность. Мужику посыпались предложения, которые тот стойко отметал с самым неприступным видом — надо было кормить семью.

Димка пристроился в хвост очереди, погруженный в невеселые мысли о девушке, но запах жареного мяса пронял и его, напомнив, что в желудке уже давно ничего не было и пора бы подкрепиться. И снова странное беспокойное ощущение отвлекло внимание. Словно легкий зуд по спине… Парень безотчетно оглянулся и невольно напрягся: снова этот мужик с пристальным взглядом! Сидит на корточках возле второй гостевой палатки, курит, смотрит. Димка то ли где-то читал, то ли слышал, что такой вид бородки называют эспаньолкой, и для него она была предметом легкой зависти. У него самого волосы на лице росли пока редко и неровно. Как парень ни старался попижонить подобным образом, получалось неказисто, не сказать — по-дурацки, так что приходилось сбривать начисто. Не тот тип лица, как однажды прошелся на этот счет Федор…

Димка нервно отвел взгляд. Тягаться в гляделки с этим человеком у него не получалось, слишком много странной силы было у того во всем облике. Его взгляд подавлял, заставлял робеть и чувствовать себя виноватым, хотя Димка даже не знал этого человека, а значит, ни в чем провиниться перед ним не мог.

«Вот прицепился, зараза! И чего нужно? Нашел за кем шпионить… Три мужика без груза да девчонка. Заняться больше нечем? Подойти, что ли, прямо спросить, чего ему надо? Может, его сам Каданцев заинтересовал? Все-таки заместитель начальника Бауманского Альянса, его тут многие знают в лицо, не раз бывал по делам…»

Димка замер на этой мысли. «Может, предупредить своих на всякий случай? Федор, конечно, отмахнется, ведь какого-то конкретного повода беспокоиться вроде нет… С другой стороны, слишком много подозрительного происходит этой ночью. Возможно, этот человек из службы безопасности Ганзы, но с равной вероятностью может не иметь к ней никакого отношения и преследовать какие-то свои темные цели».

Борясь со своей нерешительностью, он снова покосился в сторону незнакомца, но того и след простыл. Димка встряхнул тяжелой от бессонницы головой и, потерев ладонью покрасневшие глаза, растерянно посмотрел по сторонам. Может, ему все померещилось? Самочувствие, если честно, хуже некуда… Как говорится, состояние нестояния. Общая слабость, в ушах какой-то дурацкий шум, ноги ватные. Да и перед глазами темные пятна мельтешат, хотя на яркий свет лампы он старался не смотреть. Вот бы еще понять, это от лекарств доктора, которые тот ему вкачал перед отъездом, или от укуса? Лучше, конечно, первое. Он про этот укус уже и забыл, а если подумать, то довольно жутенько становится. Не хотелось бы и в самом деле какую-нибудь заразу подхватить… Димка только сейчас вспомнил, что как раз при укусах передается такая неприятная штука, как вирус бешенства.

— Эй, парень! — окликнул его какой-то тип, стоявший в очереди за ним. — Что у тебя с рукой?

Димка вздрогнул и беспокойно пощупал рукав покалеченными пальцами. Заскорузлая от крови ткань на локте снова была влажной, липкой. Как же так… Брамц ведь заставил его проглотить таблетку с трудно запоминаемым названием, которая должна была усилить… как там… а, свертываемость крови. Да не могут же такие крошечные ранки кровоточить бесконечно!

Чувствуя нарастающую панику, Димка, покинув неприязненно заворчавшую за спиной очередь, быстрым шагом вернулся к палаткам и, резким движением откинув полог, ворвался внутрь. Увиденная картина заставила его замереть с открытым ртом. Сердце зашлось как шальное, а руки судорожно зашарили вокруг в поисках оружия.

Наташа исчезла, а Кротов валялся на койке без всяких признаков жизни, широко раскинув руки, словно пытался кого-то обнять.

Или удержать…

Глава 7

КОШМАР

Что-то невнятно пробормотав, Федор повернулся на бок.

До Димки запоздало дошло, что собственное воображение после ночного стресса просто переусердствовало, неверно истолковав увиденное. И вещи вон все на месте. Злость ударила в голову почище стакана водки. Вот скотина! Спит. Дрыхнет. Все на свете проспал!

Димка кинулся к напарнику, яростно затряс за плечи.

— Федя! Федя, черт тебя дери! Где Наташа?!

— Эй, да ты чего? — Кротов попытался вяло отпихнуть его, но Димка уже и сам вскочил, схватил автомат и собрался уже рвануть наружу на поиски девушки. Но тут уже Федор, сообразив, что происходит, вцепился ему в штаны.

— Да стой, ёханый бабай! Ты чего тут удумал? Каданцев забрал твою Наташку. Пришел и забрал. Все, успокойся, одной проблемой на наши головы меньше. Два часа на отдых, потом двигаем домой… Не понял, а чай где?

— Очередь не подошла, — буркнул Димка, остывая.

— А… как принесешь, разбуди… — Федор повернулся на бок, спиной к напарнику, и снова задремал.

Минуту Димка растерянно стоял, не зная, что предпринять. Значит, все? Он даже попрощаться не успел, а теперь неизвестно когда увидит девушку снова. Его охватила такая глухая тоска, что захотелось срочно сделать что-нибудь безумное, заглушить в себе черное безысходное отчаяние, ощущение своей никчемности и ненужности. Бессильно опустившись на койку, он с силой обхватил голову руками, уткнулся локтями в колени и сидел, раскачиваясь, словно от зубной боли.

Через пару минут резко вскочил. Нет, так не пойдет. Он должен попрощаться. Должен сказать ей, что… Он не знал, что скажет, но это можно обдумать на ходу, главное — еще раз увидеть ее. Да и Каданцева надо предупредить о том типе, мало ли что. Сейчас Димке все казалось подозрительным. Странные дела творились вокруг дочери Сотникова. Дела, в которые Димка не был посвящен, но которые его касались кровно. Потому что они касались девушки, в которую он был… которая ему была небезразлична.

