Часть. 8 Глава.

Никогда в жизни сон не казался такой дивной роскошью. Промучившись прошлую ночь, Драко заснул почти мгновенно и безмятежно проспал до самого утра. Спокойствие и умиротворение окружало его; изредка сквозь сон он различал тихое сопение Гермионы. Совсем рядом. Он прижимал ее к себе всю ночь, ни на секунду не выпуская из рук. Сейчас Драко смело признавался самому себе, что соскучился по этому ощущению. По теплу тела рядом, по размеренному дыханию, по мягким прикосновениям, когда она ворочалась в его объятиях. Ее волосы легко щекотали шею, а от ее вздохов покалывало кожу.

Малфой больше не думал о том, что не должен касаться ее. Ему надоело играть в прекрасного принца, и он с удовольствием обнимал ее, скользнув рукой под майку и поглаживая по спине. Они лежали так близко, что их колени и бедра соприкасались, и Драко во сне почти улыбался. Кажется, нашлась та, из-за которой сухой и черствый Драко Малфой превращался в довольного кота, который жмурился от удовольствия.

Но снам всегда суждено заканчиваться. И Драко был даже рад этому, потому что реальность радовала не меньше. Он проснулся резко, но совсем не сумбурно, и чувствовал себя бодрым и полным сил. Открыл глаза и осмотрел девушку перед собой, осознавая, что та еще не проснулась. И сразу захотелось остаться в постели еще на неопределенным срок. Желательно очень и очень долгий.

Малфой лежал на боку и просто смотрел. Будто впервые. Подмечал мелкие особенности и детали позы, выражения лица; путался пальцами в пушистых волосах и рассматривал мимические морщинки, которые почему-то придавали ее лицу абсолютно детское выражение.

Какой же она ребенок. Абсолютно во всем, начиная от маленьких пальчиков, сжимающих край простыни, и заканчивая упрямством и непосредственностью ее характера. Он не понимал, почему постоянно ставит ее именно так, сравнивает с детьми, а самого себя превращает в ответственного и надежного. Может просто хотелось, чтобы так и было? Чтобы сама Грейнджер могла видеть его именно таким.

Драко не удержался: осторожно наклонил голову и мягко поцеловал в плечо. Гермиона тут же заворочалась и медленно открыла глаза.

И тотчас смущенно отвела взгляд, как только их взгляды встретились. А Малфой не сдержал смешок, теснее прижав ее к себе и ткнувшись носом в висок.

***

Все было хорошо. Наверное, впервые за все время действительно хорошо. Им все-таки пришлось вылезти из кровати и начать функционировать, собираться и приводить комнату в порядок, но даже от этого день не стал хуже. Его вообще ничто не могло испортить.

По крайней мере казалось именно так.

Драко смеялся. Улыбался, шутил и подкалывал Гермиону. Пару раз улучил момент и сорвал короткие поцелуи с ее губ. Она тоже улыбалась. Было легко. Не хотелось думать и разбираться в ситуации, судорожно соображать и искать пути отступления.

Хотелось жить. Такое острое и жгучее желание, которое било изнутри. Оглушительное, но такое... простое. Самое обыкновенное из всех желаний человека. Но это не был страх смерти, а скорее жажда ощущений. Драко думал, что так давно пресытился и даже устал от этого, но Грейнджер затрагивала новые струнки его мрачной души.

Они договариваются уехать через час.

Час, который меняет жизнь.

А пока Гермиона садится за стол и начинает что-то увлеченно писать, а Драко ложится на кровать, закидывая руку за голову, и наблюдает за ней из-под ресниц.

Все хорошо.

Раздался взрыв.

***

Смертельный, животный ужас застывает в ее глазах. И Гермиона слепо вскидывает палочку, наученная войной реагировать быстро и бить без промаха. Но война давно закончилась. И реакция оказывается слишком медленной.

Заклятье яркой вспышкой бьет ее прямо в грудь, палочка вылетает из рук, ломаясь с характерным хрустом, и Гермиону отбрасывает прямо в стену, и она опадает вниз сломленной, безвольной куклой.

Драко слышит свой крик.

Он кидается вперед, произносит заклятия, размахивает палочкой, и оказывается гораздо быстрее, проворнее, умнее Пожирателей. Но его одного мало. Слишком мало. Они набрасываются на него все вместе, скручивают руки, выбивая палочку из ладони, ставят на колени, и в челюсть прилетает оглушающий удар. Но кровь лишь сильнее разгоняется в подавленном теле и мотнувшейся от удара голове. Он вырывается и борется с ними, как раненный зверь, с наслаждением слыша сдавленные ругательства, когда удается хотя бы совсем немного зацепить одного из соперников.

Но он один.

Кровь закипает, и Драко впервые понимает, что такое настоящий, животный ужас. Не за себя, а за чертову маленькую гриффиндорку, которая никак не заслуживает такого исхода.

