Читайте также:
|
|
— Ниспровергай, разрушай, деконструируй. Пробуя свои силы, зелёный мем сверг многие традиционные ценности, от которых давно стоило отказаться, и инициировал серию беспрецедентных по своей значимости реформ, касающихся защиты окружающей среды, гражданских прав, прав женщин, равных прав при устройстве на работу, защиты потребителей и здравоохранения. Всё это навсегда останется заслугой зелёного плюрализма и чувствительной самости, протянувшей руку помощи страдающему и мучающемуся Другому.
Как и на всех предыдущих семинарах, Чарльз Морин объявлял темы дня.
— Но уже тогда начала проявляться теневая сторона зелёного мема. Любой мем, чувствуя угрозу и понимая, что его историческое время подходит к концу, и он больше не контролирует господствующие формы дискурса, посылает своих инквизиторов исправить ситуацию. Самую печальную известность получила, конечно же, Испанская инквизиция, пытавшаяся защитить синий мем от оранжевого, который должен был вот-вот появиться на исторической арене. Но, став официальным мировоззрени-ем модернизма, появившийся при Реформации, развившийся в эпоху Возрождения и расцветший с Просвещением оранжевый мем (особенно в форме научного материализма) сам начал проявлять инквизиторские замашки, беспощадно клеймя любое знание на любом уровне спирали, кроме его собственного оранжевого уровня. Оранжевая истина и только оранжевая истина должна была править бал.
— Но всего через несколько столетий власть оранжевого была поставлена под серьёзную угрозу со стороны появившегося зелёного. В середине XX века, то есть при бумерах, в культуре произошла ещё одна «смена мема»: процент населения на зелёном уровне вырос с каких-то 1—3% в начале 1900-х годов до сегодняшних 20—25%. Хотя это не так много, как на синем (около 40% населения) или на оранжевом (около 30%), но, находясь на переднем крае эволюции, зелёный мем распространился среди культурной элиты, точно так же, как до него это сделали синий и оранжевый. Зелёный
начал эффективно управлять научным сообществом, СМИ, социальными службами, либеральной политикой, всеми уровнями системы образования и большинством учреждений здравоохранения.
— Господствуя в среде культурной элиты, зелёный мем начал подвергать сомнению традиции и правила синего и оранжевого общества. В основном именно этим он был занят в шестидесятые. Людям, взросление которых пришлось на этот период, была предоставлена без преувеличения великая возможность наблюдать за одной из самых важных мемовых сдвигов в истории: за появлением зелёного мема и многообещающей, но опасной деконструкцией синей и оранжевой ортодоксальности.
Аудитория зашевелилась, поудобнее устраиваясь на стульях и готовясь к предстоящей хирургической операции.
— Сегодня нас ждёт путешествие в сердце тьмы, — зловеще прошептала Ким.
— Что?
— Сегодня зарежут священных коров.
— Ничего не понимаю. Тьма, коровы… Может, священных коров зарежут во тьме?
Ким посмотрела на меня, и по её взгляду я понял, что вернул себе статус дебила. И всё же тон, которым она говорила, меня напугал.
— С той поры, когда в середине шестидесятых зелёный мем бросил вызов синему и оранжевому статус-кво, до конца семидесятых, когда он полно-стью установил контроль над культурной элитой, воля зелёного к власти значительно усилилась, выросли его возможности, и наконец, он поставил у ворот культуры собственных инквизиторов. Желание власти всё больше уродовало его. Во многих отношениях зелёный мем превратился в злобный зелёный мем —собственную радикальную,нездоровую,патологическуюверсию, ставшую для зелёного тем же, чем, если позволите мне такое сравнение, для синего была Испанская инквизиция. И Зелёная инквизиция,
злобный зелёный мем, начавший методично разрушать или, как минимум, компрометировать предыдущие достижения здорового зелёного мема, стал гостеприимным домом для бумерита.
— Ладно, Ким, я не хотел тебе дерзить. Что ты имела в виду, когда сказа-ла, что сегодня зарежут священных коров?
Катиш выглядел встревоженным, Каролина смотрела прямо перед собой, Скотт улыбался, Бет казалась готовой ко всему. На сцену поднялся Марк Джефферсон. Огни в зале почти потухли, лампы над сценой засветили ярче. Джефферсон посмотрел в зал и ласково улыбнулся.
— Ты слышал, что в тесте на IQ с максимальным количеством 160 баллов Джефферсон набрал 160? — Ким огляделась. — Он чёртов гений. Самое смешное, хотя, на самом деле это не очень смешно: он узнал об этом только
в 40 лет.