От мысли взять автомат пришлось тут же отказаться — с оружием на пропускном пункте кольцевой могут возникнуть проблемы, а ему сейчас любые заминки ни к чему. Рюкзак тоже лучше оставить, Федор присмотрит за вещами. «Да уж, этот присмотрит!» Оставлять напарника спящим неправильно, но Димке уже было наплевать на все, кроме желания, которое двигало им.

Впрочем, кое-что можно сделать и для Федора. Димка смахнул на койку съестное, разложенное напарником на ящике, а сам ящик подтащил ко входу в палатку, поставив его так, чтобы вошедший запнулся. Возможно, шум и заминка позволят Федору проснуться и приготовиться к приему нежелательных гостей… Быстрая усмешка, мелькнувшая на губах: «Все-таки паранойя — жутко прилипчивая штука… Все, медлить больше нельзя, время уходит!»

Переступив ящик, Димка аккуратно заправил за собой полог палатки и быстрым шагом двинулся к переходу, благо тот был недалеко, в центре платформы. Из двух прямоугольных проемов, ведущих в глубину, один был заблокирован решеткой, а проход во второй был свободен. Спустившись по ступенькам, парень обогнал двух прохожих, спешащих по своим делам. На минуту задержался возле стола пропускного пункта со строгим усатым охранником преклонного возраста — для патруля старикан явно уже не годился, вот и посадили на ответственную, но малоподвижную работу. Документы у Димки были в порядке — у постоянных челноков с Бауманки на Кольцевую всегда оформлялся свободный проход, по торговым делам нередко приходилось доставлять малогабаритный, но дорогой груз прямо на территорию ганзейцев. Месяц назад, например, Димка лично привозил начальнику Курской восстановленный по его заказу довольно редкий для использования в условиях метро ствол — пистолет-пулемет «Вереск», мощную машинку под бронебойный патрон 9x21. У всех свои пристрастия, часто не имеющие ничего общего с логикой и практичностью: такие патроны Альянс не производил, и владельцам подобных раритетов приходилось носом рыть оружейные заначки по всему метро, чтобы пополнять боезапас. Впрочем, если имелись гильзы, то боеприпасы на Бауманке восстанавливались без особых хлопот — по индивидуальному заказу да под хорошую оплату…

Старик придирчиво изучил документ, сверил все подписи и штампы, хотя явно узнал парня, и благосклонно кивнул, возвращая «корочки». Димка поблагодарил и поспешил дальше. Туннель перехода был всегда хорошо освещен, пол блестел чистотой — вон и сейчас двое пожилых уборщиков в вылинявших оранжевых спецовках, мужчина и женщина, шаркали потрепанными метлами по мозаике из серо-белого мрамора плит, с неодобрением поглядывая на мешавших важному делу прохожих.

Димка изо всех сил сдерживался, чтобы не бежать. Он боялся не успеть. Наверняка Каданцева с Наташкой заберут на дрезине или мотовозе, но привлекать к себе лишнее внимание не хотелось, слишком велика вероятность, что чересчур торопливым путником заинтересуется патруль. А любая минута, упущенная на досадные объяснения…

Внезапно перед глазами все закачалось, свет померк. Пришлось остановиться и прислониться спиной к стене. Тяжелое дыхание с шумом вырывалось из груди, лицо прошибла холодная испарина, ноги дрожали. Да что это с ним творится? Может, доктор все-таки перемудрил с лекарствами?

Приступ слабости растворился так же внезапно, как и накатил. Смахнув рукавом испарину со лба, Димка удивленно огляделся, обнаружив, что проскочил длинный переход, даже не заметив, — оказывается, выход был совсем рядом, в десяти шагах. Но стоило двинуться дальше, как снова начала твориться какая-то чертовщина. Свет померк, окружающие краски словно выцвели — серый мрамор превратился в черный, а белый потускнел до цвета половой тряпки. И звуки, звуки как будто впитались в стены и пол. Стук каблуков стал ватным, создавая впечатление, что Димка ступал по холодному мрамору прямо в носках. Упрямо стиснув зубы, парень решил не останавливаться.

«Где же эти чертовы ступеньки?..»

Реальность мигнула.

Он стоял на перроне, глядя на медленно и абсолютно беззвучно удаляющийся в сторону туннеля мотовоз. Ни рокота двигателя, ни стука колес. Димка непонимающе смотрел вслед, пока не вспомнил, что, собственно, тут делает. И, через силу разглядев затуманенным зрением, что мотовоз увозил Каданцева и Наташку, запоздало сообразил, что все-таки опоздал. Бауманцев сопровождали трое ганзейцев в серой камуфляжной форме, двое из которых были вооружены автоматами, а третий…

Тот самый тип. Наблюдатель с бородкой. Он совершенно спокойно ехал с остальными.

Димка расстроенно вздохнул, чувствуя себя донельзя глупо.

Что же это получается? Все страхи оказались напрасными? Он волновался зря? Этот тип действительно являлся наблюдателем от Ганзы и просто приглядывал за гостями со стороны, собираясь сопровождать их до Таганской? Но тогда встает другой вопрос: к чему все эти сложности? Что за странная возня вокруг девушки? К чему вообще такой эскорт? Или таков порядок сопровождения всех важных персон, ведь Каданцев, как заместитель главы Бауманского Альянса, несомненно, таковым являлся, впрочем, как и Наташа — дочь самого Сотникова… Наверное, так и есть. Досадно лишь одно — он не попрощался. Не успел.

Медленной, шаркающей походкой, будто постарел сразу лет на тридцать, Димка поплелся обратно, к переходу.

Он совершенно не помнил, как добрался до палатки. Путь каким-то загадочным образом спрессовался в несколько шагов, и вот он уже стоит возле полога, шатаясь от слабости — словно только что на своих двоих пересек самую длинную ветку метро из конца в конец. Ход мыслей был настолько спутан и сумбурен, что о ящике, который сам же и поставил у входа, Димка забыл и, споткнувшись, попытался удержать равновесие, но запутался в пологе.

И снова выпал кусок реальности.