- Да оглушите вы его, все равно Обливиэйт накладывать! - шипит кто-то прямо за его спиной. И на Драко будто выливают ведро обжигающе холодной воды. Он замирает, а удары продолжают ссыпаться на его лицо.

Обливиэйт.

Они не оставляют ему даже шанса на ее спасение. Одно заклинание, одно единственное слово, и его вернут обратно, в мирную, размеренную жизнь. Его заставят навсегда забыть о забавной девчонке, открывшей в нем самом такие новые качества, подарившей ему новый мир. Он вновь будет дома, купаясь в богатстве и славе, будет жить на полную катушку, как истинный аристократ, устраивая и посещая многочисленные приемы, а там будет снисходительно улыбаться и пожимать руку тому, в чьем подвале будет мучаться и страдать Грейнджер.

По спине пополз отвратительных холодок, а внутренности сбились в тугой комок, подскакивая к горлу. Драко вспомнил свои шестнадцать лет, когда он думал, что действительно может желать кому-то смерти, а потом начал самостоятельно убивать и пытать и осознал, что смерть врага ничуть не делает жизнь легче, тем более, если он сам отправил его на тот свет.

Но в этот момент, когда чужая ладонь резко сжалась на его затылке, и грубые пальцы дернули за волосы, заставляя поднять взгляд, Драко вновь вспомнил то дикое, безудержное желание, сравнимое разве что со страстью, - желание убивать.

Он резко дернул головой, стряхивая тяжелую руку, и сплюнул в сторону собственную кровь, которая жгла рецепторы неприятным металлическим вкусом. С злостным удовлетворением осознал, что попал ровно на ботинок очередному пожирателю, и громко хмыкнул, попытавшись подняться. Но эту вольность ему не позволили. Грубо толкнули вперед, так что он вновь бухнулся на колени и сдавленно зашипел: осколки слишком ощутимо впились в кожу сквозь ткань.

И в этот момент прямо перед собой он увидел то, что пожиратели вынуждали его заметить.

Нотт.

Пришлось слишком крепко сжать челюсть, чтобы не начать ругаться, выкрикивая слепые проклятия. Легкие обожгло, и сердце рванулось в груди, когда Драко увидел, как Нотт отводит тонкие, спутанные прядки волос с лица Гермионы. Ее насильно вернули в сознание, и теперь она ерзала на полу, изо всех сил пытаясь избежать прикосновения, прижималась к стене и кривилась, когда мужчина наклонялся к ее лицу и что-то шептал.

Наверное, это длилось считанные мгновения, но для Драко все растянулось в неосязаемую и запутанную вечность.

Теодор казался таким огромным и нескладным на фоне хрупкой девушки, думалось, что он слишком грубый, жесткий и холодный. Он опустился перед ней на колено и приблизился так близко, словно специально делал все напоказ.

И, прокляни его Мерлин, так и было! Он попросту показывал Малфою свое превосходство, наслаждаясь своей победой. Сидел там и говорил ей все эти отвратительные, гадкие вещи так, что Драко не был способен услышать их, но догадывался о примерном содержании по измученному лицу Грейнджер. Нотт касался ее снова и снова, проводя огрубевшими ладонями по лицу, по рукам и ногам, останавливаясь на бедрах, так что Гермиона судорожно дергалась, но молчала.

Она ведь и правда всегда молчала. Никогда не показывала свою слабость, даже если была полностью раздавлена, опущена, унижена и сломлена. Но Нотта заводит именно это. Мысль о том, чтобы подчинить себе, упиваясь своей силой и властью. И эта мысль о доминировании смешивалась с грязными и развратными мыслями, которые посещали многих, но Нотт был готов воплотить их в жизнь.

Драко моргнул.

И вечность закончилась.

Нотт крепко вцепился пальцами в подбородок Гермионы, глухо прорычал что-то прямо в губы, и резко поднялся на ноги. Она судорожно вздохнула и зажмурилась, стараясь не заплакать.

Она действительно была готова разреветься прямо там, желала впасть в детство, чтобы обида и недовольство выходили на свет солоноватыми слезами и испарялись, возвращая спокойствие. Но теперь этого не случится. Как не случилось на войне, так давно, когда она еще плакала по погибшим, а потом в короткие часы, что Гермиона выделила, чтобы пожалеть себя. Уже тогда слезы перестали спасать, и Грейнджер попросту разучилась их лить. Она сжимала зубы, отводила взгляд, ругалась, кидалась заклятиями, но больше не плакала. Только однажды, в тот миг, когда Драко Малфой проникнул глубоко внутрь, в самую душу, переворачивая ставший привычным мир своей странной и дикой заботой, поддержку и нежностью. Обжигающей и пугающей нежностью.

Но этим временам, кажется, тоже суждено закончиться.

Несколько Пожирателей двинулись вперед и подняли Гермиону на ноги, крепко удерживая за локти. Ее трясло. Драко видел, что ноги почти не держат ее, и она скорее висит на мужчинах. Взгляд ее был опущен. Она не пыталась встретиться глазами с самим Малфоем, не оглядывалась, ища пути к отступлению. Она просто стояла, осунувшаяся и бледная, и, кажется, была готова на все.