— А я думал, он служил в войсках особого назначения и всё такое, — сказал я.
— В том-то и дело: всю жизнь ему попадалась какая-то тупая работа… то есть, я не хочу сказать, что все, кто служит войсках особого назначения, тупые, но ты понял, к чему я веду.
— А потом он случайно прошёл тест на IQ, напечатанный на коробке с хлопьями?
— Нет, пройти тест ему предложили люди из Интегрального центра, ведь каждый раз, когда он открывал рот, все просто недоумевали: что за нахрен он такое говорит. Он как будто видел всё по-другому.
— Должен сказать, я никак не думал, что наших чёрных братьев интере-суют интегральные исследования, — задумчиво произнёс Скотт.
— Если послушать Марка, то ты прав, но только потому, что сейчас интегральные исследования являются роскошью, доступной в основном белому среднему классу, а не потому, что они не интересны меньшинствам. Вообще говоря, эти исследования должны позволить им наконец-то
выбраться из-под беленьких.
— Беленьких?
— Да, беленьких — это я о твоей тощей костлявой заднице, — сквозь смех произнесла Ким. — На самом деле Марк говорит, что единственный способ преодолеть этноцентрические уровни — это развиться до мироцен-трических. Но либералы, я имею в виду зелёных либералов, боятся всего, что хотя бы отдалённо напоминает уровни, ранжирование или стадии — они запрещают даже говорить об этом, тем самым препятствуя дальнейшей культурной эволюции, являющейся единственным выходом из тюрьмы этноцентрических предубеждений. Они вообще отрицают эволюцию. Это не означает, что консерваторы лучше — они не лучше. На самом деле Джеф-ферсона бесят и те, и другие.
Загорелся слайд №1: «Культурология». «Сегодня зарежут священных коров», — я безуспешно пытался понять, что означали эти слова.
Марк Джефферсон оглядел зал.
— Все важные истины плюрализма, инфицированного особенно виру-лентной формой бумерита, были объединены в обширной дисциплине под названием культурология. Во многих отношениях культурология стала уменьшенной копией злобного зелёного мема.
— Это трудно назвать увлекательным началом, — сказал Катиш с доволь-ной ухмылкой.
— Хотя существует множество направлений культурологии, я буду гово-рить в основном о тех, которые объединились под знаменем «воскрешения Другого рациональности». От гегемонии западной патриархальной рацио-нальности более всего пострадали трое «Других»: природа, тело и женщина. Так что главной целью культурологии стало разоблачение и осуждение иерархической маргинализации, проделываемой с текстовой «другойно-стью» патриархальными означающими ещё до того, как речь заходит об определении её смысла. Ещё одной целью стало перемещение маргинализи-рованного Другого в центр дискурса с помощью эмансипирующих игр со
свободными, избавленными от фаллологоцентрической эпистемы означаю-щими и такой инверсии господствующей иерархии, которая позволяет переместить периферию на место надписи, первоначально установленной в центре под влиянием контекстуальной историчности.
Джефферсон посмотрел на притихших, угрюмых людей и прыснул от смеха.
— Простите, простите — я говорил на постмодернистском жаргоне. Как низко я пал.
Слушатели, честно пытавшиеся следить за его речью, как будто не согла-шаться с Джеффероном означало поддерживать рабство, тоже залились смехом, который говорил об испытанном всеми облегчении.
— Я хотел сказать, что первой задачей культурологии была борьба с угнетением и его устранение во всех формах.
Снова, как мягкий и добрый гром, раздался смех Джефферсона.
— Ну, хорошо, дорогие друзья, дело вот в чём. Культурологию, феминизм
и экологию, находящиеся под воздействием бумерита, отличает то, что они берут очень важную тему исследования и делают из неё фундаменталист-скую религию. Я подчёркиваю, и хочу чтобы все меня услышали: никто не отрицает важность этих тем. Речь не о них, а о том, что благородные идеи (например, постконвенциональный протест против сомнительной войны) используются в не очень благородных целях (например, в угоду доконвен-циональному нарциссизму) — это странное явление и есть бумерит. И самой благодатной почвой для бумерита стала культурология.
Но Кен, ты только посмотри на эти обнажённые женские тела! Их тут сотни, а то и тысячи! Это же сколько сисек и задниц! Я начну с этого конца, а ты начинай с того — будем трахать их, пока не встретим-ся на середине. Давай наперегонки.
Дата добавления: 2015-11-14; просмотров: 69 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Но, Кен, мы же ещё даже не начали! | | | Окей, я начну с этого конца. |