Он лежал на койке, уставившись в провисший потолок невидящим взглядом, и предавался безрадостным мыслям. Парень не знал, сколько прошло времени (наверное, целая вечность), когда откинулся полог и в палатку вошли двое — зрение почему-то никак не могло сфокусироваться на фигурах незнакомцев, которые плавали перед глазами мутными кляксами.

— Этот?

— Да, он.

Незнакомые голоса доносились как из конца длинного туннеля — глухо и невнятно, размазываясь эхом.

— Выруби эту сволочь.

Димка заметил, как темная фигура, шагнув к нему, коротко замахнулась. Инстинктивно попытался увернуться, но тело предало — мышцы никак не отреагировали на побуждение к действию. Зубодробительный удар в челюсть вмял затылок в подушку. Хруст в шее, оглушающая вспышка боли, и…

* * *

Кромешный мрак, плотный и осязаемый, словно студень из свиных хрящей. Он казался настолько вязким, что в нем трудно было дышать. Но, возможно, легкие сжимались от холодного воздуха и мрак тут совсем ни при чем?

Осознав, что лежит на каком-то ворохе прелых бумаг, чуть ли не зарывшись в них с головой, Димка приподнялся. Машинально смахнул мусор, мерзко налипший на влажное от испарины лицо. Его знобило, словно при простуде. Парень сел и растерянно завертел головой, пытаясь понять, где оказался. Потревоженная движением бумажная пыль заставила его закашляться, прикрыв рот рукавом. Что-то ему все это смутно напоминало…

Димка осторожно поднялся на корточки, затем медленно выпрямился. Перед глазами никаких ориентиров, как бы на что-нибудь не наткнуться в этой проклятой темноте. Не хватало еще голову раскроить о какой-нибудь выступ… Да где же он?! Тело какое-то чужое… Из-за одуряющей слабости, накатывающей волнами, его шатало, словно после длительной голодовки. А последнее, что он помнил…

Ничего он не помнил! Ни-че-го!

Димка встряхнул головой, пытаясь сосредоточиться, но получалось плохо — голова налилась свинцом и кружилась, как раскрученный волчок. Мысли никак не желали оформиться во что-нибудь связное, определенное. Не мысли — а хаотичный рой растревоженных… пчел? Где-то он читал о пчелах…

Вытянув руку, он наугад шагнул вперед. Снова шелест под подошвой башмака, показавшийся зловеще громким. Густой запах влажной от старости прелой бумаги перебивал все остальные запахи окружающего пространства, дышать становилось все тяжелее. Похоже, что он в каком-то древнем, запущенном без ухода помещении, каких немало в метро. Нестерпимо захотелось немедленно выбраться отсюда на относительно свежий воздух, почувствовать на лице привычный сквозняк туннелей. А для этого нужно отыскать дверь.

«И, черт возьми, почему же так холодно? Ведь в глубине туннелей метро не бывает таких низких температур… Тут уютно, тепло…»

Еще один осторожный шаг вслепую — и ладонь уперлась в шершавую бетонную поверхность. Совершенно ледяную. Уже лучше. Хоть какой-то ориентир. Димка прислонился лбом к стене, стараясь унять головокружение, и стоял так несколько минут. Когда холод, истекающий от бетона, казалось, проморозил мозги через разгоряченный череп, он почувствовал себя гораздо лучше и решил двигаться дальше.

Дверной проем отыскался уже через пару шагов, но сама дверь отсутствовала. Просто дыра в стене. Шелест бумаги прекратился. Теперь подошвы ступали на бетонный пол. Хоть бы немного света. Еще одно запущенное помещение? Где же он плутает?

Свет…

Как же он забыл!

Димка лихорадочно зашарил по нагрудному карману и выхватил газовую зажигалку. Звук удара зубчатого колесика по кремниевому элементу показался оглушающим — такая пронзительная тишина стояла вокруг. Посыпались яркие искры, и наконец вспыхнул дрожащий желтый огонек.

Парень непонимающе уставился перед собой. Из стены напротив торчал ломик, нацелившись хищно блестевшим отполированным острием прямо ему в живот. Стоило сделать еще шаг, и ему несдобровать.

Чувствуя, как гулко колотится сердце, а собственный пульс отдается в висках набатом, Димка вытянул перед собой руку с зажигалкой и с нарастающим ужасом повернулся вокруг оси, освещая бледным огоньком комнату, из которой вышел. Груды бумаг, поваленные стеллажи, полуподвальные оконца под потолком, тускло блеснувшие отсветом острых граней разбитых стекол.

Вот теперь до него дошло, где он находится. В том самом кошмаре, где часто оказывался последний год, едва стоило заснуть… Но почему-то он оказался здесь не во сне, а наяву. Без оружия. Без костюма химзащиты. Без респиратора. Один. А вокруг — лишь враждебный всему человеческому мир на руинах былой могущественной цивилизации. И он только сейчас увидел, что изо рта вырывается пар. Было даже холоднее, чем он предполагал.

Бред какой-то! Это просто невозможно! Кто, ну кто это мог с ним сделать? Какой во всем этом смысл? Что за дурацкий эксперимент?!

От накатившей дурноты и слабости Димка пошатнулся, оступился и едва успел отпрянуть от острия ломика, по-прежнему поджидавшего свою жертву в темноте. И тогда в душе проснулась злость. Погасив зажигалку и сунув ее в карман, он ухватился за ломик обеими руками и рванул изо всех сил. Посыпались куски вывороченного из стены бетона, и кусок заточенного железа, оказавшийся неожиданно легким, словно отливался не из стали, а алюминия, остался у него в руках.

«Что ж, по крайней мере, хоть оружие есть. Лучше такое, чем совсем ничего. А теперь нужно выбираться отсюда, пока не появились шилоклювы».

Совсем как в тех кошмарах…

Замирая через каждые два-три шага и прислушиваясь к любым подозрительным звукам, он осторожно поднялся по ступенькам, выглянул из подъезда. Как раз в этот момент из облачного разрыва выглянула луна — тонкий призрачный серп, вспыхнув в черной бездне ночного неба, уставился на землю недобрым кошачьим глазом.

Димка вздрогнул. Зловещий свет луны завораживал.