Гермиону толкнули в спину: она покачнулась и неловко ступила вперед. Шаг за шагом она все удалялась от Драко, не оборачиваясь, не крича, не вырываясь. Будто ждала.

Малфой рванул ей вслед, но Нотт заметил это, и резко дернул Грейнджер на себя, прижимая спиной к своей груди.

- Что, Малфой, хочешь попрощаться с подружкой? Только не расстраивайся, ведь ты уже достаточно поиграл с ней, - Теодор просто издевался. - Теперь моя очередь, - он крепко обхватил Гермиону за талию, и стало заметно, как она сотрясается от ужаса. - Может твой черед настанет вновь. Жаль, что ты не будешь помнить этого, - он похабно ухмыльнулся и, развернувшись, зашагал вперед, продолжая удерживать девушку.

И уже у выхода остановился и бросил напоследок:

- Блейз поможет тебе в этом.

И ушел. Ушел, разрывая последние связи, сжигая мосты. Забирая с собой Гермиону, возвращая ее в мир боли и порока. Несмотря на пожирателей, удерживающих его, и Забини, готового занести палочку, Драко знал, что ее последний взгляд будет преследовать его вечность. Грейнджер будет являться к нему во снах и наяву и молча смотреть. Этим пустым и обреченным взглядом, в котором прямо сейчас - в эту самую секунду - умирает надежда. Надежда на спасение, на спокойствие и на лучшую жизнь. Этот взгляд, трагичный и печальный, взгляд обиженного судьбой. Словно она ждала, что вот-вот и Драко поможет, как делал всегда. Вырвется из пяти пар цепких рук, поднимет палочку, которая давно валялась далеко в углу, и поможет, освободит, спасет.

Спасет!

Но спасения нет. Теперь лишь Блейз занесет палочку и спасет Драко от тяжелого и удушающего чувства вины. Просто заставит забыть. Драко не знал, как они заставили согласиться на такое Забини. Блейза Забини - почти друга, почти советника. Того, кто всегда был готов помочь самому Драко. Конечно, по-слизерински, обманывая и вихляя, но помочь, прикрыть спину. Это была злая насмешка, ирония судьбы, что именно этот человек должен лишить Драко самых важных воспоминаний. Но он был лучшим. А Нотт, как и сам Драко, всегда выбирал только лучших.

Все смешалось.

Нотт ушел, а оставшиеся желали поскорее закончить начатое. Мужчины аппарировали в какое-то дикое, абсолютно незнакомое место, чтобы все прошло без свидетелей и без лишних напоминаний. Никого не волновало ни полуразрушенное здание в магловской части города, ни несколько трупов обыкновенных людей, которые случайно попались под руку жестоким пожирателям смерти.

Они просто грубо подтолкнули его вперед, зная, что он все равно не запомнит надолго подобную дерзость. А потом аппарировали прочь.

Драко тяжело опустился на колени, прижимая ладони к лицу. Он стоял так, сгорбившись и сжавшись, посреди поляны, обдуваемый ветром и освещаемый последними лучами солнца. Крепко сжав зубы, он хрипел и рычал, еле сдерживая крик отчаяния.

Он обещал ей, что до нее не доберутся, горячо шептал на ухо в порыве страсти, что не покинет ее, не оставит, клятвенно заверял ее, что она может довериться ему. Но когда это случилось, когда она полностью отдалась в его руки, он оказался слишком слабым...

Никчемным.

Даже если он вырвется сейчас и найдет ее, спасет, поможет, даже если он будет ее долбанным героем, Драко все равно останется жалким предателем. Жалким и не заслуживающим ничего: ни доверия, ни симпатии, ни любви.

Он глухо усмехнулся в собственные ладони, крепко зажмурившись. Что сделали с ним эти полтора года, если он думает о гриффиндорской любви, чистой и непорочной. Она может и любила его, тогда, отдаваясь ему без остатка, ведь не могла же она иначе. Но это скорее было случайностью, минутным помутнением, возможно, благодарностью.

Мерлин, чем угодно!

Не могла же она в самом деле... Чтобы Гермиона Грейнджер его, Драко Малфоя, прогнившего изнутри, отравляющего жизнь всем вокруг.

А он мог?

Драко почувствовал, как все перевернулось внутри, а горло судорожно сжалось.

И в тот же момент на плечо опустилась тяжелая ладонь. Малфой дернулся, и над головой раздался голос Забини:

- Иди домой, Драко, - он будто понимал и сочувствовал, - просто иди домой. Все закончилось.

Драко не был уверен, произнес ли последнюю фразу Забини, или он самостоятельно додумал ее. Но в любом случае, это было лишь подтверждением истины, подведением итогов.

Это, действительно, конец.

В затылок уткнулся конец палочки.

Одно слово, и он свободен отныне и навсегда.

Но свободен ли?

Дата добавления: 2015-11-14