Вторая кисть начала неметь от холода металла, сжимаемого в пальцах. Бросать нельзя, иначе он останется совсем безоружным. Тот выход на поверхность… Тогда их было трое, двое опытных сталкеров — его наставник по прозвищу Ворчун, проводник Натуралист и Димка, зеленый новичок. Стоял октябрь, вторая неделя как наступили первые, еще легкие заморозки, снег не торопился накрыть выщербленный асфальт, скрыть уродство разрушенного города зимним волшебством. Тогда их тела защищала теплая одежда и костюмы химзащиты, и все трое были хорошо вооружены.

«И сейчас тоже октябрь», — дрожа от холода, подумал Димка. Но на нем только легкая куртка и штаны без подкладки, пронизывающий ветер, налетев ниоткуда, ерошит короткие волосы, стягивая кожу на лице и на черепе леденеющей коркой, а мышцы дубеют с каждой минутой все больше… И некому прикрывать спину. Помощи ждать неоткуда.

«Подвел ты нас, Димка, — резко бросил Ворчун. — Я тебе что говорил? Смотри за выходом! А ты?!»

Упрек бывшего наставника прозвучал, словно наяву, снова заставив вздрогнуть всем телом. Болезненно яркое, как пощечина, воспоминание на миг оглушило — как будто это случилось только вчера, а не год назад. Тогда, заслушавшись разговором спорящих сталкеров, которые не нашли лучшего места, чем этот подвал, чтобы выяснить личные отношения, Димка проморгал появление шилоклюва, пожаловавшего в подвал на звук человеческих голосов. О чем и сейчас вспоминал со жгучим стыдом. И как Ворчун, мгновенно отреагировав на опасность, опередил всех, с такой чудовищной силой метнув в тварь ломик, что, пробив ее тело насквозь, его конец глубоко вонзился в бетонную стену…

Это что, чья-то изощренная месть за тот случай? То же место, даже ломик так же торчал в стене, пока Димка его не выдернул. Какой же надо быть извращенной сволочью, чтобы сделать с ним такое сейчас, спустя год! Или это какой-то тест? Повторный экзамен на сталкера?

Плевать! Главное сейчас — выбраться отсюда живым. Если он не сделает это в ближайший час, то его доконают не твари, безраздельно властвующие в развалинах города, а холод.

Призрачный свет луны разгонял темноту, но как долго это продлится, неизвестно. Надо спешить… но парень все еще медлил. Шилоклювы. Мысль об этих тварях, с которыми их группе пришлось столкнуться в прошлый раз, приводила его в ужас, граничащий с дикой, захлестывающей рассудок паникой. Именно здесь, на этой улице…

Он отчетливо помнил, как появился второй шилоклюв.

Хотя люди уже были предупреждены об опасности, эта тварь все равно сумела застать их врасплох. Едва они высунулись из подъезда, как из-под ног во все стороны порскнули деги — маленькие юркие животные, всегда сторонившиеся людей и считавшиеся неопасными. Однако Натуралист думал иначе — он сразу открыл огонь, успев подстрелить несколько тварей, прежде чем остальные скрылись по подворотням. Именно из-за грохота стрельбы нарастающий цокот за спиной Димка услышал в последнее мгновенье. Мишенью оказался не он, а Натуралист… Целиться по бегущему шилоклюву — все равно что пытаться поймать на мушку летящую пулю, с такой безумной скоростью бегают эти обманчиво тяжеловесные с виду твари. И все же Димка успел вскинуть автомат, вот только осечка не дала ему выстрелить. А пока он разбирался с заклинившим оружием, сталкеры уже покончили с тварью — Натуралист обезглавил ее очередью из автомата. Только когда они добрались до перекрестка, Димка обнаружил, в чем дело, — автомат был в порядке, но его предохранитель был сбит, и, видимо, это произошло еще в подвале, в тот момент, когда наставник оттолкнул его от первого шилоклюва…

Такое невозможно забыть. Этот момент с атакующим мутантом до сих пор повторялся в ночных кошмарах в самых разнообразных вариациях, и нередко целью твари был не Натуралист и не Ворчун, как это случилось в реальности, а сам паренек.

Димка вздохнул. Как бы то ни было, а стоять здесь и дальше предаваться воспоминаниям — верх глупости.

Он перехватил свое немудреное оружие поудобнее и, стараясь не обращать внимания на ломоту в немеющих от металла пальцах, шагнул из подъезда на улицу. Шагнул с таким ощущением, словно покинул единственное спасительное убежище, добровольно обрекая себя на смерть.

Димка все еще хорошо помнил уроки по выживанию на поверхности. Не идти посреди улицы, но и не прижиматься к стенам. Все окружающее пространство должно контролироваться сознанием. Взгляд, слух, запахи. Инстинкты. Инстинктам здесь нужно доверять.

«Только в итоге меня доконают не твари верхнего мира, а холод», — как-то отстраненно подумал Димка, торопливо шагая по улице. Он уже плохо чувствовал быстро замерзающее, становившееся непослушным тело. Такое ощущение, что температура воздуха падала на несколько градусов с каждым пройденным шагом. Погода явно сошла с ума, как и весь мир вокруг.

Едва парень добрался до перекрестка, как в лицо ударил пронизывающий до костей ледяной ветер. По силе ощущение было таким, словно на нем вообще нет никакой одежды и по этим улицам он бродит голышом. Прямо перед ним простерлось пугающе пустое пространство Боровицкой площади, по рассказам бывалых сталкеров — проклятое место. Если хоть немного дорожишь жизнью, то пересекать площадь нельзя, только обходить стороной. Но туда и не нужно.

На перекрестке он свернул налево, на Моховую, не задерживаясь на предварительный осмотр предстоящего пути, — на это уже не было сил. Он чувствовал, что останавливаться нельзя. До входа в метро оставалось всего метров двести, а Димка уже едва переставлял задубевшие ноги. Призрачная тень, отбрасываемая его фигурой, рывками двигалась впереди в такт неуклюжим движениям — свет луны все еще освещал дорогу. В какой-то момент ему показалось, что тень начала дробиться, — видимо, холод добрался и до зрения, вот и мерещится всякая ерунда. Несколько темных пятен отделилось от тени, двигаясь рядом. Словно стайка каких-то мелких животных…

«Ты зачем стрелял в дегов? Патроны девать некуда?»

«А шилоклювов кто притащил, по-твоему?»

Далекие голоса звучали в сознании, никак не контролируемые слабеющей волей.

«Деги», — почти равнодушно подумал Димка, поняв, что ему не мерещится. Он давно уже не чувствовал ломика в окончательно промерзшей руке — просто ненужная тяжесть оттягивала плечо. Словно издеваясь над ним, с морозного неба посыпался мелкий ледяной дождь. Частые капли падали на голову, на лицо, сразу замерзая, покрывая волосы и кожу ледяной коркой. Не успев промокнуть, одежда тут же леденела. Погода определенно спятила, и, чтобы добить его окончательно, свет луны вдруг померк, словно кто-то на небесах рывком задернул шторку. Облачная прореха затянулась новыми облаками, которые неустанно гнал ветер. Густой беспросветный мрак рухнул с небес на землю, затопил все окружающее пространство вязкой враждебной плотью. Каждый шаг давался с неимоверным усилием, покрывшая тело ледяная корка продолжала нарастать, и, казалось, вес одежды, да и всего тела, многократно увеличился.

Димка остановился. Хрипло втянул воздух в застуженные легкие, закашлялся и неожиданно для себя беззвучно рассмеялся, чувствуя подступающее безумие. Все против него, и двигаться дальше просто нет сил.

А ведь здесь, где он сейчас стоит, — то самое место, где неведомая тварь напала на отставшего от группы Натуралиста, и лишь реакция Ворчуна спасла тогда Олега от безжалостных объятий чудовища. Группы сталкеров специально потом выходили на поверхность, но никто ничего не видел — совершив единственное нападение, монстр исчез, словно его никогда и не было. Но следы все же остались: множество оконных проемов на уровне второго этажа нескольких зданий вдоль улицы оказались развороченными, а оконные рамы переломаны, словно спички…

Едва слышный костяной цокот за спиной заставил Димку через силу шарахнуться в сторону и обернуться, вскидывая ломик для удара. Скованная ледяной коркой одежда захрустела от резкого движения. В кромешном мраке он лишь почувствовал, как мимо пронеслось мощное массивное тело. Удаляющийся цокот шагов замедлился, затем снова стал приближаться. Громко и отчетливо перестукивая друг о друга жесткими окостеневшими перьями, природной броней покрывавшими тело, шилоклюв развернулся для повторной атаки.

Стало трудно дышать. Резко, без всякого перехода. Захрипев, Димка упал на колени, пытаясь втолкнуть хоть немного воздуха в ставшие непослушными легкие. А цокот несущегося к нему шилоклюва стремительно нарастал, становясь все громче и громче. Вот уже он гремит, оглушая, словно колеса мотовоза, разогнанного на всю катушку по изношенным рельсам. Слишком много охотников оказалось по его душу в это время и в этом месте…

Страшная сила рванула за шею вверх. От рывка хрустнули позвонки, а перед глазами встала багровая пелена. И вдруг, заливая окружающее пространство, прямо там, где таился монстр, вспыхнул ослепительный свет. Настолько яркий и безжалостный, что казалось, в каждом глазе Димки запылало по костру, напрочь выжигая сетчатку. И тогда он закричал.

Глава 8

ДОПРОС

Широкоплечий высокий мужик средних лет, с наголо обритой башкой, остановился напротив. На мускулистом торсе — лишь черная майка, на ногах — серые камуфляжные штаны и крепкие ботинки. Изучающий взгляд маленьких серых глаз, глубоко утопленных в глазницах, казалось, пытается заглянуть Димке прямо в душу. Тяжелые надбровные дуги, низкий череп, массивные угловатые скулы и челюсть, словно лопата. Серая землистая кожа. Вид этого человека пугал уже сам по себе, и Димка в первые же секунды, как только разлепил глаза после кошмара и увидел этого человека, сразу окрестил его Палачом. Ну а кем еще может быть человек с такой внешностью? Да еще при таких-то обстоятельствах?

Димка дрожал от пробирающего тело озноба — мало того, что он замерз от неподвижной позы, еще и одежда на нем была влажной. Глаза приходилось непрерывно щурить — с потолка подсобки, оборудованной под камеру допроса, бил слепящий безжалостный свет, от которого хотелось спрятаться. Но куда тут спрячешься, когда сидишь в массивном металлическом кресле, а твои руки, связанные за спинкой, выкручены назад с такой силой, что плечевые суставы просто вопят от боли, моля о пощаде? С ногами полегче — они тоже намертво прикручены кожаными ремнями к ножкам металлического чудовища, но их хотя бы не пришлось выворачивать для этой процедуры, как руки.

Словно оставшись недовольным результатом осмотра, Палач коротко размахнулся и отвесил Димке оплеуху. Обманчиво вялое движение таило в себе сумасшедшую силу. Удар по лицу отбросил парня назад, и тяжеленное кресло, протестующе заскрипев, опасно накренилось вместе с ним, грозя рухнуть назад. Впрочем, усилие было точно рассчитанным: кресло не упало, металлические ножки с грохотом встали обратно на пол, заставив бетон брызнуть мелкой крошкой.

В который раз.

Судя по всему, у Палача был богатый опыт допроса.

Только он не допрашивал — с того момента, когда Димка очнулся в камере и осознал, где находится, бритоголовый лишь бил. Бил, не задав ни одного вопроса и вообще не произнеся ни единого слова. Словно этот страшный человек проводил некий эксперимент, а камера была лабораторией по изучению поведенческих реакций крыс, но по какой-то фатальной ошибке вместо крыс этому садисту доставили подопытных человеческой породы. Экспериментатора подобная ошибка ничуть не смутила — он неторопливо ходил между пленниками и поочередно «тестировал» то одного, то другого.

Федор, прикрученный к такому же жуткому металлическому креслу в метре от Димки, тоскливо выругался, когда Палач снова направился к нему. Все лицо Кротова багровело свежими ссадинами, левый глаз заплыл, на губах и подбородке запеклась кровь. Без вечно сползающих очков напарник выглядел как-то непривычно и беспомощно. Щуриться его заставлял не только безжалостный свет в допросной, но и сильная близорукость.

Когда Палач замахнулся, Димка невольно зажмурился, нервно облизав распухшие, разбитые в кровь губы. Он знал, что выглядел не лучше Федора. Хлесткий звук пощечины. Кротов охнул. Сколько они тут уже находились? Час? Два? Похоже — вечность. Димка давно потерял всякое представление о времени, он думал только о своей боли. Болело все — отбитая грудная клетка, руки и ноги, которые наверняка превратились под одеждой в сплошные синяки, болело лицо — Димка и не подозревал, сколько на нем может быть болезненных мест, а теперь чувствовал каждую ноющую косточку, каждую истерзанную мышцу. Палач пока не добрался только до паха, словно все, что он делал до этого, было лишь многообещающей прелюдией.

За любой вопрос, обращенный к Палачу, следовало наказание — удар более сильный, чем те, которые этот жуткий тип раздавал в своем неторопливом, каком-то дежурном путешествии от кресла к креслу. Не помогли ни просьбы, ни угрозы. Этого человека совершенно не взволновал тот факт, что оба пленника являются людьми Бауманского Альянса, весьма влиятельного в метро станционного государства. Не беспокоило его и то, что один из пленников приходился главе Альянса сыном. Его вообще ничего не беспокоило. Кроме работы.

Такая у него работа, да.

«Если бы только понять, что этой паскуде нужно?» — в черном отчаянии думал Димка, закрыв слезящиеся глаза. Он уже знал, что закрывать глаза нельзя — за это следует наказание. Можно только жмуриться на миг. Но свет становился таким нестерпимым, что все чаще приходилось использовать паузу между ударами для отдыха измученных глаз.

Тот кошмар — ночное путешествие к Боровицкой — уже казался не столь жутким, как то, что творилось сейчас. Да, всего лишь новый кошмар… Но как это было ярко… Все казалось таким настоящим… Если так пойдет и дальше, то он просто спятит, разучившись отличать сон от яви. Может, и эта камера для пыток — тоже кошмар?

Димка охнул, но не от этой мысли — из душевых распылителей, расположенных прямо над креслами пленников, полились тонкие струйки вонючей ледяной воды. Едва успев согреться после прошлой процедуры, парень сжался, задрожав всем телом. Собственно, из того кошмара его вывели не первые удары Палача, а именно вода — недаром ему привиделся ледяной дождь. Одежда едва успела подсохнуть, а этот садист снова включил воду. Видимо, на свой манер решил взбодрить пленников.

— Сука! — не выдержав, заорал Федор, яростно уставившись на Палача налитыми кровью глазами и скалясь, точно загнанный в угол зверь. — Ты же ничего не спрашиваешь! Сколько ты еще издеваться над нами будешь, урод недоделанный, чтоб тебя метро сожрало на перегоне?!

Палач невозмутимо закрутил вентиль на трубе, идущей вдоль стены. Ледяной дождь прекратился. И все той же неторопливой, размеренной походкой направился от стены по проторенному маршруту — к пленникам. Подошвы ботинок шлепали по мокрому бетонному полу — вода не торопилась уходить в сливные отверстия.

— Господи, я до сих пор не знаю, из-за чего все это происходит! — простонал Федор. Запнулся. Звонкая, мокрая пощечина. Палач двинулся дальше, но Кротов уже не мог остановиться, ему было плевать на боль:

— Если бы эта скотина хотя бы намекнула, чего ей надо! Давно бы уже рассказал! Эй, урод, у тебя вообще язык-то есть?! Димон, может, ты что натворил, пока я в палатке дрых?

— Ничего я… не творил, — стуча зубами от неконтролируемого озноба, с трудом ответил Димка.

Он старался не смотреть на низкую массивную фигуру Палача, остановившуюся напротив. Невольно зажмурился в ожидании неизбежной боли. «Ну, бей же уже, сволочь, и убирайся…»

Но тот почему-то медлил.

Димка медленно разомкнул веки. Глубоко утопленные глазки бритоголового смотрели на него так, словно разговор ему наконец показался стоящим внимания.

— Скажи ему что-нибудь, Димон! — реакцию мучителя заметил и Федор. — Только не молчи!

— Я не знаю… что сказать…

— Да все что угодно! Не все же мне тут распинаться!

— Отвяжись, Федор, — с трудом сдерживаясь, чтобы не послать Кротова матом, огрызнулся Димка. — Я ничего противозаконного не делал. Откуда мне знать, что ему нужно?

— А на станции ты что делал, пока я находился в палатке?

— Да ничего, я же тебе говорю! В очереди стоял! За чаем!

— За чаем? А почему я тогда чая не дождался? Где ты шлялся, мать твою?! Ах ты… Ты что, за Каданцевым поперся на Кольцевую? Тебя кто просил, вообще? И кого ты там убил?

— Никого… Просто проводил Наташку и вернулся… То есть не проводил… опоздал я, мотовоз укатил раньше, чем я их догнал…

Палач одобрительно хрюкнул, заложил руки за спину. Видимо, давал понять, что бить не станет, пока разговор идет в нужном русле.

— Ты посмотри на этого перемерка! — Федор сплюнул на пол кровью. — Ему интересно…

— Не напрашивайся, Федь, — опасливо предостерег Димка.

— Да ему плевать на оскорбления, лишь бы ты говорил то, что его интересует. Эй, урод, я правильно понял?

Палач благосклонно кивнул.

— А спросить по-человечески ты не мог? Давно бы уже рассказали все, что знаем. И что не знаем, тоже бы рассказали. Эй, мы на территории Ганзы еще или где?

Палач направился к Федору.

— Понял, понял уже, не по теме, молчу, да все уже, не буду… — голова Федора мотнулась от пощечины, словно тряпичная. — Димон, дебил малолетний, скажи ему что-нибудь! Убери этого монстра от меня, видеть эту рожу уже сил нет!

— Ну да… а то мне его видеть приятнее, чем тебе! — пробормотал Димка. Щеки и губы онемели от холода и слушались с трудом. Да еще зубы стучат. Речь получалась невнятной.

Недовольно хрюкнув, мужик с пудовыми кулаками направился к парню.

— А, блин! — Димка зачастил. — Ничего я на той станции не делал, просто сходил, посмотрел. Убедился, что Наташка уехала без проблем, и вернулся обрат…

Димка зажмурился, но это не спасло. Увесистый шлепок тяжелой ладонью. Челюсти лязгнули друг о друга, в глазах поплыли багровые пятна.

— Да не знаю я, что ему еще сказать! Что это за дурацкий допрос, если я сам должен угадывать вопросы!

— Ты мне лучше скажи, какого черта ты все-таки туда поперся? — с неожиданной злобой рявкнул Федор. — Каданцев нам что сказал? Отдохнуть и валить обратно! А его дела нас совсем не касались. И что теперь? Эта неразговорчивая скотина будет лупить нас по морде, пока не сдохнем, вот что!

— Отвяжись, Федор!

— Если нельзя, но очень хочется, то можно, так, что ли, Димон? Такой у тебя принцип? Ты ведь не первый раз идешь на поводу у своего характера. Что у тебя вышло в Полисе, мы уже знаем оба, да?

— Я же сказал, отвяжись! Вот уж от кого, а от тебя не ожидал услышать!

— Да сколько с тобой можно нянькаться, парень? Сколько ты еще в жилетку будешь плакаться по поводу своей несостоявшейся жизни? Ты думаешь, что один на все метро такой, с испоганенной судьбой? Да что ты хотя бы обо мне знаешь, а?

Димка невольно напрягся, чувствуя, как веревки врезаются в кожу на руках, а кровь приливает к лицу. По телу прокатилась теплая волна — ярость помогла хоть немного согреться. Палач медленно переводил взгляд с одного узника на другого, наверное, никак не мог решить, кому отвесить оплеуху первому. Затем слегка нагнулся и саданул Димку пудовым кулаком в живот. Лишь спинка кресла, к которой парень был крепко привязан, помешала ему согнуться пополам от вспышки невыносимой боли, раздирающей нутро. Он захрипел и закашлялся. Перед глазами поплыли черные пятна.

— Ёханый бабай, и откуда только такие уроды берутся? — заорал Федор. — Почему вас в детстве не убивают? Сразу же видно — если родился лысый, косноязычный и тупой, значит, надо сразу под нож! Как только твоя мать не удавилась, когда увидела, кого на свет божий явила?!

Федору удалось перевести на себя внимание Палача. Тот отправился к нему, заставив напарника обреченно простонать.

Но бритоголовый не дошел, замер на полпути, оборачиваясь к входу в камеру.

Загремела железная дверь, и в стылом, влажном помещении с голыми бетонными стенами возникли новые действующие лица — двое рослых охранников в серой с разводами форме.

«Все-таки Ганза», — вяло подумал Димка, все еще пытаясь справиться с тошнотой и головокружением после последней «ласки» бритоголового. Значит, они с Федором в исповедальне — такая комната для допроса, наделенная в народе метким прозвищем, имеется почти на любой станции Кольца.

Один из охранников внес и поставил в шаге напротив Федора небольшой металлический столик и сразу торопливо вышел с таким видом, словно ему было крайне тягостно находиться в этом помещении. У второго — жгучего брюнета с роскошными усами — нервы были определенно покрепче. Изуродованное лицо охранника покрывало такое количество безобразных шрамов, словно его когда-то сшивали по кускам, и теперь при каждом движении лицевых мышц по бледной коже змеились, пересекаясь, пиявки рубцов. Он аккуратно положил на столик увесистый брезентовый сверток, окинул пленников деланно сочувственным взглядом.

— Ангел, ты опять перестарался. Панкратову может не понравиться, как ты их разукрасил.

Палач равнодушно хрюкнул в ответ.

Димка пораженно уставился на охранника, затем снова перевел взгляд на Палача. Вот эта образина — Ангел? Ну и прозвище… Какой он, в задницу, ангел?! Скорее уж — сущий дьявол.

— Вот-вот, скажи ему, чтобы прекратил, — оживился Федор. — Мы же не знаем что ему надо! Зачем просто так лупить по морде, она у меня не казенная, а своя, родная! Я, ёханый бабай, к ней привык!

— Веселые у тебя пленники нынче, Ангел, — хмыкнул охранник.

— Посмотрю я, как ты веселиться начнешь, когда окажешься на моем месте! — буркнул Федор, окинув мужчину злым взглядом.

— В любом деле есть интересные нюансы, Кротов, — насмешливо подмигнул тот. — Особенность Ангела в том, что он не задает вопросов. Он лишь готовит таких, как ты, для ответов, уяснил?

— Яснее ясного, гражданин начальник… Знать бы еще, какого черта мы вообще тут делаем, за какие грехи, на душе было бы спокой…

Звук увесистой оплеухи.

— Заканчивай, Ангел. Очень уж ты любишь развлекаться до допроса.

— А это что было, вечерние посиделки на семейном чаепитии? — подавленно пробормотал Федор, заранее вжимая голову в плечи.

«Господи, да заткнись же ты наконец, Федь!» — мысленно взмолился про себя Димка.

— Ангел не любит молчунов — ему скучно, когда подследственные неразговорчивы, — охотно пояснил охранник. — Вот и коротает время, как умеет. А вот с капитаном Панкратовым, который займется вами сейчас, — все наоборот. Любой треп не по делу будет немедленно наказан. Это понятно?

Федор угрюмо кивнул, решив на этот раз, от греха подальше, обойтись без колкого комментария.

— Вот и хорошо. Через несколько минут у вас будет столько тем для ответов, что вы еще соскучитесь по прежнему обществу вашего молчаливого друга.

Охранник вышел, лязгнула дверь, запираемая снаружи на засов.

Палач с видом человека, которому спешить совершенно некуда, вразвалку приблизился к столику и неторопливыми движениями развернул брезентовый сверток. Звякнул металл. Садист чуть ли не с любовью обвел взглядом открывшееся взору богатство инструментального арсенала — притороченные к брезенту ремешками или покоящиеся в карманчиках всевозможных размеров и жутковатых форм щипцы, кусачки, скальпели, молотки, пилы и пилочки, штопоры и сверла. Даже парочке зловещего вида тесаков, которыми мясники потрошат туши в разделочных цехах возле свиноферм, нашлось заботливо отведенное место.

Димка думал, что хуже, чем есть, уже вряд ли можно сделать. Но сейчас при одном взгляде на пыточные инструменты пустой желудок скрутило в узел от острого болезненного спазма. Федор тоже уставился на всю эту металлическую хрень с недоверием, медленно перерастающим в тихий ужас. На Бауманке, конечно, ходили всякие нехорошие слухи о методах ведения допроса в Ганзе, но чтобы самому стать свидетелем и участником таких методов — этого ни одному из напарников и в дурном сне бы не привиделось.

Снова загремела дверь, впуская нового посетителя.

В исповедальне возник высокий, сухощавый тип в ганзейской военной форме. Деловито кивнув Ангелу вместо приветствия, он подошел и остановился напротив Димки, заложив длинные руки за прямую, как рельс, спину. Темные волосы коротко острижены, надменное лицо с острыми чертами, пронизывающий взгляд серых глаз. Целую минуту он разглядывал Димку с таким отвращением, словно не мог понять, как вместо человека в кресле оказалось непонятное науке животное. Вроде мутанта.

Это и есть капитан Панкратов? Димка зажмурился, не в силах выдерживать взгляд этого человека — столько в нем было темной властной силы, подавляющей всякую волю к сопротивлению. Столько многообещающей угрозы… и бездушной жестокости.

— Господин капитан… — нерешительно заговорил Федор.

— Молчать! — сухой надтреснутый голос Панкратова хлестнул в пустом помещении, словно одиночный автоматный выстрел. Не отреагировав ни одним движением на реплику Федора, он продолжал холодно разглядывать Димку. — Говорить только тогда, когда я разрешу. Итак, суть нашей беседы следующая: я спрашиваю, ты отвечаешь. За любой неверный ответ следует наказание. Начнем с пальцев. Ангел обожает отрезать пальцы, и лично я не вижу в этом ничего дурного. Сначала на руках, потом на ногах. Целых двадцать вопросов с неверными ответами. Не хватит пальцев — есть зубы, уши, глаза. Но так как ты мне нужен для информации, то такую роскошь, как обморок от боли или потери крови, я тебе не позволю. Поэтому Ангел начнет с твоего приятеля, а ты будешь смотреть.

Федор сдавленно охнул.

— Я… — судорожно выдохнул Димка, совершенно растерявшись, не зная, что сказать… — я…

— Молчать! Вопроса еще не было.

Димка торопливо кивнул, глядя на Панкратова расширенными от страха глазами. Как страстно ему хотелось в этот момент превратиться в ту самую подопытную крысу, за которую его тут принимали. Спрыгнуть с кресла и юркнуть в какую-нибудь темную норку, безопасную и недоступную для жутко поблескивающих пыточных инструментов.

— А теперь вопрос, — Панкратов прищурился, недобро играя желваками скул. — И не торопись открывать рот, парень, я дам тебе целую минуту, чтобы как следует подумать над ответом. Целую минуту, прежде чем Ангел начнет избавлять твоего приятеля от лишних деталей организма. Готов?

Димка снова судорожно дернул головой.

— Где находится база твоих сообщников?

Текли секунды, но даже если бы капитан отмерил для пленника не минуту, а целый год, ответа на этот вопрос у него все равно не было.

Сердце билось все быстрее, толчки крови громом отдавались в ушах. На лбу и висках крупными бисеринами выступил пот. Свет больше не резал глаз — во всем мире для Димки не осталось больше ничего, кроме лица Панкратова и его пронизывающего взгляда, выворачивающего душу наизнанку. И взгляд этого человека ясно давал понять, что «не знаю» или «не понимаю, о чем вы говорите» — это не тот ответ, который его устроит. Где-то очень далеко, словно в другой вселенной, захрипел Федор, забился в путах, пытаясь в слепой панике вырваться и сбежать от надвигающейся участи.

Наверное, в этот момент с Димкой от ужаса что-то случилось. Или кратковременный обморок, или какой-то ступор. Реальность словно щелкнула, и Панкратов вдруг оказался не перед ним, а возле двери. Он уже уходил. Но перед уходом обернулся и бросил на бауманца последний взгляд, царапнувший по лицу, словно лезвие ножа.

— Развязать обоих. Привести в порядок — и ко мне в кабинет.

Грохот, с которым за капитаном захлопнулась дверь, прозвучал для измученной души Димки, словно музыка.

— Это все? — сипло выдохнул Федор, глядя на Ангела после пережитого волнения так, словно у того в самом деле на спине прорезались белые крылышки, аки у спасителя. — Допрос окончен?

— Отдыхайте, братишки, — заплечных дел мастер, заговорив впервые за все время, ответил мальчишеским фальцетом, совершенно не вязавшимся с его жутковатой внешностью перекачанного костолома. Довольный эффектом, который его голос произвел на пленников, насмешливо ухмыльнулся и вышел за Панкратовым.

* * *

Первым делом их отвели в служебную сушильню, обустроенную в тесной подсобке недалеко от исповедальни. По двум стенам помещения в несколько рядов тянулись обтянутые пожелтевшим от времени пластиком алюминиевые штанги на выносных упорах. Когда-то они служили поручнями в электропоездах, а сейчас, снятые из вагонов и переоборудованные для других задач, были обвешаны сушившимся бельем — рубашки, свитера, форменные комбинезоны, носки. Мощный электрический обогреватель в центре комнаты на полу, обставленный обувью, прогревал всю комнату так, что когда озябших после допроса пленников втолкнули в подсобку, то ударившая в лица волна спертого воздуха показалась обжигающе горячей. Запашок стоял характерный для таких помещений — одежку часто подсушивали наскоро, перед выходом в караул или на пост, так что «аромат» застарелого человеческого пота, задубевших от ношения носков и давно не стиранных тряпок стоял знатный, в нос так и шибало.

Дата добавления: 2015-11-14